На несколько секунд повисла тишина, потом Зотов спросил: — Что? Как это, убит? Ты че несешь то?! Как он может быть убит?
— Так! Убит и все! Я уходить начал, смотрю — он лежит. Чудом рассмотрел, темно уже было. Хорошо, у меня фонарик с собой был. Я думал, может, сердце отказало, начал ему камуфляж расстегивать, а у него вся грудь в крови. Дырка как раз напротив сердца!
Зотов, а потом и все остальные, невольно обернулись в сторону Астафьева.
— Ты его не трогал? — спросил Юрий.
— Ну, как же не трогал, я же говорю — куртку я ему расстегнул!
— Ну, ты его с места не трогал, не переворачивал? — настаивал Астафьев.
— А, так нет, он на спине лежит, прямо там, где стоял на номере. Эх, и страшно же, мужики! Я сначала побежал, да упал, грязь эта, перемазался весь. Потом уж в себя пришел. Чуть не заблудился.
Васин содрал с себя грязный дождевик, устало опустился на скамейку. Ему тут же поднесли полстакана разведенного спирта, дали закурить.
— Ну, что ж, надо вызывать милицию, — сказал Астафьев.
— А ты не шутишь, Николай? То смотри, ведь сейчас действительно милицию вызовем, — спросил Зотов, пристально рассматривая сверху вниз лицо здоровяка. — Наверняка решили пошутить с Палычем? Тот, поди, сейчас стоит там за дубом, — он ткнул пальцем себе за спину, — и хохочет над нами, аж штаны мокрые.
Васин аж подпрыгнул на месте.
— Иваныч, ты, что говоришь то?! Такими вещами не шутят! Меня прямо в жар бросило, как я Палыча с этой дыркой в груди рассмотрел, — отрезал он. — Не люблю я мертвецов, боюсь я их очень.
— Ну, ладно, ладно, верю, — успокаивающе похлопал его по плечу Зотов. — Надо действительно в милицию звонить. Мобильник у кого под рукой есть?
Мобильник нашелся у Соленова.
— Ты что, с ним и на охоту ходил? — удивился Зотов.
— Ну да, а что такого? — развел руками Соленов. — Мало ли что дома может случиться. А он так всегда под рукой.
Милицию вызывал сам Астафьев. Закончив разговор с дежурным, он отдал мобильник хозяину, и предложил: — Ну, что ж, они будут тут часа через полтора. Надо пока сходить туда, хотя бы прикрыть чем-нибудь тело, — он обернулся к Васину. — Вы покажите нам это место?
Васин нехотя, но согласно кивнул головой. Выступил и тезка Астафьева, Штурман.
— Я тоже пойду, я знаю, где это место. Счас, только возьму брезент, фонари.
До места трагедии они вместо прежних сорока минут добирались часа полтора. Тропинка, по которой они шли еще несколько часов назад, раскисла окончательно, так, что было даже трудно устоять на ногах. Да и трава, еще зеленая в это время года скользила не меньше. Они упали, каждый раз по пять, перемазались в грязи и промокли, несмотря на все надетые на них куртки и дождевики. Наконец, Васин, идущий первым, остановился, и сказал: — Вот он. Вы как хотите, а я дальше не пойду. Не могу я на это смотреть!
Юрий выдвинулся вперед, направил луч фонаря в сторону, куда показывал Васин. Тело лежало на берегу озера, сапоги омывались его водой, а голова лежала на пригорке. Кепка Сомова валялась в метре от его лысоватой головы, так, что та неприятно блестела под непрерывным орошением падающей с неба воды. Астафьев нагнулся, подсветив себе фонариком. От всего увиденного Юрий поморщился. Рот Сомова был полуоткрыт, в глазных впадинах покойного скопилась вода, отчего тот начал походить на какого-то жуткого вампира, недавно вставшего из гроба. Юрий за семь лет службы в милиции видел десятки трупов. Некоторые из его друзей хвалились тем, что для них это стало привычкой, не вызывающей больших эмоций. Но Астафьев к этому привыкнуть никак не мог. Была смесь отвращения и легкого страха, а больше, чего-то неприятного, отталкивающего.
