Операция продолжается

БУДНИ

На столе перед Новгородским лежали три тоненьких папки. Три «дела». Капитан пристально всматривался в фотографии трех обыкновенных, по всем внешним признакам весьма порядочных людей и гадал: который? Только у этих людей он нашел некоторые неясности в биографиях и перемещениях по службе.

Новгородский еще и еще раз пробегал взглядом по документам, всматривался в фотографии, и мучительно размышлял.

Пискарев Захар Савельевич. 46 лет. Инженер геолого-производственного отдела. До войны работал в одном из институтов Академии наук, не раз бывал в заграничных командировках. По собственному желанию перешел на рядовую работу в Сосногорское управление. Почему? Зачем? Не совсем ясно.

Лебедев Игорь Серапионович. 48 лет. Старший инженер проектно-сметной группы. Шестнадцать лет подряд работал на одном из сибирских рудников. За три года до войны вдруг сорвался с места и успел поработать во многих районах страны. Тихвин, Магнитогорск, Запорожье, Никополь, Баку и, наконец, Сосногорск. Отчего такая прыть? На третий месяц войны вздумал жениться. Что за метаморфоза произошла с этим холостым домоседом? Неясно.

Аржанков Иван Аскольдович. 30 лет. Старший инженер производственно-технического отдела. Эвакуировался из Запорожья. В гражданскую войну потерял родителей. Знает только, что родители были крестьянами-бедняками. Больше о раннем детстве ничего не помнит. Воспитывался в детдоме. А место и дату рождения указывает совершенно точно. И притом — Аскольдович. Отец, судя по анкете, крестьянин-бедняк Смоленской губернии, а имя у него вроде бы не крестьянское. Все это требует уточнения, но Смоленщина оккупирована…

К тому же Костенко торопил, требовал практических результатов. Но ведь необходимы дополнительные сведения, ответы на сделанные запросы, время нужно. Времени, однако, не давали. Утром Новгородского вызвал Исайкин и тоже поторопил:

— Действуйте, капитан. От вас многое зависит. Скоро начнем наращивать мощности алюминиевых и авиационных заводов. Мы должны обеспечить развитие будущего Зареченского рудника. Армия требует самолеты! Вы это понимаете?

— Понимаю.

— Обеспечите?

— Обеспечим.

Сказать нетрудно, а вот сделать… Клюев пока чго ничего не нащупал. Стародубцев действует вхолостую. Огнищев… Тот только-только осваивается. Ничего ценного от него не получено. Далась ему та красивая женщина. Мокшин, женщина… А в самом деле, кто она такая? Документы Мокшина безупречны, биография ясна. Тридцать лет. Окончил Ленинградский горный институт, работал коллектором, старшим коллектором, участковым геологом. Все время на рядовых должностях, все время в полевых партиях, все время в Приднепровье. Незадолго до войны переведен в Сосногорск, как способный инициативный работник. Мокшин ясен. А о бывшей его невесте и ее муже ничего не известно. Кто они такие? Огнищеву приказано выяснить все это подробно и сфотографировать женский портрет. Что это даст? Новгородский сам не знал. Нащупывать след было нужно везде — он и делал это. Оперативная работа превращалась в напряженные, наполненные поисками, но пока что безрезультатные будни.

Задориной тоже было нелегко. Она чувствовала, что следствие заходит в тупик. Строгие установки Сажина сводили работу к простой констатации очевидных фактов. Надя решила напрямик изложить начальнику отделения свои соображения.

Сажин встретил ее как всегда радушно. Он был утомлен, глухо кашлял, но все же заставил себя заулыбаться и вышел из-за стола.

— Ну, чего новенького, Надежда Сергеевна?

— Вы же сами знаете, что ничего новенького быть не может, — сухо ответила Надя.

— Как не может быть? — удивился Сажин.

— Я ограничена вашими инструкциями. Следствие умышленно направлено по ложному пути. Разве вы этого не понимаете?

Сажин нахмурился, вернулся к столу и грузно опустился на стул.

— Не понимаю. Вас теперь двое. Почти настоящая оперативная группа. — Он попробовал еще раз улыбнуться.

— Нет, вы все понимаете, Порфирий Николаевич, — настаивала Надя. — Какой прок, что нас стало двое? Стародубцев не сведущ даже в азбучных истинах. Какой из него следователь!

— Учите.

— У него нет никакого желания всерьез осваивать дело. Я не вижу смысла в его назначении моим помощником.

— Стародубцев будет работать с вами, пока это будет нужно!

Начальник опять что-то недоговаривал. Надя чувствовала эту недоговоренность давно и не понимала ее-Как только дело доходило до откровенного обмена мнениями, она как на каменную стену натыкалась. И сейчас решила идти до конца.

— Вы неоткровенны со мной! Я требую, чтобы мне дали свободу действий. Надо искать убийц, а не исчезнувшего человека.

Лицо Сажина сделалось жестким, непроницаемым. Таким Надя его никогда не видела. Сажин сжал кулак и пристукнул им по столу:

— Следствие будет идти в заданном направлении Стародубцев будет работать с вами. Учите его. Это приказ! Вам понятно?

