Опасные повороты

Четверг 11. Интервью с оговорками

Сидя в постели, Кэллаген пил кофе. Часы только что пробили двенадцать. Он думал об Азельде Диксон и не обратил на них никакого внимания.

Азельда, думал он, интригующая личность. Он считал ее очень привлекательной женщиной. Но жизнь, вероятно, очень жестоко обошлась с ней, и она, как могла, выбрала свою дорогу. Ему было жалко Азельду. Кэллаген подумал, что она определенно могла совершить решительный поступок, если дело касалось любви, хотя на самом деле она и не была храброй женщиной. Интересно, как далеко зашло ее участие в этом деле? Кэллаген допил кофе, побрился и принял душ. Когда он, как всегда, тщательно одевался, зазвонил телефон. Звонил Дарни.

— Привет, Дарни, — весело поздоровался Кэллаген. — Как твоя гостья?

Дарни засмеялся.

— Ну и работенку ты мне подсунул, Слим, — сказал он. — Я еще никогда не слышал таких ругательств. Еле-еле успокоил ее.

— Очевидно, она хотела знать, что нам от нее надо? — просил Кэллаген.

— Конечно! Но я напустил таинственности и сказал, что это все делается для ее же пользы. Мол, копы ищут ее и мечтают задать вопросы, на которые ей не хотелось бы отвечать. Кажется, она сообразила и сразу успокоилась.

— Молодец, — похвалил Кэллаген. — Подержи ее у себя до двенадцати часов, а потом отвези домой. Пусть она в двадцать минут первого будет у себя дома, может быть, мне надо будет с ней поговорить? Пока, Дарни.

Он положил трубку в направился к себе в контору, где внимательно просмотрел газеты. Без четверти час он закончил читать, набрал номер Скотланд-Ярда и попросил к телефону инспектора Гринголла.

— Привет, Слим, — послышался в трубке голос Гринголла. — Как дела?

— Если по-честному, Гринголл, — ответил Кэллаген, — то я немного беспокоюсь.

— Ну, в это я никогда не поверю, — засмеялся Гринголл. — За какое бы дело ты ни брался, ты всегда спокоен и отлично спишь. Неважно, убийство ли это, поджог или грабеж. Если тебя что-то беспокоит, то это должно быть что-то исключительное.

— Так оно и есть, — согласился Кэллаген. — У меня из ума не выходит это дурацкое дело молодого Ривертона.

— А? — протянул Гринголл. — Я не считаю, что тебе стоит из-за него волноваться. Вряд ли ты теперь сможешь еще что-нибудь сделать. Дело в шляпе.

— Вот это-то меня и беспокоит, — хмуро признался Кэллаген. — Мне бы нужно с вами посоветоваться, конечно, если вы найдете для меня немного свободного времени.

— О, конечно, — голос Гринголла был слегка ироничен и немного подозрителен. — Говоришь, тебе нужен мой совет? Мне всегда немного не по себе, когда ты просишь моего совета. До сих пор это значило, что у тебя в кармане припрятано что-нибудь интересненькое. Ты зайдешь ко мне?

— Буду рад, — ответил Кэллаген. — Если вам удобно, то я приду в три часа.

Гринголл не возражал.

Когда Кэллаген закончил разговор с инспектором, он нажал кнопку звонка и вызвал Эффи. Детектив достал из бумажника двадцать десятифунтовых купюр и протянул ей.

— Эффи, когда пойдешь завтракать, купи мне какое-нибудь ювелирное изделие. Можешь потратить все деньги, но оно должно быть действительно изящным и обязательно с бриллиантами. Зайди на Бонд-стрит, там, наверное, что-нибудь есть.

Эффи взяла деньги и спросила:

— Это для женщины?

Кэллаген обратил внимание, что у нее изумрудного цвета глаза и она изумительно одета.

— Да, Эффи, — ответил он. — Причем для очень красивой женщины. Подбери что-нибудь из бриллиантов в платине.

Когда она направилась к двери, Кэллаген заметил:

— Тебе очень идет этот пояс, Эффи. — Она с улыбкой обернулась.

