Операция продолжается

КРУТОЙ ПОВОРОТ

Володя Огнищев ехал домой со смешанным чувством. В жизни произошел неожиданный поворот. Все смешалось. К радости от предстоящей встречи с родителями и родным селом примешивалась тревога. Что-то сложное, путанное было в этой тревоге.

Было странно поверить, что в его тихом родном Заречье притаился враг. Страна детства — увитое зеленью берез и черемух Заречье — и такие события… Уму непостижимо!

Володя стоял в тамбуре и смотрел в вагонное окно. Поезд только что отошел от узловой станции Каменка и медленно тащился меж бесчисленных эшелонов. Хотелось скорее выбраться из этой нудной станционной толчеи на простор. Вагон тряхнуло на стрелках, потом еще раз, еще… Остались позади буро-красные близнецы-вагоны, за окном разлеглось широченное, дремлющее под снежным саваном поле. А за ним — серая чалма дыма, тонкие иглы высоких недостроенных труб, поблескивающие стеклами корпуса огромного завода.

Каменский алюминиевый… Таежное Заречье должно было дать пищу этому богатырю. Володя с волнением смотрел на уползающий вбок, за кромку узкого окна, могучий массив новостройки и только сейчас ощутил всю серьезность и важность происходящего в непривычном зафронтовом мире. Ясное дело, чего бы ни стоило, он, зареченский парень Володька Огнищев, выполнит свой солдатский долг. Это он понял сразу, как только Новгородский ввел в курс дела.

А вот Новгородский не понял… Боится, что Огнищев не справится, провалит операцию. Но Володя не обижается на Новгородского. В конце концов симпатичный капитан не ясновидец. Откуда он может знать, что несмотря на простецкую наружность, Володя унаследовал все особенности характера своих дедов и прадедов — таежников: прост, приветлив, и при этом себе на уме, осмотрителен и до невероятности упрям.

Володя уже при первой встрече в служебном кабинете Новгородского знал, что не остановится ни перед чем, чтобы выполнить задание, и хотел сказать об этом капитану. Хотел… и не сказал. Не умеет Володя Огнищев говорить высокие слова… Поэтому Новгородский целых три дня твердил одно и то же:

— Главное — выдержка, естественность. И зоркость. Вы всегда должны быть самим собой. Во всем для всех— вы раненый фронтовик. Обыкновенный зареченский парень. Это самое важное в вашей работе.

У Новгородского длинные вьющиеся каштановые, волосы. Он гибок, как девушка, среднего роста. Кожа на лице и руках белая. Ему бы в кинокартинах сниматься. Этакий красавчик. Он любит улыбаться. Наверняка знает, что у него здорово получается. Серые глаза его тогда искрятся веселыми, дружелюбными искорками. А когда он озабочен, глаза эти становятся темно-свинцовыми, узкими, и вся женственность куда-то исчезает. Сразу бросается в глаза, что капитан мускулист, ершист и упрям характером. Он многому научил Володю за три дня. Успел даже сходить с ним в тир — проверить, как Огнищев стреляет из пистолета. Правда, оружия Володя не получил. Новгородский сказал, что после нескольких дней жизни в родном селе, когда к нему присмотрятся, когда проверят его на практических делах и убедятся в его способностях, он получит оружие.

Весть о том, что домой вернулся сын кузнеца Тихона Огнищева, мигом облетела село. Володя еще не успел оглядеться в родительском доме, как нагрянула большая ватага родственников, соседей и просто любопытных. Володя не знал, что он первый зареченец, вернувшийся с войны, и его удивляли наивные вопросы:

— Моего Петра не встречал?

— А Николая нашего?

— А Ефимку Корякина?

Странные люди. Да разве на таком огромном фронте, где схлестнулись в небывалой сече миллионы людей, разыщешь Петра или Ефимку! Володя хотел сказать это вслух, но, поглядев на обращенные к нему десятки тревожных, ожидающих глаз, — передумал. Сказал тихо:

— Нет. Не встречал.

— Ну, присаживайся, сынок, повечеряем, — скомандовал отец, когда поток гостей схлынул.

Коренастый, большеглазый, с такими же, как у Володи, рыжеватыми волосами, медлительный и невозмутимый, отец говорил тем непререкаемым тоном, каким всегда командовал в семье. Будто домой вернулся не солдат-фронтовик, а прежний пацан Володька. Старик уже успел куда-то сбегать. Торжественно водрузив на середину стола замысловатую посудину — не то графин, не то кувшин, — он с достоинством занял свое хозяйское место.

Обрадованная, заплаканная мать суетливо расставила тарелки с соленьями, дымящейся картошкой, яйцами и, несколько раз всхлипнув: «мяса-то нету!», скрестила руки, ожидая, когда сядет сын. Такой чести Володе раньше не бывало, и он сконфузился. Чтобы скрыть неловкость— фронтовик все же! — взял свой вещевой мешок и выложил на стол привезенные продукты.

