Она была создана для меня

37

Кайл

— Эй, — тихо говорю я, когда Вайолет разваливается передо мной.

— Мне очень жаль. — Она вытирает глаза дрожащими руками. — Я не могла этого сделать. Ты слышал, что папа сказал, что гордится мной, даже после того, как я солгала о своей работе. Я просто не могла этого сделать.

Я киваю, колеблясь, прежде чем заключить ее в объятия. Я не уверен, стоит ли это делать, но мне невыносимо видеть, как она расстраивается.

— Я знаю. — Я нежно глажу ее по волосам. — Я понимаю, Вай.

И дело в том, что я действительно понимаю. Она чувствует, что ей приходится выбирать между любовью отца и мной, и я ни капли не виню ее за то, что она выбрала Рича. У меня были свои сомнения по поводу того, чтобы рассказать ему, — только несколько часов назад я решил, что готов пойти на это, — так что если она чувствует, что не может этого сделать, я понимаю. Какая-то часть меня чувствует облегчение от того, что мне не придется причинять боль своему другу.

Но это не значит, что мое сердце не разбито.

Она смотрит на меня, в глазах блестят слезы.

— Мне так жаль, — снова говорит она.

— Все в порядке.

Я заставляю себя произнести эти слова, потому что, несмотря на то, что они не кажутся мне нормальными, я знаю, что это то, что ей нужно услышать. — Время, которое мы провели вместе, было потрясающим. Но… возможно, это все, чем оно должно было быть. Может быть, что-то большее — это слишком сложно.

— Мы можем попробовать еще раз сказать ему…

— Шшш.

Я прижимаю палец к ее губам и качаю головой. Я никогда не смогу заставить ее сделать то, чего она не хочет, так же как она никогда не заставляла меня рассказать Ричу, когда я не чувствовал, что могу. — Я не хочу вставать между тобой и твоим отцом.

— Я не обязана соглашаться на эту работу, — слабо говорит она.

— Ты должна. — Я вытираю ее влажную щеку. — Я никогда не прощу себе, если позволю тебе отбросить эту возможность ради меня.

— Но это значит… — Ее глаза ищут мои, снова наполняясь слезами. — Все кончено.

Я сглатываю, горло саднит от эмоций. — Да.

— Я не хочу, чтобы все было кончено, — говорит она сквозь слезы. Я вытираю еще одну, и острая боль пронзает мою грудь.

— Я тоже этого не хочу. Но… я думаю, что так и должно быть.

Еще больше слез льется из ее глаз, и я снова прижимаю ее к себе, моргая, когда мои собственные глаза увлажняются. Она сотрясается от рыданий в моих объятиях, и я хочу лишь поцеловать ее боль, но знаю, что больше не могу этого сделать. Вместо этого я позволяю ей плакать столько, сколько ей нужно, зная, что больше не смогу ее обнять. Знаю, что, когда бы она ни плакала в будущем, кто-то другой будет обнимать ее и утешать.

В конце концов она отстраняется и вытирает лицо. — Наверное, мне стоит пойти к Сэди сегодня вечером. Надеюсь, мне удастся улететь завтра.

При мысли о том, что Вайолет вернется на Западное побережье и исчезнет из моей жизни, мне снова хочется притянуть ее к себе и сказать, что она не может уехать. Я игнорирую боль, терзающую мое сердце, и киваю.

— Если только я останусь, на одну последнюю ночь? — почти робко предлагает она.

Боже, как я хочу этого. Я хочу каждую последнюю секунду, которую могу провести с ней, но теперь, когда мы решили не говорить Ричу, это кажется неправильным, как никогда. И если я снова поцелую ее, если снова прикоснусь к ней, я не смогу ее отпустить.

— Я думаю… — Я пытаюсь прочистить горло. — Я думаю, это будет слишком сложно.

— Наверное, ты прав. — Она делает глубокий вдох, наконец-то возвращая себе самообладание. Я же, напротив, чувствую себя так, словно нахожусь на грани срыва. — Что ты будешь делать?

Я поднимаю плечо.

— Я соберу грузовик и завтра первым делом отправлюсь обратно.

Я хочу уехать как можно скорее, но я чувствую себя слишком грустным, слишком трясущимся и эмоционально выжатым, чтобы доверять вождению сегодня.

Она кивает, глядя на меня красными, опухшими глазами. Мы стоим в прихожей и смотрим друг на друга, оба борясь с желанием взять свои слова обратно. Мне требуется вся моя сила, чтобы не потянуться к ней снова.

