6. Появляется Хорнер

Было холодно и начался дождь, когда Кэллаген подъехал к своему дому и загнал машину в гараж. Когда он вошел в подъезд, его остановил Уилки.

— Мистер Кэллаген, вам звонили минут десять назад, — сказал он. — Звонок был в десять минут одиннадцатого. Звонил мистер Дарни, он хотел бы поговорить с вами. И заходила миссис Ривертон.

Кэллаген сбросил мокрое пальто и полез в карман за портсигаром.

— Зачем она приходила?

— Она хотела встретиться с вами, но не застала дома, поэтому оставила записку.

Уилки подал ему конверт. Кэллаген поднялся к себе и сразу принял горячий душ. Потом он переоделся в другой костюм и только тогда распечатал конверт Торлы Ривертон.

«Уважаемый мистер Кэллаген!

Я очень волнуюсь… Вечером я приехала в город, чтобы встретиться с мистером Гринголлом — инспектором полиции, занимающимся этим делом. Кажется, он хочет мне помочь, насколько это в его силах.

Он считает, что «Селби, Ронс и Уайт» — первоклассные адвокаты, но будет лучше, если дело моего пасынка будут представлять адвокаты, специализирующиеся на уголовных делах. Он рекомендовал мне предварительно посоветоваться об этом с вами. Он также сказал, что уже имел с вами разговор и вы поделились с ним своей теорией — он назвал ее «полезной теорией» — о самозащите, которая может помочь моему пасынку.

Я собираюсь завтра утром встретиться с мистером Селби и была бы рада сначала переговорить с вами. Не могли бы вы позвонить мне, когда вернетесь? Я остановилась в отеле «Чартрес».

Торла Ривертон».

Кэллаген усмехнулся. Так значит она испугалась? Наконец-то до нее дошло, что с ним лучше жить в мире, чем враждовать.

Он достал бутылку виски, налил себе в стакан на три пальца и залпом выпил. Затем снял трубку и позвонил Дарни.

— Хэлло, Слими, — хриплым голосом отозвался Дарни. — Я все выяснил насчет Даун-стрит. Молодой Ривертон никогда там не жил. Его квартира совсем в другом месте, в Тарлес-Мьюз. Номер дома — 876. Это великолепные меблированные комнаты. Их содержит некий Хорнер, бывший полицейский. Вот в этих комнатах и жил Уилфрид Ривертон.

Теперь о том баре. Я задействовал Мазели, но черт возьми, владелец бара, этот Братец Генни, так захлопнул свою пасть, что ее не раскроешь и ножом. При любом упоминании о молодом Ривертоне или Азельде Диксон он запирается, как улитка.

— Хорошо, Дарни, — сказал Кэллаген. — я тебе позвоню.

Он опустил трубку, надел новое пальто, мягкую черную шляпу и спустился в холл.

Кэллаген посмотрел на часы. Половина одиннадцатого. Он с минуту постоял у выхода, глядя на моросящий дождь, и вернулся в кабину швейцара.

— Уилки, пожалуйста, позвоните и попросите прислать такси в Беркли-сквер. Затем позвоните миссис Ривертон в отель «Чартрес и скажите ей, что я получил ее записку. Я вернусь в двенадцать часов. Попросите ее, чтобы позвонила мне в это время.

Когда подъехало такси, он сел в него и велел водителю везти его в Тарлес-Мьюз, дом 876.

Дом 876 был расположен в самом конце Тарлес-Мьюз и представлял собой старомодное трехэтажное здание. Весь дом был погружен в темноту. Лишь в одном подвальном окне, прикрытом занавеской, был виден свет.

Кэллаген нажал кнопку звонка и стал ждать.

Спустя две-три минуты дверь открылась и на порог вышел огромный мужчина. За его спиной виднелся хорошо обставленный холл. Человек имел вид отъявленного забияки, припухшие уши и хитрые глазки. Кэллагену он очень не понравился.

— Ну? — буркнул мужчина.

Детектив засунул руки в карманы пальто и с самым любезным видом спросил:

— Добрый вечер. Моя фамилия — Кэллаген. У вас снимал комнату Уилфрид Ривертон. Мне хотелось бы кое-что узнать о нем. А вы Хорнер, бывший полисмен, не правда ли?

Мужчина утвердительно кивнул.

— Правда. Меня зовут Хорнер, и я бывший полисмен. Только я никак не пойму, какого черта это вас интересует. Он здесь жил, вот и все. Я не собираюсь отвечать ни на какие вопросы. Так что заткнитесь ими и катитесь отсюда.

