Опасные повороты

7. Допрос

Кэллаген стоял около камина и курил. На улице, не переставая, шел дождь. Он слушал, как капли барабанят по оконным стеклам, и думал, как трудно узнать до конца женщину и как трудно предугадать ее поступки.

Услышав шум поднимающегося лифта, он выпрямился и шагнул к двери. Уилки открыл дверь его квартиры и пропустил Торлу Ривертон.

На этот раз она была одета в черное вечернее платье и каракулевое пальто. Ее лицо было очень бледно, а глаза как-то неестественно блестели. Кэллаген в который раз подумал, что эта женщина чертовски хороша.

Он любезно подвинул ей кресло и предложил сесть. Когда она села, достал сигареты и предложил закурить. Она жестом руки отказалась.

— Я сегодня очень устала, но я понимаю, что что-то чрезвычайно важное заставило вас вызвать меня. Мне не хотелось бы оставаться здесь дольше, чем это необходимо.

— Я понимаю, что вам бы хотелось побыстрее отвязаться от меня, но боюсь, теперь это уже невозможно. Мне необходимо об очень многом поговорить с вами. Во-первых, я хочу, чтобы вы знали, что мне стало кое-что известно.

Он замолчал и прикурил сигарету. Она тем временем невозмутимо и очень спокойно наблюдала за ним.

— Не думайте, что мой интерес к вам вызван лишь любопытством. Нет, я не любопытен, и интерес у меня чисто профессиональный. Мне стало известно, что вы в свое время очень увлекались игрой, а за всеми делами на «Сан Педро» стояла игра… Так что теперь вы должны уяснить, что сейчас я вижу в вас не только мою клиентку, но и человека, принимавшего активное участие в этом деле.

— Что вы хотите этим сказать, мистер Кэллаген? — недоуменно спросила она.

Кэллаген усмехнулся.

— Мой сотрудник, Монти Келлс, по моему заданию работал в этом районе, и он обнаружил яхту Джейка Рафано «Сан Педро». К этому времени я уже заинтересовался этой яхтой, поскольку считал, что Джейк Рафано собирается смыться. По-видимому, я был прав. Он как раз и собирался это сделать. Надеюсь, вам понятно, почему прошлой ночью в половине первого я наведался на «Сан Педро»?

Он закурил и продолжал:

— Вечером я позвонил в Скотланд-Ярд инспектору Гринголлу и от него узнал, что накануне Джейк Рафано взял из банка сорок тысяч фунтов стерлингов. Инспектор Гринголл до сих пор считает, что эти деньги были в стенном сейфе Рафано в салоне яхты. Когда Гринголл открыл сейф, денег в нем не было.

Кэллаген передохнул и заговорил снова:

— Вчера мне опять звонил Монти Келлс и дал интереснейшую информацию. Келлс разыскал некоего Джимми Уилкинса, который живет в коттедже в конце Фаллтона у развилки. Этот старик страдает бессонницей, без четверти двенадцать он смотрел в окно и видел, как на пристань из лодки высаживалась женщина. На ней было пальто из оцелота — он ошибочно назвал его тигровым мехом… Это были вы, миссис Ривертон.

Кэллаген внимательно наблюдал за ней. Ее длинные тонкие пальцы с силой сжали подлокотники кресла.

— Тогда у меня появилась некая интересная мысль, — продолжал Кэллаген. — Готов держать пари: вы знали, что полковник долго не протянет. Вас ждали в клинике, но вы туда не поехали. У вас было более важное дело, видимо, кто-то вам позвонил, и я не исключаю, что это был Джейк Рафано. И вы помчались к нему. Вы надеялись быстро закончить дела на «Сан Педро» и потом заехать в клинику. Вы думали, что вам на все это вполне хватит времени, но его не хватило. Пока вы мотались на яхту и обратно, ваш муж умер. Правильно?

Она молча смотрела перед собой.

— Я не ждал, что вы мне что-нибудь ответите, — сказал Кэллаген. — Вы не очень расположены ко мне, но даже если бы это было не так, маловероятно, чтобы вы стали исповедоваться мне. Но я почти уверен, что знаю, зачем вы поехали туда.

