Кайл
— Это райское место.
Вайолет с довольным вздохом опускается в кресло Adirondack рядом со мной, закидывая ноги на один из камней, окружающих незажженный костер перед ней.
— Мм, — соглашаюсь я, наклонив лицо к полуденному солнцу. Мы находимся в нескольких футах от озера на лужайке под хижиной и пьем мятный джулеп.
Я откидываю голову в сторону, лениво поглядывая на Вайолет, которая откидывается на солнце. На ней тот же фиолетовый хлопковый сарафан, в котором она была на заднем дворе, когда я ублажал ее на Фруктовой улице, только на этот раз он надет поверх бикини. Последние два дня мы купались в озере, ели свежую еду, слушали музыку и занимались таким сексом, что я удивляюсь, как мой член еще не отвалился. Сегодня наша последняя ночь перед завтрашним отъездом в Нью-Йорк, и, как и в прошлый раз, мне хочется, чтобы она не заканчивалась. На самом деле сейчас мне кажется, что это еще больнее.
Когда я решил привезти Вай сюда, я думал о том, как выбраться из города, где мы могли бы побыть наедине. Но я не учел, что везу ее не просто куда-то, а домой, в свой оазис у озера, в свою крепость одиночества. За четыре года жизни в этом домике я ни разу не приводил домой женщину, и теперь я знаю почему.
Я ждал подходящую.
— Держу пари, завтра ты не захочешь возвращаться в город, — пробормотала Вайолет, потягивая свой напиток. — Если бы я жила здесь, то никогда бы не захотела уезжать.
Я перебираю в уме ее слова. Как бы мне ни нравилось быть дома — даже больше, чем с Вайолет, — тихая обстановка уже не успокаивает меня так, как раньше. Не могу в это поверить, но мне кажется, что я скучаю по городской суете. Я предполагал, что возвращение туда станет для меня триггером после всего, что я пережил, и хотя сначала мне потребовалось время, чтобы освоиться, в последнее время все было совершенно иначе. Я не работаю в фирме, и пребывание в компании Вайолет все изменило. А еще сама работа, вызов, связанный с выполнением крупного проекта и работой с командой. Вайолет была права: я скучал по сложной работе, просто не осознавал этого. На самом деле я многого не понимал до встречи с ней, например того, что за последние четыре года я стал немного затворником, прятался в своем домике и выбирал только те проекты, с которыми, как я знал, мог справиться сам. Работа с Вайолет, с ее неуемным стремлением и амбициями, напомнила мне о том, как здорово погрузиться в проект, которым я увлечен. Она напомнила мне, что работа тоже может быть источником удовлетворения и удовольствия.
Вайолет, напротив, кажется, пошла в противоположном направлении. С тех пор как мы уехали из Нью-Йорка, она почти не упоминает о работе; вместо этого она с легкостью погружается в долгие часы плавания, еды, чтения и вообще расслабления. Я не ожидал, что она так хорошо впишется в это место, но она вписалась. Она вписалась сюда, ко мне.
Глядя на красивую женщину рядом со мной, я понимаю, что именно поэтому мы так хорошо работаем вместе: мы уравновешиваем друг друга во всех отношениях. Без Вайолет я — затворник, который прячется от всего, что может слишком сильно на меня надавить, а без меня она — трудоголик, который никогда не позволяет себе отдыхать. Вместе — гармония.
— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы остаться в городе? — спрашиваю я ее.
Вайолет обдумывает этот вопрос, отставляя бокал.
— Я думала об этом, — признается она. — Я не уверена, что действительно хочу вернуться на Западное побережье. Но… моя жизнь там. И если я получу эту работу…
— А что, если ты найдешь работу в Нью-Йорке?
Она сдвигает солнцезащитные очки на голову, чтобы посмотреть на меня как следует. — Это было бы здорово, но у меня нет там контактов.
— У тебя есть я.
Ее рот искривляется в улыбке. — Я имею в виду для работы.
Я отставляю свой стакан, стараясь не обращать внимания на тревожные толчки в животе. — У меня тоже есть. Команда говорила со мной об открытии компании, занимающейся исторической реставрацией на полную ставку. Ну, это будет моя компания, и они будут работать на меня, — добавляю я, думая о том, как они это сформулировали. — Или… это может быть наша компания.
