Когда наше большое совещание закончивалось, Иван Кузьмич сказал мне, что старообрядческие иерархи готовы к разговору со мной. И поэтому я, отдав распоряжение готовиться к походу на Камчатку, тут же пригласил их к себе.
Первым моим огромным изумлением было то, что вместе со старообрядцами по моему приглашению зашли и Владыки Анатолий, Симеон и Тихон. Они безмолвно расположились в стороночке.
К моему огромному удивлению никаких принципиальных вопросов решать не пришлось. Старообрядческие иерархи подтвердили что они без принуждения присоединились к раскольникам через миропомазание в иргизском монастыре; добровольно подписали предложенное им соглашение с властями империи, церковными и светскими; подтверждают все взятые на себя обязательства и признают мою административную власть над их иерархией.
Свою новую иерарахию епископы просили назвать Древлеправославная церковь Христова, её главу величать Архиепископ Курильский и всея Руси. Свою кафедру они просят разместить на Кунашире, основав для этого монастырь в устье самой большой реки Кунашира — Тятинки. Для этого немедля, пока позволяют погода, отправить туда шесть старообрядческих монахов. Пока нет монастыря резиденцией будет старообрядческий храм Южно-Курильска.
Помимо этого учредить еще четыре епархии: Магаданскую и всего Дальнего Востока, Аляскинскую, Калифорнийскую и Техасскую.
Для этого срочно рукоположить в епископы двух иргизких монахов:Андрея, которого Иван Кузьмич охарактеризовал как самого авторитетного из них и Тимофея.
Посмотрев в этот момент на двух епископов-греков, я подумал, что это надо делать действительно срочно. Они были наверное примерно ровесники и лет им было немало, перипетии последних лет похоже сильно подкосили обоих, да тут еще и многомесячное путешествие на край света. Про таких людей я всегда говорил божьи одуванчики, один из них даже с трудом держался на ногах, его под локти поддерживали двое монахов, о рукоположении которых шла речь. Никакого впечатления на меня они не произвели, это на самом деле очень жестоко, заставить двух немощных стариков играть в непонятные им игры.
Архиепископ Федор был тоже не молод и совершенно седой. Мне сразу же бросилось в глаза, что он не поднимает взор и смотрит исключительно в пол. Во время Польского восстания новоявленный архиепископ поддержал мятежников и после его подавления уехал в Рим. Что его заставило вернуться и сделать такой шаг было неизвестно и непонятно.
Архиепископ свободно говорил на греческом и достаточно прилично по-русски, так что проблем с общением не было.
А вот монахи, которые были двоюродными братьями, производили впечатление сильных и крепких мужчин. Им было немногим за сорок, оба были ростом под два метра и как и архиепископ совершенно седые. Но в отличии от него иногда поднимали взор и просто обжигали им. Казалось, что тебе смотрят в душу и просто читают её как книгу.
Я согласился со всеми их предложениями и только попросил по-быстрее рукоположить новых епископов, чтобы они пошли со мной в Калифорнию, а затем в Техас. Владыка Анатолий со своими епископами всек время сидели молча и никак внешне не отреагировали поисшедшее.
Рано утром седьмого октября мы двумя пароходами, ледокол и «Аскольд» пошли на Камчатку.
Адмирал и Николай пошли со мной, а курильский отряд остался в Южно-Курильске.
Эти пароходы скорее всего остаются в этих краях и обратно в Россию не пойдут. Поэтому лишний раз гонять их ни к чему, пусть команды отдохнут после тяжелого перехода из Европы.
В Южно-Курильске задержится и Иван Кузьмич, после рукоположения епископов он на Камчатку вернется на «Дире».
В Петропавловск мы шли десять дней. Я рассказал адмиралу и Николаю о своих гавайских планах и мы их подробно обсудили. А они в свою очередь рассказали мне подробненйшим образом о российских и техасских делах.