— Я знаю, что вы многое замечаете, но я не думала, что вы так наблюдательны. Я только вчера купила его и рада, что наши вкусы совпадают.

Кэллаген тоже улыбнулся и сказал:

— И я рад, что ты рада, Эффи.

— Благодарю, мистер Кэллаген. — Ее глаза игриво сверкнули, и Кэллаген заметил это. — Вот уж никогда не думала, что вы когда-нибудь обратите внимание на мою фигуру.

— Ты бы очень удивилась… — начал Кэллаген, но Эффи уже закрыла за собой дверь.

Когда вошел Филдс, Гринголл смотрел в окно и с наслаждением курил короткую трубку.

— Узнали что-нибудь новое? — спросил Гринголл.

— Да, кое-что есть, сэр, — ответил Филдс. — Я вчера направил двух детективов в бар «Капер». Их никто у нас не знает — я взял их из дивизиона «К». В баре кое-кто вел разговор о Уилфриде Ривертоне. Пара парней его знали.

— Да? — продолжая смотреть в окно, спросил Гринголл. — Это довольно странно.

— Почему? — удивился сержант.

— Держу пари, что молодой Ривертон никогда не посещал «Капер», — пояснил Гринголл. — Что ему там делать? Это заведение не для него и ему подобных.

Филдс повесил шляпу и сел за стол.

— Я бы на вашем месте не был так в этом уверен, сэр, — сказал он. — Одна веревочка ведет туда. Уже несколько лет Братец Генни промышляет наркотиками. Мы два раза брали его на этом, но последние два года он стал исключительно осторожен.

Гринголл кивнул. Он подошел к своему столу, выбил трубку и занялся ее чисткой, для чего воспользовался шпилькой для волос, которую стащил у миссис Гринголл.

— Ну и что же вы обнаружили? — наконец спросил он.

— Дело в том, что этот Братец Генни знал, что Уилфрид Ривертон собирается свести счеты с Джейком Рафано. Как мне кажется, Азельда Диксон иногда делилась своими мыслями с Братцем Генни. А она была любовницей молодого Ривертона.

— Вы разговаривали с ней? — спросил Гринголл. — Что она знает?

— Нет. Вы же предупреждали, что с дамочкой надо быть осторожным, и я тоже не трогал ее. Но сегодня займусь ею вплотную. Она живет на Корт-Мэншнс на Слоун-стрит. Очень дорогая квартира. У нас на нее ничего нет, считается, что она живет на собственные доходы. И притом она легко и быстро возбудимая женщина…

— Все женщины из ночных клубов легко и быстро возбудимы, — заметил Гринголл. — Они бы ничего не смогли заработать, если бы не были возбудимы. Когда же вы встретитесь с ней?

— Собирался сегодня утром, но не застал ее дома, — ответил Филдс. — Она как ушла вчера вечером, так до сих пор и не вернулась. Ночной портье считает, что она накачалась наркотиками. Он предупредил, что с ней это иногда случается, и она день-два не ночует дома.

Гринголл кивнул.

— Мы должны точно узнать, когда она вернется. Обождите до завтра и позвоните ей. Я сам поеду к ней, когда она заявится. Если же ее до тех пор не будет, сделайте все, чтобы узнать, где она. Вы обязаны найти ее. Мне необходимо с ней поговорить.

— Ясно, сэр. Другие задания будут?

— Да, — ответил Гринголл. — Мне хотелось бы знать, где был молодой Ривертон до поездки в Фаллтон в субботу днем и вечером. Вы узнали его адрес? Почему он скрывал, где живет?

— Он не скрывал, сэр. Просто парень часто менял адреса. Сначала он жил на Уэлбек-стрит. Четыре месяца назад он выехал оттуда и поселился в меблированных комнатах на Мортимер-стрит. При этом он продал всю обстановку, а она была очень хороша. Ривертон платил три гинеи в неделю и прожил там около пяти недель. Затем он снял комнату у двух старых дам в Сент-Вуд на улице Акаций и занимал ее лишь две недели. При переездах он никогда не оставлял своего нового адреса и никогда не получал писем. Потом восемь недель он проживал на Виктория-стрит. А вот, где он жил последнее время определить не удалось. Мне кажется это очень странным.

