На следующее утро Кросс зашел в офис «Гердлстон энд Гриббл», чтобы рассказать Фому об анонимном письме. Разъясняя сложившуюся ситуацию, он казался подавленным и убежденным в том, что совершил ошибку.
— Эти Стерлинги накинулись на меня, — заявил он. — Отец, мать и дочь все говорили и говорили, пока я не уступил, пойдя против собственного суждения. Теперь это от меня не зависит. Сегодня вечером будут действовать полицейские.
Если Фом и считал, что с ним не слишком хорошо обошлись, не спросив его мнения, он никак не выказал этого.
— Если письмо подлинное, — начал он, — то это случай похищения, и я предпочел бы, чтобы с этим разбиралась полиция. Если это фальшивка, ваша дочь все равно до сих пор не вернулась, и я должен продолжать свою работу, пока не найду ее… Кстати, полиция знает о ваших делах?
— Нет, я сказал им, что моя дочь ушла от меня, и что я послал по ее следу ищейку. Как и вы, они считают, что это ее выходка. По их мнению, кто-то распустил сплетни об этом деле, и теперь какой-то самоуверенный наглец пытается нажиться на этом.
— Вы знаете, как они будут действовать сегодня вечером?
— Да. Они организовали засаду и фиктивный выкуп, — объяснил Кросс. — В записке сказано, что я должен доставить его лично. Но я сказал полиции, что непременно приду в ярость и врежу кому-нибудь. Так что один из полицейских моего роста и сложения отправится туда вместо меня.
— Как я понимаю, они сразу же позвонят вам, чтобы дать знать о случившемся?
— Разумеется. — Кросс вытер лоб и добавил: — Это ожидание угнетает меня. Это письмо было непосредственной угрозой для Эвелин.
— Я думаю, вам не следует воспринимать это слишком серьезно, — сказал Фом. — Согласно вашим рассказам этот ваш неизвестный враг — один из ваших простофиль. Это само по себе доказывает, что он не настолько умен, как вы. Почему вы должны признавать за ним больше хитрости и изобретательности? Прежде всего, у него нет наличных, раз вы обчистили его.
Как и ожидал Фом, Кросс, со свойственным ему быстро меняющимся настроением, зацепился за это напоминание.
— Это разумно, — заметил он. — Знаете, Фом, вы единственный достойный парень, которого я встретил в этом деле. Все остальные, кажется, только вредят… Вот почему я дал полиции номер вашего офиса и сказал им позвонить мне сюда сегодня вечером. Но если я пересек черту, то могу отменить заказ.
— Но почему сюда? — поинтересовался Фом.
— Потому что больше некуда. Я не хочу напрашиваться к Стерлингам и не хочу, чтобы сообщение поступило в мой отель. Ночной портье скучает на своем посту, и когда он услышит, что звонок из Скотланд-Ярда, он станет подслушивать, совать нос в мои личные дела. Прежде мне пришлось покинуть отель из-за того, что руководство не желало иметь никаких дел с полицией. Они чувствительны по этому поводу, а мне не хочется переезжать.
— Понимаю, — заверил его Фом. — Конечно, вы можете прийти сюда и принять звонок. Я улажу это со своим руководством.
— Спасибо… Но есть кое-что еще. Я хочу, чтобы вы остались здесь со мной. Возможно, мне потребуется совет или помощь. Разумеется, я заплачу вам за потраченное время.
Фом слишком привык к ночной работе, чтобы возражать, поэтому он пообещал вернуться в офис в одиннадцать часов. Однако, к своему неудовольствию, он не мог забыть о назначенной встрече. Воспоминание об этом преследовало его весь день, как смутно неприятное испытание. Он удивил свою мать, вовремя вернувшись к ужину домой в Хайгейт, но следствием его пунктуальности стал беспокойный вечер, который Фом провел, бродя по комнатам.
Для него было настоящим облегчением пожелать своим родителям спокойной ночи и покинуть теплый уютный дом, выйдя на улицу, в холод и мрак. Так как у него оставалось время, он немного прошелся от станции метро и был удивлен, обнаружив, что Рафаэль Кросс уже ждет его у офиса.
На том был плащ, надетый поверх смокинга, и шляпа, сдвинутая на одну сторону, а под мышкой он держал бутылку виски. Стоя в тени дверного проема, Кросс напомнил Фому захмелевшего донжуана из девятнадцатого века — такую иллюзию создавали темные хогартовские здания[13] и серповидная луна, которая плыла низко, прямо над крышами этих зданий.
— Одолжил полицейскому, играющему мою роль, свои пальто и шляпу, — пояснил Кросс, а затем указал на бутылку виски: — Надо приободриться.
— Хорошая идея, — согласился Фом.
Он проводил своего клиента в личную комнату мистера Гердлстона, которая безо всяких на то причин называлась залом заседаний совета директоров. Это была огромная викторианская комната, обставленная массивными креслами, расположенными вокруг центрального стола. Обои были коричневыми и покрытыми золотистыми папоротниками, а новый аксминстерский ковер сочетал в себе аляповатые цветы — красный и зеленый — и сложный витиеватый узор.
