Она растворилась в воздухе

Глава VIII. «До востребования»

На следующее утро Фом получил телефонное сообщение от Рафаэля Кросса, в котором тот просил его немедленно зайти в его гостиницу.

Это было большое современное здание с рядом квартир с гостиничным обслуживанием в дополнение к обычным спальням. Самые дорогие квартиры располагались на верхнем этаже здания, откуда с крытой веранды открывался прекрасный вид на Лондон. В одной из этих квартир временно устроился Кросс.

Фом хорошо знал этот отель — это было место, где он проводил свое первое расследование, чтобы получить материал для развода. В то время он терпеть не мог такие грязные делишки; но с юношеских лет он обзавелся дополнительным защитным панцирем. И все же, по-видимому, первое впечатление сохранилось, потому как, когда он поднимался на лифте, у него было тяжело на сердце, и эта тяжесть ощущалась почти как предчувствие беды.

Горничная открыла входную дверь квартиры и проводила его в гостиную. Кросс использовал ее в качестве офиса — он сидел за бюро, заваленным бумагами, разговаривая по телефону. Когда вошел Фом, он записывал цифры в блокноте, но при виде посетителя внезапно оборвал свое занятие и повесил трубку.

— Садитесь, Фом, — пригласил он. — Рад, что вы пришли сразу.

Хотя сообщение Виолы предупредило его о перемене в Рафаэле Кроссе, Фом все же был поражен тем, насколько тот изменился. За эту напряженную неделю он изменился так сильно, что его невозможно было сравнить со светловолосым и неотразимым незнакомцем. На нем были роговые очки, через которые взгляд его льдисто-голубых глаз казался исключительно острым и деловитым. Седые волосы добавили ему несколько лет, в то время как его мощные плечи сильно сгорбились, а лицо от носа до губ прорезали морщины, будто лучи заходящего солнца.

Взглянув на Кросса, Фом понял, что у него больше нет причин для ревности. Этот раздавленным горем отец никак не мог бросить вызов молодому человеку. Ощутив резкую перемену отношения к нему, Фом был шокирован очевидной силой эмоций, приведшей к столь резким изменениям во внешности Кросса.

— Вы были больны? — спросил он.

— Вы имеете в виду это? — Кросс коснулся своих волос. — Это произошло за одну ночь. Я как обычно лежал без сна и размышлял, а утром, когда посмотрел в зеркало, то с трудом мог поверить своим глазам. Я слышал о том, что такое случается, но никогда в это не верил. И вот — это случилось со мной.

Он невесело рассмеялся, прежде чем сменил тему.

— Когда вы приходили в Померанию Хаус, чтобы передать Грини мое сообщение, — начал он, — вы слышали о косметическом ремонте в квартире мадам Гойи?

— Я видел это, — многозначительно заметил Фом.

— Тогда вы все знаете об этом… Что ж, я получил счет за этот ремонт — и устроил скандал. Этот застройщик — славный малый. Я не жаловался насчет оплаты за демонтажные работы. Но, черт возьми, все остальное… Я мог бы купить новое зеркало втрое дешевле, а счет за восстановление комнаты — это грабеж, иначе не скажешь… Меня не волнуют деньги, но я не потерплю, чтобы меня использовали, понимаете?

— Прекрасно понимаю. Что же вы сделали?

— Отправил ему свой чек и сказал, чтобы он подал на меня в суд за недоплату. В ответ я получил полный вариант расписки вместе со смиренными причитаниями о том, что я был не в состоянии понять «джентльменское соглашение». И это офицер и джентльмен… Но вы здесь не для того, чтобы говорить об этом.

Кросс снял очки и потер глаза.

— Моя дочь не вернулась, Фом, — сказал он. — Я не получил от нее больше ни строчки. Я начинаю думать, что та открытка была подделкой, предназначенной, чтобы увести меня по ложному следу. Любой мог подделать ее почерк.

— Официально говоря, я покончил с этим делом, — напомнил ему Фом. — Вы что-то предпринимали?

— Нет. Вы были так уверены в том, что это обычная выходка. Но я полагаю, что восьмидневное отсутствие официально считается исчезновением?

Не обращая внимания на язвительность Кросса, Фом спросил:

— Кто-нибудь требовал у вас выкуп?

— Нет.

— Хорошо. То, что прошло столько времени, говорит против похищения. Как правило, вы недолго остаетесь в неведении, когда речь идет о деньгах. Но, конечно, я никак не могу составить свое мнение, когда я ничего не знаю о достоверных фактах… И все же, я думаю, что вы предоставили ей достаточно свободы. Причиной исчезновения может быть несчастный случай или потеря памяти. Вы должны проконсультироваться со Скотленд-Ярдом.

Вернувшись к своей прежней беспокойной манере, Кросс поднялся со стула и начал мерить шагами комнату.

— Я не хочу вмешивать полицию в свои дела, — признался он. — Это звучит не слишком хорошо, но у меня есть на то свои причины. Я хочу, чтобы вы нашли мою дочь без огласки.

