Охотник за воспоминаниями

ГЛАВА 1. Ланс

Он шел пешком так долго, что перестал обращать внимание на всё, кроме дороги у себя под ногами. Бездумно ступал размокшими от бесконечного дождя ботинками по длинным серым плитам Северного тракта. Лужи плевались мутными брызгами, грязно-серое небо сеяло холодную морось, неприветливо темнел по обе стороны дороги лес. Листва казалась серой, сосны – искривленными, больными. Путник сунул руку в карман, нащупывая гладкий холодный кругляш. Пальцы привычно скользнули по серебряной крышке, надавили ребристый выступ. Никакого толку. Кристаллы в хронометре выгорели еще вчера.

Теперь оставалось полагаться только на себя. Это было немного. Он не принадлежал ни к людям Искусства, ни к сословию Имперов, и даже мечты стать человеком Меча оставались пока только мечтами. Промокший насквозь плащ, самодельный арбалет и сгоревший хронометр – вот и все, что у него было.

А еще сумасшедшая настойчивая жажда, жажда увидеть далекие Белые Горы. И еще более безумный страх, гнавший прочь от них по безлюдной дороге. Горы остались далеко на севере. С каждым шагом он все больше отдалялся от окутанных туманом вершин и от блеска орпейской столицы, золотого Аурума, но жар внутри не угасал.

Время от времени путника обгоняли экипажи, пару раз – всадники, однажды ему удалось немного проехать на крестьянской телеге. Почтовая карета промчалась мимо, он даже не пытался ее остановить – платить за проезд было нечем.

Выглядел он потрепанным и измученным. Темные волосы слиплись, скулы заострились от голода – есть не хотел, да и не было с собой ничего, остатки хлеба с вяленым мясом съел еще вчера.

Дождь перестал, тусклый свет стал чуть ярче, и впереди, за плавным изгибом тракта, показались красные остроконечные крыши – Мидлтон! Наконец-то. Путник даже ускорил шаг.

Окраины городка, безлюдные в такую погоду, приняли его в объятия узких улиц с молчаливым безразличием. Здесь был район складов, маленьких лавочек, подозрительных заведений. Но идти в более респектабельные места не спешил. Чем приличнее место, тем дороже еда и ночлег.

На глаза попалась вывеска – огромная маслёнка, неторопливо вращаются шестерни и зубчатые колеса, мигает синими разрядами статического электричества надпись:

"У РЖАВОГО ДЖО"

Мастерская? Может, здесь купят его хронометр?

Высокая железная дверь неожиданно легко распахнулась, пропустила человека в просторное слабо освещенное помещение.

Нет, не мастерская, скорее бар. Обитые полосками металла столешницы и крепкие скамьи, забранные стальной сеткой светильники, повсюду механизмы, переплетение бронзовых труб, гигантский циферблат с восемью стрелками во всю стену. Справа – длинная стойка, в противоположном углу небольшая сцена с механическим клавесином.

И ни души. Путник остановился в нерешительности. С ботинок тут же натекли лужицы, он смущенно переступил в сторону.

– Хотите выпить?

Низкий хрипловатый голос мог бы принадлежать мужчине лет пятидесяти, крепкому, хваткому, много повидавшему на своем веку. Но человеком бармен не был.

– У меня немного выпивки для существ из плоти, но кое-что отыщется, – с легким скрипом согнулись шарниры покрытых медью пальцев и на стойку опустился стакан. – Присаживайтесь, сэр. Плащ можно повесить вон там.

Потрепанный плащ отправился на вешалку, стало видно, что парень очень молод, не старше восемнадцати, среднего роста, худой, глаза ввалились и блестят, как у больного лихорадкой, губы потрескались и запеклись.

Выпивка обожгла горло и он закашлялся.

– Простите…не привык к такому крепкому…Что это? Бренди?

– Яблочный самогон, – бармен плеснул в опустевший стакан еще. – Что вас привело в Мидлтон, молодой человек?

Выпуклые линзы-глаза механоида изучали гостя. Он был очень условно похож на человека, этот бармен. Кубическая голова, узкая щель фонографа вместо рта, мощный корпус-торс, угловатый, в свежих блестящих заплатах поверх старого потемневшего металла.

Юноша нервно сглотнул, сжимая стакан.

