Огненная вьюга

40. МАХОРКИН НА КРАСНОКАЗАРМЕННОЙ

Более двух недель находились бойцы отряда на Красноказарменной. После отъезда капитана Шевченко отрядом теперь командовал бывший взводный старший лейтенант Алексеев, получивший это назначение по рекомендации Шевченко и Огнивцева. И уже его первые шаги в новом качестве свидетельствовали, что этот выбор не был ошибочным.

А Огнивцев, как и прежде, жил жизнью отряда, помогал новому командиру в боевом сколачивании воинского коллектива, пополнившегося новыми командирами и бойцами.

В те же дни штаб фронта ознакомил Алексеева и Огнивцева с наметками нового рейда отряда в тыл врага. Ему предстояло через несколько дней перейти линию фронта и действовать в брянских лесах юго-западнее Сухиничей.

Был первый воскресный день нового, сорок второго года. Командир с начальником штаба занимались оформлением документов на получение оружия, боеприпасов, взрывчатки, продовольствия и медикаментов. А комиссар, закончив беседу с коммунистами о предстоящих боевых делах, оставшись один в комнате, развернул на столе топографическую карту — двухсотку — и принялся изучать по ней районы предстоящих действий отряда.

В дверь постучали и тут же в комнату буквально ввалилась группа взбудораженных бойцов:

— Необычное событие в отряде, товарищ комиссар! Просто беда! Невосполнимая потеря! — посыпались голоса.

Огнивцев бросил на карту карандаш:

— Что случилось? С чего переполох?

— Махоркин от нас уходит.

— Ма-хор-кин! Куда уходит? Он же в госпитале.

— Угробили самого меткого стрелка! Неправильно его лечили в госпитале, — сказал Сандыбаев. — Ай-я-яй, какой ошибка допустили. Лучше б его Увакин тут, в санитарной части, лечил.

Огнивцев остановил бойцов:

— Кого угробили? Кто, куда уходит? Какая потеря?.. Ничего не понимаю. А ну-ка доложите по форме!

— Есть доложить по форме, — вытянулся Хохлов, на груди которого алел новенький орден. — Докладываю, товарищ комиссар. Рядовой Махоркин, находившийся на излечении в госпитале, по чистой комиссован и убывает в подмосковное Теплово!

— Куда, куда? — переспросил комиссар.

— Так что в известную нам деревушку, где добрые старушки нас тепло угощали, а рядового Махоркина напрочь околдовали! — не удержался в рамках служебного тона Хохлов.

— Вот теперь все понимаю, — с сожалением сказал Огнивцев, разделяя чувства бойцов. — А где же сам Махоркин?

— У ворот казармы он. Собрался к вам да Марина ни на шаг его не отпускает. Наверное, боится, как бы не убежал, — хохотнул Хохлов. — А может, сам боится, как бы ее у него не увели. Уж больно хороша!

— Кончайте треп, — сухо сказал комиссар. — А Махоркина с его девушкой проведите ко мне. Я позвоню дежурному по части, чтобы их пропустили.

Не прошло и десяти минут как Махоркин с Мариной и их сопровождающие оказались в комнате Огнивцева. На лице девушки, укутанной в белый пуховый платок, горел румянец, радостно блестели глаза. Гораздо хуже выглядел Махоркин. Бледность впалых щек, преждевременные морщины на лбу, тяжелая неуверенная походка — все свидетельствовало о том, что он еще далеко не оправился от тяжелого ранения.

Увидев Огнивцева, Махоркин вскинул руку к ушанке:

— Товарищ комиссар! Представляюсь по поводу… — в глазах его блеснули слезинки, — по горькому поводу, товарищ комиссар. Как ни просил, ни умолял… Комиссовали. Нельзя, говорят, вам в строю. Может шок какой-то случиться. Со временем, может, и пройдет, а пока…

Комиссар вышел из-за стола, обнял бойца, пожал руку девушки и как мог бодрее заговорил:

— Что ж ты загрустил, воин? Рано сам себя списываешь в отставку. Ну ранен, ну пока не пускают на фронт… Экая беда! Дело солдатское. Подлечишься — отойдешь помаленьку. Всего и делов. Война не завтра кончается. Ты еще к нам вернешься, повоюем еще вместе… А пока отдыхай.