Надя поняла, что спорить с Сажиным бесполезно. За его властными словами крылось что-то тщательно скрываемое. Она почувствовала — этого ей не полагалось знать. Надя сглотнула горечь обиды и с неохотой, упрямо думая о своем, тихо откликнулась:

— Понятно…

С геологическим разрезом Володя ознакомился быстро. Несколько разновидностей известняков и доломитов— породы, слагающие район поисков — изучить было не трудно. Мокшин побывал с ним на всех четырех буровых вышках, познакомил со старшими мастерами и буровыми бригадами. Среди старших мастеров у Во-лоди нашелся знакомый — Назар Осинцев. Тот самый, чья бригада первой подсекла пласт боксита. Осинцев в свое время начинал учиться в горном институте и жил в одном общежитии с Володей. Потом заболел, запустил учебу и вынужден был уйти из института.

Встреча была неожиданной для обоих. Назар шумно приветствовал однокашника, долго хлопал его по спине короткими руками.

— Бери наш участок, — веселым юношеским тенорком тараторил он. — Мы на верном месте. Боксит тут! — И стучал по заснеженной земле большим, стоптанным валенком.

Володя увидел торчащий из снега деревянный столбик-репер.

— Тут? — спросил он, указывая на него.

— Тут. — Осинцев не умел мрачнеть, он только перестал улыбаться. — Здесь вскрыли. Почти десять метров. А теперь заново бурим…

— Отступили на пять метров, — уточнил Мокшин.

— Отступили… — проворчал Назар. — А должны были прослеживать пласт дальше. Вон туда, за двести метров, должны были переезжать, — махнул он рукой в глубь леса.

— Да. Двойную работу приходится делать, — посочувствовал Володя. — Жалко?

— Как не жалко! Столько труда положили. Здесь же карст. Сам понимаешь. То и дело аварии.

— Месяц работы, — констатировал Мокшин.

— Во! Месяц дармовой работы! Давай, Володька, бери наш участок. Наведем порядок!

— Это уж как прикажут.

— А ты попросись. Что у тебя, языка нет? — Осинцев ничуть не смущался присутствия Мокшина, за которым был закреплен участок.

— Видно будет, — уклончиво ответил Володя, испытывая неловкость за своего квартиранта, обиженно поджавшего губы.

— Ладно. Потом поговорим.

Вечером Возняков информировал Володю об истории поисков месторождения. Они сидели в геологическом отделе вчетвером. Мокшин чертил проектные разрезы для новых скважин, за угловым столом рылся в бумагах следователь Стародубцев. Он поговорил сегодня с Возняковым запросто, без обычной подозрительности. Начальник партии был поэтому в хорошем настроении и с увлечением рассказывал молодому геологу о своих мытарствах.

— Куски боксита были обнаружены в речных отложениях несколько лет назад. Найденными образцами заинтересовались, но поиски были начаты только в сороковом году. Провели мы детальную геологическую съемку местности и тоже нашли в русле реки обломки диаспорового боксита. Дело очевидное — где-то в пойме реки есть выход пласта на поверхность. Знаком с обломочно-речным методом поисков? — спросил Возняков Володю.

— Знаком.

— Во! — весело продолжал Возняков, размахивая длинными костлявыми руками. — Согласно классическим принципам этого метода мы и поползли вдоль реки. Вверх по течению. Ваша Студянка — река быстрая. Сумасшедшая речка! Растащила обломки боксита по руслу на добрые десять километров. И причем обломки одиночные, редкие. Всю осень мы на этой проклятой Студянке плюхались. Накупались досыта. Все по рваной цепочке обломков шли вверх. Стали к Заречью подходить — чувствуем — цель близка. Куски боксита стали встречаться чаще, стали менее окатанными, прямо-таки настоящие обломки, совсем не похожие на гальку. Ага! — думаем, есть! За селом обломков боксита уже не оказалось. Все облазали — нет! Значит, выход где-то в районе села. Давай прикидывать, где он. Искали, искали— не нашли. Давай теоретически прикидывать. Местность гористая, лесная, значит, где-то можно найти обнажение. Опять давай искать.

— Помню, — улыбнулся Володя. — Я как-то осенью домой на денек отпросился. Видел, как ваши люди по кручам с молотками ползали.

— Во-во! — захохотал Возняков. — Все облазили. Ничего не нашли. Заложили несколько шурфов и дудок— тоже ничего. Все наши сосногорские ученые мужи в тупик встали. Гадали, гадали — и решили начать буровые работы. А где скважины первые закладывать? Опять загадка. Обломки боксита по обоим берегам Студянки находили. Решили так. Правый берег реки представляет собой широкую пойму. Этакая долина, образованная речными наносами. Левый берег крутой, обрывистый. Поскольку в обнажениях этого берега боксита и признаков продуктивного горизонта мы не нашли, то, разумеется, надо бурить на правом берегу. В пойме. Видимо, пласт боксита выходил на поверхность где-то в старом русле и сейчас закрыт аллювием — речными отложениями.