Как только я думаю, что не могу больше терпеть, она глубоко вздыхает и тащит себя наверх. Я спускаюсь вниз, чтобы запереть двустворчатые двери на задний двор, и сердце сжимается, когда я вспоминаю, как поймал ее, когда она упала с лестницы, как мы не могли оторваться друг от друга у задней стены. Что я буду делать без нее в Мэне? Как я вернусь к прежней жизни? Будет ли теперь все в моем домике напоминать мне о ней?

Я теряюсь в раздумьях в подвале, и когда я наконец возвращаюсь в прихожую, Вайолет уже стоит там со своими вещами.

— Я вызову тебе такси, — предлагаю я, но она качает головой.

— Я заказала Uber. Но все равно спасибо.

Я делаю шаг вперед, колеблюсь, затем поднимаю руку, чтобы в последний раз коснуться ее щеки. — Если уж на то пошло, последние два месяца были лучшими в моей жизни.

— И в моей тоже, — шепчет она. В ее глазах снова блестят непролитые слезы.

Боже, что я делаю? Отпускаю ее вот так? Прощаюсь с женщиной, которая, как я уверен, является любовью всей моей жизни?

Но что еще я могу сделать? Я не могу заставить ее рассказать Ричу. Я не могу попросить ее пожертвовать своими отношениями с ним и отказаться от этой работы ради меня. Это я должен принести жертву. Она никогда не обещала мне большего. По правде говоря, у меня вообще ничего не должно было быть, и мне повезло, что я смог провести с ней то немногое время, которое у меня было. Пришло время отпустить Вайолет. Это правильное решение.

— Надеюсь, работа пойдет хорошо. Просто… пообещай мне, что не вернешься к безумным часам работы и не будешь заботиться о себе.

Она издала маленький, водянистый смешок. — Обещаю. Спасибо. За все.

Она замирает на мгновение, а затем поднимается на носочки и дарит мне последний нежный поцелуй. Мне приходится сжать руки в кулаки, чтобы не позволить себе прикоснуться к ней, прижать ее к себе и не дать ей уйти.

Когда она отходит, мое сердце воет в знак протеста. Мой голос срывается, когда я говорю: — Прощай, Вайолет.

— Пока, Кайл.

Она хватает свои сумки и уходит, не оглядываясь.

Дверь захлопывается, и я прижимаюсь к ней спиной, давая волю слезам.

Я не преувеличу, если скажу, что прошлая ночь была одной из худших в моей жизни.

Я почти не спал. Наверное, мне следовало бы вернуться назад, потому что сейчас я чувствую себя еще хуже, но я не могу оставаться в этом доме ни минуты. Все напоминает мне о Вайолет, о нашем совместном времяпрепровождении, и мне нужен чистый перерыв. Мне нужно вернуться в Мэн и наладить свою жизнь. Как-то так.

К шести утра я все собираю и укладываю. Приходится несколько раз спускаться в прихожую, и в последний раз я замираю от неожиданности, когда вижу Рича, входящего в дом через парадную дверь.

— О. Привет. — Я складываю последние вещи в кучу. — Что ты здесь делаешь?

— Ты же не думал, что я позволю тебе уехать из города, не попрощавшись?

— Как ты…

— Вайолет сказала мне, что ты уезжаешь первым делом.

Я игнорирую боль, которую испытываю, услышав ее имя, когда Рич протягивает мне две чашки.

— Я принес тебе кофе.

— Это…

— Без кофеина, да. Я помню.

Моя грудь почти сжимается от чувства вины и печали. Он из тех друзей, которые помнят о таких вещах, которые приходят провожать меня первым делом по утрам. Я его не заслуживаю.

Рич изучает меня, наклонив голову.

— Ты все еще плохо себя чувствуешь?

Он протягивает мне кофе с обеспокоенной улыбкой. У меня едва хватает сил взять его из его рук, не говоря уже о том, чтобы улыбнуться в ответ.

— Нет, я… плохо спал, — бормочу я, потягивая горячую жидкость. Сегодня, как никакой другой день, мне не помешал бы кофеин, но я знаю, что от него мне будет только хуже.

— Ты выглядишь так, будто тебя сбил автобус.

Я чувствую это.

Обычно я бы посмеялась над этим, сказала бы что-нибудь умное в ответ, но сейчас мне не до этого. Я смещаю свой вес, желая сменить тему. — Как прошел ужин?

— Было бы хорошо, если бы ты был там. Вайолет была не в себе. — Его брови сходятся вместе, когда он, кажется, вспоминает этот вечер. — На самом деле, она выглядела очень несчастной.