— Так ты Николай, его, говоришь, не переворачивал? — снова спросил Юрий Васина.
— Да нет же! — взорвался тот. — Сколько говорить можно! Как он и лежал, так и лежит.
— Хорошо, надеюсь, он за это время никуда не отползал. Ну-ка, тезка, подсвети мне и своим фонарем, — попросил Штурмана Астафьев. Тот направил луч на указанный капитаном район, и Юрий внимательно рассмотрел на груди, как раз напротив сердца убитого, большое, темное пятно.
— Точный выстрел, — пробормотал Астафьев.
— Точней некуда, — подтвердил его тезка.
— Ну-ка, давай, берись, перевернем его.
Они перевернули тело, и Юрий сразу увидел, что со спины камуфляж хозяина турбазы был девственно чистым. После этого они вернули тело Сомова в прежнее положение, Юрий обнажил грудь убитого, рассмотрел ранение, и хмыкнул.
— На дробь то не похоже.
— Это пуля, причем из нарезного оружия, — подсказал сторож турбазы.
— Откуда ты знаешь, что из нарезного? — не поверил Астафьев.
— Так я ведь с пяти лет на охоте, уж рану от дроби, или от круглой пули всегда отличу. Видел я на охоте случайные самострелы. Да и в Афгане много чего пришлось повидать. Нарезное это оружие, точно тебе говорю.
— Ну, это уже точней нам может сказать только экспертиза. Пуля то, похоже, внутри сидит.
Пока они все это обсуждали, Васин же даже не подошел к телу Сомова. Похоже, предыдущая встреча с этим мертвым телом оставила слишком неприятный след в его памяти.
После этого они вдвоем прикрыли тело брезентом, и побрели обратно. Дождь бушевал хлеще прежнего, Юрий и не мог припомнить, чтобы попадал под подобное небесное извержение. К концу пути они все, не смотря на грубые дождевики, промокли до нитки. Так что сначала все нырнули по своим домикам, переоделись, а потом пошли искать остальных.
Всех охотников, включая единственную женщину, Юрий нашли в самом большом коттедже, личном помещении покойного Сомова. В камине горел костер, а на столе размещалось столько выпивки и закуски, словно ужинать собрались не шесть человек, а как минимум два десятка. Во главе стола сидел, естественно, Зотов. Судя по раскрасневшемуся лицу, Император уже достаточно выпил, но занимался он отнюдь не закуской, перед ним лежал лист бумаги, и он что-то сосредоточено рисовал. За его спиной и рядом с ним собрались все остальные охотники, только Вера сидела в небольшом отдалении, поближе к камину, вертя в руках бокал с темным вином.
— Да ты не мог тут стоять, тут стоял Вадик, а дальше мент, я как раз напротив него был! Что ты мне тут паришь?! — возмущался Зотов.
— Да, я не здесь стоял, а вот тут, но потом, когда вы ушли, встал на это место, — настаивал Соленов.
— Так это ты там бабахал, в темноте уже? — удивился Зотов.
— Ну да.
— У тебя в родне сов не было? — поинтересовался Зотов, а потом повернулся к остальным охотникам. — Я хрен свой толком рассмотреть не мог, а он по уткам еще стрелял.
Подойдя поближе, Астафьев понял, что Зотов рисует расположение охотников на озере.
— Подстрелить его мог либо ты, Константиныч, — обратился к Соленову Зотов, — либо Колька, — он ткнул карандашом в сторону вошедшего Васина, — либо вон, Аркаша Максимов.
— Да не мог я его подстрелить! — возмутился Максимов. — Я сразу ушел, как только дождь начался, там только дорога в три раза длинней, чем с той стороны, где стоял Палыч. Я когда уходил, Палыч на своем месте стоял. Я ему еще крикнул: Пойдешь, дескать? Он головой мотнул, не хочу.
