В госпитале Володя пролежал более двух месяцев. После повторной операции его снова загипсовали и надолго уложили в постель. В поврежденной осколком тазовой кости оказалась большая трещина. Снова очутиться на госпитальной койке было неприятно, но делать было нечего. Правда, скучать теперь не приходилось. То и дело кто-нибудь навещал, приносил передачи.
Перед выпиской посещения участились. Два дня под-ряд приходил Новгородский, но делового разговора так и не получилось. Все время кто-нибудь мешал. Здание было до отказа набито людьми. Не было ни одного уголка, где бы ни стояли койки, ни суетились утомленные женщины в белых халатах. Но Новгородский и не искал встречи с глазу на глаз. Он привычно улыбался, говорил о пустяках, справлялся о здоровье и ничего не говорил о деле. По веселым репликам капитана Володя догадался, что операция завершена успешно. В последний раз он простился с капитаном окончательно.
— Ну, пожелаю вам удачи, Юрий Александрович. Если в чем напартачил, то не сердитесь. На фронте постараюсь исправиться.
— Вас признают годным к строевой? — спросил Новгородский.
— А как же! — Володя бодро потряс правой ногой. — Профессор сказал, что из меня получится не только солдат, но даже футболист.
— Вот как! Это хорошо, — широко заулыбался Новгородский.
Они стояли у окна в длинном, уставленном койками коридоре. Воздух был насыщен запахами йода, лекарств, крови.
— Не надоело вам это пристанище? — поинтересовался Новгородский.
— Надоело. До чертиков, — вздохнул Володя. — Скорее бы на фронт. Там тоже не сладко, но все равно не так тяжко, как здесь. Вся человеческая боль как на витрине.
Новгородский еще раз внимательно оглядел коридор.
— Думаю, что не обойдете нас после выписки, — сказал он, прощаясь. — Зайдете поговорить?
— Не знаю. — Володя пожал плечами. — Смотря как сложатся обстоятельства. Могут сразу отправить в запасной полк, а то еще куда-нибудь. Лучше всего, если попаду в команду, направляющуюся в действующую армию. Терпеть не могу тыловой канители.
Володя говорил так, не подозревая, что обстоятельства могут сложиться совсем иначе.
Перед самой выпиской к Володе нагрянул начальник геологического управления Локтиков. Большой, шумный, он заполнил своим могучим телом добрую половину маленькой двухместной палаты и сразу безапелляционно ткнул пальцем в сторону Володи:
— Вы — Огнищев!
— Так точно.
— Правильно. Я вас узнал. В декабре на работу оформлялись. А я Локтиков. Помните?
— Так точно.
— Бросьте вы такать, — сморщился начальник управления. — Не люблю. Солдафонщиной пахнет. Ничего солдатского. — Локтиков огляделся, выискивая, куда бы присесть.
В маленькой палате, бывшей кладовке, кроме двух коек и тумбочки ничего не имелось. Сосед Володи, танкист с ампутированными ногами, гостеприимно хлопнул по пустой половине своей койки:
— Садитесь. Здесь у нас кресло для гостей.
Локтиков посмотрел на короткое, обрубленное тело танкиста, потом на свои ноги и виновато заморгал. Ему стало совестно перед искалеченными людьми за свое невредимое крепкое тело.
— Садитесь, — радушно повторил танкист. — Места хватит.
— Да нет… Я постою. — Бодрость и шумливость мигом улетучились из Локтикова. — Вы уж не беспокойтесь. — Он помолчал, а потом с участием спросил: — Где это вас?
— Под Москвой.
— Н-да… А меня не берут… В июне подал заявление в военкомат, хотел добровольцем. На смех подняли… А в обкоме встрепку дали. Вот ерундистика какая получается. Сижу теперь в геологических чиновниках…
— Война войной, а работу не остановишь, — наставительно сказал танкист. — Без геологии войны не выиграть. Понимать надо!
— Да понимаю! — Локтиков отнесся к этой наивной тираде вполне серьезно. — Только все равно не по себе как-то. Как увижу инвалида, так сразу вспоминаю, что когда-то моряком был. Торпедистом. А теперь вот… На мое бы место какого-нибудь старикашку… Ведь вон я какой! — Локтиков снова посмотрел на свои могучие руки и ноги.
Володя с танкистом не выдержали, расхохотались. Их смех пробудил в Локтикове обычное жизнелюбие.
— Черт побери, все равно я что-нибудь придумаю! — погрозил он кулаком кому-то неизвестному. — Наладим дела в управлении, а там разговор другой будет… — И обратился к Володе: — Ну, а вы, Огнищев, не вздумайте куда-нибудь удрать!