Хрипло, устало и очень тихо она спросила:

— Ну, и зачем же я туда поехала?

— Сейчас мы дойдем и до этого, — усмехнулся Кэллаген. — Сначала я хотел бы задать вам несколько вопросов, но прежде разрешите объяснить, почему я хочу задать эти вопросы. До сих пор никто не подозревает, что той ночью вы были на яхте. Единственный человек, который вас видел там, — это Джимми Уилпинс. Сегодня вечером я подъехал к нему, и мы с ним немного поговорили. Он хоть и старый, а тоже любит деньги. Вы бы удивились, если бы увидели, как его ошеломил вид десяти десятифунтовых бумажек. Он тут же понял что к чему и тут же забыл, что видел какую-то женщину в пальто из оцелота. Сейчас он уехал куда-то на несколько месяцев. Вот так-то.

— Зачем вы это сделали? — тихо спросила она. Кэллаген отбросил сигарету в огонь и, глядя прямо ей в глаза, ответил:

— Я не знаю. Мне кажется, что основной причиной являетесь вы сами. Я думаю, что вы меня поразили. Вы выглядите так, как и должна выглядеть женщина, вы ходите и говорите так, как и должна ходить и говорить женщина. Думаю, мне просто не по душе мысль, что вас могут обвинить в убийстве.

Она изумленно подняла брови, а Кэллаген тем временем продолжал:

— Вы заметили корзину для мусора у стола в маленьком салоне, напротив бара?

Она кивнула.

— Она сразу бросалась в глаза. В ней валялось несколько обрывков бумаги. Их кинули так, будто хотели, чтобы кто-то обязательно обнаружил эти обрывки. Вы знаете, что за информация заключалась в этих бумажках?

Она опять утвердительно кивнула.

— Это долговая расписка на двадцать две тысячи фунтов стерлингов, — продолжал Кэллаген. — Ее подписал Простак на имя Джейка Рафано. Я забрал ее, и сейчас она находится у меня. Это слишком опасная для вас улика, и я, наверное, ее сожгу.

— Но почему вы это сделаете? — спросила она с недоумением.

— Для полиции эта расписка — первоклассная причина для мотивации обвинения в убийстве. Рафано собирался удрать и требовал у Простака деньги. Вероятно, он даже угрожал ему. Скорее всего, тот испробовал все средства, но денег достать не смог. Мне кажется, что парень был в отчаянии, и я допускаю, что он сдуру обо всем рассказал вам. Не найдя денег, Простак решил навестить Рафано на яхте и силой отобрать у него расписку. Это хорошая причина для объяснения вашего посещения яхты. Но можно объяснить и по-другому.

— Как же?

— Может быть, Ривертон и не говорил вам ничего о своем намерении посетить яхту, — мрачно сказал Кэллаген. — Может, это вам сказала Азельда Диксон? Не исключено, что вы тоже работали на Джейка Рафано…

— Что вы этим хотите сказать?

— Я отвечу, — сказал Кэллаген. — Мне сразу показалось дьявольски странным, что Джейк Рафано поставил свою яхту около Фаллтона, то есть совсем недалеко от места, где расположен Мэнор-Хауз, Понимаете? А вы когда-то увлекались игрой, и мне не верится, что, выйдя замуж, вы неожиданно изменились в лучшую сторону. Я готов поспорить, что вас не очень-то интересовал старый Ривертон. Вы вышли за него замуж потому, что спустили все свои деньги и хотели воспользоваться деньгами мужа, чтобы расплатиться с долгами. Старик ведь долго болел, не так ли? Может быть, вы уже знали, что он скоро умрет. В этом случае Простак наследовал бы все состояние полковника. Возможно, вы и Джейк имели собственные планы на наследство.

Торла с негодованием перебила детектива. Не двигаясь с места, она горящими глазами смотрела на него.

— Вы ужасный наглец, — задыхаясь от гнева, сказала она. — Вы страшный, чудовищный наглец.

Кэллаген прикусил нижнюю губу и внимательно посмотрел на нее. Он некоторое время пристально рассматривал ее, а затем заходил по комнате, искоса наблюдая за ней.