Как я и ожидал в Европейской России в наших имениях все было блестяще. Они постепенно, кроме Пулковской мызы, прирастали соседскими землями, все там цвело и пахло, а Сонино новгородское имение стремительно догоняло остальные.
Коммунальные революции к нас были завершены и все эти достижения цивилизации, всякие центральные водоснабжения, горячие и холодные, канализации и отопления уже воспринимались как должное.
Кузьма Иванович и я с ним за компанию, процветал. Заказов на батареи отопления была пропасть и за счет этого успешно развивался завод под Новгородом.
Сергей Петрович решил на этом заводе начать еще и производство снегоуборочных машин. Сидор Пантелеевич внес наконец-то последние усовершенствования и созданные им агрегаты вполне прилично работали. Они постепенно получают признание и заказов на них тоже становится все больше и больше.
Помимо так сказать серийных, были и экспериментальные образцы, работающие в Пулково. Они отличались использованием в них резины.
Наши химики наконец-то более-менее освоили процесс вулканизации и без проблем начали изготавливать небольшие партии всяких резиновых изделий. Сергей Петрович оформил российскую привилегию и шел процесс оформления патентов в Англии и США.
А вот с внедрением нашей сельхозтехники было по-прежнему глухо, что для меня было совершенно необъяснимо.
Строительство судостроительных заводов на месте не стоит, особенно Коломенского. Сергей Петрович уже этой осенью собирается спустить на воду первый колесный речной пароход, а следующей весной и винтовой.
Коломенский завод и начавшееся дорожное строительство, Сергей Петрович опекает больше всего и Николай это считает очень правильным. С чем я полностью согласен.
Асфальтовый завод в Сызрани у же начал его производство, но строительству самого завода конца и не видно.
С большим скрипом началось строительство дороги с асфальтовым покрытием. Сергей Петрович решил её вести от Сызрани в двух напрвлениях: через Самару до Уфы и на Пензу.
Вообще всё, что делается до Урала, идет с большим трудом. Такое впечатление, что кто-то сознательно ставит палки в колеса. Казаков удастся привлечь всего пятьдесят тысяч. Эта цифра уже озвучена и даже расписана по казачьим войскам: двадцать тысяч донских, по десять кубанских, оренбургских и уральских. При том четко поставлены временные ограничения — до конца 1835-ого года.
Сергей Петрович быстро решил задачу с переводом химиков на Нарвскую мызу, для них оперативно был построен лабораторный корпус проект которого разработали они сами. Переезд туда состоялся перед самым отходом последнего большого каравана и Николай привез мне образцы резины полученной уже на Нарвской мызе.
Мой шурин уверенно заявил, что с научной и технологической стороной производства резины все вопросы решены и можно смело начинать её производство и различных изделий из неё. Кроме образцов резины он привез и десяток кустарно сделанных из нового материала калош и плащей.
За образец были взяты уже выпускаемые в Англии и США изделия с использованием каучука. Но у наших калош и плащи не было плохого запаха и на морозе они не становились жесткими и ломкими, а в жару липкими и мягкими.
Николай привез трех специально подготовленных специалистов. Которые по его мнению смогут наладить производство резины в наших пределах. Сергей Петрович предлагает первый резиновый завод построить в Новгороде, рядом с литейным или в Коломне. Кузьма Иванович уже подбирает кадры для будущего строительства.
Главная проблема это конечно сырьё. Фёдор и Джо уже озадачены и работают над ней. Пока главный источник сырого каучука естественно Бразилия.
Но с наших заложенных в южных краях плантаций известия приходят многообещающие. Часть саженцы успешно принялись, а посаженные семена также частично успешно проросли и года через три-четыре можно будет рассчитывать на первые поставки с них, если я не ошибаюсь латекс с них можно получать на пятый год. Но самое главное они скоро дадут нам новые семена.