— А свидетели у тебя есть? — спросил Зотов.
— Какие еще свидетели? — отмахнулся Максимов. — Леший с водяным, если только что.
— Я слышал, как он кричал Сомову, но что не разобрал, — подтвердил подошедший Васин.
— А ты то сам, что там так долго делал? На бобров что ли в темноте охотился? — повторил свой давний вопрос Зотов.
Каких бобров! — отмахнулся Васин. — Двух уток у меня в сторону волной отнесло. Я место то заметил, где их к камышам прибило. А стемнело, я чуть правее и полез. Шарю по воде фонариком. Что такое, нету их!? Потом понял, взял левей, уток то нашел, зато сам чуть не утонул. В топь влез, сапоги чуть там не оставил. Думал, уже все, ружье утоплю.
В этот момент подошел и Юра Штурман.
— Ладно, раз все в сборе, давайте начнем все с начала, — предложил Астафьев, и, усевшись за стол, пододвинул к себе рисунок Зотова. — Бумага еще есть?
— Полно, я всегда с собой ее таскаю, — Зотов полез в кейс с бумагами.
— Стихи он пишет, — ехидно подсказал Соленов. — День и ночь.
— Да, и не только стихи, но и песни, — подтвердил Зотов. — Спеть последнюю мою песню? Знаешь, как классно все получилось, не хуже, чем у Амирамова.
Астафьев слышал про это увлечение кривовского минимагната, но ему было не до большого искусства.
— Песни потом петь будем, кто-то веселые, а кто-то тюремно-строевые, — пошутил Астафьев. — А теперь, давайте, еще раз познакомимся. Меня зовут Юрий Андреевич Астафьев, я капитан милиции, следователь, так что теперь я тут главный, до приезда опергруппы. А теперь ваши: имена, фамилии, должности, работы, адреса, телефоны.
Соленова звали Семен Константиновичем, и значился он по своей должности заместителем главы администрации города Кривова по муниципальному имуществу. Васин, директор СМУ-5, оказался Николаем Георгиевичем. Кроме них были еще трое незнакомых Юрию людей. Максимов Аркадий Михайлович, высокий человек лет пятидесяти, с удивительно красивыми, выразительными глазами, оказался руководителем городской службы занятости. Демченко, Виктор Андреевич, круглый, веселый толстяк, возглавляющий службу уборки мусора. Прокопьев, Виктор Васильевич, широкоплечий мужчина лет сорока пяти, бывший военный, а ныне предприниматель. Сторож, Юра Ветров, оказывается, был его бывшим сослуживцем, вертолетчиком, майором. Кроме них была еще Вера Зотова, и Вадик Долгушин, которого Астафьев сразу исключил из круга подозреваемых. Во-первых, тот был с ним рядом, во-вторых, с того места, где стоял Вадик, тот никак не мог подстрелить Сомова, он даже его не видел из-за небольшого мыска твердой суши и дальности расстояния. Но вопрос был даже не в этом.
— Подстрелить его мог только ближний, — горячился Зотов, тыча пальцем в собственный рисунок. — Чтобы убить человека утиной дробью нужно стрелять с очень близкого расстояния. Так что стрелял либо ты, — он развернулся к Васину, либо Семен.
— А почему я? — возмутился Соленов. — Аркаша вон даже ближе меня стоял, он как раз на другой стороне озера напротив Палыча устроился.
— Да ладно, ты чего, там метров двести до него было, как я мог в него попасть, да еще и убить? — снова иронично хмыкнул Максимов, а потом обратился к Астафьеву. — Выстрел был, как я понял, точно в сердце?
— Да, — коротко сказал Астафьев, не вдаваясь в подробности. Его вполне устраивало подобное течение разговора. При этом он заметил удивленный взгляд в его сторону вертолетчика, а вот Васин, наоборот, отошел к камину, и, казалось, интересовался только процессом согревания своего организма.