— Да, чертовски странно, что вы не могли этого определить, — задумчиво сказал Гринголл. — Я это хочу знать. И еще я хочу знать, где он был и что делал в субботу. Это важно. Также мне нужна информация о том, как он добрался до Фаллтона. Вы разговаривали с железнодорожниками?

— Да, но это ничего не дало, — ответил Филдс. — Никто из железнодорожников его не заметил. Он мог воспользоваться несколькими путями. Например, доехать поездом до Баллингтона или Свенсдона, или любой другой станции, а там сесть на автобус и приехать в Фаллтон. Он также мог приехать автобусом с Грин-Лейн. А, может быть, его подвезла попутная машина, или он мог взять такси…

— Все это очень интересно, — саркастически заметил Гринголл. — А мог прилететь на воздушном шаре и дотопать пешком. Мне обязательно надо знать, как он туда добрался. Пусть кто-нибудь порастрясет жирок и быстро выяснит это.

— В три часа ко мне приедет Кэллаген, — продолжил Гринголл. — Он хочет спросить у меня совета. Было бы нежелательно, чтобы он увидел вас здесь.

Он пристально посмотрел на Филдса. Тот понимающе усмехнулся.

— Если немного повезет, то, может быть, я кое-что из него вытяну, — усмехнулся Гринголл. — Я отлично знаю манеру Кэллагена «советоваться».

Филдс встал.

— Пойду зайду к экспертам по баллистике. Может, они что-нибудь скажут о пуле, выпущенной в Ривертона.

— Хорошая идея, — отозвался Гринголл. — Через час зайдите ко мне.

Филдс вышел.

Когда Кэллаген вошел в кабинет Гринголла, было десять минут четвертого. Кэллаген выглядел несколько озабоченным, но это совсем не удивило инспектора, так как он отлично знал, что сыщик, при желании, может быть отличным актером.

Он задвинул ящик стола и положил на стол коробку с сигаретами.

— Вы отлично выглядите, Слим, — сказал Гринголл.

— Жаль, что я не чувствую себя так же, — отозвался Кэллаген.

— Неприятности? — участливо спросил инспектор. — Давайте все-таки обсудим некоторые вопросы. Вообще-то вы, конечно, не обязаны говорить мне что-либо по делу Уилфрида Ривертона. К сожалению, мы с вами стоим по разные стороны барьера, и я ничего не спрашиваю у вас. Я хорошо знаю, что вы слишком опытный человек, чтобы я мог вам что-то советовать…

Кэллаген согласно кивнул. Он взял из коробки сигарету и закурил. Потом откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на Гринголла.

— Я это знаю, инспектор, но мне было бы неприятно попасть в дурацкое положение и тем более подвести вас.

Он затянулся и надолго замолчал. Затем произнес:

— Знаете, Гринголл, я хочу раскрыть вам свои карты. Я могу сообщить вам нечто такое, что поможет вам, но раньше времени я об этом говорить не могу. Вы понимаете?

Гринголл улыбнулся про себя. Кэллаген снова взялся за старые трюки.

— Помните, как мы в этой же комнате поругались из-за дела Мероултона? Вы тогда еще хотели пойти к комиссару и пожаловаться на меня?

Кэллаген усмехнулся.

— Было, — сказал он. — Но это был только вопрос тактики, и больше ничего.

— Верно, — произнес инспектор, — это была только тактика, но я совсем не уверен, что сейчас это что-то другое…

Кэллаген пожал плечами.

— Если вы согласитесь ответить на один интересующий меня вопрос, то я объясню, почему обратился к вам.

— Хорошо, — согласился Гринголл. — Задавайте свой вопрос. — Кэллаген выпустил колечко дыма и потом спросил:

— Когда вы хотите предъявить обвинение Уилфриду Ривертону?

Гринголл удивленно поднял брови.

— Интересный вопрос. Но, в свою очередь, мне бы хотелось узнать, что показал молодой Ривертон Гагелю?

— Не имею ничего против этого, — улыбнулся сыщик.

