Опасные повороты

Понедельник 8. Прекрасная работа

Контора адвоката мистера Валентина Гагеля располагалась на Довер-стрит. Современный интерьер и хорошая обстановка производили на его клиентов приятное впечатление.

Мистер Гагель отлично знал свои обязанности: и возможности. Он никогда не зарывался и всегда знал, где ему следует остановиться.

Мистер Валентин Гагель был мужчиной в самом расцвете сил. Он был худощав, отлично одевался и носил пенсне, которое делало его похожим на сову. Обаятельная улыбка не сходила с его лица.

Отличное знание уголовного кодекса давало ему возможность не только правильно определять линию поведения клиентов, но и не доводить дела до суда, особенно, если они были явно проигрышными. Мистер Валентин Гагель не любил искушать судьбу.

Основными его клиентами были молодые леди, которые проводили все свое время в поисках знакомств с джентльменами среднего возраста. Дамы не оставляли надежду выйти замуж, а потом жаловались, что их «бросили».

Дело почти никогда не доходило до суда. Мистер Гагель заботился об этом. Джентльмены, которые клевали на удочку подобных леди, обычно расплачивались звонкой монетой и становились если не умнее, то, во всяком случае, беднее. Мистер Гагель получал свою часть, а юные леди принимались искать очередную жертву.

Один раз ему довелось столкнуться с владельцем фирмы «Сыскное агентство Кэллагена», и он нашел, что владелец этого агентства обладает как недюжинным умом, так и огромным опытом. Дело кончилось для мистера Гагеля плачевно. Однако, он не держал на Кэллагена зла, а напротив, признал, что Кэллаген — единственный, кто сумел его обойти. А из уст мистера Гагеля это был хороший комплимент.

Мистер Валентин Гагель сидел в кресле и доброжелательно рассматривал сидевшего напротив Кэллагена.

— Да-с, мистер Кэллаген, — протянул адвокат, — это печальное, но совершенно ясное дело. Если ваша версии верна, и мы разыщем таинственную личность, которая находилась на «Сан Педро» во время перестрелки, то мы получим огромное преимущество. Это дело изобилует целой кучей смягчающих обстоятельств. И мы обязаны их найти и…

Кэллаген перебил его.

— Мистер Гагель, вы не совсем поняли меня. Я вовсе не заинтересован в поисках смягчающих обстоятельств. Когда вы поедете в клинику и будете брать показания у молодого Ривертона, пожалуйста, не забывайте, что он еще очень слаб и, возможно, не будет окончательно уверен в своих словах.

— Понимаю, — сказал Валентин Гагель. — Да, понимаю, — повторил он. — Хорошо, мистер Кэллаген, я запомню это. Я возьму у него показания, и они составят документ, который определит линию нашего поведения в защите клиента. Надеюсь, что уже могу его так называть?

— Можете, — кивнул Кэллаген. — Но не уверен, что мы можем считать его заявление документом.

— Вот как? — удивился адвокат. — Сама процедура представляется мне весьма обычной. Разве вы так не считаете?

— Может быть, — ответил Кэллаген. — Но это не совсем обычное дело, и семья в нем играет не последнюю роль. У них есть деньги и влияние.

— Я это знаю, — согласился мистер Гагель.

Он достал сигарету из красивого серебряного портсигара и улыбнулся Кэллагену.

— Я думаю, мистер Кэллаген, что вы не имеете понятия о характере показаний, которые могут быть получены от молодого Ривертона?

Кэллаген улыбнулся ему в ответ.

— Ну, честно говоря, я имею понятие. У меня есть основания считать, что его заявление откроет такое…

Мистер Гагель откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Казалось, он очень внимательно слушает и запоминает слова Кэллагена.

— Это обычная история, — продолжал Кэллаген. — Уилфрид Ривертон связался с компанией плохих парней. Они вытрясли из него массу денег — у Простака их много, чего не скажешь об уме. Для этого некий тип по имени Джейк Рафано подсунул ему смазливых девочек, море выпивки и наркотики. Когда молодой Ривертон сообразил, что его нагло облапошили, это ему, естественно, не понравилось. А потом он откуда-то узнал, что Джейк Рафано собирается смыться. И Ривертон решил с ним разобраться…

— Ясно, — перебил его Гагель. — Вы не считаете, что нам было бы интересно знать, что именно хотел сделать молодой Ривертон?