— Правда? — осторожно спрашиваю я. Мысль о ее страданиях заставляет что-то резко дернуться в моих грудных клетках, и я вздрагиваю.

Неужели она спала лучше, чем я? Она уже уехала в аэропорт? Чувствует ли она себя так же пусто, как я сейчас?

— Да, хотя она не сказала, почему. — Он молчит, потягивая кофе и изучая меня. — Ты сам выглядишь довольно несчастным, приятель.

Невозможно скрыть, что я чувствую, поэтому я слегка киваю, делая вид, что проверяю свои сумки.

— Я не понимаю. — Рич озадаченно качает головой. — Вы оба были так счастливы, когда мы ужинали в мексиканском ресторане. Вай была рада уехать с Сэди на длинные выходные, а ты встретил какую-то загадочную женщину, с которой тебе не терпелось сбежать в Мэн.

Я гримасничаю, роясь в вещевом мешке, как будто ищу что-то — что угодно, — чтобы не встречаться с Ричем взглядом.

— Потом ты заканчиваешь здесь, и все выглядит как нельзя лучше. Ты просто потряс меня этим местом.

Он тихонько хихикает про себя. — Но позволит ли кто-нибудь из вас насладиться этим? Нет. Вы оба уезжаете, как будто не можете уехать из города достаточно быстро. Честно говоря, судя по тому, как вы оба себя ведете, мне кажется… — он замолчал, и я сосредоточился на том, чтобы застегнуть сумку и порыться в ящике с инструментами. Но я не могу притворяться, что ищу там что-то, и когда я бросаю взгляд на Рича, он смотрит на меня, и шестеренки в его голове почти заметно вращаются. Моя кровь превращается в лед в моих венах.

Вот дерьмо. О, черт. Пожалуйста, Боже, не дай ему догадаться.

Я выпрямляюсь и расправляю плечи, как будто мне нечего скрывать. — Ну, мне пора…

Но я не могу закончить фразу, так как выражение лица Рича стало каменным.

— Есть что-то, о чем я должен знать? — спрашивает он, его голос холоден и ровен так, что меня пробирает дрожь страха.

— О чем ты говоришь?

Я пытаюсь рассмеяться, но смех получается пустым, и он лишь качает головой, сужая взгляд.

— Я идиот.

Его рот открывается в шоке, пока он собирает все воедино, и я всерьез подумываю о том, чтобы выскочить за дверь и отправиться к своему грузовику.

— Как, черт возьми, я не догадался об этом раньше? — Его глаза вспыхивают от гнева. — Ты же не поехал в Мэн с какой-то таинственной женщиной?

К счастью, этот вопрос риторический, потому что он продолжает. — И в тот день, когда вы оба спустились вниз, все раскрасневшиеся…

Я закрываю глаза от стыда. Он складывает головоломку слишком быстро, чтобы я успевал за ним.

Но чего я ожидал? Он чертовски хороший адвокат. Он прав, наверное, ему следовало бы разобраться во всем раньше. Я просто был слишком увлечен Вайолет, чтобы думать об этом.

— Она сказала, что вчера должна была рассказать мне две вещи, но рассказала только одну. — Рич отставляет свой кофе, делая видимое усилие, чтобы оставаться спокойным, когда его стальной взгляд встречается с моим. — Так может, ты мне расскажешь? Я спрошу только один раз и ожидаю, что ты будешь честен со мной.

Я сглатываю, и мой пульс подскакивает, когда я даю дрожащий кивок.

— У вас с Вайолет что-то было?

Я едва могу дышать. Я не хочу говорить ему об этом, потому что именно из-за этого мы расстались, но подозреваю, что теперь уже слишком поздно.

И если честно, я так устал ему врать. Я больше не могу.

— Да, — хрипло говорю я.

Его глаза темнеют от ярости, и он смотрит на меня, потеряв дар речи.

— Все кончено, — добавляю я, но от этого не становится легче. Мы оба знаем, что я совершил худший из возможных поступков и предал его.

Он долго молчит, позволяя мне терзаться чувством вины. Наконец он говорит: — Ей всего двадцать пять.

— Я знаю, сколько ей лет.

— Как молода, ты имеешь в виду.

Это немного раздражает. Да, она молода, но ей не восемнадцать. Она сильная женщина, знающая себе цену, и мне кажется, он не всегда отдает ей должное.

— Она взрослая женщина, — напоминаю я Ричу.

— Она моя дочь, Кайл. Она была уязвима после потери работы, а ты решил сделать шаг? Как ты мог…

— Эй, подожди минутку. — Я поднимаю руки. — Все было не так.