— Неужели? — воскликнул инспектор. — Вы можете сообщить мне содержание заявления вашего клиента и фактически раскрыть свою линию зашиты?

— А почему бы и нет? — нахмурившись, сказал Кэллаген и наклонился вперед к Гринголлу. — Какого черта я могу сделать в этой ситуации? — он развел руками. — Дело в шляпе, и вы это знаете. Не мне говорить вам, что если бы защита имела хоть какие-то козыри, то я не стал бы привлекать Валентина Гагеля. Вы прекрасно это понимаете, так ведь?

Инспектор задумчиво кивнул головой.

— Должен сознаться, я предполагал нечто в этом роде. Значит, вы утверждаете, что практически защиты не будет? Проще говоря, этот ваш Валентин Гагель хотел представить обстоятельства так, будто бы все произошло из-за временной невменяемости на почве пьянства и злоупотребления наркотиками?

— Мне бы хотелось, чтобы это было так… — Гринголл изумленно посмотрел на него.

— Боже мой! — воскликнул он. — Не хотите же вы сказать, что сами считаете его виновным и не видите способа доказать обратное?

Казалось, Кэллаген колеблется.

— Нет, — наконец сказал он. — Так далеко дело еще не зашло, но… но… — Он пожал плечами. — Когда вы собираетесь его допрашивать, Гринголл? Давайте уж играть в открытую, хватит темнить.

— Хорошо, — согласился Гринголл. — У меня нет никаких оснований скрывать это от вас. Все равно завтра все газеты напечатают об этом…

Гринголл набил табаком свою трубку.

— Я завтра утром еду в Баллингтон, — продолжал он. — Наш хирург сказал, что парень достаточно окреп и уже может говорить. Его состояние сейчас настолько улучшилось, что он выглядит даже более здоровым, чем во времена употребления наркотиков, так что, можно считать, что пуля Джейка Рафано пошла ему на пользу. Пожалуй, я не буду ничего спрашивать у него, только предъявлю обвинение — и все. Это его дело рассказывать что-нибудь или нет. Правда, я не хотел встречаться с Ривертоном, пока не будет выяснено еще одно обстоятельство…

Он внимательно посмотрел на Кэллагена.

— А что именно вы хотите выяснить, Гринголл? — спросил Кэллаген.

— Мне бы очень хотелось поговорить с одним парнем, который был на борту яхты, с тем, кто позвонил нам в Скотланд-Ярд и сообщил о стрельбе. Мне кажется, он звонил из Фаллтона. И вы, наверное, поняли, почему я с ним хотел бы поговорить: он был на борту яхты или сразу после стрельбы или даже в момент самой стрельбы. Если этот человек существует, и он обычный порядочный гражданин, то я не вижу причин, которые принудили бы его скрываться от полиции. То, что он скрывается, наводит меня на мысль, что он во время перестрелки присутствовал на яхте и имеет причину избегать встречи с полицией. — Гринголл с минуту помолчал и продолжил:

— Комиссар хочет, чтобы я разыскал этого парня, конечно, если смогу. Он боится, что защита представит его в самый последний момент и неожиданно придумает какую-нибудь сказку… вроде рассказа о самозащите или что-то подобное. Но я до сих пор не могу его разыскать…

— По-моему, вы считаете, что показания этого парня мало что изменят…

— Пожалуй. Конечно, я был бы рад иметь своим сторонником этого человека, если это возможно, но это не меняет сути дела. Наши эксперты доказали, что пуля, убившая Рафано, выпущена из пистолета Уилфрида Ривертона, мы также знаем, что пуля, извлеченная из него, была выпущена из пистолета Джейка Рафано… Короче говоря, оба парня поразили цель. Оба пытались убить друг друга. Кроме того, у меня есть доказательства, что накануне Уилфрид Ривертон грозился убить Джейка Рафано, если ему подвернется удобный случай. Есть основания считать, что Джейк Рафано знал об этом и приготовился к встрече с молодым Ривертоном. О Джейке Рафано получены дьявольски компрометирующие сведении из Штатов. Бандит, не задумываясь, пускал в ход оружие при грабежах и не удивительно, что он ждал этого идиота Ривертона с пистолетом. Ривертон же не владел в достаточной степени оружием. Кроме того, он, вероятно, был пьян и растерян. Этим и воспользовался Рафано. Практически они выстрелили одновременно. Вот и все, что я знаю, и я не вижу, как можно в этой истории пробить брешь…

— Я тоже думаю, что она достаточно логична, — согласился Кэллаген и вздохнул. — Молодой Ривертон сам признался в этом.