— Ну! — уже уверенно заявил Максимов. — Это нужно в упор стрелять, не иначе.
Астафьев почувствовал, что его тезку вертолетчика сейчас прорвет, поэтому ему пришлось взять инициативу в свои руки.
— Да нет, вовсе не надо было к нему подходить вплотную, — со вздохом признался Юрий. — Выстрел, которым был убит Сомов, похоже, был пулевым.
После его слов наступила тишина.
— Что, Палыча убили пулей? — удивился Зотов.
— Да, входное отверстие вполне определенное, — признался Юрий. — Дробью там и не пахнет.
— А где он лежал? Там же, где охотился? — спросил Максимов.
— Да лицом к озеру.
— В таком случае, его мог убить любой из нас, — признался Максимов. — Кто у нас по уткам стрелял пулями, сознавайтесь?
— Смотря, какая пуля, — подал голос, молчавший до этого Демченко. — Турбинка, или круглая, жакан. Все равно с такого расстояния убить человека трудно. Да еще в сумерках.
— Откуда ты знаешь, что в сумерках? Может, его еще по светлу убили, а Николай просто поздно нашел, — возразил Прокопьев.
— Э-э, вы что?! Вы про что толкуете? Кто целился то? Наоборот, все случайно же произошло, — возразил Васин.
Странно, но Зотов при этом выглядел как-то подавленно. Наконец и он подал свой голос.
— Значит, это не случайно, и Палыча убили специально? — спросил он.
Все замолкли, и посмотрели на Астафьева.
— Может быть, — согласился он, — но это решит уже следствие.
Тут заверещал его мобильник. Юрий начал разговор, и, по его вытянувшемуся лицу, все присутствующие поняли, что случилось что-то не очень приятное.
— И что же мне теперь делать? — спросил Астафьев, потом долго еще слушал голос в трубке. — Хорошо, — согласился капитан, и отложил мобильник в сторону.
— Не очень приятные вести, — сообщил он всем собравшимся. — Звонил сейчас наш прокурор, машина с опергруппой не может проехать к нам. Где-то выше, у Окуневки, прорвало плотину, и вал снес наш мостик. Машина постояла, и снова уехала в город. Глубина там сейчас больше полутора метров, течение дикое, так что на Уазике они переправиться пока не могут. Велят ждать утра, потом придет лодка со спасалки, привезет всех их на эту сторону.
— Нихрена себе, их перевезет! А что же делать нам? — Возмутился Демченко. — У нас тут и машины, и барахла сколько. Одни ружья, сколько стоят, амуниция всякая. Что это все бросить? Мне машина нужна. Я не Зотов, у него их там штук десять, а мне каждый день на работу ездить надо.
— Да, в самом деле? — вразнобой поддержали его все остальные охотники. — Нам то, что делать? Как все это вывозить?
— Будем тут куковать до зимы, пока не встанет лед, — заржал быстро окосевший Вадик. — Поздравляю вас, господа Робинзоны! Кого назначим Пятницей?
— Кстати, хорошо, что напомнили, насчет оружия. Попрошу всех принести свои ружья сюда, — предложил Астафьев.
Все восприняли это его предложение на удивление спокойно.
— Надо, так надо, — за всех сказал Максимов. Они разошлись по своим коттеджам. Между тем к Астафьеву подошел Юра-Штурман, наклонился к самому уху следователя.
— Слушай, тезка, я все о том же. Много я в жизни повидал смертей и ранений, и готов поспорить на что угодно, что это была пуля из нарезного ствола.
— Ты так и думаешь, что там был выстрел из нарезного оружия?
— Да я уверен! — Штурман начал горячиться. — Охотничья пуля там бы разворотила дыру с кулак, а тут аккуратная такая дырка, явно после винтаря. Ты, видно, не охотник?
— Нет, — сознался Астафьев. — Второй раз всего на охоте.
— Вот! А я на этом деле зубы съел. Охотничье оружие тем и отличается от нарезного, что оно останавливает зверя, наносит ему как можно большие раны. Оно для этого предназначено. А для нарезного главное дальность и точность.
