Опасные повороты

Вторник 9. Нет, это не любовь

Было девять часов утра. Кэллаген открыл глаза и как обычно уставился на потолок, затем потянулся, вспомнил о Монти Келлсе и печально усмехнулся.

Прослужить пять лет в королевской конной полиции и семь лет в Трансконтинентальном агентстве Америки только для того, чтобы позволить убить себя в каком-то погребе сельской Англии! Разве это не дьявольски забавно? Кэллаген подумал, что Монти не захватил с собой пистолет, так как знал, что он, Кэллаген, этого не одобряет.

Детектив поднялся, принял душ и спустился к себе в контору. Направляясь в свой кабинет, он улыбнулся Эффи Томпсон и попросил ее соединить его с Хуанитой.

Хуанита была на месте и пребывала в хорошем настроении. Кэллаген поудобнее устроился в кресле, закурил сигарету и, пока Хуанита весело болтала, быстро обдумал ход разговора с ней.

— Слим, — говорила она. — Мне кажется, ты очень приятно проводишь время, распутывая это дело. Но какие ужасы творятся на свете — почему все всех убивают? Что же будет дальше?

— Все будет в порядке, — отозвался Кэллаген. — Это одно из обычных дрянных дел. И оно мне уже до чертиков надоело.

— Не надо так говорить, — сказала Хуанита. — Я всегда считала, что для расследования дел, связанных с убийством, в этой стране не нанимают частных детективов.

— Не нанимают, — согласился Кэллаген. — Если только… неофициально. Не волнуйся. Семья Простака наняла меня, что бы я нашел какие-нибудь смягчающие обстоятельства.

Он в трубке услышал, как она рассмеялась.

— Да, Слим, понимаю. Лучше тебя им не найти никого. Я тебя хорошо знаю, если смягчающих обстоятельств обнаружено не будет, ты их создашь сам…

— Хотелось бы думать, что это удастся, но в данный момент положение молодого Ривертона незавидное.

— Как он? Газеты пишут, что вряд ли он выкарабкается.

— Нет. После того, как извлекли пулю, ему стало значительно лучше. Может быть, он даже поправится, чтобы быть повешенным…

Оба замолчали.

— Ты зачем звонишь? — спохватилась наконец Хуанита. — Что тебе от меня надо? Что-то не верится, чтобы ты хотел снова меня видеть.

Кэллаген возмущенно хмыкнул.

— Что я, дурак что ли? Теперь у тебя есть Джилл Чарльстон, он отличный парень, и вы подходите друг другу.

— Ты повторяешься, Слим. И все же, несмотря на Джилла, я была бы рада видеть тебя.

— Очень приятно слышать, я как раз хотел договориться о встрече: надо поговорить с тобой как с дочерью. За тем я и звоню. Днем мне некогда, но, думаю, что выкрою немного времени вечером, чтобы выпить с тобой. Как ты на это смотришь?

— Хорошо, я согласна, — ответила Хуанита. — Мне это нравится. Слушай, Слим, а почему бы тебе не зайти ко мне часов в шесть на коктейль? Приезжай.

— О'кэй. Я приеду. Приготовь мне джин.

— Зачем? У меня найдется бутылка ржаного виски.

— Тогда поищи и вторую на всякий случай.

— Хорошо. Я найду и две.

— Спасибо, — сказал Кэллаген. — До скорой встречи, Хуанита. — Положив трубку, он попросил Эффи позвонить в гараж и вызвать машину.

Когда Кэллаген остановил свой «ягуар» у Мэнор-Хауза, было ровно двенадцать часов.

Он нажал кнопку звонка и, стоя у двери, пытался угадать, в каком сегодня настроении Торла Ривертон, и как она выглядит. Когда детектива провели в ту же комнату, где она принимала его в первый раз, он увидел ее, стоящую у камина.

Она была одета в черное платье из ангоры с белой отделкой у шеи и на манжетах. Несмотря на смертельно усталые глаза и бледное напряженное лицо, она, как заметил Кэллаген, сумела найти силы и взять себя в руки.

— Расследование приняло такой оборот, — начал Кэллаген и с изумлением поймал себя на мысли, что немного волнуется, — что я считаю необходимым обсудить кое-какие детали. Я думаю, вам было бы интересно узнать истинное положение дела. К сожалению, я не могу сообщить ничего хорошего.

Она понимающе кивнула.

— Присаживайтесь, пожалуйста, мистер Кэллаген. Желаете сигарету?