Он посмотрел, как отреагирует Гринголл. Тот сказал:

— Ну, я открыл свои карты…

Кэллаген затушил сигарету, достал из коробки Гринголла другую и закурил снова.

— Знаете, Гринголл, я могу рассказать вам о парне, который был на «Сан Педро» и звонил вам в Скотланд-Ярд. В общем, у меня нет причины скрывать это от вас. Но этот парень почти ничего не знает: он был там после стрельбы.

— Вот как? — Гринголл удивленно поднял брови. — И кто же это?

— Это я, — просто ответил Кэллаген и невинно заулыбался.

— Черт побери! — воскликнул Гринголл. — Какого дьявола вам там понадобилось?

Кэллаген выпустил кольцо дыма.

— Все очень просто: утром в прошлую пятницу семья Ривертонов насела на меня, считая, что я медленно раскручиваю это дело, и я решил форсировать его. Вечером в пятницу я поехал к Джо Мартинелли. У него проходил матч между Лопни и каким-то негритосом. Меня предупредили, что Джейк Рафано бахвалился, что он обстряпал это дельце и сделал беспроигрышную ставку на выигрыш ниггера. Ну, а я взял и помешал ему… Я поговорил с Лопни и сумел выиграть сам, а Джейк здорово проиграл.

Инспектор присвистнул.

— Держу пари, что Джейку Рафано это не понравилось, — сказал он.

— Еще бы! — ухмыльнулся Кэллаген. — А после боя у меня произошла небольшая стычка с двумя или тремя ребятами Рафано, которые работают на него. Я намекнул, что вечером буду в Парлор-клубе, предварительно узнав, что Джейк Рафано посещает это заведение. Я был уверен, что ему захочется узнать, почему я вмешался в это дело. К тому же он догадывался, что я в курсе некоторых его махинаций.

— Вы в самом деле знали о нем? — спросил Гринголл.

— Немного, совсем чуть-чуть. Но небольшой блеф никогда не повредит.

— Это мне понятно. — Кэллаген продолжал:

— Я нашел место, где Джейк Рафано облегчал карманы Простака. Я выяснил кое-что об играх на яхте и узнал, что яхта принадлежит Рафано. Я навел справки и узнал, что подобные игры он уже устраивал в Калифорнии, пока федеральные власти его не накрыли. Тогда я изучил карту и пришел к выводу, что его яхта должна быть пришвартована в таком месте, откуда можно быстро смыться в любой момент. Меня очень заинтересовало, как же он так быстро смог поймать в свои сети Ривертона? Неожиданно мне в руки попалась женская сумочка с неиспользованным железнодорожным билетом от Малиндона, и я сообразил, что яхта Рафано должна стоять где-то в районе Фаллтона.

— Великолепная идея, — заметил Гринголл. — Кстати, вы не могли бы назвать фамилию женщины, в сумочке которой обнаружен этот билет. Или это огромный секрет фирмы Кэллагена?

— Никакого секрета в этом нет, во всяком случае теперь. Эту женщину зовут Азельда Диксон, по прозвищу Качалка.

— Я так и думал, что это она.

— Хорошо. Это доказывает, что полиция работает гораздо лучше, чем думают многие.

— Можете продолжать, Слим, — Гринголл шутливо поклонился ему.

— Я отправил своего оперативника в Фаллтон, приказав ему обшарить все окрестности и найти яхту. Так мы обнаружили «Сан Педро». Я боялся, что Джейк Рафано успеет улизнуть, и в тот же день отправился на яхту, чтобы кое-что выяснить у него.

— И что же дальше?