— Выходил? Это значит — когда-то! А разве найденные вами образцы были сильно разрушены? — неожиданно спросил Стародубцев. Он давно отодвинул в сторону бумаги, дымил папиросой и с большим интересом слушал.

Вознякову понравилась такая заинтересованность обычно мрачного следователя. Он задорно, совсем по-мальчишески подмигнул Володе: «Ага! И этого чиновника заело!»

— Нет. Обломки боксита были вполне сохранившимися. Но надо учитывать, что образование, накопление бокситов происходит в зонах выветривания. Поэтому этот минерал очень устойчив к воздействию химических агентов.

— Понятно… — удовлетворенно промычал Стародубцев.

Возняков бодро продолжал:

— Смонтировали две буровые вышки на правом берегу. Начали бурить. Ох и досталось нам в этой пойме. Песок-плывун, а в нем частые включения глыб и валунов известняка. Крутится такой валун под буровым снарядом, ни дробью, ни твердыми сплавами, ни алмазами его не возьмешь — резцы вышибает. Авария за аварией! Но все же выкрутились. Стали проходить наносы ударным способом. Разбивали валуны. В коренные породы врезались — и на тебе! — продуктивный горизонт тут же. А кондиционного боксита, образцы которого в реке находили, нет! Есть только жидкие включения серого боксита.

— Он что, неподходящий, ценности не имеет? — спросил Володя.

— Для алюминиевой промышленности не годится. Не кондиционен — так говорят технологи. Много вредных примесей.

— Понятно.

— Тут война началась. Нас стали торопить. Увеличили число буровых до четырех. Стали форсировать поиски. К осени убедились — на правом берегу продуктивная толща выклинивается. Выходит на поверхность отдельными языками, а основное месторождение, оказывается, надо искать на левом берегу. Туда, полого падая, уходит продуктивная толща.

— Надо было геофизику ставить! — заявил Стародубцев.

— Ставили, — огорченно отмахнулся Возняков. — Геофизики нас только запутали. Методика геофизических работ еще далека от совершенства, геофизическая аппаратура тоже…

— Вы что, не верите в геофизику?

— Почему же… У геофизики большое будущее. Но на данном этапе… — Возняков развел руками. — Сами посудите. Геофизики проработали у нас все лето. Съели все наши деньги. А что дали? Приблизительно определили простирание известняков, к которым приурочен рудоносный горизонт. Эти известняки мы и без них проследили. А вот где скважину закладывать? Ведь площадное распространение известняков только в нашем районе превышает тысячу квадратных километров. Вот и решайте! Мы пробурили на левом берегу несколько скважин, основываясь на данных магнитометрической съемки, а вскрыли все тот же некондиционный серый боксит. Содержащийся в нем пирит дает ложные аномалии.

— Н-да, дела… — задумываясь, пробурчал Стародубцев.

— Мы решили пробурить несколько скважин вдоль левого берега реки. Ведь где-то там пласт выходил на поверхность. Прошли восемь скважин — опять сюрприз. Продуктивная толща вдруг нырнула сразу на двести метров в глубину. Оказывается, река текла как раз по зоне какого-то древнего тектонического нарушения. Попросту говоря — по сбросу. Давняя подвижка пород когда-то разорвала рудоносные известняки, по этому-то нарушению и пошел сток поверхностных вод. Мы решили, что за зону разлома попал лишь маленький язычок месторождения, оставшегося на двухсотметровой глубине. Вопреки проекту, я решил на свой страх и риск перенести буровые за линию сброса, на километр в сторону от реки. Николашин тоже считал это единственно правильным решением. И вот — первая же скважина вскрыла диаспоровый боксит! — Возняков воинственно оглядел присутствующих. — Вопреки сомнениям специалистов управления и вашим тоже, Василий Гаврилович! — дружелюбно погрозил он худым кулаком Мокшину.

— Ну уж, и меня туда же причислили! — улыбнулся Мокшин. — Я ведь вас тогда поддерживал, только высказал некоторые предположения. Но отнюдь не сомнения!

— Ну, пусть предположения, — миролюбиво согласился Возняков. — Главное в другом. Теперь выяснилось, что серый боксит подстилает основное месторождение. Осинцев поднял всего тридцать сантиметров серого боксита, а диаспорового — почти десять метров. Выходит, что ценные сорта бокситов где-то перед рекой выклиниваются, а подстилающий их пиритизированный боксит имеет большое площадное распространение, что и ввело в заблуждение геофизиков.

— А как же обломки диаспорового боксита оказались в реке? — спросил Володя.

— Можно предполагать, что небольшой язычок основного рудного тела тоже попал за линию сброса и где-то выходит на поверхность. Он настолько невелик и так хорошо замаскировался, что мы не сумели его обнаружить.

— Вполне достоверная версия, — согласился Стародубцев.

— Скажите, пожалуйста! — удивился Возняков. — Даже вы, не специалист, все поняли!

— Вы очень доходчиво рассказываете, — становясь серьезным, сказал следователь и дружелюбно предложил — Давайте закурим. Ленинградским «Беломором» разбогател. Довоенным.

— Вот это да! — восхитился Возняков. — Давным давно его не пробовал!