— Не уверен. Скорее Ривертон, идя к Джейку Рафано, еще ничего не решил, а действовал, поддавшись мгновенному порыву. Он хотел сначала поговорить с Рафано, а там будь, что будет.

— Значит, как я вас понял, идея заключается в том, что в Рафано стреляли преднамеренно.

Кэллаген усмехнулся.

— Вы правильно меня поняли.

Гагель кивнул головой, но уже не улыбался.

— Итак, — продолжал Кэллаген, — Простак решил сначала поговорить с Джейком Рафано и поехал…

— Извините, что я снова перебиваю вас, мистер Кэллаген, но не мог бы я полностью услышать эту историю? Правильно ли я понимаю, что наш клиент направился на «Сан Педро» под влиянием наркотиков или выпивши?

— Это хорошая мысль.

— Но если это так, то как же он добрался туда? Если он был пьян или находился под действием наркотиков, то навряд ли смог бы веста машину. Правильно?

— Вы абсолютно правы, но я считаю, что это не главное. В конце концов, это не важно, как он попал на яхту. Ривертон предполагал, что Джейк Рафано может быть вооружен и что он будет изворачиваться и отпираться, поэтому прихватил с собой пистолет…

Гагель кивнул.

— Извините, мистер Кэллаген, я снова перебиваю вас. Я вполне допускаю, что молодой Ривертон как-то попал на яхту, встретился с Джейком Рафано и разговаривал с ним. Это ясно. Но с какой стати Рафано стал вдруг стрелять в него? Интересно, от кого узнал Уилфрид Ривертон, что Рафано может применить оружие?

— Вы снова правы, — ответил, усмехнувшись, Кэллаген. — Но это не имеет большого значения и оставим пока в стороне ваш вопрос. Знаете ли, Гагель, мне нравится, что вы задаете хорошие вопросы. И продолжайте перебивать меня и задавайте новые. Они вполне могут прийти в голову и полицейскому офицеру, расследующему это дело, — улыбка Кэллагена стала еще шире, — если, конечно, кто-то покажет ему заявление Ривертона…

— Даже так?

— Да, только так, — подтвердил Кэллаген и продолжал, — молодой Ривертон был на яхте — неважно, как он туда добрался — и встретился с Джейком Рафано. Это факт. Мы предполагаем, что он сказал Рафано, что знает, что тот собирается бежать…

— Я хочу еще перебить вас, мистер Кэллаген. Вам не известно, кто предупредил его о возможном бегстве Джейка Рафано?

— Я уже говорил вам, мистер Гагель, что пока это не имеет значения. Важно то, что молодой Ривертон поверил этому, а у Рафано была его расписка на двадцать две тысячи фунтов, и Простак хотел ее вернуть. По-видимому, он боялся, что Рафано позвонит его отцу и предъявит ему эту бумажку, поэтому парень стал просить расписку назад, но, как я предполагаю, Джейк Рафано стал над ним издеваться. Тогда Ривертон выхватил пистолет и пригрозил им Рафано. Скорее всего, Рафано попытался выиграть время и, как мне кажется, сказал Простаку, что вернет расписку. Он открыл ящик стола, но вместо расписки вытащил пистолет. Увидев это, Ривертон выстрелил первым и попал прямо в сердце Рафано. Уже в последний момент Рафано все же успел нажать на курок и ранил Ривертона. Вы согласны?

— Да, вполне, — ответил Гагель. Он наклонился вперед к Кэллагену. — Но это очень опасное заявление, мистер Кэллаген! Вы знаете, что оно значит?

Кэллаген усмехнулся.

— Убийство.

— Точно. Если я сниму с молодого Ривертона именно такие показания, то это будет равносильно признанию в убийстве — в преднамеренном убийстве. Значит, Ривертон пришел на яхту с целью забрать свою расписку любым способом. И он пошел туда с оружием. Любой суд примет во внимание, что он взял пистолет с целью угрозы Джейку Рафано, а может быть, и его убийства. Получается, что если Ривертон угрожал пистолетом Рафано, то это он стрелял для самозащиты, а не Ривертон… — Кэллаген кивнул.

