Саша: Голова гудит так, будто ее сунули в колокол и долбили по нему добрых четыре часа.
Сейчас бы аспиринчика.
Медленно разлепляю веки и несколько секунд смотрю в потолок. Не натяжной, как у меня в квартире. И лепнины нет, как у Гриши.
Да это вообще каменный потолок! А значит, я все еще сплю и вижу этот пугающе правдоподобный сон. Точнее, кошмар!
Силюсь встать, кровать подо мной тихо поскрипывает. Зябко здесь как-то. В нос бьет запах сырости и мха. Случайно задеваю рукой матрас. Ай! Больно!
Несколько секунд гляжу на то самое запястье, которое немногим ранее изуродовал у всех на виду мой же жених, а меня опозорили. Ну, хоть бинтом перевязали на совесть. Но все равно адски болит.
А в груди еще больнее. Сердце щемит так, что терпеть нет сил. В горле горький ком. И воды нет.
Тут вообще ничего нет. Комнатушка, похожая на келью в монастыре, с крохотным окном с решеткой. Темница?
Докатилась. В собственном сне стать пленницей. Еще и в чужом теле.
Так, когда же это закончится?
Мне нужно проснуться. У меня, вообще-то, свадьба на носу. С нормальным мужчиной, между прочим, а ни с каким не чешуйчатым грубияном, что даже невесту не выслушал.
Это надо же вот так девочке руку опалить!
Больно!
Сердце вновь пронзает укол от одной мысли о нем.
Это еще что? Как-то все сверхреалистично для сна. Я на такое не подписывалась.
Может, ущипнуть себя? А толку, если рука болит так, будто ее раскалённым маслом полили? Наверняка вся в волдырях под бинтами.
Изверги! И семейка тоже хороша…
— Очнулась? — раздается грубый голос за дверью.
Тут же гремят ключи, и щелкает замок.
Сюда входит невысокий угловатый мужчина лет пятидесяти с внушительной нижней челюстью и крючковатым носом. И усы у него по моде девятнадцатого века — густые, пышные и подкрученные на концах.
— Ну что, доигралась в истинную, дурочка?
Он это мне?
— Вставай, у меня таких, как ты, вагон и маленькая тележка. Быстро все оформим, и отпущу с миром, — велит мужчина.
Звучит в целом неплохо. Я вот тоже хочу с миром и подальше отсюда. В идеале в свое тело и в свою реальность.
Но пока что меня окружают каменные стены, решетки, а теперь, выведя из клетки в помещение немного большего размера, еще велят сесть на привинченный к полу деревянный табурет у массивного стола.
Со светом тут беда. Только крохотное окошко, света из которого совсем не хватает, да лампа с фитилем.
Что ж ты со мной творишь, фантазия?
— Значит так, настоятельно рекомендую тебе чистосердечное признание. — Мужчина усаживается напротив меня.
Судя по всему, он тут следователь. Или если взглянуть на лампу с фитилем, то скорее хочется назвать его дознавателем.
— Могу даже похлопотать за тебя перед лордом. Опала лучше темницы или виселицы, ведь так? — Мужчина играет густыми черными бровями.
Чего? Опала? Темница? Виселица?
Может быть, я тронулась умом из-за нервов перед свадьбой?
Хотя какие там нервы, Гриша, мой жених, очень талантливый психолог, он мои эмоции быстрее, чем я сама, считывает. Не дал бы чокнуться.
А значит…
Нет. Это все не может быть настоящим!
Я бы еще подумала о каком-нибудь розыгрыше от девчонок вместо девичника, вот только руку мне никто бы калечить не стал. И выглядела бы я как я, а не как Силия.
— Ты слышишь, что я говорю? — тем временем продолжает дознаватель.
— Простите, а где мы?
— Где-где? Не видишь, что ли? В темнице. Ей-богу, ты не в себе, девочка?
Это еще мягко сказано. Кхм…
— А моя семья…? — спрашиваю я, а в сердце опять боль.
Семья, которая отказалась от дочери, даже не попытавшись ей помощь или ее защитить.
А ведь Силия не виновата…
Боже, почему ее боль пронзает меня так же остро, как собственная?
— Они от тебя отказались. И правильно сделали. Из-за глупостей влюбленной дуры весь род мог пострадать. Ну же! Пиши! — Он сует мне в руку перьевую ручку.
Ого… Раритет.
Вот только я не понимаю тех символов, что красуются во главе листа. Должно быть, это слово «Заявление».
Если я скажу, что писать не умею, меня точно идиоткой посчитают. А если поймут, что я не Силия, а вообще непонятно кто, даже не из этого мира, то что тогда?
На костер отправят?
Точно, тот лорд у алтаря сказал про инквизицию.
Больно! Черт! Опять этот укол в сердце. Когда же это прекратится?
— Ты писать будешь?
— Мне нечего писать. Я не виновата, — говорю ему с чистой совестью. И не только за себя, но и за ту несчастную, в теле которой оказалась. Где она сейчас? Тоже здесь? Спит? Спряталась?
— Гоблины! — рявкает мужчина, ударяя кулаками по столу. — Признаешься сама, будет тебе ссылка. А если отрицать будешь, только хуже сделаешь, потому что улики у нас железные. Имя твое в списках покупателей есть. Да и видели тебя там! Так что пиши!
Ага, так я ему и поверила. Сама на себя наговорю, и тогда ничего не спасет. А так хоть шанс будет, да?
А у них тут есть адвокат? Или как по-местному? Защитник?
Об этом и хочу аккуратно спросить, чем вызываю целую волну гнева.
— Видят боги, я давал тебе шанс! Некогда мне больше с тобой возиться! — Служивый вскакивает. — Вот теперь сиди и жди!
— Чего?
— Вечером тебя перевезут в ведомство, а на рассвете будет суд! — выдает он мне. — Готовься к виселице!
Ой! Вы чего? Погодите! Какая еще виселица?!
Только спросить не успеваю. Гражданин усатый запихивает меня обратно в комнату, и тут же с лязгом захлопывается железная дверь.
Вот это я попала… Уму непостижимо! Нужно срочно очнуться! Любой ценой!
Но что-то мне подсказывает, что так просто это не выйдет, ибо никакой это не сон, а раз так… то я попала дважды.
И мне надо срочно понять, во что я так смачно вляпалась и как мне вернутся.
Или же… как спастись. Ведь завтра меня могут отправить на виселицу, как сказал тот кривозубый господин.
Боже…
Так, не раскисать, не паниковать. Думать!