— Я хотел расколоть Рафано, используя блеф, что семья Ривертонов собирается обратиться за помощью в официальную полицию.

— Просто прекрасно, — не скрывая иронии, сказал Гринголл. — И как это у вас, частных сыщиков, все так великолепно получается?

— Да ладно вам, — отмахнулся Кэллаген. — Итак, я добрался в Фаллтон к половине первого ночи, нашел пристань, отвязал находившуюся у пристани лодку и поплыл к «Сан Педро». Около яхты я обнаружил еще одну лодку, привязанную к трапу. Мне кажется, на этой лодке подплыл к яхте молодой Ривертон. По трапу я поднялся на палубу и прислушался — все было тихо. Тогда я спустился вниз и огляделся. Пару минут ушло на осмотр малого салона, того, что в конце коридора. Потом я вошел в большой салон и нашел их.

Джейк Рафано был уже холоден, а Простак еще дышал. Я сразу подумал, что он тяжело ранен в легкое.

— Очень интересно, — произнес Гринголл. — Ну, и что было потом?

— Пару минут я пытался сообразить, что здесь случилось, потом сошел я яхты и поплыл обратно к пристани. Сначала я хотел заехать в Баллингтон и сообщить о случившемся в местную полицию, но потом решил, что это дело больше годится для Скотланд-Ярда. Верно?

Он улыбнулся Гринголлу.

— Потому-то я и позвонил в Скотланд-Ярд. По правде говоря, мне не хотелось фигурировать в качестве свидетеля в полиции, поэтому я не назвал себя. Сначала я хотел посмотреть, как будут развязаться события.

Гринголл выбил погасшую трубку и сразу начал набивать ее снова.

— Это уже кое-что, Слим, — сказал он. — Но я надеялся на большее. Конечно, я очень доволен, что теперь знаю, кто был на яхте и, благодаря этому, защите не удастся сбить нас с пути.

— Правильно, — согласился Кэллаген. — Значит, вы начинаете действовать?

— Да, — ответил Гринголл, — завтра. — Кэллаген встал, собираясь уходить.

— Если вам понадобятся мои показания, Гринголл, я готов их дать. Но мое заявление ни защите, ни обвинению не поможет. Я ведь только нашел их — вот и все, что мне удалось.

Гринголл кивнул.

— Я думаю, Слим, что мы обойдемся без вас. — Кэллаген уже взялся за ручку двери, но потом обернулся и сказал:

— Есть еще одна вещь, Гринголл. Вы знаете меня: если бы мои слова могли нанести вред моему клиенту, то я никогда бы не пришел в полицию, но я всегда стараюсь быть откровенным с вами.

— Черта с два, — усмехнулся Гринголл. — Я знаю девиз фирмы Кэллагена.

— Откуда? Я вам никогда его не говорил. Ну, как же он звучит?

— Как я понимаю, вашим девизом всегда были слова: «Мы любой ценой должны выиграть дело, а там хоть черти пусть расхлебывают заваренную нами кашу». Я не уверен, что эти слова подходят приличному человеку, уважающему законы. Однако я всегда стараюсь найти в человеке лучшее.

— И я тоже, — произнес Кэллаген. — Я с вниманием наблюдаю за вашим продвижением, Гринголл, и, откровенно говоря, думаю, что не за горами то время, когда вас назначат старшим инспектором. И я всегда считал вас своим другом.

— Спасибо, Слим. От ваших слов я начинаю краснеть.

— Да, еще одна просьба — насчет вашей завтрашней поездки в больницу к Уилфриду Ривертону. Если вас не затруднит, не могли бы вы перенести ваш визит на субботу? Я был бы вам очень благодарен.

Он замолчал, оценивая реакцию Гринголла.

— Я сейчас вам объясню, почему прошу об этом… Миссис Ривертон очень симпатичная женщина, и я подумал о ней. Смерть полковника и теперешнее положение молодого Ривертона очень отразились на ее здоровье, — Кэллаген вернулся обратно и подошел к столу Гринголла, неотрывно глядя на него. — Я поеду завтра утром к ней, — продолжал он, — и, наверное, мне придется отказаться от этого дела. Больше того, что я сделал, уже не сделаю, и я это знаю. Но мне хотелось бы самому сообщить ей, что вы собираетесь предъявить обвинение Простаку. Было бы человечнее, если бы она узнала это от меня… Понимаете?

