Вечер для Астафьева выдался неожиданно напряженным, и вовсе не из-за отношений между двумя, очень любимыми в данный момент женщинами. Ольга, наконец, уехала домой, к папочке, а Юрий чинно собрался домой уже в восьмом часу вечера. Но на выходе из здания его нагнала целая толпа возбужденных милиционеров во главе с самим полковником Панковым. Юрий посторонился, пропуская этот человеческий рой.
— Астафьев, езжай с нами! — возбужденно крикнул Панков на ходу. Юрию волей неволей пришлось повиноваться. Всего из здания ГОВД вывалило не менее десятка человек, среди них большинство были работников уголовного розыска, в том числе и Андрей Колодников, подполковник Попов, и три милиционера патрульно-постовой службы в полной амуниции: в бронниках, в касках, или как все их звали «сферах».
— В чем дело-то? — спросил Юрий протекающую мимо толпу.
— Сашку Сидоренко в поселке засекли! — крикнул кто-то на ходу.
Вот это уже было интересно. Две недели назад около своего дома был убит начальник ГОВД города Николай Гомула. За это время удалось выяснить, что тем вечером около его дома видели именно этого парня, только что освободившегося из тюрьмы наркомана. Родители его погибли за несколько месяцев до этого, при чем в этих смертях там было столько белых пятен, что все втихаря называли виновником их гибели именно Гомулу. (Этот эпизод описан в романе "Пекло"). Панков, заступая на место начальника ГОВД, при всех пообещал найти, и должным образом наказать убийцу. Цыганская агентура охотно подтвердила предположение милиционеров. Были найдены даже стволы и кусок приклада от ружья, которое Сашка превратил в обрез. Но самого его так и не нашли. Было высказано предположение, что, убийца уехал из города. И вот, его следы нашлись во все том же, Цыганском поселке. По мнению всех милиционеров, это было верхом наглости.
Пока Юрий выяснял, что по чем, все расселись по машинам, и тронулись. Только он остался стоять на опустевшей стоянке, тут еще начал накрапывать дождь. "Так, по-моему у меня есть повод поехать домой", — подумал он. Но тут подъехала служебная «десятка» Панкова.
— Садись, Астафьев, а то пока ты пешком дойдешь, там уж все окончиться, — бросил, открыв дверцу, сам полковник. Юрий сел на заднее сиденье, кроме него из пассажиров был еще Попов. Начальники во время этой короткой поездки молчали, а значит, и Юрию сам бог велел делать то же самое. Было темно, и Астафьев лишь угадывал, по каким улицам они едут. На одной из них они притормозили, и в салон, притиснув Астафьева к дверце, втиснулось могучее тело главы наркоконтроля.
— Привет, — сказал он, оглядываясь по сторонам.
— Привет, — ответил Панков, а потом спросил, — Так это точно, или нет? Насчет Сидоренко?
— Процентов на девяносто — да.
— Может, она просто со зла ее оговорила? — настаивал полковник. — Ты сам говоришь, что они там между собой враждуют постоянно.
— Да, может и так, но проверить надо. Вложить ближнего они любят, ведь все цыгане здесь у нас конкуренты. Но наркотой Рубежанские не занимаются, это точно. Ни одного сигнала на них никогда не было.
Они ехали еще минуты две, потом по приказу Кириллова остановились.
— Вот здесь.
— Этот дом? — спросил Панков.
— Да, вон он, где фонарь горит.
Тут же из темноты появился начальник уголовного розыска Касьянов.
— Дом окружен, — доложил он. — Трое зашли сзади, четверо со стороны переулка. Остальные ждут команду здесь.
— Ну, тогда, пошли!
Касьянов коротко приказал что-то в микрофон рации, и улица сразу ожила.
Первыми на штурм пошли оперативники, сразу трое перемахнули через забор, потом уже в калитку ворвались одетые по полной форме пэпэсники, все рассыпались по двору. Денисов, а он шел первым, постучал в дверь. Ответили довольно быстро.
— Кто там?
— Откройте, милиция.
Ответом на это был дальний звон выбиваемого стекла. И тут же, где-то в огороде, грохнул выстрел. Юрию из-за забора было хорошо видно длинное пламя, прорезавшее ночную темноту, сам звук выстрела был непривычен.
"Из обреза садит", — понял он. В ответ зачастили выстрелы из пистолета, коротко прогремела даже автоматная очередь. Потом раздались какие-то крики, Юрий расслышал только: — Куда, назад, дура!
А потом сразу несколько голосов закричали: — Не стрелять! Не стрелять!
Все это было совершенно непонятно, и ситуацию прояснил выскочивший из калитки Андрей Колодников.
— Этот козел заперся в бане, и не один, а с девушкой, — доложил он Панкову.
