Она растворилась в воздухе

Глава XXV. Старфиш-авеню

Надежды Виолы рухнули, и она слушала щелканье и треск в трубке. Казалось, воздух вибрировал, будто она все еще стояла под железнодорожной аркой, в то время как над ее головой грохотал поезд. Она точно определила момент, когда Рафаэль Кросс взял трубку у миллионера по той улыбке умудренного опытом человека, которая расползлась по лицу сержанта.

— Это и мое собственное впечатление, — заметил он. — Ха-ха. Да, мы знаем, как подвести итог… Неужели? Я спрошу ее… Большое спасибо.

Он повесил трубку и спросил у Виолы:

— Играли на сцене?

— Да, — ответила она, — но я…

— Послушайте, девушка. Меня только что известили о том, что это не первый раз, когда вы стали источником неудобства для окружающих. Послушайте моего совета: держите себя в руках и держитесь в тени… или вы можете оказаться впутанной в большие неприятности.

Взглянув на него, Виола поразилась тому, как она могла подумать, что он выглядит добрым.

— Клянусь, что я сказала вам правду, — заявила она.

— Вы не сказали мне ни слова правды, — возразил офицер. — Отец девушки отрицает, что она пропала.

— Это потому, что он не смеет признаться в этом. Похитители пригрозили ему, что если…

— Да, я все об этом знаю… Вот выход.

Но Виола продолжала умолять, и сержант кивнул молодому констеблю, который попытался проводить ее до двери. Выйдя из себя, она была обвинена в сопротивлении полиции и была вынуждена ответить за свои действия. После короткой потасовки девушка оказалась на дороге, и ее лицо пылало от унижения.

— Вышвырнута с позором, — в гневе пробормотала она.

В этот решающий момент она жаждала ощутить двойную поддержку — практического склада ума Фома в качестве стимула для собственных размышлений и физическую тяжесть его руки. Ее разочарование было тем более тяжким потому, что она верила, что выработала простой и разумный план спасения вместо того чтобы пытаться обойтись исключительно своими силами.

— Хотела бы я сейчас прибегнуть к старому доброму трюку плюща, — подумала она.

Поражение пробудило ней желание связаться с Фомом в том случае, если водителю такси не удалось доставить ее сообщение. Если детектив немедленно направится на Старфиш-авеню, то он еще может успеть вовремя. Был шанс на то, что Бергман будет ждать прибытия Кросса, прежде чем проверят алмазы.

С трудом двигаясь по дороге, Виола напрасно искала взглядом телефон-автомат. Наконец она достигла ворот современного оштукатуренного дома, построенного в стиле эпохи Тюдоров — крыша с крутыми скатами и окрашенные в черный балки. Преодолев величественный сад камней по неровной садовой дорожке, грубо вырезанным ступеням и выгнутому мосту, которые к тому же были скользкими от влажности, девушка ​​столкнулась с разочарованием.

Пожилая безупречная горничная едва выслушала ее просьбу, прежде чем захлопнуть дверь у нее перед носом.

— Сожалею, у нас нет телефона, — отрезала она, хотя Виола видела провод, поблескивающий в свете фонаря у крыльца.

Очевидно, жители уединенного района были очень осторожны в общении с незнакомцами. Когда Виола кое-как добралась до парадного входа следующего дома, который также был построен на возвышении, ее звонки и стук в дверь были проигнорированы, хотя в окнах виднелся свет.

Казалось, было бессмысленно подниматься к другим домам на возвышениях, пока бесценное время тратилось впустую. Охваченная внезапной истерикой, Виола пустилась бежать со всех ног, не разбирая направления и не имея представления о своих дальнейших действиях. Она знала только, что Беатрис в опасности, и что она должна добраться до нее, пока не станет слишком поздно.

Виола потеряла всякий страх перед опасностями дорожного движения, хотя машины мчались по направлению к ней в блеске фар и проносились мимо, отчаянно сигналя. Иногда она оставалась одна в прохладной, абсолютной темноте, которая ощущалась как ключевая вода, и видела вокруг лишь звезды и деревья, но не успела девушка почувствовать облегчение, как покой снова был нарушен рычанием, подобным взрыву.

Бросившись бежать вниз по склону, Виола основывалась на том, что тоже была частью механизма, запрограммированного на непрерывное движение; ее конечности, казалось, контролировались пружинами, а ее ноги касались земли, двигаясь размеренно, словно поршни. Она не чувствовала ни напряжения, ни затраченных усилий, будто обладая безграничным запасом энергии.

Охваченная ликованием, Виола еще ускорила темп и двигалась большими размашистыми шагами. Она приспособилась к максимальной скорости, бессознательно доведя свои нервы до яростной борьбы, слишком яростной, чтобы ее вынести — и это буквально привело ее к катастрофе. Секунду назад она была неутомимой машиной, a в следующий момент эта машина была выведена из строя человеческим фактором.