— Благодарю, но я закурю свои, — сказал он и достал из кармана портсигар. — А вот от выпивки я бы не отказался.

Миссис Ривертон позвонила и приказала принести виски и содовую. Когда это все принесли, она сама налила виски в бокал, добавила немного содовой и протянула ему.

— Я очень мало о вас знаю, мистер Кэллаген, — сказала она, возвращаясь к камину, — но пришла к выводу, что вы необыкновенный человек. Сначала вы мне были неприятны, и я даже презирала вас… но потом я изменила свое мнение. Сейчас я думаю о вас гораздо лучше.

— Когда я завершу это дело, то, надеюсь, мы значительно лучше узнаем друг друга. Но в любом случае я доволен, что ваша неприязнь ко мне прошла.

Она внимательно посмотрела на него и пожала плечами.

— Неприязнь в данный момент никому не поможет.

— Я взял довольно пронырливого адвоката. Он один из многих в Лондоне, и хотя не очень известен в адвокатских кругах, лучше многих других. Маленький человек всегда делает работу хорошо, особенно если знает, что ему хорошо заплатят. Вчера мы обсудили все аспекты этого дела, — продолжал Кэллаген. — Вы, миссис Ривертон, должны знать, что главным звеном в этом деле будут показания вашего пасынка. На перекрестном допросе ему нужно выдержать такое, что трудно вынести и в лучшем состоянии, чем сейчас у него.

— Я вас понимаю, — тихо произнесла она.

— Вот и хорошо, — сказал Кэллаген. — Адвокат, его зовут Валентин Гагель, вчера навестил в больнице вашего пасынка и взял его заявление. Насколько я могу судить, в этом деле нет ни одного смягчающего обстоятельства.

Он немного помолчал и спросил:

— Кстати, как себя сейчас чувствует Уилфрид?

— Сегодня утром ему стало немного лучше, — ответила миссис Ривертон. — Врачи считают, что он может поправиться.

Кэллаген нахмурился.

— Вы должны приготовиться к тому, что через пару недель ему предъявят обвинение в убийстве, исходя из заявления, которое он сделал Гагелю. Не стоит удивляться, если его приговорят к виселице.

Она бессильно опустилась в кресло, стоящее у камина, и в отчаянии стиснула на коленях руки.

— Это не должно произойти, — прошептала Торла Ривертон и пристально посмотрела в глаза Кэллагену. — Не должно.

— Почему это так вас беспокоит? — поинтересовался он. — Это ведь ваш пасынок, а не сын, и, судя по тому, что я видел и слышал от него, он к тому же порядочный подонок…

С минуту она сидела молча, а потом серьезным голосом сказала:

— Мой муж очень любил Уилфрида. Он очень надеялся на него и верил, что в один прекрасный день парень исправится. Мой муж был прекрасным человеком, и даже если я его не очень любила, то всегда уважала и восхищалась им. В глубине души я всегда думала, что он и женился-то на мне потому, что хотел, чтобы я была Уилфриду хорошим другом. Понимаете?

Кэллаген кивнул и швырнул окурок в камин. Затем он сделал глоток виски и закурил новую сигарету.

— Что же теперь будет, мистер Кэллаген?

— Что будет? — переспросил он. — Я вам сейчас расскажу. Гринголл — инспектор, который расследует это дело, уже послал своих людей в Мэйфейр, и там они все разнюхают о Простаке и Джейке Рафано. Сейчас Гринголл недоволен, так как в деле много белых пятен, которые не позволяют закончить расследование. Но он сумел ухватить основные нити. У него есть факт, что на яхте была перестрелка, но кто кому угрожал и кто первым стрелял, он не знает. Ему нужны доказательства — и он их найдет.

Детектив поднялся с кресла и не спеша подошел к окну. С минуту он смотрел в окно, а затем продолжил:

— Наш суд присяжных дотошен и справедлив: если уж у нас вешают человека, то потому, что он это заслужил. Если суд присяжных услышит показания Ривертона, то он не усомнится в его виновности и вынесет обвинительный приговор. Его повесят, миссис Ривертон…

Она кивнула. У нее был очень несчастный вид.

— Что же он сказал?

Кэллаген подошел к ней, достал из кармана конверт с показаниями Уилфрида и начал их читать вслух:

Кэллаген сложил заявление и убрал его обратно в карман. Затем он сел в кресло и допил свое виски, достал портсигар и закурил сигарету.