Рич складывает руки и смотрит на меня с вызовом. — Тогда что же произошло?

Я колеблюсь. Что я скажу, что я боролся с ней, как мог, но она довела меня до точки невозврата? Я никогда не смогу вот так бросить ее под автобус. Если я собираюсь потерять Рича из-за этого, я могу хотя бы сделать так, чтобы она не потеряла и его.

— Ладно, — пробормотал я, выдавливая из себя очередную ложь. Но эта ложь — для Вайолет. — Это была… это была моя идея.

Я быстро поднимаю взгляд. — Я никогда не давил на нее или что-то в этом роде. Она была заинтересована, но… да, я спровоцировал это.

Лицо Рича краснеет от ярости, на виске пульсирует вена. Я никогда не видел его таким злым, и от этого у меня учащается пульс. Теперь нам не будет возврата. Нашу дружбу уже не спасти, и в этом виноват я сам.

— Я доверял тебе, — выплевывает он. — Я просил тебя о помощи. Я просил тебя присматривать за ней, ради всего святого, а ты вместо этого воспользовался ею.

— Я не… Я имею в виду, она не ребенок. Она…

— Для меня она ребенок. Ты знал это. Она моя маленькая девочка, Кайл. Мой единственный ребенок.

Его губы скривились в отвращении, но он все еще не повысил голос. Я ожидал, что он закричит, может быть, ударит меня, но он лишь молча смотрит на меня, глаза дикие от ярости.

Это еще хуже. Намного, намного хуже.

Я хочу сказать ему, что влюблен в нее, что это не только физическая связь. Что за последние два месяца я почувствовал себя более живым, чем за последние два года, и что я думаю, что она чувствует то же самое, хотя и ушла. Что мы не сказали ему, потому что не хотели причинять ему боль, что мы чувствуем себя ужасно из-за предательства и пожертвовали друг другом ради него.

Но потом я вспоминаю Вайолет, стоящую вчера в прихожей с трясущимися руками, как она радовалась, что Рич не знает правды, как боялась его подвести. Не мне говорить ему об этом, не мне рисковать, чтобы он обвинил ее. Она сделала свой выбор, и теперь я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы защитить ее от последствий этого.

— Так вот почему ты не взял мои деньги? — спрашивает Рич, его лицо искажается от возмущения. — Потому что ты решил забрать мою дочь?

— Господи, — бормочу я, вдавливая ладони в глазницы. — Ты, наверное, шутишь. Да ладно. Ты же знаешь меня, Рич.

— Я думал, что знаю. — Он отходит, качая головой, его глаза холодно смотрят на меня. — Но человек, которого я знал, никогда бы так не поступил. После всего, что я для тебя сделал…

Его слова — как удар в самое нутро, но это то, что я заслужил. Я делаю последнюю попытку защитить любимую женщину, надеясь, что моя мольба прорвется сквозь его гнев. — Пообещай, что не станешь обижаться на Вайолет. Она не виновата.

Впервые я думаю, что он действительно может ударить меня. Его глаза расширяются от недоверия, и он делает шаг вперед, кулаки дрожат на его боку.

— Конечно, она не виновата, — скрежещет он. — Это ты здесь обладаешь властью. Ты должен был знать лучше. Я думал, ты лучше.

На мгновение он задумывается о том, чтобы ударить меня, а затем стремительно поворачивается на пятках, пиджак от костюма летит за ним, пока он идет через фойе к входной двери. Затем он делает паузу и, обернувшись, говорит: — Никогда больше не разговаривай ни с кем из моей семьи.

— Рич… — начинаю я, но бесполезно: он уже распахивает дверь и спускается по ступенькам, и я ничего не могу сказать, чтобы хоть немного изменить ситуацию. Он обижен, и после всего, что я сказал, я его не виню. Я бы чувствовал себя точно так же на его месте.

Мой старый психотерапевт однажды сказал мне, что один из способов справиться с тревогой — это проследить за любыми переживаниями до их наихудшего возможного исхода. Он сказал, что если так поступать, то в случае крайней необходимости всегда можно справиться с худшим сценарием.

Что ж, худшее уже случилось. Я потерял любимую женщину и лучшего друга всего за двадцать четыре часа. Мне понадобится много времени, чтобы собрать свое сердце и свою жизнь воедино, но я все еще здесь. Я переживу это, как пережил все остальное.

Я делаю несколько прерывистых вдохов, чтобы успокоиться, затем оцепенело гружусь в машину и начинаю долгую дорогу домой.