Падение было внезапным, как и само столкновение. Виола перестала бороться за вдох, и звезды потускнели перед ее глазами. Сначала она была охвачена ужасом, но после усилия легкие снова заработали, а биение сердца снизилось до более спокойного ритма.

— Просто запыхалась, — пренебрежительно пробормотала Виола. — Просто выдохлась. Надо идти, если я не смогу поймать попутную машину. Нет, это глупо.

Начав брести по дороге, Виола поняла, что находится в неподходящей форме, чтобы и дальше прилагать длительные усилия. Ее ноги ослабели, лодыжки болели, а сдавленность в груди не проходила. И, тем не менее, когда она была вынуждена снизить скорость, каждый нерв и каждая клетка в ее теле запротестовали против задержки. «Поспеши, поспеши, или ты опоздаешь», — грозили они.

Виола не смела взглянуть на часы, чтобы совсем не пасть духом, но она не могла удержаться от того, чтобы вспомнить расстояние, названное водителем такси.

«Пять миль. Даже если я пробежала одну, значит, я в часе ходьбы, если двигаюсь со скоростью четыре мили в час. Но сейчас моя скорость около двух миль в час. О, прекрасная надежда…»

Казалось, удача совсем отвернулась от Виолы. Случайные автомобилисты, которые проносились мимо и двигались в том же направлении, оставались слепы к ее сигналам. Либо ее было не видно в темноте, либо они пользовались ровным участком дороги, чтобы разогнаться.

Спустя некоторое время ее путь стал испытанием на выносливость, и Виола ковыляла, находясь в полубессознательном состоянии. Она не имела представления о том, сколько мильных столбов преодолела или как долго идет. Перед ней простиралась бесконечная черная дорога, поделенная белой разделительной линией. Всякий раз, когда у нее в голове прояснялось, она думала об опасностях и трудностях, которые ей предстояли. Она размышляла о том, что ожидает ее на Старфиш-авеню и как она может помочь Беатрис, если найдет ее. Но девушка не могла сосредоточиться на этом вопросе — спустя несколько секунд ее разум снова занимала путаница бессвязных фраз.

«Продолжай идти. Вспомни черепаху. Старая добрая черепаха, старый добрый Уолт Дисней… Беатрис… Снято. Не падай духом. Выше ножки, мама Браун[25]… Беатрис, Беатрис… Спляши ламбет-уок»[26].

Ее нетвердая походка перешла в совсем медленный шаг, и Виола вдруг остановилась, пробормотав что-то невнятное при виде вереницы огней, которые растянулись в темноте, подобно созвездию Геркулеса[27]. Табличка сообщала, что это земельный участок «Старфиш-авеню» и рекламировала его как строительное общество. Позабыв о своей усталости, девушка свернула с дороги и вышла на лужайку через глубокий проем в изгороди. С трудом двигаясь, Виола исследовала окрестности и поняла, что очевидная путаница с этими домами была результатом отсутствия дороги, которая соединила бы их в какой-то последовательности. Тем не менее, там, где она осторожно пробиралась через грязь и опасные груды не уложенных кирпичей, были признаки тротуара.

Все дома были одного типа — небольшие, компактные и хорошо построенные, с двумя гостиными и кухней на первом этаже и тремя спальнями и ванной на втором. Они были предназначены для молодых людей, которые начинали семейную жизнь, и для стариков, которые доживали свой век на пенсии. Некоторые дома до сих пор строились — Виола различила на фоне звездного неба возвышающиеся строительные леса. Другие были закончены, но либо не сдавались в аренду, либо не были заняты.

Арендованы были лишь несколько домов, и Виола сосредоточила свое внимание на них. Она полагала, что окна убежища преступников будут занавешены, чтобы не дать никому увидеть Беатрис снаружи, и, следовательно, она не сможет увидеть в них свет. Поэтому, чтобы не пропустить такой дом в темноте, ей пришлось с трудом продвигаться по мокрому полю от дома к дому.

Направляя свой фонарик на незакрытые окна, Виола обнаруживала либо голые оштукатуренные стены незанятых домов, либо готовую отделку, выбранную будущими владельцами. Среди этих незанятых «раковин» освещенные окна счастливых семей светились подобно оазисам. Так как жильцы были избавлены от беспокойства, что за ними станут подглядывать, шторы не были опущены, и Виола могла составить четкое представление об интерьере каждого дома.

В «Моем приюте» молодая пара в сентиментальной позе сидела у камина. В «Локарно» пожилая пара слушала радио. Играющие дети превратили «Мирную гавань» в сущий беспорядок.