— С какой девушкой? — опешил Панков. — Что он ее в заложники взял?
— Да, какие заложники, она сама за ним метнулась! Только постучали в дверь, как он окно выбил, и в огород. Там мы. Он стрелять. Мы по нему тоже огонь открыли. Тот видит, дело плохо, не вырваться ему, и в баню рванулся. И тут эта сумасшедшая, выскакивает из окна в одном халате, и за ним туда же. Мы ее чуть там не подстрелили.
— Это, наверное, его невеста, Альбина, — пояснил Кириллов.
— Что там за баня то? — спросил Попов.
— Солидная баня, из шлакобетона, одна дверь, капитальная такая, он ее подпер еще чем-то, грохот стоял. Бочку, что ли, подтащил. Одно окошко, маленькое такое. Бойница натуральная. Оттуда он и стреляет.
— И как его теперь оттуда выкурить? — озадачился Панков.
— Да, черт его знает!
Они зашли во двор, здесь было светлее. На крыльце стоял сам глава клана, Григорий Рубежанский. На нем была одна рубаха, длинные волосы развевались на ветру. К нему подошел Кириллов.
— Что ж вы, Григорий Иванович, взяли, и убийцу пригорели у себя? — с укором спросил он.
— Это для вас он убийца, а для меня и он и Альбинка — дети.
— Ну, если так, то бог вам судья.
Дождь расходился все больше, а у Астафьева не было ни кепки, ни зонта, так что он только выглянул из-за угла, посмотрел в сторону той самой бани, и остался стоять под защитой шифера. Дождь под ветром все же попадал ему на лицо. Большинство из атакующих спрятались за небольшой сарайчик, несколько человек перебежали дальше, к массивным постройкам в глубине двора. В ответ на это из окна бани громыхнули два выстрела. Вскоре на исходные позиции вернулись и Панков, и Попов. Они потеснили Астафьева дальше от угла дома.
— Мегафон нужен, где мегафон? — спросил Панков. За мегафоном побежал сам Попов. Он вернулся минут через пять, и с ним еще один новый человек. Это был Вадим Белов, начальник паспортно-визового отдела.
— А вы что тут делаете, Вадим Евгеньевич? — удивленно спросил Панков.
— Вот, услышал по радио, что тут происходит что-то интересное, решил помочь.
— Да, видно, что вы человек обстоятельный, — заметил полковник, рассматривая амуницию майора. Тот, в отличие от их всех, был одет в длинную, до пят, плащ-палатку.
— Так дождь же идет, что еще одевать.
— Вот я говорю, какой мы, майор, хитрый.
Панков еще не знал, каким хитроумным и изворотливым был Вадим Белов. Под мышкой у Белова висел пистолет-пулемет «Скорпион», из которого он лично, две недели назад добил своего начальника, Николая Гомулу. Цыган только ранил полковника, а он успел как раз вовремя, чтобы и добить его, и ускользнуть до приезда патрульных машин. Был еще один человек, участвовавший в убийстве — жена Гомулы, любовница Белова. Именно она дождалась, когда машина Вадима уедет, и только тогда вызывала «скорую» и милицию. Теперь Белову надо было как-то избавиться от последней улики — «Скорпиона». И сделать это нужно было так, чтобы перевести стрелки на цыгана.
— Я подойду поближе, — сказал Вадим, и исчез за углом дома. Панков же поднес ко рту микрофон и сердитым голосом начал кричать в сторону бани.
— Сидоренко, бросьте оружие и сдавайтесь! Отпустите девушку, не провоцируйте лишние жертвы. Вы окружены, сопротивление бесполезно!
В ответ снова полыхнуло пламя выстрела.
— Вот козел! — прорычал Панков.
— Астафьев, ты же уже был в такой ситуации, что от него ждать? — спросил Попов.
— Я был не в такой ситуации, — возразил Юрий, — там была девушка заложница, а эта пошла добровольно. Но я думаю, что она потом выйдет, чтобы отвлечь внимание, а он попробует сбежать.
— Почему ты так думаешь? — спросил Панков.
Юрий пожал плечами.
— Сдаваться он не хочет. Знает, что его тут могут просто грохнуть. Надо попробовать обратиться лично к ней.
Он протянул руку, взял мегафон, и обратился в сторону бани.
— Альбина, скажи своему жениху, чтобы он сдался. Если нет, то его просто убьют, ты понимаешь это? А так он будет жив, отсидит свое, и выйдет. Ты ведь хочешь, чтобы он был жив? Смертной казни у нас нет. Ты будешь ездить к нему в тюрьму, ты родишь для него детей, лет через десять его выпустят по амнистии, и вы снова будете вместе. Пусть он выходит, и не боится. Нам нужна справедливость, а не месть.