— Хорошо, ты меня, тезка, убедил, — согласился Астафьев, — но ты пока про это сильно не распространяйся. Вдруг убийца как раз в теории не силен. Принесут все ружья, там все и решиться.
— Ладно, — пообещал вертолетчик.
За их разговором пристально наблюдала жена Зотова. Когда Ветров ушел, она зевнула, и спросила: — Так нас, выходит, надолго здесь заперли?
— Что, скучно? — вопросом на вопрос ответил Юрий.
— Да, еще как. Главное, я сама в этом и виновата. Сколько я своего муженька упрашивала, чтобы взял меня на охоту свою хваленую, и вот, нарвалась. Удовольствия никакого, погода отвратительная, внимания со стороны мужчин — ноль. Теперь все только и будут гадать, кто завалил Палыча, при этом, стараясь всячески отвести подозрение от себя.
— А вы вроде, не сильно печалитесь о смерти Сомова? — высказал свое наблюдение Астафьев.
— Не тот он человек, чтобы долго по нему страдать. Противный старикашка с всегда холодными пальцами.
Юрий хотел спросить, откуда она знает, что у того холодные пальцы, но тут открылась дверь, и зашел муж Веры. Астафьев снова отметил короткий, озабоченный взгляд в их сторону, Зотов словно оценивал взаимное расположение обоих собеседников.
— Вот, моя горизонталка. «Зауэр», ручная сборка, между прочем.
Юрий переломил ружье, глянул на свет в стволы.
— У вас один ствол нарезной? — спросил он Зотова, хотя и сам прекрасно видел спиральные следы проточки.
— Да, малокалиберный патрон, пять сорок пять.
Тут начали подходить со своими ружьями и остальные охотники. Это было самое разнообразное оружие, и горизонталки, и вертикалки, но с нарезкой оказалось только у Зотова.
— Что ж ты нарезное то ружье на утиную охоту притащил? — спросил Соленов у предпринимателя.
— Да, собирался в второпях, а чехлы у них всех почти одинаковые, прихватил вместо дробовика вот это, — отмахивался Зотов. — Тут уж хватился, пришлось из одного ствола стрелять.
Юрий удивленно поднял брови. Он прекрасно помнил, что Зотов палил по уткам из обоих стволов. Но это заметил не он один.
— Брешешь, Ляксандр Иваныч, я сам видел, как ты из обоих стволов стрелял, — предъявил свои претензии Максимов.
— И я, я то же видел, — подтвердил Вадик Долгушин. Астафьев в подтверждении тоже кивнул головой.
— Ну и что? — хмыкнул Зотов. — Палыча, какой пулей убило? Круглой, или турбинкой?
— Да нет, похоже, что пуля была с нарезкой, — признал Астафьев.
— А ствол с нарезкой только у тебя одного, — снова вынес приговор Максимов.
Зотов хотел что-то возразить, но в этот момент произошло событие, сильно изменившее ход всех событий. Погас свет. Теперь холл освещался только гаснувшим в камине огнем. Приглушено матерясь, охотники начали подбрасывать в огонь дрова, затем сторож Юра зажег свой мощный фонарь. Он же нырнул в одну из комнат коттеджа и вернулся с шандалом о шести свечах. После этого Штурман оделся, забрал фонарь и ушел, сказав напоследок: — Схожу к щитовой, посмотрю, у нас это или нет.
Пока он ходил, все остальные окончательно приперли к стенке Зотова.
— Ну, стрелял, ну и что?! В воздух я стрелял, в воздух! По уткам! Никак я в Палыча не мог попасть! — горячился он.
— Как это ты не мог? А кто ж тогда в него попал? У тебя единственный ствол нарезной, — не менее горячо напирал на него Васин. Начальника СМУ, похоже, заело то, что его по первоначалу так же приписали к убийцам хозяина базы, и он не мог простить чувство пережитого страха истинному виновнику гибели Сомова.