— Эта расписка меня очень заинтересовала, — продолжал сыщик. — Давайте на минуту забудем, что Простака ранили, и предположим, что он приехал на «Сан Педро» только за тем, чтобы получить ее обратно. Но если ему удалось забрать расписку у Рафано, то ему незачем было ее рвать и оставлять в корзине для бумаг как бы для того, чтобы ее там сразу нашли. Так? Скорее всего, он должен был забрать ее с собой. Вы согласны? Да, он должен был забрать ее с собой, черт побери! Но его подстрелили, и значит, был кто-то другой, кто разорвал эту расписку и бросил ее как бы для наводки… Но… Было ли это сделано до того, как Простака ранили, а?

Кэллаген посмотрел в потемневшие глаза миссис Ривертон и выжидающе замолчал.

— Почему вы мне все это говорите? — резко спросила она. — Почему вы считаете, что кто-то порвал расписку до того, как ранили Уилфрида? С чего вы все это взяли?

Кэллаген пожал плечами.

— Ладно, попробуем пойти другим путем. Если тот, кто был на яхте, порвал расписку после перестрелки между Джейком Рафано и Простаком, то значит, он взял расписку или у мертвого Рафано, или у раненого Простака.

Он остановился и достал очередную сигарету.

— Это значит, что тот, кто порвал расписку, уже во время стрельбы находился на борту яхты. И только после смерти Рафано и ранения Простака, когда тот был без сознания, забрал у кого-то из них расписку, порвал ее и бросил в корзину, причем, напомню, бросил так, что ее легко обнаружила бы полиция и решила, что она-то и послужила мотивом для стрельбы…

Возможно, ваша идея верна, — продолжал Кэллаген. — Сам я думаю, что, может быть, вы и правы, но тогда этим другим человеком должны быть только вы. Вам ясно?

Она кивнула.

— Да, я понимаю, что попала в ужасное положение… — Кэллаген остановился и быстро взглянул на нее. Ее нервы были натянуты, держалась она лишь на одной силе воли. Он сходил в спальню, налил там в стакан немкою виски, разбавив содовой, и предложил ей.

Сыщик сел в кресло напротив миссис Ривертон и протянул сигарету. На этот раз она ее взяла и закурила.

— Почему, когда вы разговаривали со мной по телефону, вы сказали, что звоните из отеля «Чартрес»? Вас там не было. Я проверил звонок. Почему вы солгали?

— Я больше не собираюсь отвечать на ваши вопросы, — огрызнулась она.

Кэллаген пожал плечами.

— Как хотите, теперь я сам найду на них ответ. Я выясню, что вы делали с того времени, как оставила здесь для меня записку, где вы были и с кем вы разговаривали. И сделаю это быстро.

— Я в этом не сомневаюсь, мистер Кэллаген. Но зарубите себе на носу: есть вещи, которые вас не касаются.

Кэллаген рассмеялся.

— Вы думаете, что твердо стоите на ногах? — спросил он. — Мне кажется, что вы считаете меня туповатым кретином, как и всех мужчин, которых вы знали, вроде старика Ривертона, а ведь он был стреляным воробьем, а может быть, Джейка Рафано, который, несомненно, считал себя умнее других, собираясь удрать с чужими деньгами, а взамен получил пулю в сердце.

Сыщик поднялся и взял с каминной полки пачку сигарет. Закурив, он выпустил колечко дыма, сел и посмотрел прямо в глаза миссис Ривертон.

— Вы что, на самом деле считаете, что я заткнул деньгами рот старику Джимми Уилпинсу ради вас? Не думаете же вы всерьез, что из-за вас я стану кем-то вроде соучастника? Может, оно так бы и было, если бы я не имел кое-что в запасе.

С томным видом она откинулась на спинку кресла.

— Ах, как это интересно. Правда, мистер Кэллаген?

— Да, это чертовски интересно, — подтвердил Кэллаген. — Я прибыл на яхту только в половине первого ночи. К этому времени эти двое уже разобрались между собой, и с ними было покончено. Но не знаю точно, сколько с этого момента прошло времени, и, думаю, никто не сумеет установить это точно. А вы были на яхте не позднее половины двенадцатого ночи.