— Именно так я и думаю, — сказал он. Гагель снова откинулся на спинку кресла.

— А что, мистер Кэллаген, если заявление молодого Ривертона не будет соответствовать ничему такому, о чем мы здесь говорили?

Кэллаген поднялся с кресла, и достал из кармана бумажник. Он отсчитал десять сотенных банкнот и положил их на стол перед адвокатом.

— Это ваш гонорар, а ваше дело сделать так, чтобы заявление молодого Ривертона не расходилось с тем, что я вам только что рассказал. Если вы этого не сделаете…, — он замолчал и зло улыбнулся, — то будете писать сами. Я думаю, в палате никого не будет, а молодой Ривертон еще не оправился и вряд ли сможет прочесть то, что вы дадите ему подписать. Понятно?

Гагель взял деньги и сунул их в ящик стола.

— Понятно, мистер Кэллаген. А вы уверены, что контора «Селби, Ронс и Уайт» будут в восторге от такой линии защиты?

— Абсолютно, — ответил Кэллаген. — Миссис Ривертон сегодня утром перед своим отъездом в Мэнор-Хауз встречалась с ними и предупредила, что инспектор Гринголл, расследующий это дело, рекомендовал ей взять хорошего адвоката по уголовным делам. Так что это именно он предложил нанять такого юриста. А я ведь вас знаю, — улыбнулся Кэллаген.

Гагель кивнул.

— Конечно, мистер Кэллаген, я постараюсь сделать все наилучшим образом. Я тоже думаю, что во время снятия показаний с Ривертона в палате никого не будет. И, конечно, я понимаю, что Ривертон еще настолько слаб, что будет не в состоянии сознавать, что он говорит. В любом случае он ничего не запомнит…

— Я тоже так думаю, — сказал Кэллаген. — Я доволен, что мы поняли друг друга и буду рад, если уже сегодня услышу от вас о результатах допроса.

Гагель посмотрел на часы.

— Я сейчас же еду в клинику и сам привезу показания в вашу контору, мистер Кэллаген. До свидания.

Было пять часов вечера. За окнами конторы Кэллагена бушевал сильный ветер.

Эффи Томпсон принесла шефу третью подряд чашку чая. Она поставила ее на стол перед ним и хотела сказать что-то важное, но, взглянув на Кэллагена, передумала. Как только Эффи вышла из кабинета, зазвонил телефон. Кэллаген снял трубку и услышал голос Келлса.

— Алло, Слим, — сказал Келлс. — У тебя все нормально? Мы сегодня встретимся, как договорились?

Кэллаген живо представил себе Келлса, стоящего в единственной телефонной будке на маленькой улице Фаллтона с торчащей изо рта сигаретой и надвинувшего на самые глаза шляпу.

Кэллаген ответил, что пока у него идет все, как надо, сказал, чтобы Келлс ждал его у дерева возле телефонной будки в десять часов вечера. Немного помедлив, он спросил, как обстоят дела в Фаллтоне.

— Хорошо, — заверил его Келлс. — Полиция покрутилась немного на яхте и уже уехала. Так что все спокойно. Правда, этот старикашка заартачился. Джимми Уилпинс. Может быть, встряхнуть его чуть-чуть?

— Нет, не надо. Оставь его в покое, он больше меня не интересует. Кто-нибудь болтается поблизости от Грин-Плейс, ты проверял?

— Я был там час назад, — ответил Келлс. — Пока пусто. Тихо, как в могиле, да к тому же и погода мерзкая. Ну, а как у тебя вообще дела, Слим?

— Так себе. Не скажу, что хорошо, но и не плохо. Вообще-то ничего. Ты побудь там еще. А в десять я подскачу к тебе. Мне необходимо кое-что обсудить, а заодно осмотрим Грин-Плейс. До встречи, Монти.

— Всего хорошего.

Только Кэллаген положил трубку, как дверь кабинета открылась и вошла Эффи Томпсон.

— Вас хочет видеть мистер Гагель, — сказала она. Кэллаген утвердительно кивнул. Быстрыми шагами в кабинет вошел Гагель.

Его лицо выглядело немного осунувшимся, но он улыбался. Детектив показал ему на кресло напротив, и адвокат сел.