— Да кто сказал, что он погиб от нарезной пули?! — уже орал Зотов. — Ты, что ли это определил? Эксперт х…!
— Да, не п… ты! — Васин, забыв о том, что в двух шагах сидит женщина, окончательно перешел на мат. — Я ж не первый год охочусь. От ружейной пули дыры жуткие остаются, на выходе они с кулак получаются. А это аккуратная дырка, как раз как от нарезного оружия.
— Ну, это только экспертиза может решить, — примиряюще сказал Максимов, — пуля то осталась там.
— Вот! — обрадовался Зотов. — Вот достанут пулю в морге, тогда и посмотрим, с моего это ружья, или нет.
— Да, это точно, — признал Соленов, и посмотрел в сторону Астафьева. — У нас ведь делают такие экспертизы?
Тот был невозмутим, лицо оставалось бесстрастным. Тут вернулся сторож Юра. В руках он держал старинную подвесную керосиновую лампу, «Молнию».
— У нас все нормально, где-то на линии обрыв, — сообщил Штурман. Он взял мобильник Соленова, и за пять минут выяснил, что без света они остались надолго.
— Смыло опору ЛЭП чуть левее моста, — сообщил он, отдавая огорченному Соленову мобильник, — туда уже выехала ремонтная бригада, но работы там, как говорят, на несколько дней.
— И что они, ради нас они будут тянуть ЛЭП в такую погоду? — недоверчиво хмыкнул Вадик.
— Ради нас нет, — пояснил сторож, — но эта ЛЭП идет дальше километров на пятьдесят, как раз на правительственный санаторий «Утес». Там еще Ельцин лет пять подряд рыбачить приезжал. Так что сделать они сделают, вопрос только — когда?
Он устало сел, перевел дух. Вера тут же пододвинула ему чашку чая. Штурман с благодарностью кивнул, и добавил: — А дождь словно усиливается и усиливается. Я такого ливня в этих местах, что-то и не припомню.
— Ну, что, спать, наверное, пора, — предложил Соленов.
— Без света как-то тоскливо, — сморщилась Вера.
— Ты у меня, вроде, темноты не боишься, и дома при свете не спишь? — ехидно отозвался ее муж.
— Ну и что? Зато есть возможность всегда протянуть руку, нажать на кнопку, и будет свет. И сразу так хорошо. Уютно.
— А при свечах тебе что, нет никакой романтики? — с усмешкой спросил ее муж.
— Ага, романтика, в ночь после убийства… — она хотела добавить что-то еще, но удержалась.
— Ну, говори, говори, что хотела? — уже со злой улыбкой на устах спросил Зотов Веру.
— Да, иди ты! — и женщина решительно поднялась из-за стола.
— Ладно, — решил Астафьев. — Всем разойтись по своим местам, отбой. Итак, уже второй час ночи.
Когда уже все поднялись, оказалось, что один человек идти просто не в силах. Вадик Долгушин, весь вечер, безмерно налегавший на водку и пиво, был в состоянии хорошо обструганного бревна. Васину, Максимову и неизменному Юре Вертолетчику стоило большого труда поднять его и увести. А Астафьев обратился к единственной в их компании женщине.
— Вера, как вас по отчеству?
— Олеговна.
— Вера Олеговна, задержитесь на минутку, мне нужно задать вам один вопрос.
Последним коттедж Сомова с великой неохотой покинул, конечно, Зотов.
— Вера Олеговна, скажите, во время охоты вы все это время были на базе? — спросил Юрий.
— То есть? — не поняла она.
— Ну, вы были тут, пока мы охотились? На озеро не ходили, посмотреть на охотников, не уходили там, в луга, плести веночки?
Она засмеялась.
— Я не Офелия, чтобы веночки плести. Да и какие тут веночки в такую погоду? Вы меня подозреваете, что ли?
Юрий засмеялся, но потом кивнул головой.
— Мы подозреваем всех, пока не выясним алиби каждого. Так, где вы были все это время?