— Уилфрид Ривертон сделал сатанинское заявление, миссис Ривертон, — сказал он. — В нем нет ни одного смягчающего обстоятельства. Он признает, что собирался угрожать Джейку Рафано пистолетом, если тот не вернет ему расписку и деньги. Любой суд без труда докажет, что он приехал на «Сан Педро» с целью любой ценой забрать деньги и долговую расписку. Теперь вы можете представить себе, какое впечатление на суд произведет его признание.

Она неподвижно стояла у камина и смотрела на огонь. Потом вдруг повернулась к Кэллагену и резко сказала:

— Я этому не верю. В этом заявлении есть что-то странное и неправильное. Я абсолютно уверена, что здесь что-то не так. И я также уверена, что Уилфрид стрелял только с целью самозащиты.

Кэллаген иронически улыбнулся.

— Конечно, вы лучше знаете. Ведь вы были там!

— Это наглая ложь, — с возмущением воскликнула она. — Меня там не было.

— Ладно, — мягко согласился Кэллаген. — Думаю, что вас там и в самом деле не было во время убийства, но после стрельбы вы там все же были. Я абсолютно в этом уверен. А если вас там не было, откуда, черт возьми, вы знаете, что случилось? Отвечайте!

— Я отвечаю только на те вопросы, на которые считаю нужным отвечать, — холодно ответила она.

— Хорошо, — рассердился Кэллаген. — Делайте, как знаете. Но мне кажется, что вы поступаете, как последняя дура. Вы ведете себя странно, и если вы не хотите помочь Уилфриду Ривертону, то так и скажите. А ваше поведение мне не нравится. Более того, оно подозрительно, чертовски подозрительно.

Он вызывающе улыбнулся. Лицо миссис Ривертон побелело от гнева.

— Я вас ненавижу, — раздраженно произнесла она. — У вас извращенные особенности мышления. Я думаю, что частое общение с преступниками не позволяет вам поверить в то, что обычный порядочный человек может поступать честно и иметь желание помочь правосудию.

Кэллаген громко рассмеялся.

— Вот это интересно, — сказал он. — Миссис Ривертон воображает себя помощницей правосудия. Если вы хотите помочь, то зачем скрываете правду? Почему не хотите рассказать, что случилось на борту «Сан Педро», когда вы находились там? Учтите, что вам нечего бояться, и вы можете все спокойно рассказать мне. Только вы ничего не говорите, потому что боитесь!

— Может быть, я боюсь сказать именно вам, мистер Кэллаген, — вздохнув, сказала она. — Может быть, то, что я сейчас молчу, более полезно, чем все эти глупые разговоры.

— Вполне возможно, — ухмыльнулся Кэллаген.

— Вы слишком уверены в себе. Думаю, для всех было бы лучше, если бы вы были более деликатны. Вот так-то, очень умный мистер Кэллаген. Вероятно, я попрошу «Селби, Ронса и Уайта» потребовать от вас отчет об израсходованных пяти тысячах фунтов. Вы хотите, чтобы я это сделала, мистер Кэллаген?

— Нет, не хочу, — ответил Кэллаген. — Сейчас это было бы для меня нежелательно. Я буду вести дело так, как сочту нужным. Но я считаю нужным сообщить вам, чтобы вы особенно не волновались из-за заявления Уилфрида. Об этой бумажке известно, кроме нас, только юристу. Думаю, больше ни один человек о ней не узнает, если Уилфрид захочет изменить показания. Может быть, теперь вы захотите мне что-то сказать. Надеюсь, что вам очень здорово повезло, что именно я взял это дело, иначе вам пришлось бы гораздо хуже. Вы догадываетесь, что я имею в виду?

— Нет, — она почти хрипела от ярости. — Я не знаю, что вы имеете в виду. Я вам не верю. Откуда мне знать, что вы это делаете ради меня? Вы что и вправду думаете, что меня все это интересует? — В ее взгляде сквозило презрение.

— Нет, не думаю, — усмехнувшись, сказал Кэллаген. — И меня это не особенно интересует. В этом смысле я бездушный, если вы понимаете, что я хочу сказать. Я считаю вас чертовски привлекательной женщиной, когда вы в хорошем настроении, но когда вы не в духе, вы просто чудовищны и… очень-очень забавны.