— Да какой там отдых? — развел руками Махоркин. — Сами видели, какая деревня — одни слезы. Оклемаюсь чуток — буду вкалывать. А мужиков там: я да Кудин, да еще один… Один, почитай, на всю округу. Работать пойду, пока военкомат не затребует. А потом к вам буду проситься.

— Что ж, верно! — одобрил Огнивцев. — Солдату не пристало лежать на печи да считать кирпичи. Заодно будешь присматривать и за могилами наших сослуживцев. Сделай так, чтобы ни одна из них не была забыта. Это тебе наш общий наказ, Василий. — Бойцы одобрительно зашумели. — Прежде всего, — продолжил комиссар, — съезди в Надеждино и установи, где захоронены погибшие герои из взвода Васильева. Мы обязаны им своей жизнью. Затем побывай в Румянцеве и Высокове. Жители этих деревень должны знать, чьих рук дело — уничтожение фашистских складов. Пусть потом детям и внукам своим расскажут.

— Хорошо, товарищ комиссар! — кивнув головой, сказал Махоркин. — Все сделаю, как сказали.

— Вот и прекрасно! — положил руку ему на плечо комиссар. — Мы, бойцы отряда особого назначения Западного фронта, тебя назначаем нашим полномочным представителем в волоколамских лесах. Вы, хлопцы, как, согласны?

— Согласны! — дружно ответили бойцы.

— И вам наш сказ, Мариночка. Доброго, хорошего парня вы полюбили. Поверьте — он того стоит. Надежный человек. Герой битвы за нашу столицу! Дружно живите, счастья вам обоим.

Затем к Махоркину и Марине подступили со своими пожеланиями его товарищи.

— Деток вам поболе, — поклонился Хохлов. — И урожаев в поле. Избу попросторней, и внуков, и правнуков заведите попроворней!

— И чтобы ваша юрта всегда была для друзей открыта, — тряс руки Махоркину и Марине Сандыбаев. — А друзья… Мы, конечно, к тебе, к вам, извиняюсь, обоим, в гости приедем. А пока, — он взял из рук одного, куда-то сбегавшего бойца узел, кокетливо обвязанный розовой лентой, и протянул его Марине. — Вот вам наш свадебный подарок.

— Одеяло верблюжье на две персоны — прокомментировал Хохлов. — А в нем, развернув не спеша, найдете пустышку для малыша.

— Да когда же вы успели? — удивился комиссар.

— Мы еще вчера узнали, что он сегодня выписывается, и что за ним Марина приедет, — улыбаясь сказал Хохлов. И, помрачнев, добавил: — Не знали только, что его комиссовали. Решили отметить это событие. Еще бы — первая свадьба в отряде!

— Какая там свадьба, — развел руками Махоркин. — Не везет мне, как с Асей.

Марина насторожилась:

— С какой?.. С какой Асей?..

Комиссар поспешил утешить не на шутку встревоженную девушку:

— Да не волнуйтесь. Это наша отрядная шутка. А Василий у нас первый заводила. Он вам не одну побаску расскажет… Кстати, — Огнивцев достал из кармана бумажник и вынул из него пачку денег. — Возьми, Василий, от командования отряда свадебный подарок. В дополнение, так сказать, к твоему боевому ордену.

Махоркин засмущался, замахал руками:

— Зачем, не надо, спасибо большое.

— Бери, бери, Василий, а то обидишь. Это от твоих боевых друзей на первое обзаведение. И не смей возражать, — с досадой добавил комиссар, увидев, что Махоркин прячет руки за спину. — Что мы, чужие тебе, что ли?!

— Спасибо, товарищ комиссар. Век не забуду, — растроганно сказал Махоркин, обнимая Огнивцева.

Махоркина и его невесту пошли провожать шумной группой. По пути к КПП Огнивцев встретил полковника в новой кубанке, который быстрой походкой лихого рубаки, звеня шпорами, направлялся в кабинет командира части. Это был старый знакомый комиссара — командир одного из полков Доватора.

— Ба-а! Какая неожиданная и приятная встреча, старший политрук. Это что тут у вас?.. Что за шум, а драки не видно? — пожимая Огнивцеву руку, спросил полковник.