– Слышал о мидлтонских рейнджерах.

– Для рейнджера ты хиловат, – бесцеремонно сканируя парня, непринужденно перешел на "ты" бармен. – Недостаток мышечной массы, скелет еще не закончил формирование, и, похоже, великаном тебе не стать. Хроническое недоедание и недосыпание.

Он ссутулился и еще глотнул самогона, прошептал хрипло:

– А вода найдется?

– Э, да у тебя жажда, – проскрежетал механ.

Вместо ответа парень положил на стойку свой хронометр.

– Возьмёте в уплату за выпивку и совет, где найти рейнджеров?

– Упрямец, – одобрительно отозвался механоид.

Ловко подхватил со стойки безжизненный серебряный корпус, подцепил крышку. Черная пыль выгоревших кристаллов взметнулась вверх.

– Как давно у тебя эта вещь?

– Года три. Выменял на каплю драконьей крови.

– Драконья кровь! Где ты ее добыл?

В голосе бармена послышалось что-то вроде удивления. Разве механоиды могут выражать эмоции? Ерунда, от усталости чудится.

– Подстрелил дракона, – неохотно ответил парень. – Так возьмете хронометр? Вещь хорошая, дорогая. Может, почините…

– Его уже не починить, – Ржавый Джо аккуратно закрыл мертвый хронометр. – Но он сгодится для другого. Я бы хотел узнать про дракона. Воспоминания в счет уплаты за выпивку и совет, согласен?

Предложение более чем странное, но определенно выгодное.

– Согласен. Прямо сейчас начинать рассказывать?

– Вербальный способ коммуникации крайне ненадёжен. Теряются интереснейшие детали, нюансы событий, – Ржавый Джо накрыл ладонью хронометр, между пальцами засверкали короткими вспышками электрические разряды. – Я бы хотел получить всю картину. Целиком. Так когда ты подстрелил дракона?

Отвечать не пришлось. Вторая рука механа обхватила кисть, прикосновение шершавого металла оказалось неожиданно осторожным, только немного колючим, а потом в глазах потемнело, кровь застучала в висках, и память будто осветили лучом фонарика, вытаскивая на свет все, что случилось с ним три года назад…

…Солнце так жарило в макушку, что хотелось только одного – нырнуть в густую тень и привалиться спиной к прохладной каменной кладке высокой крепостной стены. Там, внизу, лениво перекатывалась по камушкам узкая речушка, смеялись прачки, визжали ребятишки.

А здесь, на широкой плоской крыше, лишь горячий ветер и язык прилипает к сухому нёбу. Зато обзор великолепен, и каждый камень на равнинной части Пустошей виден как на ладони. Город давно отгородился высокой стеной от этого странного места, и ходить туда, за стену, решались немногие. Мало кто после этого возвращался, слухи про то, что там, в Пустошах, ходили всякие.

Раньше Ланса не занимал ни один из них. До тех пор, пока он не начал видеть сны. Сны были разные, но в них звучало одно и то же слово. Слово тревожило сознание, когда на грани пробуждения Ланс торопливо пытался понять, что означают эти шипящие, текучие звуки. Пока однажды не увидел в учебнике Древней Истории рисунок, копию со старой гравюры – высокие неровные зубцы стен, больше похожих на обломки устремленной в небо скалы. Над ними крылатый силуэт, неясный и едва различимый. И подпись, змеящимся неровным шрифтом: «Иш-Шааль».

Иш-Шааль! Он пробовал это слово на вкус, шептал его, ощущая странный привкус, как от крепкого кофе с пряностями: сладкая горечь и таинственная неизвестность. Он прочитал все, что нашел о нем в учебнике, потом провел еще неделю в библиотеке, роясь в перепечатках старых манускриптов и монографиях знатоков Ранней Эпохи. Мало! Как же мало они знали! Кто обитал в Иш-Шаале? Кем он был построен и для чего? Отчего не разрушился, как все иные замки, некогда стоявшие в Пустошах? Ланс не верил ни одному слову ученых мужей и старых книг.

И с некоторых пор проводил целые дни, лежа здесь, на стене и до боли вглядывался в даль, где в ясную погоду на горизонте проступали острые зубцы древних стен, мало отличимые от очертаний Белых Гор.