Гагель кивнул.

— Я все время думал, мистер Кэллаген, — сказал он, — я и сейчас еще думаю. Вы хотите, чтобы я защищал Ривертона по этому заявлению?

Он достал из кармана конверт и положил его на свое колено.

— Я вообще не хочу, чтобы вы его защищали, Гагель, — сказал Кэллаген. — Если вам удалось получить именно те показания, какие я хотел, ваша работа закончена. Вы легко получили тысячу. Но где показания?

Кэллаген достал сигарету и подвинул свой портсигар Гагелю. Потом он откинулся на спинку кресла и закурил. Гагель пожал плечами.

— Эти показания — смертный приговор для парня, — сказал он. — Ни одного смягчающего обстоятельства. Тот, кто будет работать с этими показаниями, сразу наденет на него петлю. Я бы еще мог вас понять, если бы вы представляли обвинение. А так — нет, не понимаю.

Кэллаген задумался, а потом спросил:

— Он признался в том, что стрелял в Джейка Рафано?

— Да. Он признался во всем. Во всем, что вы думали о нем. Он сказал, что приехал на яхту, чтобы рассчитаться с Рафано, что Рафано дьявольски разъярился и что он, Уилфрид Ривертон, потеряв выдержку, выхватил пистолет, а Джейк Рафано достал из ящика стола свой. Ривертон сказал, что он мгновенно выстрелил и сейчас же ощутил ответный выстрел. Так что он полностью признал, что первый вытащил пистолет. Получается, что Ривертон действовал сознательно, а не защищаясь, — Гагель пожал плечами. — Сатанинское заявление, — заключил он.

— Что из этого сказал он, а что подсказали вы? — спросил Кэллаген.

— Практически это все сказал он, — ответил Гагель. — Ривертон говорил с трудом, медленно, и я вполне успевал записывать за ним, выбирая нужное мне. Конечно, я мог бы изменить материал и сделать, чтобы он выглядел лучше. Но я ничего в показаниях не изменил, а только несколько их усилил. Вот если бы я мог задавать вопросы. Нужные вопросы…

Кэллаген внимательно посмотрел на Гагеля и спросил:

— Например?

— Например? Ну, почему он вдруг сорвался и помчался на яхту, как он добрался до нее, от кого он, например, узнал, что Джейк Рафано находится на «Сан Педро», кто еще был на яхте кроме Рафано?

— Почему же вы не задали ему этих вопросов?

— Вы хорошо знаете, что я не… вы мне дали… конкретные инструкции. Но один вопрос у меня все же сорвался. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Кэллаген усмехнулся.

— Да, я догадываюсь, что вы хотите сказать. Полагаю профессиональная привычка. Так что за вопрос?

— Я его спросил по собственному ли желанию он приехал на яхту, а если нет, то кто его привез, — ответил Гагель. — И он послал меня к черту.

— Молодец, — сказал Кэллаген, — вот это рыцарский поступок! Хорошо. Спасибо, Гагель. Я считаю, что вы выполнили свою работу, и плата была очень щедрой. Вы довольны?

Гагель встал, держа в правой руке конверт.

— Да, я доволен, если к этой теме никто больше не вернется. В противном случае и вам, и мне будет очень плохо.

— Этого не случится, — заверил Кэллаген. — Всего хорошего, Гагель.

Адвокат положил на стол Кэллагена конверт и вышел.

Кэллаген поставил свой «ягуар» между деревьями в двадцати ярдах от телефонной будки на окраине Фаллтона. Накрапывал мелкий дождь.

Сыщик посмотрел на часы, закурил сигарету, поднял воротник плаща и вышел из машины. Он опаздывал. Часы показывали семнадцать минут одиннадцатого. Прямо по блестящей от дождя траве Кэллаген направился к телефонной будке, но около будки никого не было и он заволновался: Келлс никогда не опаздывал.

В нагрудном кармане его пиджака лежало заявление молодого Ривертона и, прислонившись к телефонной будке, он задумался о нем. Дождь почти прекратился, и из-за низких облаков выглянул краешек луны.