— Наш один разведчик, вот он — орденоносец-гвардеец Махоркин по ранению в запас уходит. Да и жениться задумал. Вот мы его и поздравляем с предстоящей свадьбой.

— Со свадьбой? Когда же это он успел? Молодец!

— И невеста не обычная, — продолжал комиссар. — Встретил он ее во время нашего рейда. Так что романтичная случилась история.

— В каком тылу? Где? — спросил полковник.

— Под Москвой. В тылах фашистской группы армий «Центр». Отважный боец. Восьмерых претендентов на парад немцев в Москве ухлопал. Орденом награжден.

Полковник крепко пожал Махоркину руку, со вкусом расцеловал его избранницу и отвел Огнивцева в сторонку:

— И у меня радость. Назначение на кавалерийскую дивизию получил. И вот свадьбу встретил. Говорят, что для военных это добрая примета. Все бы хорошо, да не могу забыть Льва Михайловича…

— Доватора? — тревожно спросил Огнивцев. — Почему… забыть, что случилось?

— А ты еще не знаешь… Беда, брат, случилась. Погиб Лев Михайлович около Палашкино. Есть такая богом забытая деревня в Рузском районе.

— Как это случилось?

— Долго и тяжело рассказывать. Погиб, как и воевал, геройски. Уже на второй день после гибели ему звание Героя Советского Союза присвоили. Посмертно.

Огнивцев почувствовал, как острой болью сжало сердце. Такой молодой обаятельнейший человек погиб. Что за несправедливость судьбы!

— А сейчас-то куда вы направляетесь, как к нам попали? — спросил полковника Огнивцев.

— Так этой частью мой старый друг еще по гражданской войне командует. Подполковник Спрогис, Артур Карлович. Иду попрощаться с ним перед выездом на фронт. Ну, будь здоров, старший политрук.

Зашагал дальше по коридору полковник — удалью, хваткой, даже внешней осанкой похожий на генерала Доватора. Ушли и Махоркин с Мариной. Долго комиссар и его боевые друзья стояли у КПП и прощально махали руками.

Вернувшись в казарму, Огнивцев прилег на койку и задумался. Весть о смерти Льва Михайловича Доватора не давала покоя. В чем же секрет солдатской судьбы? Как так получается, что одни гибнут, как говорится, на взлете, а другие все же остаются в живых на пользу дела, на радость родных, близких и друзей? Случайность? Конечно, она на войне неизбежна. Это и шальная или напротив метко выпущенная пуля, точно угодивший снаряд, случайный осколок… И тут уж ничего не поделаешь.

Чаще всего, конечно, гибнут люди в неравном бою, неожиданных стычках, гибнут, когда положение безвыходное и только ценою жизни можно выиграть бой, спасти положение. Иногда виновниками гибели бойцов выступают командиры и начальники. Необдуманная операция или бой, головотяпский приказ: «Вперед, ура!». Занятие невыгодных позиций на виду у врага… И все же немало погибло, ранено бойцов и командиров по их собственной неосторожности, нерасторопности, неосмотрительности, халатности, излишней горячности.

Как могло случиться, что в засаде на высоте 238,0 Махоркин не уберегся от вражеской пули, которая едва не оборвала ему жизнь? Видимо, мелькнуло на солнце стекло прицела его снайперской винтовки и этого было достаточно врагу. Ему повезло, что вражеская пуля прошла вскользь и он хоть и получил тяжелое ранение, но остался в живых. А могли и его похоронить в лесах Подмосковья. Нет! В будущем надо очень тщательно и глубоко анализировать бой не только в общем плане, но и поведение в нем каждого бойца, на живых примерах…

А сейчас надо продолжить записки Шевченко. Надо запечатлеть на бумаге для будущего, не только военного, но и послевоенного, образы бойцов, самоотверженно выполнявших свой долг в суровую пору испытаний.