Над мраморной каминной полкой висел портрет отца Гердлстона, написанный маслом, предположительно, как основателя фирмы; на самом же деле, портрет был написан, чтобы отметить продвижение франкмасонов. Там также был портрет в красивой рамке, портрет миссис Гриббл, которая хорошо фотографировала. Раньше на стене висел и портрет миссис Гердлстон, но его куда-то подевала уборщица. К счастью, мужчины слишком привыкли к нему, чтобы заметить его потерю, и оба беспристрастно называли оставшийся портрет своей «половиной».
Кросс сразу заметил его.
— Красивая женщина, — отметил он. — Времен Эдуарда[14]. Теперь она уже не та. Это ее собственные зубы?
— Откуда мне знать, — ответил Фом.
— Разве это не ваша жена?
— Помилуйте, нет. По возрасту она годится мне в матери.
— Конечно… Здесь есть содовая?
— Нет, нужно будет пойти в бар.
Фом знал, что Кросс говорит, чтобы не потерять контроль над своими нервами. Он пригласил его занять глубокое кожаное кресло мистера Гердлстона, а сам отправился за штопором и стаканами.
— Осталось немного времени, — заметил он.
Кросс взглянул на часы и застонал:
— Вечность. Фом, я в аду. Я обречен провести свою жизнь в ожидании. Помните Нелл? Она так и не пришла. И все это время она лежала там на дороге. И теперь это. Ожидание…
— Вы правильно поступили, обратившись в полицию, — заверил его Фом.
— Но если я ошибся, то расплачиваться за это придется Эвелин.
Двое мужчин пили и курили в тишине, нарушаемой только гудками машин. Они неотрывно смотрели на пристань и время от времени сверялись со своими часами. Было ясно, что Кросс мучится от тревожного ожидания, которое теперь проняло и бывалого Фома.
Его мысли были сосредоточены на драме, которая разыгрывалась на станции Виктория. Детектив задавался вопросом, все ли идет по плану или же возникли неожиданные осложнения, вызванные представителями общественности. Выпитый им виски замутнил его воображение; станция Виктория больше не казалась знакомой конечной остановкой, где Фом часто выслеживал преследуемых. Теперь она была темной и заполненной тенями, и наблюдатели ожидали там прихода шантажиста. Телефонная будка, помеченная крестом, приобрела зловещее значение. Даже в этот самый момент кто-то незаметный мог затаиться внутри.
Вдруг пронзительно зазвонил телефон. Фом подскочил к нему, чтобы ответить, но прежде, чем он добрался до него, Кросс сорвал трубку. Когда он услышал сообщение, то в его взгляде появились недоверчивая радость и удивление.
— Да, — пробормотал он. — Я сейчас приеду.
Когда Кросс положил трубку, его рука дрожала.
— Она вернулась, — хрипло произнес он. — Я не могу в это поверить. Эв вернулась.
Эта новость была настолько неожиданной, что Фом не мог в нее поверить и спросил:
— Откуда вы знаете?
— Они только что позвонили из отеля. Я оставил этот номер на столе на случай, если что-нибудь случится. Я и не мечтал об этом. Мы должны сейчас же отправиться туда.
Фому было любопытно увидеть девушку, о которой он столько слышал. Даже сейчас трудно было поверить в то, что она на самом деле находится в квартире, где он увидит ее во плоти. Однако чувство долга оказалось сильнее желания увидеть Эвелин, и Фом напомнил Кроссу об ожидаемом сообщении от полиции.
— Сейчас это не имеет значения, — заявил тот. — Кроме того, я не хочу, чтобы линия была занята. Мне нужно позвонить Эвелин. Я должен снова услышать ее голос.
Это было естественное желание, но Фом ощущал нетерпение в связи с этой задержкой. После того, как вызов поступил в отель, Кроссу пришлось ждать, пока портье соединит его с квартирой. И вот, наконец, его лицо расплылось в глупой улыбке.
— Это ты, милая? — воскликнул он. — Где ты была?.. Плохая девочка… Будь уверена, я все об этом узнаю… Послушай, здесь со мной молодой парень, который выслеживал тебя по моей просьбе. Просто скажи ему что-нибудь.
Фом взял трубку, которая была влажной от тяжелого дыхания Кросса. В следующее мгновение он услышал слабые металлические нотки тихого сопрано.
— Привет. Вы сыщик?
— Да, — ответил Фом. — Вы были действительно неуловимы. Полагаю, я говорю с мисс Кросс?
— Для вас Эвелин. Вы искали меня в неправильных местах. Я открою вам секрет: правильное место здесь. Приходите и проверьте… Пока-пока.
Звонко рассмеявшись, она повесила трубку, и тут же воцарилась мертвая тишина. У Фома появилось странное ощущение, что он говорил с призраком. С нетерпением желая встретиться с Эвелин, он чувствовал раздражение и досаду, как при просмотре фильма, в котором героиня медлит на грани спасения. Пока они тут теряют время, Эвелин может снова исчезнуть. Казалось, ее также невозможно застигнуть, как и пригвоздить солнечный зайчик к месту острием ножа.