Отец неторопливо оглядел консервные банки и довольно крякнул:

— Паек, значит?

— Паек.

— Убирай покедова, — скомандовал отец матери. — Не все сразу. Пусть нашего тылового хлебушка пожует.

Володя сел и тут только заметил незнакомого человека, стоявшего в дверях горницы. Он с любопытством разглядывал Володю темными с рыжинкой глазами и дружелюбно улыбался.

— Э-э… Вы ведь не знакомы, — спохватился отец. — Знакомься. Наш квартирант. Василий Гаврилович Мок-шин. Тоже геолог…

— Геолог? — переспросил Володя.

— Да. Коллега. — Мокшин подошел и крепко пожал Володе руку. — Вот, уплотнил ваших родителей.

— А! — вспомнил Володя. — Папаша говорил, когда в госпиталь ко мне звонил. Здесь в партии работаете значит?

— Работаем.

— А что ищете?

— Поживете — узнаете! — Мокшин добродушно, вполголоса засмеялся, отчего на розовых щеках образовались симпатичные ямочки, и тоже сел. — Если по чистой списали, то еще вместе поработаем. Как?

— Да не знаю, — Володя замялся, — всего на шесть месяцев комиссовали.

— Что, серьезное что-нибудь?

— Не особенно. Контузия, ну и тазовую кость малость задело…

— Что ж, придется мне теперь другую квартиру подыскать, — озабоченно сказал Мокшин. — Мигом освобожу вашу светелку, Владимир Тихонович.

— Что, нравится? — спросил Володя.

— Хорошая комнатка, — с легким сожалением признался Мокшин. — Теплая. А вид! Вся река как на ладони. Девушки гулянье устроят — смотреть чистая прелесть! — Он заразительно засмеялся, обнажая ровные белые зубы. — Такой красоты и в театре не увидишь.

— Точно. Залюбуешься! — тоже заулыбался Володя, вспомнив недавнее прошлое. — А зачем вам переезжать? Живите. Мне места хватит.

— Да неудобно как-то…

— И вправду, Василий Гаврилович, — оживился отец. — Чего вам мотаться. Шесть месяцев — срок невеликий. Оставайтесь. Он у нас парень не балованный. — Отец строго посмотрел на Володю. — Чать, привыкли?

— Да. Привык, — вздохнул Мокшин.

— Так как?

— Ну, добро, — решился Мокшин. — Остаюсь. Думаю, не передеремся.

— Не передеремся! — Володю обрадовало, что симпатичный геолог останется. — Веселей будет.

Пришли братья Тихона Пантелеевича: старший — Моисей и младший Савелий. Они успели раздобыть где-то бутылку настойки. Увидев на столе отцову посудину, обрадовались, утащили бутылку на кухню. Туда же их жены принесли миски с чем-то съестным. В доме стало людно.

Когда все уселись, отец бережно налил в стопки мутноватого, пахнущего резиной спирта-сырца.

После нескольких стопок вонючего зелья Володя охмелел. Голову кружило, а во рту противно отдавало каучуком, будто он только что изжевал целую автомобильную покрышку.

— Что, отвыкли? — весело спросил Мокшин.

— Да нет… не привыкал. На фронте, бывало, пил. Законную. Только не такую…

Мокшин рассмеялся.

— Это, дорогой Володя, не фронт. Такого дерьма и то днем с огнем не найдешь. Дефицит. Тыловой ликер. Спасибо еще Вознякову. Удружил Тихону Пантелеевичу. По случаю семейной радости.

— Возняков? Кто это? — пьяно удивился Володя, туго вспоминая инструкции Новгородского.

— Наш начальник. Если придет, обязательно будет сватать тебя, — по-приятельски улыбнулся Мокшин. — Люди нам нужны. А специалистам вообще цены нет.

— Какой я специалист… — пренебрежительно фыркнул Володя.

Возняков пришел поздно, когда дородные Володины тетки пустились в пляс под разухабистый перепев гармошки, которую с пьяной беспощадностью терзал дядя Савелий. Мокшин как в воду глядел. Гость выпил «штрафную» и, узнав что к чему, обрадовался.

— На шесть месяцев? Батенька ты мой! Да я тебя на руках таскать буду, только поступай работать. Участковым геологом. Паек, зарплату — все дадим! Съезжу в управление — оформлю как надо.

— Не велик чин. Сам съездит, — вмешался отец.

— Так как, договорились? — придвинулся к Володе Возняков. — По рукам?

— По рукам, — благодушно согласился Володя. Шумный, простецкий начальник ему понравился. «Точь-в-точь как наш комбат», — с пьяным умилением подумал он.

— Вот и хорошо! — Начальник пригладил свои редкие седеющие волосы и шумно вздохнул. — По крайней мере легче будет. А то у нас… — он помрачнел и устало махнул рукой.

Мокшин тоже стал серьезным и чуть печальным.

Отец уловил перемену в настроении геологов и поспешил наполнить стопки.