Губы Вайолет удивленно поджимаются. — Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что именно благодаря тебе этот проект прошел так гладко. И что ты могла бы, возможно… остаться в городе и работать со мной над другими проектами. — В моем нутре возникает еще одна тревожная пульсация, и эту труднее игнорировать. Неужели я действительно собираюсь покинуть тщательно выстроенную комфортную жизнь здесь, чтобы начать все сначала в Нью-Йорке? В городе, который я намеренно оставил позади?
Она пристально смотрит на меня. — В качестве делового партнера? Или…
Я киваю, сердце гулко стучит, когда я произношу следующие слова.
— Да, как мой деловой партнер, но также… — Я сглатываю. — Как нечто большее.
Только когда слова вылетают изо рта, я понимаю, как сильно я этого хочу. Я больше не хочу жить затворником в своем домике, боясь, что моя жизнь снова станет беспорядочной. После нескольких недель, проведенных с Вайолет, я никак не могу допустить, чтобы этого было достаточно. Даже если мысль о том, чтобы перевернуть всю мою жизнь, заставляет мой пульс учащенно биться.
Ее лицо озаряет задорная улыбка. — Ты серьезно?
Эта улыбка успокаивает мои нервы, напоминает мне, почему я вообще рассматриваю то, что еще два месяца назад заставило бы меня бежать обратно в Мэн, поджав хвост.
— Я не хочу, чтобы это заканчивалось, Вай. Не после этих выходных, не… Я просто не хочу, чтобы это заканчивалось. — Я беру ее руку в свою. — А ты?
— Нет, — шепчет она, пробегая глазами по моему лицу. — Но здесь есть не только мы, верно? А как же папа?
Я гримасничаю, чувствуя знакомое чувство вины. — Боже, я не могу даже думать об этом.
Она глубоко вздыхает.
— Тебе придется подумать об этом. Да, мы оба могли бы вернуться в Нью-Йорк, и да, мы могли бы работать вместе, но… мы не сможем быть вместе, если не расскажем папе о себе.
И вот оно — то, о чем я позволил себе забыть здесь, в нашем маленьком оазисе у озера. То, что действительно стоит между нами и счастьем.
Вайолет поворачивается на своем месте, чтобы посмотреть мне в лицо.
— Почему ты так не хочешь ему рассказывать? Я понимала, когда мы не знали, что это такое, но мы говорим о том, чтобы построить совместное будущее. Мы не можем строить его без его ведома.
Я смотрю на свои руки, и мой желудок опускается. Она права. Мы не можем жить вместе без его участия. И я не могу представить себе сценарий, при котором я скажу ему, и он будет не против. Во мне поднимается тревога.
— Твой отец был рядом со мной в очень трудный период моей жизни. Он прикрывал меня, когда никто другой этого не делал, и я взялся за этот проект, чтобы отплатить ему за все. Потом он попросил меня присмотреть за тобой… — Я качаю головой. — Сближение с его дочерью кажется мне высшим предательством. Это противоречит всем правилам дружбы, особенно после всего, через что мы прошли.
Вайолет кивает, покусывая нижнюю губу.
— Могу я спросить, что случилось, когда он был рядом с тобой?
Когда я не отвечаю, она добавляет: — Я видела у тебя на тумбочке книгу о тревожности, и ты знал, что у меня был приступ паники в тот раз на уроке. Это… связано?
Я вздыхаю. Я ждал этого вопроса все выходные. Я знал, что она видела книгу, потому что она лежала рядом с ней в ту ночь, когда я нашел ее спящей на моей кровати, открытая на странице с крупными пометками. Эта книга стала моей библией, когда я прокладывал свой путь через переход к новой жизни здесь. Сейчас я уже не так часто опираюсь на нее, как раньше, но она принадлежит к определенному периоду моей жизни.
— Да, — наконец говорю я, понимая, что на самом деле хочу поделиться с ней этим. Я хочу рассказать ей о том, что заставило меня уехать из города, потому что хочу, чтобы она узнала меня настоящего. И потому что я знаю, что она не осудит меня за то, через что я прошел.