— Сначала посидела у себя в доме, потом вышла на улицу, тут Юра уже начал готовить дрова для мангала, мы разговорились. Он очень интересный собеседник, удивительно остроумный, и не пошляк. Сейчас это редкость, особенно среди бизнесменов. Там все такие жуткие пошляки.
— А он никуда не отлучался, особенно ближе к концу дня?
— Нет, я его практически видела весь вечер. Все время он мелькал то за окном, то за коттеджами. Потом, мы, вместе, камин разжигали, любил Пал Палыч после охоты у камина посидеть. Только вот, в этот раз ему не довелось у него погреться.
— Хорошо, идите.
Вера кивнула головой, и Астафьев отметил, что она в этом свете выглядела гораздо старше. Кроме того, у нее исчезла та чертовская искорка в глазах, что так привлекла его в первое мгновение их встречи.
Когда она ушла, Астафьев оделся, и вышел на улицу. Дождь по-прежнему лил, и это неприятно поразило капитана. Вздохнув, он отправился к сторожке Штурмана. Ветров размещался в небольшом вагончике, внутри оказавшийся гораздо больше, чем, снаружи. Сам сторож сидел за столом, и ужинал жареной картошкой с грибами.
— Не хотите покушать горяченького, капитан? — спросил он. Картошка выглядела весьма аппетитно, золотистая, а от черных, жареных опят запах стоял такой, что Юрий не смог отказаться.
— Можно и горяченького, — согласился он.
— А сто грамм? — предложил сторож.
— Давай, — решился следователь. — Картошка с грибами без ста грамм — это преступление.
Уже за ужином он задал вертолетчику главный вопрос.
— Слушай, тезка, а Сомова никто из пришлых не мог застрелить? Тут рядом никаких других охотников не было, никто не стоял? На протоке, например?
Ветров отрицательно покачал головой. Он налил еще по сотенке, и после того, как они выпили, пояснил: — Не могли они нигде мимо меня пройти. Сомов жук еще тот, он как базу эту приобрел, так первым делом подогнал экскаватор, и перекопал две плотины, с которых, минуя мост, сюда попадали охотники и рыбаки. Так что на машине сюда не доберешься, а на лодке слишком накладно из Кривова сюда идти. Последний рыбак прошел в Длинную протоку вчера вечером. Это я слыхал. Туда, — он показал пальцем, — вот оттуда я не слыхал, но они обычно сплавляются обратно уже на веслах. Тут хорошо рыбачить на подъемку, а ветер был как раз в эту сторону, попутный.
— А почему ты думаешь, что это рыбак, а не охотник?
— Выстрелов с той стороны не было. Жилья там тоже нет. А в такую погоду без надежного приюта околеть можно.
Убрав пустые тарелки, он достал из-за шкафа большой лист бумаги, оказавшийся картой местности.
— Сам рисовал, — с гордостью доложил Штурман, — по памяти. Я ведь тут еще и летал, так что помню эти очертания. Вот здесь основная дорога. Раньше еще были тут и тут. Это, плотины, которые, Палыч перекопал. Теперь, смотри, что получается. С этой стороны протока, бродов нет, на машине там не проедешь, только на лодке. Но лодку сюда надо вести откуда-то со стороны, на прицепе. С этой стороны озеро, между ними болото, да удивительно поганое, все поросло тальником, не проберешься. Тут еще одна протока, та сама, Длинная. По ней можно пройти на лодке аж из самой Волги, но чтобы пройти к нашему озеру пешком, это вряд ли. Тут тоже заросли дикие, и рыбаки или охотники охотятся прямо на этой протоке. Да я бы увидел, или услышал, что кто-то проплыл, — повторил он.
— Прямо, как остров, получается, — хмыкнул Астафьев.
— А его так в народе и называют — остров Сомова, — подтвердил Штурман. — «Дубки» уже как-то и не котируются. Вот эта сторона по длинной протоке — три километра, по короткой — полтора. А если брать расстояние от моста до конца Утиного озера, где убили Палыча, то все пять километров.