Он стал закрывать дверь, но Кэллаген быстро сунул в щель ногу и рывком распахнул ее, зловеще ухмыляясь.

— Вы нарываетесь на неприятности, приятель, — сказал он. — Хотите их получить?

— А почему бы и нет? — отозвался Хорнер.

— Вот как? — Кэллаген пожал плечами и повернулся, как будто собираясь уходить. Затем он вытащил правую руку из кармана пальто и, резко развернувшись, нанес ею сильнейший удар Хорнеру в живот. Тот сразу побледнел и разинул рот, судорожно хватая воздух, как рыба, вытащенная из воды. Немного постоял и начал медленно оседать, скользя спиной по стене.

Кэллаген прислушался. Произведенный им шум невозможно было не услышать. Но все было тихо, вероятно, никого из жильцов не было дома.

Нещадно ругаясь, Хорнер приподнялся с пола. Кэллаген, даже не размахнувшись, резко ударил его в челюсть левой рукой, потом правой. Снова прислушался. Стояла тишина. Тогда он встал на колени перед Хорнером и принялся наносить один за другим удары по его щекам — левой-правой, левой-правой, при этом приговаривая: «Значит, ты не желаешь отвечать на вопросы?»

Хорнер стоически молчал. Тогда Кэллаген стукнул его по носу и потом, зажав его нос между пальцами, начал выкручивать. Затем снова начал методически бить бывшего полисмена по щекам. Наконец, Хорнер сдался и был готов говорить.

* * *

Кэллаген вошел в комнату молодого Ривертона, остановился в самом центре и внимательно осмотрелся. Вошедший следом Хорнер встал между ним и дверью. Нос его распух, а щеки горели багровым огнем.

Кэллаген не спеша, методично начал обследовать комнату. Но в ней ничего существенного не было.

Он вытащил из кармана две сигареты, одну прикурил сам, другую протянул Хорнеру.

— Сядьте на кровать, — сказал Кэллаген. — Мне надо кое-что узнать от вас.

Хорнер немедленно повиновался. Но его глаза неотрывно с ненавистью смотрели на Кэллагена.

— Послушайте, вы можете мне помочь, — сказал Кэллаген. — Молодой Ривертон злоупотреблял наркотиками. Но ведь кто-то снабжал его ими? Вы это знаете? Вероятно, он использовал эту комнату только как место, где можно переночевать. Может быть, он иногда приводил сюда свою приятельницу. А может быть, именно она и снабжала его наркотиками. Вы ее должны знать. Ее зовут Азельда Диксон. Мне хотелось бы знать, где она живет.

Хорнер облизал языком распухшие губы.

— У нее квартира на Слоун-стрит, — сказал он. — Дом номер 7, Корт-Мэншнс.

Он сунул сигарету себе в рот и тоже закурил.

— Вы думаете, что очень хитры, — ухмыльнулся Хорнер. — На вашем месте я был бы поосторожнее. Вы не слишком популярны, вы, ублюдок…

— Меня это не трогает. Прежде, чем мы продолжим дальше, я скажу вам пару слов. Вы можете выбирать из двух вариантов по-своему. Если вы поддержите меня, то у меня найдется для вас несколько фунтов, и вам не придется иметь дело с полицией. Если откажитесь, то мне придется обратиться к Гринголлу в Скотланд-Ярд, он расследует это дело. Как это ни печально, но придется ему сказать, что вы связаны с этой Азельдой Диксон и занимаетесь скупкой и продажей наркотиков. Вы лучше меня знаете, что вас ожидает в этом случае.

— Ну и что? — отозвался Хорнер. — Если я буду заодно с вами, я получу деньги и меня не тронет полиция. Если я буду против вас, вы обратитесь в Скотланд-Ярд. Но вы забываете, что еще есть и третий вариант. Имеются парни, которым очень не понравится, что я слишком много разболтал вам.

— Это не страшно, — сказал Кэллаген. — Если вы перетрусили, упаковывайте вещи и сматывайтесь. Никому вы не нужны, и никто вас искать не будет.

Кэллаген усмехнулся и выдохнул густой клуб дыма.

— Итак, — продолжал он, — начнем с прошлой ночи. В котором часу Простак пришел сюда?

— Примерно в восемь часов, — ответил Хорнер.

— Правильно, — подтвердил Кэллаген, — а потом некто заехал за ним на машине. Где-то около девяти часов. Так?

— Нет. Никто за ним не заезжал. Он спустился вниз и сам попросил меня заказать ему машину на без двадцати девять.

— Как он выглядел? — спросил Кэллаген. — Наверное, уже успел накачаться наркотиками?