Подождав Келлса до половины одиннадцатого, Кэллаген вернулся к машине и достал из-под сиденья фонарь. Из разговора с Келлсом Кэллаген приблизительно знал, где находится Грин-Плейс, и в тусклом лунном свете он направился его искать.

В четверть двенадцатого Кэллаген остановился перед заброшенным домой, построенном в грегорианском стиле. Запущенный парк зарос деревьями и кустами. От железных ворот, одна половина которых была приоткрыта, к дому вела посыпанная гравием дорожка. Весь дом был погружен в темноту. Под небольшим порталом с колоннами виднелась массивная входная дверь.

Кэллаген вошел в ворота, крадучись, обошел вокруг дома. Одно из окон было приоткрыто, и он подумал, что Келлс мог им воспользоваться, чтобы пробраться в дом.

Кэллаген оглянулся и быстро нырнул в окно. Проникнув в дом, он зажег фонарь и осмотрелся. Это была маленькая комнатушка, по всей видимости, служившая кладовой. Он вышел в коридор и осторожно направился в жилую часть дома.

Двери комнат выходили в обширный холл с высокими потолками. Чувствовалось, что люди совсем недавно покинули этот дом.

Кэллаген открыл первую справа от входа в холл дверь и вошел в прекрасную, хорошо обставленную комнату с современным баром. Полки бара ломились от множества бутылок с яркими этикетками. Кэллаген подошел к бару, нашел непочатую бутылку канадского бурбона и сделал пару хороших глотков.

Потом он снова вернулся в холл и тихо присвистнул. Никто не отозвался. Кэллаген, раздумывая, постоял пару минут и начал не спеша подниматься на верхний этаж дома. Через двадцать минут, обследовав при свете фонаря все углы комнат верхнего этажа, он спустился снова в холл.

Его озадачило отсутствие Келлса. Детектив подумал, что, вероятно, кто-то спугнул Келлса, и он убрался из этого района, чтобы Кэллаген смог сам обыскать Грин-Плейс, не вызывая ничьих подозрений. И, вероятно, это произошло совсем недавно, иначе он успел бы позвонить Кэллагену до его отъезда из Лондона.

Сыщик вышел в коридор и направился в заднюю часть дома, где находились комнаты для прислуги. По дороге он внимательно осмотрел кухню, чуланы и кладовые. В последней комнате, в которой был свален всякий хлам, он увидел приоткрытую дверь, вошел в нее и осветил лучом фонаря каменные ступени лестницы, ведущей вниз. Перил не было. Несколькими ярдами ниже у самого основания лестницы он наткнулся на распростертого на полу Келлса. Келлс лежал на спине, поджав под себя правую руку. Левая же лежала в лужице крови, залившей пыльный пол. Все тело Монти было как-то неестественно прогнуто.

Кэллаген быстро сбежал вниз и наклонился над телом Келлса. Тот был мертв. Кэллаген достал из кармана перчатки, как бы в задумчивости надел их и расстегнул пиджак Келлса. На рубашке ясно виднелось яркое пятно крови. Он расстегнул рубашку и увидел, что пуля попала прямо в сердце.

Осмотрев рану, Кэллаген застегнул рубашку и пиджак на Келлсе, снял перчатки и присел на ступеньку лестницы. Он тяжело вздохнул, достал сигареты и закурил. Сидя на ступеньке, Кэллаген не мог оторвать своего взгляда от распростертого перед ним тела Келлса.

Потом он поднялся и внимательно осмотрел погреб — ничего, кроме нескольких бочек и дюжины пустых ящиков, в нем не было. Тогда Кэллаген снова подошел к трупу Келлса и перевернул его. Прагой рукой канадец сжимал какую-то тряпку. Сыщик разжал еще не успевшие окоченеть пальцы и вытащил скомканные мужские плавки. Кэллаген спрятал плавки в правый карман своего плаща, сел на ступеньку и надолго задумался.

Вероятно, когда Келлс осматривал подвал, кто-то заметил его и тоже стал спускаться вниз. Келлс зажал в руке плавки и отступал. Кэллаген подумал, что этот человек неожиданно включил свет и Келлс спрятал руку с плавками за спину. Выключатель находился на стене как раз возле лестницы. Кэллаген отчетливо представил себе эту сцену. Неизвестный стоит на лестнице, а Келлс внизу с плавками за спиной.