— Солидный, он, однако, отхватил кусочек земли!
— Говорят, это раньше так и было, земля пионерлагеря. На длинной протоке до сих пор остатки пляжа, на утином была лодочная станция, футбольное поле рядом. Это Палыч сделал все, чтобы это все захирело, и превратилось в утиный рай. Ему охота нужна была, а не развлечения туристов.
— Хорошо, надо будет завтра все это еще попробовать осмотреть. Действительно поискать, нет ли кого на этом острове имени Сомова. Может, со стороны, откуда пуля пролетела?
— Я займусь этим, — пообещал Ветров. — Только могу сказать одно. Кто бы сейчас здесь не был, он уже с острова никуда не уйдет.
— Почему?
— Я сейчас ходил к мосту. Тот завалился на бок, и перегородил протоку, вот эту, длинную, — он ткнул пальцем в карту. — Так что на лодке сейчас здесь не пройти, а броды после такого ливня, просто непроходимы. На машине тоже не уедешь.
— Понятно.
После этой консультации Астафьев отправился к своему домику. Вадик спал, при этом храпел так сильно, что Юрий поморщился, и, подумав, решил вернуться в коттедж Сомова.
"Надо и за ружьями присмотреть", — нашел он для этого повод.
Проходя мимо домика, в котором поселились Зотовы, следователь столкнулся с высоким человеком в дождевике. Это оказался Максимов, причем Юрий готов был отдать голову на отсечение, что глава биржи труда стоял у окна коттеджа, и начал двигаться навстречу, только в момент, когда увидел фигуру Астафьева.
— Не спиться, Аркадий Михайлович? — спросил Астафьев.
— Да, что-то сильно перенервничал сегодня. Решил подышать свежим воздухом.
— Свежий воздух, он всегда полезен, — согласился Юрий. Но его сейчас больше интересовали не свежий воздух, а голоса, доносящиеся до его ушей.
— А ты готова прыгнуть в койку к любому! К любому! Как ты строила глазки этому поганому менту! — Орал внутри коттеджа Зотов. — А, может, ты уже успела трахнуться с этим сторожем, Юрой? А, как, успела, да, успела?!
— Ну, а как же, что теряться то, ты все равно мало что можешь…
— Что! Это я ничего не могу?!
Юрий подумал, что так мог реветь раненый мамонт. Послышались звуки борьбы, какой-то треск. Астафьеву показалось, что Максимов сейчас рванется на помощь Вере, единственное, что того останавливало, это присутствие рядом Астафьева. Но помогать жене Зотова ему не пришлось. Звуки борьбы смолкли, донесся какой-то другой, равномерный звук, в котором Юрий вскоре узнал скрип диванных пружин.
— Да, сильные у них эмоции в личной жизни, — заметил Юрий. Собеседник на это не ответил, он был словно в какой-то прострации.
— Ну, ладно, я пошел, — пробормотал Максимов, и растворился в темноте. Отправился к себе и Юрий. В сон он погрузился практически мгновенно. А в это время Максимов решил вернуться к домику, где разместились Зотовы. Он не дошел метров двадцать, когда распахнулась дверь, в ночной тьме образовался прямоугольник света. В нем проявился, и тут же исчез женский силуэт.
— Верка! — раздался вдогонку рев Зотова. — Вернись!
Максимов услышал, как рядом с ним раздался странный звук, словно летящая птица столкнулась с деревом, отозвавшимся звуком вибрирующего камертона. Он замер, не понимая, что это. Между тем голос Зотова пробормотал: — Ну и хрен с тобой! Все равно придешь ко мне, никуда не денешься.
И тут же под скрип петель свет исчез. Максимов пошарил руками по сторонам, нащупал ствол ближайшего дерева. Рука его поползла вверх, и вскоре наткнулась на холодное лезвие ножа. Аркадий выдернул его из дерева, примерил в руке, и с перекошенным лицом двинулся к домику.