м Я знаю, что у тебя была паническая атака, потому что раньше у меня она была. У меня их было много.
— О, Кайл. — На ее лице появляется сострадание, и она берет мою руку, поднося ее к губам. — У меня был только один, и это было отвратительно. Я не могу представить, что у меня будет больше.
Из меня вырывается мрачный смешок.
— Да, но у меня не было особого выбора. Они начались на работе, в основном из-за стресса. Сначала я думал, что это сердечный приступ, но потом узнал правду. Я думал, что справлюсь с ними, используя комбинацию лекарств, но в итоге, поскольку я не убирал стресс, я не убрал и симптом.
— И папа помог в этом?
— Он взял на себя часть моих дел, чтобы облегчить мою нагрузку, уговорил меня пойти на терапию. А потом… — Я делаю глубокий вдох. Это та часть, которая заставляет меня выглядеть хуже всего, и я ненавижу это. — Моя девушка, Лиза, не смогла с этим справиться, не смогла справиться со мной. Она разорвала отношения и выгнала меня из нашей квартиры.
В глазах Вайолет загорается гнев, и я люблю ее за это. — Она выгнала тебя? Когда ты был на самом дне?
— Да, но у нас все было на волоске уже много лет, просто я не хотел этого замечать. Вернее, я был слишком занят и озабочен, чтобы замечать это. Твои мама и папа приняли меня без лишних слов. Они были рядом, когда вся моя жизнь рухнула.
— Подожди, — пробормотала она, ее глаза округлились. — Я помню это. Не в деталях, но я помню, что кто-то с папиной работы жил у них какое-то время, когда я начала работать в DigiSwap. Это был ты?
— Это был я, милая. Я был разбит, и именно твой отец помог мне наладить свою жизнь. Он помог мне найти свое место здесь, позаботился о том, чтобы я получил огромное выходное пособие при увольнении из фирмы, и с тех пор звонит мне каждую неделю, чтобы убедиться, что у меня все в порядке. Он действительно лучший друг, который у меня когда-либо был.
— Верно. — Она медленно кивает. — Вот почему ты не хочешь рассказывать ему о нас. Теперь я понимаю гораздо больше.
Ее дыхание вырывается длинным, медленным потоком, и она снова тянется за своим напитком.
— Честно говоря, я тоже не в восторге от того, чтобы рассказывать ему. Он нанял меня для управления этим проектом, а вместо этого я сошлась с прорабом. Вряд ли это образец профессионализма.
— Не вместо, — поправляю я. — Ты проделала потрясающую работу с домом. Твоя работа ничуть не пострадала.
— Ну… — Она поднимает плечо. — Есть еще одна вещь, которую я скрывала от него о своей работе в течение последних четырех лет.
Она сморщилась.
— Так что у меня есть две причины разочаровать его.
Она смотрит в свой напиток с угрюмым видом, а я наблюдаю за ней с тяжелым сердцем. Как бы она ни волновалась, я не думаю, что Рич будет разочарован в ней в такой же степени, как во мне. Она молода, ей можно совершать ошибки. Я достаточно взрослый, чтобы знать лучше.
— В любом случае.
Она осушает свой напиток и поворачивается ко мне, изо всех сил стараясь изобразить улыбку. Это всего лишь одно слово, но его достаточно, чтобы сказать мне, что мы пока отложим этот разговор, и часть меня радуется. Я хочу получить все, о чем мы говорили, но у меня нет ответов, которые нам нужны сейчас.
Взгляд Вайолет переходит на озеро, ярко переливающееся на солнце. — Ты когда-нибудь нырял с аквалангом?
Я тихонько смеюсь. — Нет. У меня есть соседи.
Она бросает беглый взгляд через каждое плечо. — Они не видят.
— Не отсюда, но у них прекрасный вид на воду. Их дома видны с озера.
По ее губам скользит озорная улыбка. — И что?