И вернулись оттуда без четверти двенадцать, именно тогда вас и видел Джимми Уилпинс. Поэтому, я думаю, стрельба была до вашего посещения яхты, и вы застали их в том же состоянии, что и я, или это случилось сразу после вашего отъезда. Пожалуй, — добавил он, на секунду задумавшись, — стреляли они или до того, как вы появились на яхте, или когда вы еще находились на ней.

— Почему вы так думаете? — заинтересованно спросила миссис Ривертон.

— Потому что Джейк Рафано уже успел остыть, когда я вошел в салон яхты, — ответил он. — Этот парень был убит не позднее чем за час до моего появления на яхте. Я не новичок в такого рода делах и точно знаю, что он не мог быть убит за те сорок пять минут, которые прошли с момента вашего ухода.

— Почему все это имеет для вас такое значение? Или вы благородный рыцарь? — она даже не пыталась скрыть сарказм в голосе. — Ездили Бог знает куда на своей машине и затыкали рот какому-то Джимми Уилпинсу… А может вы хотите оставить эти улики для себя и потом меня шантажировать?

Кэллаген усмехнулся.

— Все зависит от вас, — сказал он. — То, что вы думаете, просто смешно, но, может быть, мне и придется заняться небольшим шантажом. Может быть, даже сегодня… И если вы настаиваете, я расскажу, почему я это все сделал. — Кэллаген немного помолчал, собираясь с мыслями, а затем продолжил:

— Сперва хочу сказать, что Гринголл вовсе не удовлетворен ходом расследования. Нет и еще раз нет. Он тоже знает, что, кроме Джейка Рафано и Простака, на яхте побывал кто-то еще. Вероятно, он считает, что я знаю об этом деле больше, чем я ему рассказал. И здесь он прав. Гринголл — парень не дурак и довольно проницательный. Скоро он доберется до сути дела сам, и тогда набросится на вас, как разъяренный бык на красную тряпку.

Держа в левой руке сигарету, а в правой стакан с невыпитым виски, она выпрямилась в кресле и спросила:

— Что вы этим хотите сказать?

— Закон не позволяет Гринголлу использовать показания вашего пасынка для его же обвинения. Он хочет, чтобы я взял хорошего адвоката, специализирующегося на уголовных делах, чтобы тот снял показания с Уилфрида Ривертона. Если Ривертон заявит, что он знал о том, что Джейк Рафано вооружен и выстрелил в Рафано только после того, как тот выстрелил в него, как полагает Гринголл, это дело можно будет квалифицировать как убийство в целях самозащиты. Если Простак подтвердит, что в это время на яхте находился кто-то еще, то, имея новые данные, Гринголл вплотную займется расследованием и раскрутит это дело до конца.

— Но может быть, Уилфрид и не знал, что на яхте находится кто-то еще, кроме него и Джейка Рафано? — ее голос снова звучал устало и как-то безжизненно.

Кэллаген самодовольно улыбнулся.

— Ладно, — сказал он. — Не буду спорить, знал — не знал… Я уверен, что вы прибыли на яхту после убийства Рафано, готов в этом держать пари.

Она перебила его. Говорила она почти шепотом, едва-едва слышно:

— Нет, вы хотите поймать меня в ловушку.

— Чушь, — резко сказал Кэллаген. — Вы меня только злите, когда несете подобную ерунду, мне это не нравится. Я ни на кого не ставлю ловушек. Я ввожу вас в курс дела, рассказываю, как веду его и что выяснил на данный момент. А вы говорите — ловушка. Но если вы или кто-то другой будете мешать мне… Что ж, это будет чертовски глупо, вот и все.

Он подошел к окну, поднял штору и посмотрел на улицу, там все еще шел дождь.

— Я по самые уши влез в это дело, — не оборачиваясь, сказал он. — Я не сообщил Гринголлу, что прошлой ночью был на яхте и взял из корзины расписку. Я подкупил Джимми Уилпинса и тем самым сделался соучастником. Да, я вел расследование по-своему и дальше буду делать то, что считаю нужным. А вы и пальцем не хотите шевельнуть, чтобы помочь мне и снять с себя подозрения. Если вы собираетесь упорствовать и дальше, можете убираться отсюда к чертовой матери. Но больше вам не удастся помешать мне, по крайней мере больше, чем теперь.