— Нет, не похоже, просто был пьян в стельку. Он даже просил, чтобы я сам сказал шоферу, куда его отвезти. Ему надо было в Корт-Мэншнс на Слоун-стрит. Он чертовски спешил. Он так спешил, что даже не стал надевать воротничок, схватил пальто и убежал.

— Ясно, — сказал Кэллаген. — Значит, кто-то или что-то заставило его так спешить. Ему звонили по телефону?

Хорнер отрицательно покачал головой.

— Нет. Парень получил записку. Ее подсунули ему под дверь, и он сразу нашел ее, как только вошел. На конверте было написано только его имя.

— Хорошо, — сказал Кэллаген. — Вы являетесь хозяином этого дома?

— Нет, я только что-то вроде управляющего. — Кэллаген усмехнулся.

— Черта с два, — сказал он и направился к двери. — Даю вам хороший совет: смывайтесь, пока они не принялись за вас.

Хорнер криво усмехнулся.

— Обойдусь и без ваших дурацких советов, — сказал он и осторожно пощупал пальцами свое распухшее лицо. — Я-то уеду, — добавил он. — Но очень надеюсь, до вас скоро доберутся. Мечтаю, чтобы они живьем поджарили вас на медленном огне.

* * *

Менинуэль ждал Кэллагена в дальнем конце «Серебряного бара». Он подпирал плечом стену и любезничал со смазливой официанткой. Он был отлично одет, тщательно выбрит и причесан.

Увидя вошедшего Кэллагена, он кивнул официантке и поспешил ему навстречу. Когда они сели за столик около сцены, Кэллаген заказал две двойные порции виски с содовой и спросил:

— Ну? Что ты узнал о ней? — Менинуэль поправил галстук.

— Раскошеливайся на двадцатку и ты будешь знать все, что тебя интересует, об этой женщине, — он легонько похлопал себя по карману. — Я узнал о ней все. Не так уж и трудно это было сделать.

— О'кэй, — сказал Кэллаген. — Говори, а то я очень спешу. — Менинуэль обождал, когда официант поставит стаканы с виски на столик, достал портсигар с турецкими сигаретами и предложил одну Кэллагену. Тот отказался. Тогда Менинуэль отпил глоток виски, закурил и начал:

— Торла Ривертон очень мила. В этом все однозначно согласны и других мнений нет. Ей сейчас тридцать лет. Родом она из уважаемой старинной семьи, которая живет в Нортумберленде в Саутвик-Бреоне.

Когда ей исполнилось двадцать два года, она была обручена с парнем по фамилии Матисон. Он был отличным парнем, из тех, которых называли настоящими бойцами. Его призвали в армию, и он был убит в одной из незначительных драк, какие происходили на Северно-Западном фронте. Узнав об этом, малышка чуть не сошла с ума. Она всегда была очень порядочной девочкой, но когда ей сообщили о смерти ее парня, она стала понемногу опускаться. Сам понимаешь, как это бывает.

Кэллаген кивнул.

— В двадцать четыре года она получила немного денег и стала их безудержно тратить. Она швыряла их направо и налево. И понемногу пристрастилась к игре. Чаще проигрывала. Не думаю, что она дошла до той стадии, в какой оказываются игроки-мужчины, но к ростовщикам она все же пошла. Я думаю, она считала, что если будет достаточно долго играть, то сумеет вернуть деньги. Мне кажется, что для нее это был один из способов на время забыться.

Ее отец с большими трудностями привел денежные дела в порядок, и после этого Торла взяла себя в руки. Когда ей исполнилось двадцать семь лет, ее приметил старый Ривертон. Я думаю, что тут не обошлось без нажима семьи, в конце концов, несмотря на большую разницу в возрасте, она вышла за него замуж. С того времени он всегда болел, но она вела себя как примерная жена. Все время заботилась о нем и никуда из дома не ходила. Во всяком случае, так говорят о ней. Но хочу заметить, что не очень-то в это верю.

— Почему? — спросил Кэллаген. Менинуэль пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Просто практика показывает, что когда девушка немного распущена до замужества, то она продолжает оставаться такой же и после замужества. Но это только мое предположение.

— Точно подмечено, — согласился Кэллаген.

Он допил свое виски, достал бумажник и протянул Менинуэлю две десятифунтовые бумажки. Менинуэль спокойно спрятал их в свой карман.

— Отличная легкая работа, — сказал он, улыбаясь и показывая свои ровные зубы.

— Можно заработать больше, — заметил Кэллаген и прикурил сигарету. — Хочешь получить еще пятьдесят?

Менинуэль заулыбался.