Виола почувствовала дурноту от очередного разочарования. Горечь неудачи подтачивала ее смелость, и она потеряла всякую веру в обещание водителя такси. Она уже повернула назад к дороге, когда заметила темные очертания дома, построенного на самой высокой части луговины. Он был расположен в дальнем углу, и ей пришлось пересечь часть пустыря, чтобы добраться до него.

Кусты чертополоха кололи ее лодыжки, и Виоле пришлось пробираться по похрустывающим под ногами черепкам и пустым жестянкам мусорной свалки; но с каждым пройденным шагом в ней росла уверенность в том, что это тот дом, который она ищет. Поравнявшись с его окнами, она увидела зловещее доказательство, что дом использовался в качестве временной тюрьмы — их стекла были полностью покрыты сеткой, а темные шторы были опущены.

В этот момент Виолу охватил ужас. Она находилась снаружи, не имея плана или ресурсов, беспомощная, словно пугливый лесной зверек, который случайно наткнулся на тигриное логово. Тем не менее, пока она ждала, опасность, грозящую ей, затмил не столь явный страх — угроза уничтожения; ей показалось, что пустота из этого дома протянула руку и прикоснулась к ней холодными мертвыми пальцами.

Охваченная предчувствием, Виола обошла вокруг здания в поисках пробивающейся полоски света или шепота, доносящегося изнутри, но ничто не нарушало ни тишины, ни темноты. Когда девушка подошла к задней двери, ее отчаяние достигло предела, и она действовала, не задумываясь о последствиях. Наклонившись над гаревой дорожкой, она подобрала кирпич и разбила стекло.

После того как Виола просунула руку в зазубренное отверстие, ей пришлось опасно поднапрячься, чтобы достать до задвижки, но сумела отодвинуть ее и войти в дом. В течение нескольких секунд она стояла в темноте, не смея пошевелиться или выдать свое присутствие. Осмелев, она стала на ощупь искать выключатель на стене.

Электрический свет выявил, что дом занимал муниципалитет, а, следовательно, он был занят формально. Виола осмотрела выложенную белой плиткой кухню, оснащенную шкафом с ящиками и холодильником, предоставленными вместе с домом. Здесь присутствовали следы недавнего использования и небрежности: использованная заварка, яичная скорлупа и окурки, затушенные в раковине. Чайник на газовой плите стоял криво, из бледно-желтого фарфорового крана капала вода.

Виола вытянула шею и напрягла слух, вслушиваясь.

— Пусто, — прошептала она. — Они ушли.

Теперь Виола боялась уже не внезапного нападения, а запустения. С тяжелым сердцем она проделала тщательный обыск дома, принуждая себя обследовать каждый шкаф или укромный уголок, куда можно было спрятать тело.

Верхний этаж был таким же голым, каким его оставили строители, за исключением ванной. Скомканные полотенца и мыло, лежащее в воде, говорили о том, что ванную использовали по назначению. Но именно комнаты на первом этаже были наиболее изобличающими. Кто-то жил в одной из них — в ней была кровать с измятым бельем и дешевый гарнитур. Другая была заполнена разномастной мебелью. Книги были неряшливо свалены в кучи на полу рядом с разбитым микроскопом и пишущей машинкой.

Тщательно занавешенные окна явно были уловкой, чтобы рассеять подозрения прохожих, так как почти все полы оставались голыми, было всего несколько ковров. У Виолы застучало в висках, когда она узнала эту нефритовую и оранжевую расцветку. Здесь были также яркие подушки из квартиры Гойи, а ее зеркало было прислонено к стене, разделенное на две части — стекло отдельно от рамы.

Фотография священнослужителя, стоящая перевернутой на каминной полке, подсказала ей обладателя студенческой библиотеки и разномастных стола и стульев. Все они принадлежали мисс Пауэр… связывая, таким образом, этих двух женщин в зловещем партнерстве.

Но здесь не было никаких следов Беатрис — не осталось никаких личных принадлежностей, даже слабого аромата ее особых тонких духов — яблоневого цвета. Виола не нашла ничего, пока ее каблук не поскользнулся на чем-то, что лежало на проходе, когда она уже выходила из дома.

Девушка подняла это — и этим оказалась увядшая орхидея, которая когда-то была белой.

Осторожно положив ее в сумку, Виола снова принялась раздумывать. Было мучением знать, что Беатрис на самом деле была здесь совсем недавно, и что она, вероятно, разминулась с ней на считанные минуты. Девушка чувствовала бесцельность и беспомощность, будто дрейфующая рулевая лодка перед бурей. Последней ее целью оставалось безрассудное побуждение — вернуться в Лондон.

Пошатываясь от усталости, Виола шла по главной дороге, у нее кружилась голова, а ее ноги были тяжелыми, будто налитые свинцом. Она знала, что физически не сможет дойти даже до Фоксли, но это не тревожило ее. Она могла идти, пока не упадет. После этого уже ничего нельзя было сделать.