Я поднимаю брови. Она не может быть серьезной. У старой миссис Макгрейди, живущей по соседству, наверное, случится инсульт, если она выглянет из своего окна. А еще есть Том Марли, парень, который живет по другую сторону от меня. Он довольно милый, но я не раз видел, как он подглядывает за молоденькими кассиршами на местном рынке. От одной мысли о том, что он может заглядеться на идеальное тело Вайолет, у меня по коже бегут мурашки.
Но она уже поднимается со стула и стягивает через голову сарафан, открывая черное бикини под ним. Ее цвет лица стал на тон темнее после долгого пребывания на солнце, а плечи теперь усыпаны крошечными веснушками. Я снова думаю о том, как ей идет это место, и как мне хочется, чтобы нам не пришлось уезжать.
Мои мысли полностью обрываются, когда она развязывает завязки своего бикини, позволяя ему упасть на землю. Вслед за ним падает и нижняя часть. Я провожу глазами по ее коже, желая прикоснуться к ней в миллионный раз за эти выходные, но потом ловлю себя на мысли. Когда я встречаю ее строгий взгляд, она хихикает.
— Пойдем.
Я моргаю. Трудно сосредоточиться, когда она голая. — Что?
— Я иду внутрь, — говорит она с ухмылкой. — Пойдем.
— Ни за что. — Я хватаю ее платье и хмуро протягиваю ей. Мне нравится каждый сантиметр ее изгибов, но они предназначены только для моих глаз. — Ты не можешь выйти туда в таком виде.
Ее бровь выгибается в вызове. — Почему?
— Вайолет…
Повернувшись на каблуке, она направляется к причалу.
— Не смей…
Но прежде чем я успеваю закончить, она уже в воде и смеется во весь голос.
— Приходи и забери меня, — говорит она, стоя на мелководье так, что вода доходит ей только до пупка, а ее прекрасная грудь выставлена на всеобщее обозрение.
Господи.
Я поднимаюсь со своего места и качаю головой. Трудно злиться на нее, когда она так чертовски сексуальна, но потом я представляю себе Тома на крыльце своего дома, любующегося ею.
Ни за что, черт возьми.
— Вернись сюда, — рычу я.
— Ты не собираешься присоединиться ко мне?
— Нет, и ты уходишь. Сейчас же.
Она дуется. Мне вспоминается женщина, которую я впервые встретил, та, которая могла быть такой умной и грубой, которой нужно было, чтобы я преподал ей урок. Возможно, пришло время сделать это.
— Убирайся сейчас же, Вайолет, иначе будут проблемы.
Ее глаза вспыхивают. Почему у меня такое чувство, что именно это она и хотела услышать?
Она выныривает из воды, на ее губах играет озорная улыбка. Я бросаю ей платье, и она натягивает его на влажную кожу с огнем во взгляде.
— Иди сюда.
Я тянусь к ней, но она обходит меня стороной и демонстративно направляется в дом.
— Вайолет, — предупреждаю я, пускаясь за ней, и она игриво взвизгивает, взбегая по ступенькам. Я следую за ней внутрь и хватаю ее за запястье, когда она направляется к лестнице на чердак. Я не хочу, чтобы она была там. Я хочу, чтобы она была здесь, на диване.
Она изумленно вздыхает, когда моя рука обхватывает ее запястье. — Что ты делаешь?
— Я же просил тебя не выходить туда голой. Какого черта?
Она нагло смотрит на меня. — А я просила тебя не указывать мне, что делать.
Я качаю головой в недоумении. Она делает это нарочно, несомненно. Она пытается нажать на мои кнопки, как в старые добрые времена. И Боже, как же мне хочется ей подыграть.
— Милая, — говорю я, из моей груди вырывается злобный смех, — ты же знаешь, что так не бывает.
Она хнычет, когда я толкаю ее на диван, но это не звук шока или боли. Это звук возбуждения. Ее руки перемещаются к бедрам, медленно, дразняще поднимая платье, и мой член напрягается от обжигающего жара в ее взгляде.
— Ты прав, — мурлычет она. — Я была плохой. Думаю, вопрос в том, что ты собираешься с этим делать?
Я опускаю свой рот к ее рту, достаточно близко, чтобы поцеловать, но отказываясь от прикосновений. — У меня есть идея.