— Постараюсь.

— Все, что от тебя требуется, это держать язык за зубами. Я не очень-то тебе доверяю, Менинуэль, и ты это знаешь. Я знаю твою любовь к трескотне.

— Не такой уж я трепач, как ты думаешь, — обиделся Менинуэль. — Во всяком случае, не со всеми. Во всяком случае, я достаточно умен, чтобы не трепаться о твоих делах. Я помню Перси Беллина. Как-то он работал на тебя и сболтнул что-то лишнее. Через год он получил девять месяцев, и никто не знает, кто дал полиции на него сведения. А я сообразил.

— Умный мальчик, — сказал Кэллаген.

Он перегнулся через столик и начал тихо говорить.

— Меня интересует одна женщина. Ее зовут Азельда Диксон. Она, в общем, хорошая женщина и когда-то была очень мила. Но сейчас кто-то напугал ее до смерти, и она начала принимать наркотики.

Он стряхнул с сигареты пепел.

— Я думаю, ты мог бы провести с ней вечер. Надо заинтересовать ее так, чтобы она все время была с тобой, я должен знать, что она никому не мешает. Один мой приятель расскажет ей о прекрасном молодом человеке, который несчастлив в браке и хочет разойтись со своей женой.

Кроме того, я попрошу его, чтобы он намекнул Азельде, что у этого молодого человека есть деньги, и что он хочет познакомиться. Пожалуй, это ее заинтригует.

Менинуэль широко улыбнулся.

— И этим несчастным женихом буду я? — спросил он. — И моя задача поговорить с этой Азельдой?

— Соображаешь, — сказал Кэллаген. — Если я смогу все это провернуть, то дам тебе знать, где ты с ней встретишься. Подготовь для нее хорошую легенду и позаботься, чтобы она выглядела убедительно. С твоим языком это тебе не будет трудно.

— Я к твоим услугам, — засмеялся Менинуэль. — Да за полсотни я готов наплести все, что угодно. Жизнь в Мэйфейре в наши дни стала не легка. Когда ты сообщишь мне?

— Позвоню. До свидания, — сказал Кэллаген и встал из-за столика.

* * *

После разговора с Менинуэлем Кэллаген зашел в итальянское ночное кафе, расположенное вблизи Хэй-стрит. Он взял чашечку черного кофе и, задумавшись, медленно смаковал его. Выпив кофе, он пошел в сторону станции метро «Грин-парк» и, увидев по дороге телефонную будку, зашел в нее. Кэллаген набрал номер Скотланд-Ярда и попросил к телефону инспектора Гринголла.

Когда тот ответил, Кэллаген сказал:

— Добрый вечер, Гринголл. Извините за поздний звонок, но мне необходимо кое-что у вас выяснить. Я сейчас обеспокоен некоторыми обстоятельствами.

— Это не здорово, — ответил Гринголл. — Что же вас заставило беспокоиться, Слим?

— Миссис Ривертон оставила мне сегодня записку, — сказал Кэллаген, тщательно подбирая слова. — Она пишет, что разговаривала с вами, и вы дали ей совет найти юридическую контору, которая более опытна в уголовных делах, чем «Селби, Ронс и Уайт». Хотелось бы знать, для чего это вам? Я думал, что у вас в этом деле нет трудностей и вы можете вполне обойтись без меня.

— Я сегодня разговаривал с миссис Ривертон, можно сказать, полуофициально. Сейчас, когда полковник Ривертон умер, она считает, что обязана сделать все возможное для его сына. Поэтому, естественно, она очень обеспокоена. Это понятно, не так ли?

— Да, конечно, — подтвердил Кэллаген, пытаясь одной рукой достать из пачки сигарету.

— Сегодня Ривертона прооперировали и извлекли пулю, — продолжал Гринголл. — Ему сейчас стало значительно лучше, и хирург считает, что есть шанс выжить. Он пришел в сознание, но еще очень слаб. Я считаю, что если бы вы нашли компетентного адвоката, который хорошо разбирается в подобных делах, он мог бы помочь и нам, и самому Ривертону. Вы, Кэллаген, знаете закон, и вам известно, что мы не имеем права принимать от подозреваемых лиц никаких заявлений, которые можно вменить им в вину. Вот если бы молодой Ривертон сам, по собственной воле, решился бы заговорить, это другое дело. Вполне вероятно, что у него была вполне уважительная причина пустить пулю в этого подонка Рафано. Серьезная причина, которую примет жюри. Вам ясно?

Кэллаген подумал, что инспектор Гринголл весьма умный полицейский офицер.