Зачем он это делал? Ланс не мог объяснить, но тянуло сюда так, что ни жара, ни жажда, ни городская стража не могли прогнать его. Он научился прятаться, пережидать обход арбалетчиков из гарнизона Северной Башни, и снова возвращался на эту открытую площадку. Дома мать пыталась его лечить – прикладывала к горячему лбу мокрую тряпицу, пахнущую валерианой, поила какими-то травами. Лансу было все равно, он не мог думать ни о чем, кроме пронизанных светом залов, клубящегося под ногами тумана и свиста ветра в ушах – Иш-Шааль…

И когда над головой вдруг разверзлись небеса, и со свистом рассекая воздух, на него обрушилось сверкающее чешуей золотое тело, Ланс понял, чего ждал.

Невероятной красоты крылья распахнулись над ним, открывая истину.

– Иш-Шааль! – кричал он восторженно, следя за полетом. Ему не нужно было смотреть на то, что делают руки. Они были умнее его самого, и пока глаза пытались поймать оранжевый отблеск, руки уже закончили работу.

Гарпун, тяжелый и черный, покрытый рунами от заостренного жала до раздвоенного хвоста, двигался так медленно, что Ланс успел похолодеть от страха. Этот страх заморозил жар, что сжигал тело все последние недели. В конце концов, он был еще совсем мальчишкой. И не его вина, что дракон не стал дожидаться, пока он станет взрослым, Ланс и так рисковал сгореть в лихорадке инициации.

Он был очень красив, этот золотой змей. Ланс смотрел ему вслед и почему-то думал: "Когда он упадет там, в отрогах Белых гор, потому что гарпун медленно, но верно проберется к его сердцу, он будет мечтать о том же, о чем и я – о белых стенах Иш-Шааля"…

Ланс вынырнул из воспоминаний, как из омута, задыхаясь и хватая воздух пересохшим ртом. Сердце тяжело и сильно билось о ребра.

– Воды…

Он выпил три стакана подряд под пристальным взглядом Ржавого Джо.

– Любопытная история…Значит, ты предчувствовал появление дракона, и это вызвало в тебе изменения, которые ты называешь инициацией.

– Ну да. Я стал Охотником, – жажда никуда не делась, но пить Ланс уже не мог. – Откуда бы я еще узнал как можно убить дракона? Какие руны нанести на гарпун? Мне это будто в ухо нашептали, оставалось только делать. А потом – все, знание исчезло, подсказки больше не приходили. А прежним я уже не мог стать. Ощущал себя охотником. Пытался учиться в Ордене, с магией они немного помогли, но про другое там не знают. Поэтому я и хочу к рейнджерам. Они почти как охотники, у них можно научиться остальному.

– Мидлтонские рейнджеры многое умеют, – подтвердил Ржавый Джо. – Главное, чтобы согласились возиться с таким учеником.

Парень вскинул обведенные темными кругами глаза на бармена-механоида.

– А что со мной не так? Слишком худой? Это ничего, я выносливый. Мне бы отоспаться и поесть, и я еще хоть три дня без остановки прошагаю!

– Ты шагаешь прямиком к могиле. Я не знаю, почему ты еще жив.

– Что? Это еще почему?

Ланс отшатнулся.

– То, что ты называешь инициацией, тебя убивает.

– Ерунда… Это было четыре года назад, а я все еще жив, – Ланс слишком устал, чтобы испугаться по-настоящему. Всё виделось ему каким-то нереальным и расплывчатым. Стены дрожали, фигура Ржавого Джо плыла… – Бренди у вас крепкий. Я посплю…

Он опустил голову на руки и сразу уснул прямо так, сидя за стойкой.

Из кисти механоида выдвинулся длинный тонкий щуп, пополз к спящему, приник к виску, забрался под волосы. Голос Ржавого Джо сейчас звучал совершенно механически, бесстрастно:

– Человеческие маркеры уже изменены. Мутация очевидна, но не завершена. Вероятность успешной трансформации ничтожно низкая. Соответствие заданным параметрам – восемьдесят четыре процента.

Щуп беззвучно втянулся в конечность механа, не потревожив забытье юноши.

– Теперь пусть боги решают твою судьбу, Охотник.

Ржавый Джо вышел из-за стойки, перекинул через плечо безвольное тело Ланса и направился к выходу.