В Пулково принялась ровно половина саженцев. На мой взгляд это просто замечательный результат. Надеюсь, что они тоже будут давать нам семена, а самое главное мы сможем хорошо изучить это диковенное, но очень полезное растение.
Инициативу Николая я естественно одобрил. Это будет просто очень замечательно если удастся начать производство резины на Камчатке.
Никаких особых известий с Лондона мне не привезли, все как обычно. Единственное, что порадовало так это сообщение о предстоящем отцовстве Федора.
В клубе и на бирже без перемен и потрясений. Брюнель наконец-то занялся строительством железных дорог. В Англии решили строить Великую Западную железную дорогу от Лондона до Бристоля и её строительство возглавил Брюнель.
Наш Федор подробнейши знал всё перепетии начинающегося строительства. Он от моего имени и адмирала, сам лично и через нашу лондонскую контору вложил достаточно приличную сумму в акционерный капитал будущей дороги и кроме этого приватно неоднократно судсидировал Брюнеля.
Изамбард знал, что Федор действует с моего согласия и одобрения, поэтому у них быстро установились отличнейшие личные и деловые отношения.
Благодаря этому Федор знал о пока еще не озвученном плане строительства самого большого в мире парового судна для регулярных трансатлантических переходах и разработке Брюнеля более широкой колеи. Он утверждал, что его более широкая колея позволит обеспечить большую скорость и более спокойный и плавный ход посравнению с колеёй Джорджа Стефенсона, строителя первой по настоящему железной дороги мира Манчестер—Ливерпуль.
Эту историю я знал и заранее обсудил вопрос ширины колеи с братьями Петровыми, а полученные от Федора материалы Сергей Петрович оперативно послал в Иркутск.
Последние новости из Иркутска были вообще отличными. Все работы там шли полным ходом. В Черемхово заработали два завода: металлургический и машиностроительный. Отец и сын Черепановы строят там первую в России железную дорогу и первый русский паровоз для неё.
В Забайкалье тоже всё развивается неплохо. Дорога до Амура проложена и начато её строительство. Её отсутствие сильно тормозит развитие станицы Амурской. Но всё равно строительство судостроительного завода идет стахановскими темпами и не откладывая дело в долгий ящик, Ян Карлович приказал заложить первый пароход и начать его строительство.
Как он параллельно делает эти два дела мне не понятно, но я планирую по возвращению в Россию переключиться на Забайкалье, чтобы как можно скорее начать начать ходить по Амуру.
Так что скоро на это всё посмотрю своим взором.
На Камчатке мы задержались всего на трое суток. Я хотел своим глазом посмотреть на строительство дороги и на основанную будущую столицу «золотой» Колымы, но для этого надо задержаться здесь еще на полгода.
В Петропавловске меня ожидали Флегонт Мокиевич и наконец-то мой тезка — Алексей Андреевич Соловьев.
Как это не фантастически звучит, но дорогу наши строители действительно довели до реки Пенжина, выйдя к ней верст на пять выше небольшого села Манилы.
В этом месте достаточно широкая Пенжина распадается на несколько рукавов, образуя целый десяток больших и малых островов. По мнению нашего инженера-первопроходца Соловьева в этом месте реально построить несколько мостов и наладить переправу через реку. Главным достоинством этого места были берега реки, вернее отсутствие болот и прочих гадостей. Поэтому можно выйти безбоязненно к самой воде.
После того, как наши строители за год дошли до этого места, я уже не удивлялся таким планам. Хотя в глубине души считал это мало реальным.
Алексей Андреевич предполагал, используя два острова на реке, тремя мостами перейти перейти реку. Самый широкий рукав Пенжины был не меньше полверсты, два других рукава были полменьше: двести пятьдесят и сто пятьдесят метров.
Дойдя до Пенжины строители стали на зиму лагерем и начали готовиться к предстоящей зиме и весеннему броску через реку. Там было почти три сотни человек, сотня японцев, три десятка англичан, остальные наши староверы.