Он поднялся и продолжал:

— Только чтобы вас разозлить и посмотреть, как вы будете себя вести, я готов хоть сейчас выложить пять фунтов. Я иногда очень любопытен, особенно в отношении женщин, которым не верю. Никогда заранее не знаешь, что они могут сделать. Тем более, когда они еще и глупы, как вы. Но не расстраивайтесь, женская глупость меня умиляет, — он с насмешкой взглянул в ее побелевшее от гнева лицо. — Пожалуй, я не буду заходить в своих словах дальше, чем сейчас, Я пойду. Но сначала хочу вам сказать, что в жизни случается поворот, когда человек начинает понимать, что он должен кому-то довериться. А вот вы этого не понимаете. И боюсь, что уже не поймете. Вы всегда дьявольски здорово злитесь, а я люблю дразнить таких, как вы. Самое интересное в этом то, что вы и сами не понимаете, что я вам нравлюсь. Вы совсем не так уж ненавидите меня, как вам кажется.

— Да ну? — сказала она, улыбнувшись. — Иногда бывают минуты, мистер Кэллаген, когда вы выглядите очень наивным. И в это время вы всегда стараетесь убедить меня, что я вас почти люблю.

Кэллаген внимательно посмотрел на нее и ухмыльнулся:

— Я не буду стараться убеждать вас, миссис Ривертон, — сказал он. — Это я предоставляю вам.

Он подошел к двери и, обернувшись, продолжил:

— Я не помню кто, но один умный человек как-то сказал, что от ненависти до любви один шаг. Если сейчас вы ненавидите меня, то в один прекрасный день, я думаю, вы сделаете этот шаг. Надеюсь, что в этот день я буду находиться рядом.

Кэллаген встал и так быстро захлопнул за собой дверь, что она даже не успела ему ответить.

Она медленно опустилась в кресло и заплакала. Ее удивило, что она плачет. Мысль о своей слабости привела ее в бешенство.

Когда приехал Кэллаген, Хуанита сидела в кресле, стоящем около камина. На ней было черное элегантное платье, которое делало ее еще более обаятельной.

— Пойло на столе, сыщик, — сказала она. — Ты уже отловил всех убийц?

Кэллаген сказал, что еще не всех, но что сезон убийств благополучно закончился. Он сделал себе бурбон с содовой и льдом, а затем расположился в кресле напротив нее и закурил сигарету.

— Как дела, Хуанита? У тебя все нормально?

— Что тебя интересует, Слим? — улыбаясь, спросила она. — Ты сегодня такой таинственный.

— Ничего таинственного, — ответил Кэллаген, улыбнувшись в ответ. — Кстати, теперь ты мне нравишься гораздо больше. Ты перестала нервничать, и мне кажется, что твои дела с Джиллом Чарльстоном идут прекрасно. Надеюсь, он хорошо относится к тебе?

Хуанита перестала улыбаться и задумчиво посмотрела на Кэллагена:

— Я хочу тебе кое-что рассказать, старый бродяга, — сказала она и ее лицо приняло важное и серьезное выражение. — И ради Бога, держи свой язык за зубами. Я решила выйти замуж за Джилла Чарльстона. Это ты уговорил меня, может быть, чтобы отделаться от меня. Это твоих рук дело.

Кэллаген весело рассмеялся.

— Ни одна живая душа не узнает от меня об этом. Это великолепная новость. Вы оба созданы друг для друга и будете жить прекрасно. Но не забудь пригласить меня в крестные отцы.

Он подошел к столику и налил себе еще порцию виски.

— И когда же это событие произойдет, Хуанита?

— В самое ближайшее время. Джилл скоро закончит свои дела, и мы уедем в Штаты. Начнем новую жизнь.

Кэллаген, соглашаясь, кивнул.

— Да, это пожалуй, самый лучший выход, — сказал он. — Но, когда вы будете жениться, вам ведь потребуются свидетели. И я очень обижусь на вас, если вы не пригласите меня, особенно сейчас, когда я почти закончил дело Ривертона.

— Да? А что они с ним сделают, Слим? Он ведь плохо вел себя.

Кэллаген усмехнулся.

— Они его повесят. Он был вне себя, пристрелил Джейка Рафано и сам признался в этом.

Детектив достал из кармана конверт с показаниями Ривертона, который передал ему Гагель.

— Вот его показания. Прочти. Но об этом не должна знать ни одна душа.

Хуанита взяла заявление и начала читать.

— О, Боже мой! — воскликнула она. — Скверное дело! Все, как в детективном романе.

Она дочитала до конца показания Ривертона и вернула их Кэллагену.

— Значит, тебе не удалось его вытащить, Слим? — спросила она.