Если исключить вопрос о будущих платежах фирме, Фом одобрил этот запрос. Дело было не только в том, что он чувствовал досаду из-за любой незавершенной работы — дело предполагаемого исчезновения Эвелин Кросс казалось ему связанным с Виолой.

— Я буду рад сделать все от меня зависящее, — пообещал он. — Но будет справедливо предупредить вас, что наше агентство не может быть столь же эффективным, как Скотленд-Ярд. У них есть специализированная организация для розыска пропавших без вести.

— Как они работают?

— Они ведут учет всех блондинок, которые фигурируют в авариях, слушаниях полицейского суда, судебных расследованиях, и тех, у которых наблюдается потеря памяти. Во все аэропорты и морские порты, на железнодорожные и автобусные станции поступят уведомления. Также они обеспечат широкую огласку в прессе, по телевидению, через объявления и так далее.

— Как я и предполагал, — Кросс ударил по бюро. — Я скорее отрежу свою правую руку, чем дам опубликовать ее фотографию.

— Но нам понадобится фотография, чтобы послать ее нашим агентам, — предупредил его Фом. — Я обещаю вам, что она не появится в прессе — я гарантирую вам секретность.

— Нет. К тому же у меня нет ее фотографии.

— Фотография есть в ее паспорте.

— Но паспорт у нее. Она всегда носит паспорт в своей сумочке.

Хотя Фом не поверил ему, он напомнил себе, что упрямство его клиента берет истоки в инстинктивном желании защитить свою дочь.

— Если мы хотим найти ее, нам понадобится ваше сотрудничество, — заметил он.

— Я это знаю, — сказал Кросс. — Я не собираюсь что-то утаивать на вас. Закурите?

Он дал Фому сигарку и закурил сам.

— Вот вам полная информация, — объявил он. — Я британец, но большую часть своей жизни я провел в Австралии, Канаде и США. До недавнего времени я был сравнительно беден. Потом я получил концессию на добычу в шахтах, и это обещало сделать меня миллионером. Я не мог ждать, пока они будут разработаны, и продал их, а сразу после этого добыча руды заглохла. Клянусь вам, что в этом не было никакого мошенничества — лишь интуиция, чутье, — но я получил множество писем с угрозами. Люди считали, что я схитрил, подложив в шахты хорошие образцы, чтобы выгодно их продать, — а трое из них посчитали, что самое время поехать в Европу.

Фом был более-менее уверен в том, что услышит нечто подобное, но никак это не прокомментировал. Для его клиента не имело значения, верит он ему или нет. Важно было работать над делом без предрассудков. Он заметил:

— И это сводится к следующему: вы не хотите огласки, ведь так вы наведете на свой след кого-то из этих разочарованных людей?

Кросс энергично закивал, а потом добавил:

— Понимаете, если один из этих глупцов захватил Эвелин, то он делает это скорее из мести, чем ради выкупа. Вот почему я не могу исключить возможность похищения.

— В таком случае ее, должно быть, схватили после того, как она покинула Померанию Хаус. Вы ведь знаете, она не могла быть похищена в здании, прямо на ваших глазах. Почему ваш шофер не заметил ее, когда она выходила?

— Потому что большую часть времени он ездил на машине вокруг дома. Когда мы приезжали туда до этого, полицейский отчитал его за то, что он слишком надолго припарковался на площади.

— Ваша дочь оставила свою шляпку в машине. Что-нибудь еще?

— Да, свое меховое пальто. Сумочка была при ней.

— Понимаю… Опишите ее?

— Ей девятнадцать лет. Скажем, когда она на каблуках, в ней пять футов семь дюймов.[9] Я не знаю ее веса, но она стройная. Белокурые волосы. Она носит длинное каре и завитые локоны спереди. Голубые глаза, круглое лицо. Хороший макияж. Ей приходится скрывать небольшое красное пятно у левого глаза, родимое пятно.

— Это пятно — удачная примета, — прямо сказал Фом. — Это позволит не возить вас по всей стране, чтобы опознать жертв несчастных случаев. На ней была какая-то выделяющаяся одежда?

— Нет, это был обычный парадно-выходной наряд: черный костюм, очень короткая юбка, бежевые чулки, нитка жемчуга и белая камелия.

Пока Кросс набрасывал этот подробный портрет, Фом проклинал современную стандартизацию. Он понимал, что у него было бы больше шансов, если бы у пропавшей девушки были черные волосы, зеленые глаза и запоминающееся лицо с тонкими чертами.

— У нее была какая-то любовная связь? — спросил он.

— Я не знаю, — ответил Кросс. — Вокруг нее всегда была толпа поклонников. Я слишком привык к ним, чтобы обращать на это особое внимание.

— Вы знаете, как она проводила здесь свое время?

— Нет, я весь день отсутствовал по делам. Она выезжает в машине вместе со мной, и я обычно высаживаю ее где-нибудь. Дальнейшее на усмотрение ее фантазии — она строит планы, а потом говорит мне, на какое представление мы собираемся этим вечером.

— Она подвозит незнакомцев?