Внезапно фары мощного автомобиля осветили ее шатающуюся фигуру. Проехав мимо нее, машина остановилась, и из нее вышел водитель, направившийся к ней.

— Моя хозяйка хочет узнать, не надо ли вас подбросить.

Виола была слишком измучена и смогла только прошептать пожилой паре, которая ехала в этой машине, слова благодарности и название места, куда она направлялась. Она мельком заметила, что это были пожилые люди с крупными румяными лицами, седыми волосами и в очках в роговой оправе. Они казались состоятельными и любезными людьми. После того как жена твердо пресекла любопытство своего мужа, он перестал расспрашивать девушку, и Виоле дали откинуться на спинку сиденья с закрытыми глазами и ощутить исцеляющее спокойствие.

Убаюканная теплом и быстрым движением, Виола спала, пока ее не разбудили мигающие фары и гудение машин. Когда она смутно осознала, что вернулась на Пикадилли, шофер остановил машину.

— Отель «Колизей», — объявил он.

Тот же мальчик-слуга, который принес Виоле телефонограмму от Фома, кинулся вперед, чтобы помочь ей пройти через вращающиеся двери. Она взглянула на него с легким удивлением, не обнаружив в нем никаких перемен. Ей казалось, что прошло очень много времени с тех пор, как она видела его в последний раз.

Ноги Виолы волочились на пути к лифту, будто отягощенные грузом у нее на сердце; но, хотя она сжималась при мысли о тяжелом испытании — сообщить о судьбе Беатрис, ее обуревал неистовый гнев на миллионера.

«Если бы он не подвел меня, Беатрис вернулась бы, — напомнила она себе. — Он услышит от меня правду».

Добравшись до квартиры Стерлингов, Виола распахнула дверь, прежде чем ее мужество угасло… И остановилась, взирая на открывшуюся картину с недоверчивой радостью, будто неспособная поверить в то, что видит.

Здесь горели огни, звучали громкий смех и крики счастливого волнения, и все говорили одновременно. Комната казалась наполненной людьми: кроме Стерлингов и Фома здесь были Мак и Дон. Все они преклонялись перед главным действующим лицом. Сияющая, словно сказочная принцесса, Беатрис была в безукоризненно белой одежде, ее щеки пылали румянцем, а волосы блестели — как будто в насмешку над кошмарным видением Виолы.

Виола уже собиралась броситься вперед и обнять Беатрис в отчаянном приветствии, когда инстинкт удержал ее от этого.

— Снова здесь? — небрежно спросила она. — Хорошее шоу.

— Неплохое, — согласилась Беатрис с такой же непринужденностью. — Слонялась без дела?

Но в ее глазах, обращенных к Виоле, была признательность, благодарность за понимание. Она жила под большим давлением, пресыщенная волнением и постоянной угрозой исчезновения. Она просто хотела забыть о своем ужасном опыте, а этот затянувшийся восторг от воссоединения был слишком горьким напоминанием.

В реальный мир ее вернуло благодатное утешение в виде английской сдержанности. Но не в силах отказать себе в легкой нотке драматизма, Виола вытащила из своей сумки увядшую орхидею.

— Это твое? Я подняла это на Старфиш-авеню. — И тут она вдруг отбросила притворство, воскликнув: — Что случилось? Кто-нибудь объяснит мне?

Прежде чем кто-то успел что-то сказать, Фом вкратце обрисовал для нее события. В то время как остальные были сосредоточены на Беатрис, для него центральной фигурой была Виола. Он заметил усталость и напряжение на ее бледном, живом лице и знал, что ее поддерживает только ее неугасимый дух.

— После того, как водитель такси позвонил мне, я связался с мистером Стерлингом, а он — с полицейскими в Фоксли, так как это ближайший участок. В кратчайшие возможные сроки они забрали Беатрис и арестовали Бергмана и Пауэр. Вскоре после этого мы задержали Помероя и Кросса… На самом деле, единственной задержкой стали мои трудности с тем, чтобы убедить мистера Стерлинга в истинном положении дел.

Резкость в его голосе была подчеркнута осуждающим взглядом, которым Виола посмотрела на миллионера.

— Вы должны простить меня, — пробормотал тот. — Я чуть было не совершил самую ужасную ошибку в своей жизни. Сама мысль об этом заставляет меня похолодеть… Я никогда не смогу отблагодарить вас. Конечно, вам полагается награда за Беатрис.

Когда Стерлинг достал свою чековую книжку, Фом не стал отговаривать его. Практичный молодой человек знал, что нет более благоприятного времени для оплаты услуг, чем наивысший момент благодарности. Он положил чек в карман, поблагодарил миллионера и обнял Виолу.

— Я забираю ее, чтобы она переночевала у меня дома, — объявил он. — Мы собираемся пожениться.