Часть наших пленников уже стали свободными людьми, женившись на местных дамах. У коряков и камчадалов, непонятно почему, был недостаток мужчин и их женщины с удовольствием принимали придложения англичан и японцев.
Позиция Флегонта Мокиевича в этом вопросе была твердокаменной: никакого блуда, поэтому принимайте голубчики православное крещение и под венец. А после этого становитесь полноправными православными жителями Камчатки и получаете желанную свободу. Правда только в пределах Камчатки.
Уехать без ведома властей или убежать отсюда без помощи аборигенов невозможно. Но времена вражды между местными: коряками с камчадалами и пришлыми русскими ушли в прошлое. Никто из них не только не будет помогать беглецам, но и поможет властям схватить беглого.
Иван Васильевич поразил меня до глубины души, успев обзавестись агентурой среди пленных. Его тезка, Иван Кузьмич Кольцов, тоже не лыком шит и руку держал на пульсе. Его доверенные люди тщательно следили за настроениями на Камчатке.
Поэтому Флегонт Мокиевич не опасался никаких неприятностей со стороны пленников, которые в свою очередь хорошо разобрались в ситуации и как говориться не нарывались. Разницу в своем положении и российских подданных Камчатки они видели и стремились добросовестным ударным трудом заслужить прощение и свободу.
Планов каким-нибудь образом выбраться с Камчатки они не строили, хорошо понимая, что их ждет в других краях.
Мне было интересно мнение и объяснения господина инженера таких фантастических темпов строительства.
Выслушав мой вопрос, Алексей Андреевич рассмеялся.
— Если вы, ваша светлость, не верите на слово, пожалуйста убедитесь собственными глазами. Дорогу до Ключей вы уже видели. А от них до Топлета всего каких-то четыреста верст с небольшим.
Я невольно тоже рассмеялся, предложение конечно заманчивое, но к сожалению принять его никак не могу.
— Ларчик просто открывается, —уже серьёзно начал свои объяснения господин инженер. — Многое мы сделали на энтузиазме наших пленных. Мы к ним относимся по человечески, они это оценили и все желают получить свободу, поэтому ударно работают. Но естественно силами одних пленных это сделать невозможно, как бы ударно они не работали. Да и чисто русских рабочих рук маловато. Конечно ваша ставка на староверов отлично работает, но их просто физически мало и многие из них заняты другими делами, например строительством тех же мостов.
Инженер Соловьев протяну мне листок исписанный какими-то цифрами.
— Ознакомьтесь, ваша светлость, думается тут ответ на ваш вопрос.
Это был сводный отчет о привлеченных на строительство рабочих.
Из него следовало, что начальник Камчатки привлек в строительству практически все возможное трудоспособное русское и камчадальское население.
Но главным было привлечение почти пяти тысяч аборигенов Камчатки, Чукотки и Охотского округа: коряков, чукчей, эвенков и прочих, в том числе и из окрестностей заложенного Магадана. Последним предложенем было утверждение о возможности мобилизации дополнительных работников.
Аборигены и пленные были задействованы на самых тяжелых и трудоемких работах: расчистка и расширение трассы будущей дороги, строительство гатей на болотистых участках и вывоз мусора со строительства, которого правда было немного.
Русские, камчадалы и несколько англичан с японцами, отличающиеся умом и сообразительностью из числа уже женившихся, строили окончательно полотно трассы, укладывали твердое покрытие и строили мосты. Две сотни, специально отобранных рабочих, готовили асфальт.
Это была элита стройки. На этом участке все надо было делать быстро и качественно. Как связывающий агент вулканические смолы были штукой отличной, но работать с ней надо быстро и без ошибок. Если она успевала быстро схватится, то это была просто нехорошо, но это было еще и очень опасно.
К сожалению потерь не удалось избежать и трое человек стали инвалидами, а один погиб.