— Именно?
— Мы вас забронировали. Будете работать в экспедиции Вознякова.
— В партии…
— Отстаете от жизни. Зареченская партия развернута в экспедицию. В ней теперь несколько партий.
— Ну и что?
— Как что! — громогласно забасил Локтиков. — Работа архиважнейшая, специалистов не хватает. Мы не можем вас отпустить!
— Простите, но…
— Никаких но! — взмахнул крупными руками Локтиков. — Вы наш и никуда не денетесь. Я специально приехал предупредить вас, чтобы вы не вздумали выделывать какие-нибудь фокусы.
— Я не фокусник, — улыбнулся Володя.
— Знаем. Не вы первый. У нас уже сотни таких скромников удрали добровольцами на фронт. А вы, я слышал, имеете в планах нечто подобное.
— Имею, — просто признался Володя.
— Вот видите! — Локтиков рассердился. — Все патриоты! Все считают важным только фронт. А обеспечение войны — дело третьестепенное! Это дело сделают такие трусливые тыловые крысы, как Локтиков, Возняков и им подобные! Так что ли?
— Я так не считаю.
— Тогда и разговаривать не о чем. Никаких фокусов. Будьте добры подчиниться приказу. В общем, я забираю все ваши документы, и после выписки вы явитесь ко мне лично. Понятно?
— Понятно… — пробормотал ошеломленный Володя.
В день выписки Володю поджидала неожиданность. Вместо геологического управления пришлось поначалу ехать по другому адресу. У ворот госпиталя стояла черная потрепанная «эмка». Опершись на ее радиатор, весело скалился в улыбке рыжий сухопарый Клюев.
Очутившись на сиденье, Володя несколько раз пробовал заговорить с лейтенантом, но Клюев только многозначительно улыбался зелеными глазами.
— Чего ты в прятки играешь! — рассердился в конце концов Володя. — Зачем везешь?
Лейтенант открыл рот только тогда, когда затормозил у знакомого желтого здания:
— Не задавай дурацких вопросов. Иди. Пропуск заказан.
В коридоре управления Володю подстерегала еще одна встреча. Он лицом к лицу столкнулся со Стародубцевым. Тот был гладко выбрит, одет в форму капитана внутренних войск и на весь коридор благоухал одеколоном. Лицо недавнего следователя было весело, лишено обычной угрюмости. Он улыбался во весь щербатый рот. Володя очень удивился переменам, происшедшим со Стародубцевым.
— Чего глядишь, как на новые ворота? — обрадованно забасил артиллерист. — Или не узнал?
— Узнал. Только ты того…
— Изменился? Точно. Спешу, Володенька, на аэродром. В Омск лечу.
— Зачем?
— Не спрашивай. Семья моя нашлась. Из Одессы эвакуировали в Севастополь, оттуда в Новороссийск, а сейчас объявилась в Омске.
— Поздравляю.
— Спасибо, друг. Не сердись. Спешу. Поговорим потом. Не отпускают меня в артиллерию. Вместе работать будем! — Он пожал Володе руку и быстро пошел, почти побежал, к лестничной площадке. Оттуда уже крикнул: — Поторапливайся домой. Тебя там очень ждут!
Володя зачем-то помахал ему вслед и только потом удивился лукавству его голоса.
И вот он опять в знакомом кабинете. Все тот же улыбчивый красивый капитан сидит за широким письменным столом и дает Володе очередные указания. Только в глазах Новгородского нет уже былой настороженности, он уже не изучает, не проверяет, а ведет обычный деловой разговор.
— Принято правительственное решение о скорейшем развитии Зареченского рудника. Уже сейчас станционный поселок Хребет переименован в город Северостудянск. Там полным ходом идет жилищное и промышленное строительство. Будущий город подчинен непосредственно областным организациям. Вы понимаете, что это значит?
— Вполне.
— Очень хорошо. Как только будут подсчитаны запасы по первым разведанным шахтным полям — так сразу начнется строительство шахт. Этого мы ждем со дня на день. К проходке стволов все готово. И люди, и техника. Впрочем, обо всем вам расскажут на месте Возняков и академик Беломорцев.
— Беломорцев?
— Да. Он наделен большими полномочиями и будет заниматься вопросами разработки месторождения. Он выехал к вам в Заречье.
— Вот как…
— В общем, события разворачиваются в должном темпе.
— Какова же моя роль в этих событиях?