— Может, отправимся? — предложил он.
Кросс кивнул, но остановился, чтобы снова наполнить свой стакан.
— Она была со своим парнем, — объяснил он. — Ну, это молодость. Допустим, мне следует отшлепать ее… Пойдемте.
Когда они вышли из офиса, Фом тщетно огляделся в поисках такси. Несмотря на то, что отель был неподалеку, он понимал, что у них не получится быстро добраться до него, так как оказалось, что Кросса пошатывает при ходьбе. Он и сам не совсем твердо держался на ногах, а силуэты старых зданий зловеще ходили ходуном в свете расплывающейся луны.
Фому казалось, что он застрял в кошмаре, в котором невозможно продвинуться вперед. В то же время его мучило осознание срочности действий, и в уме он безжалостно перебирал различные ужасные возможности. Детектив рассудил, что, если Кросса действительно преследует некий враг, этот человек будет следить за его отелем. Значит, отсутствие девушки не осталось для него секретом. Естественно, тот будет считать, что она была в гостях, но при этом он будет ждать ее возвращения.
До этого момента Эвелин находилась под мужской защитой. И вот наступил тот психологический момент, когда она находилась в уязвимом положении — она уже покинула возлюбленного, но пока еще не встретилась со своим отцом.
К большому облегчению Фома в нескольких ярдах от них остановилось такси, чтобы высадить пассажиров. Он взял его, хоть отель и находился всего лишь на другой стороне Пикадилли. После того, как он дал водителю адрес и забрался внутрь, Кросс добавил:
— Останови у ближайшей аптеки.
Вместо того чтобы просто пересечь освещенную магистраль, они медленно начали продвигаться вдоль нее, а Кросс объяснил причину задержки:
— Я пьян, Фом. Я не могу встретиться с Эвелин в таком состоянии.
Однако когда они остановились у аптеки, Кросс оказался достаточно трезвым, чтобы продемонстрировать экспертные знания по вопросу дозировки. Фом был раздражен этой задержкой, хотя она была оправдана результатом. Вскоре они вернулись в такси и свернули от несущегося потока огней на темную боковую улицу. Когда в поле зрения появился освещенный фасад отеля, Кросс схватил Фома за руку.
— Эвелин там наверху, — произнес он. — Или мне это приснилось?
— Мы разговаривали с ней по телефону, — напомнил ему Фом.
Они прошли через вращающуюся дверь и встретили сонного швейцара в бордовой форме.
— Моя дочь поднялась в нашу квартиру? — спросил Кросс.
— Да, сэр, — беспечно ответил мужчина. — Она забрала ключ. Сказала, что впустит вас.
Сонный мальчик-слуга, который еще бодрствовал в надежде получить чаевые, бросился к ним, чтобы поднять их на лифте. Когда они поднимались, Фом вспомнил то чувство брезгливости, которое он испытал, когда в последний раз поднимался туда. Эта мрачная и стандартная комната была сценой бдения для мертвой женщины. Приятно было подумать, что хотя бы теперь она преображена атмосферой присутствия беззаботной девушки. Возможно, Эвелин разбросала вокруг себя свои вещи: ее шляпка лежит на стуле, помада — на столе, окурки сигарет — на полу.
Фом одновременно ощущал волнение и предвкушение, следуя по коридорам к квартире вслед за Кроссом. В холле был включен свет, также он проникал и через открытую дверь гостиной. С ликующим возгласом «Ау»[15] Кросс ворвался внутрь…
Фом остался ждать в прихожей, чтобы не вмешиваться в их встречу. Однако наступившая за этим возгласом тишина подсказала ему, что что-то пошло не так. Он не услышал восторженного крика девушки, не последовало и шума, указывающего, что она с нетерпением бросилась к отцу.
Вместо этого детектив услышал глухой стук, как будто кто-то упал на пол. Ворвавшись в комнату, он застыл в дверях, а его сердце, казалось, оборвалось.
Сперва он не мог поверить в то, что увидел. Молодая блондинка сидела в одном из больших кресел. Она была одета в тесный черный костюм, юбка которого пошла складками выше колен, открывая стройные ноги в бежевых шелковых чулках. Все опознавательные признаки были на месте, в том числе нитка жемчуга и крошечный красный шрам в форме треугольника. Ее волосы были привлекательного светлого оттенка, а глаза — круглыми и голубыми.
Но вместе с тем их взгляд был мертвым и застывшим; ее лицо было темно-синюшным, а вокруг ее горла была повязана веревка.
Фом наконец встретил Эвелин Кросс во плоти — ведь от нее и осталась одна только плоть. Ее руки были сложены на колене и удерживали карточку, на которой значилось грубо напечатанное сообщение:
«ВЫ ПОЛУЧИЛИ ЭТО БЛАГОДАРЯ ВМЕШАТЕЛЬСТВУ ПОЛИЦИИ».