— Да, все ясно, — сказал он. — Спасибо, Гринголл. Если вы удовлетворены ходом событий, то я тоже. Но я не хочу делать что-либо противозаконное.

Он усмехнулся.

— Я не совсем удовлетворен, Слим. Все это не так просто. Без сомнения, этот Джейк Рафано выстрелил в молодого Ривертона, не вызывает сомнения также и то, что Ривертон тоже стрелял в Рафано и убил его. Но это не все. На яхте был кто-то еще, и я хочу знать, кто это был и что он там делал.

— Вы мне об этом раньше не говорили, — с явным удивлением произнес Кэллаген. — Для меня это новость, что на яхте был еще кто-нибудь.

— Да, — обычным голосом сказал инспектор. — Этот тип позвонил нам в Скотланд-Ярд насчет стрельбы на яхте. Откуда он мог знать, если не был там? Мне кажется, молодей Ривертон должен знать, кто этот парень, и он мог рассказать о нем юристу. Если этот парень подтвердит предположение о самозащите, то тогда шанс Ривертона в глазах присяжных значительно повысится. Понимаете?

— Да, я понял, — ответил Кэллаген. — Спасибо за все, Гринголл. Я обязательно поговорю с миссис Ривертон.

— Одну минуту, — спокойно продолжал инспектор Гринголл. — В стене салона спрятан потайной сейф. Он был заперт, но я открыл его и увидел, что он пуст, а у Джейка Рафано было с собой очень много денег. Я навел справки и узнал, что он вчера утром взял из банка сорок тысяч фунтов. Осмотр сейфа ничего не дал, на нем не было ни одного отпечатка пальцев. Хотел бы я знать, где сейчас эти деньги.

— Еще бы, держу пари, что очень хотели бы, — сказал Кэллаген. — Это чертовски интересно.

— Да, очень интересно, — согласился Гринголл. — Доброй ночи. Еще увидимся. И будьте осторожны, Кэллаген.

Кэллаген вежливо попрощался и повесил трубку. Никуда не заходя, он вернулся к себе на Беркли-стрит и поднялся в свою квартиру. Снял пальто и шляпу, достал бутылку виски, налил себе на три пальца и сразу выпил. Потом прошел в столовую и оттуда позвонил Уилки. На часах было пять минут первого. Он спросил, звонила ли ему миссис Ривертон. Когда Уилки ответил, что еще не звонила, он набрал номер отеля «Чартрес». Из отеля ответили, что миссис Ривертон в номере нет. В это время зазвонил внутренний телефон. Уилки сообщил, что ему звонит миссис Ривертон. Кэллаген переключил телефон и ответил.

Ее голос звучал устало и как-то приглушенно.

— Извините за поздний звонок, — сказала она. — Вы получили мою записку?

— Да, получил, — ответил Кэллаген. — Вы одна? Вы говорите из отеля «Чартрес»? Извините, но я не хотел бы, чтобы нас подслушивали.

Она подтвердила, что звонит из отеля и что она одна. Кэллаген усмехнулся.

— Подождите одну минуточку, — сказал он. — Кто-то звонит в дверь.

Он быстро выскочил в спальню и по внутреннему телефону позвонил Уилки.

— Слушай, Уилки, — быстро сказал он. — Я по другой линии говорю с миссис Ривертон. Немедленно узнай, откуда она звонит. Понял?

Швейцар ответил, что все сделает. Кэллаген сразу вернулся в столовую и взял трубку.

— Все в порядке, мадам, — сказал он. — Теперь мы можем спокойно говорить. Мне многое надо рассказать вам, но это вовсе не телефонный разговор. Так что, лучше бы вам приехать сюда. Уилки, наш швейцар, будет предупрежден и проводит вас ко мне.

Она немного помолчала, а затем произнесла.

— Ну, хорошо. Только я смертельно устала.

— Мне очень жаль, — сказал Кэллаген, — но сейчас не до этого. Я вас жду через десять минут. Да, еще вот что. Захватите с собой вашу чековую книжку. Она может понадобиться.

— Что? Что вы сказали? — спросила она.

— Вы прекрасно все слышали. Я попросил вас захватить чековую книжку. Жду вас через десять минут.

Он положил трубку, немного обождал и набрал номер телефона Уилки.

— Ну? — спросил он.

— Все в порядке, мистер Кэллаген, — ответил Уилки. — Ее звонок засекли. Она звонила из кафе на Бэрд-стрит, возле Найтсбриджа.

— Отлично, — сказал Кэллаген. — Спасибо, Уилки. Он прошел в столовую, налил немного виски и выпил.

Загрузка...