— Прежняя. Будущее Зареченское рудоуправление— важнейший поставщик стратегического сырья. Немцы, надо полагать, уже знают о том и предпримут все меры, чтобы сорвать или задержать развитие рудника. Быть бдительным — ваша главная обязанность. На вас мы возлагаем обеспечение бесперебойного ведения работ в Заречье. Вам будут выделены в помощь люди. Помимо работы по специальности, вам, Огнищев, придется руководить ими. Справитесь?
— Не знаю. — Володя почувствовал себя весьма неуверенно.
— Справитесь! — тряхнул каштановым чубом Новгородским. — Не прибедняйтесь, милый Володя. Справитесь.
— Каким конкретно будет задание?
— Вот это другое дело! — обрадовался капитан, он, очевидно, ожидал от Володи большего упрямства. — Четкие инструкции вам передаст Стародубцев. Мы их еще не разработали до конца.
— Стародубцев?
— Да. Он, между прочим, помимо всего прочего, будет отвечать за безопасность академика Беломорцева. На сего ученого мужа уже пробовали покушаться, и мы имеем предположения, что попытки эти будут повторены. Академик много знает и много умеет.
— Да, крупный ученый и практик, — согласился Володя.
— Теперь вот что. — Новгородский протянул Володе две фотокарточки. — Эти лица в любой момент могут появиться в ваших местах. В случае их появления вы не должны спускать с них глаз.
Володя взял фотографии и привстал от удивления. Красивую женщину, улыбавшуюся с одной из них, он узнал сразу.
— Это же невеста Мокшина!
— Совершенно точно. Фиктивная невеста.
Володя всмотрелся в другую фотокарточку. Дородное лицо пожилого большеглазого мужчины ему тоже показалось знакомым.
— Неужели и этого где-нибудь видели?
— Представьте себе! — убедившись, что не ошибается, сказал Володя. — Я имел удовольствие однажды видеть этого гусака.
— Где же? — живо спросил капитан.
Володя рассказал о том, как слушали Осинцева сотрудники управления, и о человеке в кожаном пальто.
— Да. Тогда вы не ошиблись, — согласился Новгородский.
— Кто же он?
— Старший инженер проектно-сметной группы геологического управления Лебедев. Формальный муж этой дамы. А фактически ее старший брат. Оба они агенты фашистской разведки.
— Так они что… Того?
— Да. Того, — многозначительно усмехнулся Новгородский.
— A-а, понимаю! — сообразил Володя. — Ниточка?
— Ниточка. Мы полагаем, что если им в ближайшее время не удастся забросить в Заречье своего человека, то кто-то из них наведается туда для выяснения обстановки и масштабов проводимых работ.
— Мы встретим их как надо, — процедил Володя, вспоминая о Мокшине.
— Не сомневаюсь. — Капитан, видимо, был доволен разговором. — Мы заблаговременно сообщим вам об их визите. Они здесь у нас под контролем. Связь остается прежней. Плюс к тому в Северостудянском горотделе НКВД будет работать Стародубцев.
— Все понятно, — сказал Володя и задал вопрос, который его давно терзал: — Скажите, а кто такой Мокшин?
— Немецко-фашистский шпион.
— Он что, действительно немец?
— Русский. Сын белогвардейского полковника, сбежавшего после гражданской войны в Германию. Там воспитывался, учился. Кончил специальную шпионскую школу. Шесть с лишним лет назад был заброшен к нам. Действительно окончил Ленинградский горный институт. Так сказать, стал дипломированным шпионом.
— А эта… невеста?
— Немка. Кадровая разведчица. Заброшена к нам в первый месяц войны. Документы, между прочим, не фальшивы. Кто такая была Анна Мигунец, мы пока не выяснили. Мокшин же о своем начальстве мало знает.
— А Лебедев?
— Ну, Володя, вы что-то чересчур любопытны сегодня! — засмеялся Новгородский. — Допрашиваете по всем правилам, О Лебедеве, кроме того, что он родной брат этой Мигунец, сам Мокшин мало что знает, а мы тем более. Знаем только, что сибирский геолог Лебедев и этот тип — люди совершенно разные, хоть внешне и похожие. Настоящий Лебедев, надо полагать, давно погиб, а этот резидент немецкой разведки пока здравствует.
— Скоро отздравствует…
— Безусловно. Но нам он пока нужен в той роли, которую играет.
— Понимаю.
— Ну, тогда будем закругляться. — Новгородский встал. — Думаю, вам понятно, что операция далеко не кончена. Операция продолжается.
— Да. Понимаю, — повторил Володя. — Операция продолжается.
— И спешите. Вас дома ждут. Очень ждут! — загадочно улыбнулся Новгородский.
Володя вспомнил лукавое напоминание Стародубцева и все понял. Он смущенно прокашлялся в кулак и стал прощаться, так и не посмев спросить о Наде.