И Огнивцев на чистом листе бумаги написал звание, имя, отчество и фамилию бойца: «Рядовой Никита Степанович Мисник». Сверяясь со своими записями, продолжил: «Родился он в Тамани Тимирского района Краснодарского края. В той самой, которую описал М. Ю. Лермонтов. Никита рассказывал, как пожилые и молодые станичники и станичницы провожали его в Красную Армию… Старики-казаки напутствуют на службу Отечеству, дают завет не посрамить свой край, быть героем. Одна молодайка задорно расхохоталась: «Куда ему! Невесту свою не мог на винограднике догнать. Хоть бы сам цел остался». Не знала ты, девушка, что во второй части своих шутливых слов пророчицей оказалась. Да, Мисник погиб, но он успел внести свой вклад в защиту Родины. Каким выносливым, ловким, бесстрашным и расторопным он оказался в боях с фашистами!

В сентябрьском рейде на Смоленщине Мисник за девять дней уничтожил одиннадцать оккупантов. Короткая и ясная боевая характеристика. Не каждому воину удается такое. Для этого нужны не только смелость и отвага, но умение. В одном из боев он был ранен, но остался в строю. За славные ратные подвиги под Велижем награжден орденом Красного Знамени.

Под Москвой, к сожалению, ему пришлось воевать, недолго. В ту памятную ночь, когда взрывали немецкий склад боеприпасов, Никите было дано задание снять часового у караульного помещения. Понаблюдал за ним боец, убедился, что ему придется вступить в единоборство с очень рослым, широким в плечах и, видимо, здорово пуганым немцем, не снимавшего пальца со спускового крючка карабина. Малейшая неосторожность и мгновенная смерть. Семь раз прошагал часовой мимо затаившегося за углом сарая русского разведчика. А на восьмой, как молния, бросился Никита вперед и вонзил нож в спину оккупанта. Удар был точен, но гитлеровец успел обернуться и выстрелить. Однако участь караула была решена дружными действиями группы нападения на караульное помещение, оказавшееся без охраны. А в это время бойцы группы подрыва устремились к складу и подорвали его.

Гибель Никиты Мисника была тяжелой утратой для отряда. Но его образ остался в сердцах боевых товарищей.

Надо, чтобы на Кубани его родные, близкие, друзья, пионеры и школьники знали, что их земляк разведчик рядовой Никита Степанович Мисник был героем Великой Отечественной войны.

5. Командир отделения сержант Юрий Александрович Григорьев. Родился в 1921 году в рабочей семье в Донбассе. В составе понтонно-мостового батальона 57-й танковой дивизии участвовал в боях с оккупантами с первых дней войны. В августе 41-го изъявил желание добровольно сражаться в тылу врага. Воевал в отряде храбро и успешно.

Под Москвой участвовал в уничтожении артиллерийского склада. При разгроме штаба вражеского полка в Надеждино внезапной ночной атакой воины отделения во главе с Григорьевым забросали гранатами казарму гитлеровцев, а затем, выбрав удачную позицию, в упор расстреляли всех пытавшихся выскочить из горящего здания. В этом бою сам сержант уничтожил нескольких оккупантов. Высокой наградой — орденом Красной Звезды отмечены его подвиги в Подмосковье».

…Огнивцев задумался. Надо, пожалуй, написать не только об отдельных бойцах и командирах, но и об отряде в целом. Сначала общая обстановка. Трудными были бои с захватчиками. Перед нами был опытный враг.

В схватках с оккупантами не только мы их били, но и доставалось от них и нам. В Велижском рейде в отряде из 94 бойцов и командиров было убито 23 и ранено 13 человек. Среди убитых — командир взвода младший лейтенант Астахов, ранены командир отряда Шевченко, командир взвода лейтенант Брандуков, военфельдшер Увакин. Ощутимые потери понесли мы и в боях под Москвой. Их могло быть меньше, если бы все мы действовали более осмотрительно, лучше организовывали бой.

Шевченко и я до сих пор не можем себе простить гибель пятерых хороших парней, возглавляемых сержантом Скворцовым, действовавших в разведывательном дозоре впереди отряда у безымянных торфоразработок недалеко от города Белый. Из-за нашей неосмотрительности они попали в засаду и все как один погибли.

Честное слово, кровью обливалось сердце от сознания своей вины перед ними. Мертвыми их, правда, никто не видел. Поэтому, хотя мы и были убеждены в гибели бойцов, но их родителям направили рвущие душу уведомления о том, что такой-то «пропал без вести».