Этот неизвестный выхватил пистолет, выстрелил в Келлса и убил его. Вот и все.

Кэллаген загасил сигарету и сунул окурок в карман. Он еще некоторое время смотрел на Келлса, как бы прощаясь с ним, а затем медленно пошел в комнату возле холла, где был бар с напитками. По дороге он методично и спокойно ругался на всех языках, которые знал.

Кэллаген подошел к бару и выпил немного канадского бурбона. Затем он достал плавки, разложил их перед собой и начал внимательно их рассматривать. Это были обычные мужские коричневые плавки с желтым пояском. Он поискал фабричный ярлык, но его или не было, или его спороли. Зато на внутренней стороне он обнаружил примитивный клеенчатый кисет, какие часто применяют моряки.

Он вывернул кисет наизнанку и при свете фонаря внимательно обследовал его. Внутри были только табачные крошки.

Кэллаген положил кисет в карман и еще выпил. Скорее по привычке, чем по какой-то другой причине, он вытер бутылку носовым платком и поставил на место. Потом вышел из комнаты и пошел к кладовой в конце коридора.

Кэллаген через окно выбрался из дома и, прислонившись к стене здания, внимательно оглядывал находящуюся перед ним лужайку. Он прислушался, но, кроме шороха моросящего дождя в опавших листьях, ничего не было слышно.

Засунув руки глубоко в карманы, с низко опущенной головой, Кэллаген побрел вокруг дома к металлическим воротам.

Он сел в машину и, немного отъехав от Фаллтона, погнал, несмотря на мокрую дорогу, на большой скорости в Лондон. Всю дорогу он что-то бормотал себе под нос. Только иногда было можно разобрать:

— Ах, Монти, Монти… Ах ты, старый бродяга!

В четверть третьего Кэллаген припарковал машину на Даун-стрит и пешком направился к Дарни.

Как только Кэллаген начал с силой стучать во входную дверь, так Дарни тут же ее открыл. Он был одет в голубую пижаму, брюки которой ему были явно коротки.

— Ну и барабанишь же ты! — заворчал Дарни. — Я думал пожар или еще что случилось. В чем дело, шеф?

Но, взглянув в лицо Кэллагена, он тут же замолчал. Молча впустил его в квартиру, закрыл за ним дверь и пригласил в маленькую гостиную.

Дарни вынул из буфета бутылку «Джонни Уокера» и два стакана. Пока Дарни разливал по стаканам виски, Кэллаген закурил сигарету и достал из кармана пакет.

— Слушай, Дарни, — сказал он и бросил на стол пакет. — Это касается дела Ривертона. Смотри не сделай ни одной ошибки.

Дарни понимающе кивнул головой.

— Я слушаю внимательно.

— Адвокат Валентин Гагель, — продолжал Кэллаген, — в среду утром свяжется с этой Азельдой Диксон. Он скажет ей, что у него есть к ней дело и если она захочет подработать, то должна выступить в суде по делу о разводе в качестве ответчицы.

В качестве ее мужа выступит Менинуэй. Это я уже все устроил. Гагель предложит Азельде в среду вечером около половины одиннадцатого встретиться с Менинуэем в «Серебряном баре». Ей заплатят за это целую сотню, а за эти деньги она и не туда пойдет… Все ясно?

— Да, пока все, — ответил Дарни, ничего толком не понимая.

— В то время, пока она будет сидеть в кафе с Менинуэем, а он чертовски будет стараться задержать ее там подольше, я хочу, чтобы ночной дежурный в ее доме убрался куда подальше. Это и есть твоя работа. Ты наведаешься завтра в этот дом, найдешь его и разузнаешь, есть ли у него девушка или семья. В среду вечером последи за домом и когда увидишь, что Азельда Диксон отправилась на встречу с Менинуэем, придумай что-нибудь, чтобы дежурный покинул свое место. Позвони ему и передай, что на его девушку наехала машина или что-то в этом роде… Это я возлагаю на тебя. Ясно?

— Да. Я все сделаю. Слим, случилось что-то плохое? Ты сам на себя не похож. Что с тобой?

— Ничего. Все прекрасно.

Дарни немного помолчал и тоже выпил виски.