— Догадываюсь, — хмыкнул Гринголл. — Вы увидитесь с ней и договоритесь, что вы отказываетесь от работы. А потом, узнав от меня много ценной информации, вы возьмете компетентного адвоката, настоящего юриста, а не этого идиота Гагеля. И тогда снова начнете действовать через него…

— Ну, так как, Гринголл? — Кэллаген пропустил мимо ушей предположение инспектора.

Инспектор откинулся на спинку кресла и сказал:

— Хорошо, согласен. Во всяком случае, у меня есть на завтра дела. А Ривертон в больнице под такой же охраной, как если бы был в тюрьме. Он там в безопасности. Обвинение можно предъявить и утром в субботу.

Кэллаген благодарно улыбнулся.

— Большое спасибо, Гринголл, я всегда знал, что вы настоящий друг.

Он вышел и тихо прикрыл за собой дверь.

Десять минут пятого в кабинет Гринголла вошел Филдс. Он протянул Гринголлу отчет баллистической экспертизы и спросил:

— Договорились с Кэллагеном, сэр? — Гринголл улыбнулся.

— Он приходил, чтобы узнать, когда я собираюсь предъявить обвинение Уилфриду Ривертону. Хотелось бы мне знать, почему он придает этому такое значение. Мне кажется, он выложил далеко не все, что знает.

Филдс усмехнулся.

— Что вы ему сказали, сэр?

— Сказал, что уже завтра обвиню Уилфрида Ривертона, но это, как вам известно, была ложь: я не собирался этого делать до следующей недели, потому что врач предупредил, что парню надо дать еще немного времени, чтобы окончательно поправиться. Но я сказал Кэллагену, что собираюсь повидать Ривертона завтра. Тогда он попросил меня отложить это до субботы, мотивируя тем, что хочет сам подготовить к этому миссис Ривертон — как будто бы она не была уже подготовлена к этому за последние дни. Я обещал.

— Хотел бы я знать, что за этим кроется? — призадумался Филдс.

— У него что-то есть в запасе, — сказал инспектор. — Я чувствую это всей кожей: ему что-то надо успеть сделать до субботы. Я слишком хорошо знаю Кэллагена.

— Вы думаете, у него есть неизвестный нам свидетель или какой-то другой трюк?

Гринголл подошел к окну.

— Не сомневаюсь, он хочет преподнести какой-то сюрприз, — сказал он. — Я его помню по делу Мероултона. Он был просто раздавлен, когда поставил на Цинтию Мероултон. А потом собрал все кусочки этого дела и вышел из него победителем.

Он достал трубку и принялся ее раскуривать.

— Цинтия Мероултон была очень красивой девушкой, из тех холодных девиц, которые так нравятся мужчинам. Миссис Ривертон, мачеха молодого Ривертона, тоже очень привлекательна. Она — женщина того типа, который нравится Кэллагену. Мне кажется, он хочет в самый последний момент чем-то поразить эту даму и тем самым заставить ее восхищаться им. Я не удивлюсь, если ему это удастся.

— У него ничего не получится, сэр, — сказал Филдс. Гринголл резко повернулся к нему.

— Я бы не был так категоричен. Я знаю Кэллагена — он стреляный воробей и один из лучших частных детективов.

— Ну и что же?

— Он умеет определить психологический момент и со всей силой воспользоваться им. Он терпеливо ждет, а потом идет ва-банк. Это его тактика, и притом весьма эффектная. Вы, наверное, помните дело Палькетта. Тогда пропал основной свидетель обвинения, и мы несколько дней не могли его найти, а потом стало поздно. А найти его мы не могли по той простой причине, что Кэллаген объявил его чокнутым и упрятал в частный сумасшедший дом.

Он усмехнулся своим воспоминаниям.

— Да, у этого парня есть голова. И хватка. И дьявольская изворотливость. Это я вам говорю, Филдс!