Он кивнул.

— Нет, не удалось.

Кэллаген на минуту задумался и продолжал:

— Завтра я закончу это дело, а послезавтра съезжу в Саутинг-Мэнор и сообщу, что дело улажено. Больше ничего сделать я не могу. Поэтому обязательно позвони мне, когда у тебя будет свадьба. А кроме того, я хотел бы сделать тебе в подарок что-нибудь красивое, что-нибудь вроде бриллиантов.

— Я согласна, Слим, — сказала она. — Давай договоримся так: вечером я встречаюсь с Джиллом и поговорю с ним о тебе. Я скажу ему, что ты хочешь присутствовать на свадьбе, и если он согласится, я обязательно позвоню тебе.

— Хорошо, — сказал Кэллаген. Он допил свое виски и встал. — Мне пора, Хуанита. Мне надо еще у себя в конторе сделать кое-какие дела. Не забудь позвонить мне. Ты же знаешь, я всегда считал, что вы прекрасно подходите друг другу.

— Я знаю, Слим. Мне кажется, что я никогда не забуду об этом.

— Вот и молодец. — Он поцеловал ее в кончик носа. — До свидания, дорогая.

На углу Хей-хилл и Беркли-сквер Кэллаген из телефонной будки позвонил Гагелю. Тот сразу подошел к телефону.

— Ну? — спросил Кэллаген.

— Все идет отлично, мистер Кэллаген, — сказал Гагель. — Я позвонил мисс Азельде Диксон и попросил ее оказать мне небольшую услугу в одном маленьком дельце. Я попросил ее встретиться завтра вечером с мистером Менинуэем и обсудить все вместе с ним. Я сказал, что он будет ждать ее в «Серебряном баре» и в виде аванса заплатит ей сто фунтов. Кажется, она обрадовалась. Во всяком случае согласилась и сказала, что придет.

— Как она говорила? — поинтересовался Кэллаген. — Меня интересует, была ли она под действием наркотиков или пьяна?

— Мне кажется, нет, — ответил Гагель. — По-моему она была в норме. Вероятно, ей очень требуются деньги.

— Хорошо, Гагель. Спасибо.

— Не за что. Я всегда стараюсь все сделать лучшим образом для своих клиентов. До свидания, мистер Кэллаген.

Кэллаген нажал на рычаг и набрал номер телефона Менинуэя.

— Я договорился с Азельдой Диксон, — сказал он. — Завтра вечером ты встретишься с ней в «Серебряном баре» и задержишь ее там. Можешь преподнести ей ту легенду, что мы придумали и потом отдать ей сотню. Утром заскочи в мою контору и возьми деньги у Эффи Томпсон. Не забудь, ты должен быть с Азельдой не менее чем до двенадцати часов. Понял?

— Конечно, понял, — ответил Менинуэй. — А когда я получу остальное?

— Сразу после того, как закончишь свою работу.

— Все понятно. Спасибо.

Кэллаген повесил трубку, вышел из кабины и закурил сигарету. Затем он взял такси и поехал к себе в контору. Поднявшись к себе, он просмотрел несколько писем, выпил немного виски и, не раздеваясь, прилег на постель. В голову сразу пришли мысли о Торле Ривертон. С такими женщинами всегда трудно. Они всегда умеют заставить считаться с собой и все хотят делать на свой лад. Если бы с самого начала она не повела себя как последняя дура, то сейчас все было бы намного легче. Но если хорошо поработать, то он, конечно, сможет все повернуть по-своему, хотя теперь это будет чертовски трудно. А если он сделает что-то не так? Один неверный шаг способен погубить все…

Он усмехнулся. Будет очень интересно, если вдруг все сорвется, у него и так хватает неприятностей… Инспектор Гринголл начнет вопить: «Оскорбление правосудия! Обструкция!» и прочее в том же духе. Гагель… Ну этот только покачает головой, а вот мистера Селби хватит кондрашка.

Кэллаген поднялся с постели и заходил по спальне, на ходу раздеваясь и бросая одежду куда попало.

Естественно, он может начать действовать и сейчас. Но если Гринголл узнает… А ведь у него может ничего и не получиться. Ведь полицейские всегда отличались педантичностью, они признают только одно — доказательства.

Он лег, и его мысли снова перескочили на Торлу Ривертон. Он подумал, что в платье из ангоры она выглядит изумительно, умеет носить вещи… И так интересна своей непредсказуемостью.