Юрий опустил мегафон, все слова у него кончились. Тут сзади кто-то тронул его за плечо. Он обернулся, это был Григорий Рубежанский.
— Дай мне, я ей тоже скажу.
Юрий молча отдал мегафон.
— Дочка, — заговорил старый цыган. Это единственное, что поняли милиционеры, потому что дальше он говорил уже на цыганском языке. Панков и Попов, было, заволновались, но голос старого скрипача звучал настолько спокойно, ласково и по-доброму, что они не стали прерывать отца заложницы. А тот что-то рассказывал, говорил что-то проникновенно, потом прерывался на смех, явно о чем-то спрашивал дочь. Юрий чувствовал саму суть речи, Григорий явно вспоминал о каких-то счастливых днях, о приятном и радостном в этой жизни.
Астафьев почувствовал непонятное волнение. Он не понимал, что происходит, но на душе стало удивительно тоскливо. Потихоньку он отошел в сторону, закурил. Дождь, слава богу, перестал. Юрий постоял у калитки, выглянул на улицу. Несколько машин поставили так, чтобы они светили своими фарами в забор дома Рубежанского. Слава богу, он был из обычного штакетника, так что свету во дворе хватало. За машинами начал собираться народ, и парочка милиционеров тщетно пытались отогнать их подальше.
— Ну куда вы прете!? Что вы, на пулю шальную пытаетесь нарваться?! — орал какой-то гаишник. — Блин, ну народ у нас дурной!
Астафьев вернулся в ограду, прошел к углу. Григорий уже стоял метрах в трех за углом дома, и о чем-то переговаривался то с дочкой, то с Сашкой. Наконец он обернулся назад.
— Начальник, ты гарантируешь, что Сашку не убьют? — спросил Григорий.
— Да, гарантирую.
Панков осмелел настолько, что сам вышел из-за угла, и прокричал, без рупора, в сторону бани.
— Я лично, полковник Панков, обещаю, что с тебя ни один волос не упадет!
Вскоре оттуда, со стороны черневшей бани, донеслось.
— Хорошо, я сейчас выйду.
Стало очень тихо, даже шум работающих двигателей не мешал теперь этой тишине. Заскрежетал металл, скрипнула дверь, и на пороге появилась девушка. Она действительно была в цветастом, ярком халате, с распущенными волосами. Альбина прикрывалась от света фар ладошкой, она сделала пару неуверенных шагов вперед, потом остановилась, повернула голову назад, что-то тихо сказала. После этого в свете фар показался сам Александр Сидоренко. Астафьев ожидал увидеть какого-нибудь жуткого красавца, но перед ним был худощавый, невысокий, узкоплечий пацан с чересчур маленькой нижней челюстью, с щепоткой черных усов. От героического прошлого был только обрез в руке, да патронташ через плечо. Он неуверенно сделал два шага вперед, тут она взяла его за руку, и они пошли вперед. В это была даже какая-то красота, и на секунду Юрий поверил, что все тут будет хорошо. Но, еще через секунду зазвучали выстрелы. Они были не спереди, и не сзади, а откуда-то сбоку, со стороны не то забора, не то темневшей громады огромного сеновала. Вспышек не было видно, один звук выстрелов. Тот, кто стрелял, ни как не мог попасть в Сашку, ее своим телом прикрывала Альбина. И все три пули попали в девушку. Она вздрогнула, а потом начала падать. И Сидоренко, не поняв, откуда прилетел свинец, вскинул свой обрез, и начал стрелять. Он успел дважды нажать на курок, прежде чем опомнившиеся милиционеры начали стрелять по нему. Астафьев стоял за спиной одного из местных спецназовцев, и видел, как дергалось его плечо от выстрелов автомата, и как в ответ начало дергаться от попадающих в него пуль щуплое тело цыгана. И, сквозь грохот стрельбы слабо был слышен голос оравшего во всю глотку Панкова.
— Прекратить огонь! — кричал он, почему-то не пользуясь зажатым в кулаке мегафоном.
Наконец грохот стих, двор начал заполняться людьми с оружием. Юрий поразился, насколько их было много, не менее двух десятков.
— Кто стрелял?! — орал Панков. — Кто начал стрелять?!
Между тем из-за его массивной фигуры появилась пошатывающаяся фигурка с развевающимися волосами. Григорий, подойдя к дочери, упал на колени. Тогда Юрию стало совсем тошно, он развернулся, вышел за калитку и отошел в сторону, к единственному в округе фонарю. Астафьев нервным жестом вытащил из кармана сигареты, закурил, глянул в сторону забора, облепленного сейчас и гаишниками, и местными любопытными. Он уже разворачивался, когда его глаз боковым зрением увидел вспышку выстрела. Астафьев вскрикнул, и, схватившись за лицо, упал на землю.