Фом ожидал, что за его вопросом последует взрыв негодования, но, к его облегчению, Кросс воспринял это как само собой разумеющееся.

— Конечно, подвозит, — ответил он. — Она унаследовала это от меня — я всегда разговариваю со всеми людьми. Там, где мы жили, это вполне нормально, но кажется, здесь это совсем не так. Миссис Стерлинг обвиняет меня в том, что я предоставлял Эвелин слишком много свободы. Но по мне лучше предоставить ей возможность побыть свободной, чем поместить ее в клетку, как это сделали Стерлинги со своей бедной дочерью. Для нее это и унизительно, и опасно. Любая машина со временем ломается. Она неглупа, но ее суждения и восприятие, должно быть, весьма неопределенны. Что она могла бы сделать, если бы оказалась где-то совсем одна? Я считаю преступлением отнимать у кого-то его свободу.

Эта тирада заставила Фома понять, что его клиент по своей натуре скорее человек сильных страстей, а не снедаемый тревогой отец. Так, когда он громко произносил эту речь, его глаза сверкали, будто он сам был обеспокоен любой угрозой, нависшей над Беатрис Стерлинг.

— И все же я считаю, что это девичья шалость, — сказал Фом. — Вы будете удивлены тем, сколько добровольных исчезновений расследует Скотленд-Ярд. Молодые люди не доверяют своим родителям.

— Мне не нужно доверие Эвелин, — возразил Кросс. — Но я не могу понять, с чего бы ей захотелось сбежать от меня.

Оглянувшись вокруг, Фом подумал, что, возможно, понимает причину этого. В этой квартире не было ничего, кроме набора дорогих материалов — лишь зеркальное стекло, хром, ковровое покрытие и обивка. Тут не было никаких признаков индивидуальности — ничего, что могло бы удержать девушку дома, ничего, что согревало бы душу по возвращении. Правда, детектив принимал во внимание то, что это была съемная квартира; но с другой стороны, он помнил квартиры на берегу моря, в которых он побывал в отрочестве, где его мать оставляла признаки своего пребывания уже через час после заселения.

— Она скоро вернется, — предсказал он. — Мы приложим все возможные усилия, но я должен заметить, что у нас нет практически никакой информации. Если вы сомневаетесь в подлинности почерка на открытке, мы не можем быть уверены в том, ваша дочь отправилась в Оксфорд. Даже если предположить, что это так, мы не знаем, поехала ли она туда на поезде или машине или же полетела на самолете. Мы не знаем, была ли она одна или со спутником. Мы не знаем, был ли этот спутник мужчиной или женщиной. Но, разумеется, мы наведем справки во всех гостиницах в Оксфорде и узнаем, останавливалась или обедала ли у них какая-нибудь белокурая девушка.

— Давайте мне знать каждый день, есть ли новости или нет, — попросил Кросс. — Я слишком нетерпелив, чтобы сидеть и коротать время в ожидании… Выпейте, прежде чем вы уйдете.

За виски с содовой он сменил тему и заговорил о Виоле Грин.

— Я слышал, малышка Грини получила работу у Стерлингов.

— Я думал, что вы собираетесь посодействовать ей в съемках, — заметил Фом.

— Ни в коем случае. Как, черт возьми, я узнаю, что она умеет играть? Эту девушку должен кто-то поддержать, но не я. Я не проявляю никакого интереса к девушкам. Если я обходителен с женщиной, это только потому, что я хочу подружиться с ее мужем.

— Точно. Никогда не стоит смешивать дружбу с финансовыми делами. Пока мы говорим на эту тему, скажите: есть ли кто-то, кому выгодна смерть вашей дочери? Я имею в виду… быть может, страховка?

Кросса, казалось, разозлил этот вопрос, но он ответил спокойно:

— Нет. У меня самого неплохая страховка, но я никогда не страховал Эвелин ни на цент. Кроме того, чтобы получить эти деньги, нужно предоставить свой труп.

Вернувшись домой тем вечером, Фом рассказал своему отцу об этом случае.

— Ты был прав насчет «догадки», — сказал он. — У меня нет ни одного факта, из которого можно исходить.

— А как насчет обуви? — спросил его доктор.

— Всего лишь еще одна сложность. Но нам нельзя пренебрегать ни одной возможностью. Мы наведем справки во всех обувных магазинах в Оксфорде, а также в городах по пути, чтобы узнать, помнит ли кто-то блондинку, которая купила пару туфель… Но, по-моему, эти туфли вообще ей не принадлежат. Нет ни малейшей причины, по которой она должна была снять их и не забрать с собой.

Он бы пришел в еще большее недоумение, если бы знал о некой посылке, которая лежала в почтовом отделении Сандерленда. На ней был штемпель Лондона, район WC2[10], и она была адресована несуществующему жителю, который должен был затребовать ее.

По-видимому, туфли были не единственным предметом гардероба, который таинственная Эвелин потеряла в день своего исчезновения — в этой посылке находился точно такой же черный костюм, какой видел швейцар, наблюдавший за тем, как блондинка поднималась по лестнице Померании Хаус.