— Что вы имеете в виду? — Теперь она полностью овладела собой и холодно смотрела на Кэллагена.

— Вы все время отвлекаете меня, — проворчал он, опустил штору и подошел к камину. — Я слишком увлекся вами, а когда я веду расследование, то стараюсь не думать о женщине, о том, как она ходит, как говорит, и вообще, что она из себя представляет.

Миссис Ривертон лукаво улыбнулась и спросила:

— Неужели, мистер Кэллаген, это для вас опасно? Не может быть, чтобы великий сыщик, единственный и неповторимый мистер Кэллаген сломал себе шею на подобных поворотах.

Она рассмеялась неожиданно хрипло и грубо.

— Создается впечатление, что вы утратили свои лучшие качества. Не будьте дурочкой. Мне очень не нравится, когда вы себя так ведете и говорите таким странным голосом. Я думал встретить вас обеспокоенной, несчастной, усталой и, может быть, жалкой, но не такой, как сейчас. Вам это не идет, вы, надеюсь, можете быть значительно лучше.

Миссис Ривертон сильно покраснела. Яркая краска залила ее лицо, шею и даже плечи. Кэллаген заметил ее состояние и усмехнулся. Его взгляд остановился на сумочке, которую она положила на стул рядом с собой.

Кэллаген вдруг быстро подскочил к стулу и схватил сумочку. Она метнулась к ней, но тут же снова опустилась в кресло, пожала плечами и уставилась на огонь в камине.

Он открыл сумочку и, перетряхнув ее, нашел то, что хотел найти. Под всякой мелочью: платком, флаконом духов, деньгами, ключами, пудреницей на самом дне сумки лежало это… Маленькая стеклянная капсула с японскими иероглифами на ней.

— Морфий, — глухо и как бы с надрывом сказал он. — Я догадался, когда вы не смогли выпить виски. Ты, чертова дура! А я-то, идиот, считал, что у тебя есть хоть капля мужества.

Он со злостью швырнул капсулу в камин. Ее голова опустилась на руки, и она беспомощно заплакала. Кэллаген прошел в спальню к телефону.

— Хэлло, Мэмпи. Это Кэллаген. Ты мне в прошлом году давал антинаркотическое средство для Рокселя, каломелотропин. Помнишь? О'кэй! Не можешь прислать пару? Да, желательно сейчас. Нет, сильной дозы не нужно, хватит и обычной. Передай их Уилки, пусть пока лежат у него, а я потом заберу. Спасибо. Спокойной ночи.

Поговорив, он возвратился в гостиную. Она обхватила голову руками и неподвижно сидела в кресле.

— Хорошо, продолжим, — сказал он. — Завтра я найму адвоката и расскажу ему все о Простаке. Я думаю, мы решим, как вытащить вашего пасынка. Вы же вернетесь в Мэнор-Хауз и с сегодняшнего дня будете вести себя так, как подобает миссис Ривертон. Сейчас вы поедете домой и будете оставаться там и ждать моего звонка. Я не спрашиваю вас, где вы сегодня были и что делали, мне хватает и своих собственных умозаключений. Вы же помалкивайте и ни в коем случае ни с кем не разговаривайте. Понятно? — Она покорно кивнула.

— У вас и так чертовски ужасное положение, — продолжал Кэллаген. — Если Гринголл хоть что-нибудь разнюхает, он совсем по-другому взглянет на ход вещей, и, ей-Богу, у него будут все основания считать, что вы тоже тут замешаны: слишком уж явные интересы были у вас в этом деле. Вы знали, что старый Ривертон при смерти. Полиция сочтет, что это вы заварили кашу, чтобы остаться единственной наследницей состояния мужа. Они могут решить, что вы специально сговорились с Джейком Рафано насчет Простака, преследуя свою личную цель — лишить пасынка наследства.

Немного подумав, Кэллаген продолжал:

— Если взглянуть на это дело глазами полиции, то все укладывается в схему: полковник умер, а полисмен сидит в клинике возле его раненого сына и ждет, что будет дальше. Или он тоже умрет, и тогда вы получите все деньги, или он поправится, и тогда его обвинят в убийстве Джейка Рафано, и вы все равно получите все деньги. Ясно? Наследство может быть отличным мотивом для преступления. Вам все понятно? Полиция может сделать из этого дела конфетку, — нахмурившись, пояснил Кэллаген. — Если бы инспектор Гринголл знал все, что знаю я, он построил бы такую версию: Уилфрид узнал о нечестной игре Рафано и, естественно, захотел получить назад свою долговую расписку и деньги; он где-то раздобыл пистолет и направился на яхту, чтобы там разобраться с Джейком. Скорее всего, вышла бурная сцена и щенок схватился за пистолет. Джейк Рафано успел вытащить из ящика стола свой пистолет, но Уилфрид выстрелил первым и поразил его прямо в сердце.

В это время на борту яхты находился кто-то третий. И для него не составляло большого труда точно направить пулю в Простака, накачанного до предела наркотиками. Сочтя Простака мертвым, этот человек воспользовался ключом Рафано, открыл сейф и забрал долговую записку и деньги. Это был умный человек, и он, конечно, действовал в перчатках. Потом порвал расписку на клочки и бросил их в корзину, привел все в такой вид, будто на яхте была перестрелка, и спокойно уплыл.

Он закурил следующую сигарету.

— Этот вариант возможен, причем его вероятность очень велика.

Сыщик поднялся с кресла и заходил по комнате.

— Сейчас вы вернетесь в отель, но сначала надо привести в порядок свое лицо. И сегодня вы примете то, что я вам дам. Это антинаркотические таблетки. Одну вы примете перед сном, другую завтра утром. У вас сразу прояснится голова, и станет легче дышать, но лучше совсем бросить это дело и стать самой собой.

Он прошел в ванную и через минуту вернулся с одеколоном, кремом и полотенцем. Все это он протянул ей.

— Займитесь своим лицом, у вас ужасный вид. — Кэллаген позвонил швейцару, и Уилки поднялся с маленькой коробочкой.

Вернувшись в гостиную, сыщик нашел миссис Ривертон стоящей у каминного зеркала и приводившей себя в порядок. Закончив, она повернулась к нему и медленно произнесла:

— Я не знаю, что вам сейчас сказать.— Он усмехнулся.

— А вам и незачем что-либо говорить. Вы не забыли захватить с собой чековую книжку?

Она молча кивнула. Кэллаген протянул ей авторучку.

Выпишите чек на пять тысяч фунтов на меня или на предьявителя.

Миссис Ривертон замерла.

— Так все же шантаж? — резко спросила она.

— Думайте, что хотите, мадам, — улыбаясь, сказал сыщик. — Сейчас вы выпишете мне чек…, а если мне захочется чего-нибудь другого, я вас предупрежу.

— Что вы этим хотите сказать? — сквозь зубы произнесла она. — Что другое вам может понадобиться от меня?

— Успокойтесь, мадам, я вам скажу, — сказал Кэллаген и зло усмехнулся.

Она подошла к столу, достала чековую книжку и, оформив чек, пренебрежительно протянула ему. Кэллаген взял чек, внимательно просмотрел его и спокойно положил в карман. Затем снял трубку телефона и набрал номер швейцара.

— Уилки, вызови такси и подними наверх лифт.

Позвонив, Кэллаген подошел к камину и закурил, беззастенчиво глядя на миссис Ривертон. Она, потупив глаза, неподвижно стояла около стола. Когда лифт остановился на его этаже, Кэллаген, не сходя с места, сказал:

— Доброй ночи, мадам. В любое время дня и ночи, когда вы мне понадобитесь, я дам вам знать. И не забудьте принять перед сном первую таблетку.

Когда она ушла, Кэллаген прошел в спальню и прямо из горлышка бутылки отхлебнул изрядный глоток виски. Возвратясь из спальни в гостиную, он взял одеколон, который принес для нее, и протер им лицо.

Затем сел в кресло и стал нещадно ругаться вслух.