Операция продолжается

ЧАС ПРОБИЛ

На следующий день на стол Новгородского лег бланк Сосногорского адресного бюро, в котором сообщалось, что в городе проживают всего три Савицкие Анны Михайловны. Первая — старушка, пенсионерка, восьмидесяти двух лет; вторая — школьница, одиннадцати лет; третья — плановик одного из оборонных заводов, двадцати семи лет.

Первые две кандидатуры Новгородский отверг сразу. Занялся третьей. Поехал в районный отдел милиции. Начальник паспортного стола довольно скоро сообщил сведения о Савицкой. Замужем. Имеет сына шести лет. Муж, Савицкий Игорь Ипполитович, работник областного управления НКВД.

Радиоинженера майора Савицкого Новгородский знал хорошо. Все же, прежде чем обращаться к нему с вопросами о жене, Новгородский зашел посоветоваться к Костенко.

— Вот как… — Костенко не разделил энтузиазма Новгородского. Вероятность того, что один из работников управления как-то связан с немецко-фашистской агентурой, привела комиссара в скверное расположение духа. — А не сделаем ли мы глупости, обратившись сразу к Савицкому? Может, того… — Костенко сделал выразительный жест.

— Да ведь Савицкий… Мы же его знаем. А время терять никак нельзя…

— Все бывает… — с сомнением сказал Костенко. — Не хочется мне что-то спешить…

— Давайте пойдем на риск, — продолжал настаивать Новгородский. — В Савицком я уверен. Он поможет нам.

Костенко долго колебался, но в конце концов решился.

— Ладно. Волков бояться — в лес не ходить. Вызовем майора.

Выслушав короткий рассказ Новгородского, Савицкий побледнел.

— Анна тайком получает письма?

— Да.

Майор Савицкий был невысок ростом, ладно сложен, худощав. В нем чувствовался спортсмен. Сильное, тренированное тело его, видимо, больше привыкло к спортивному костюму, нежели к мешковатой гимнастерке. Игорь Ипполитович то и дело одергивал ее. Взгляд серых глаз беспомощно перебегал с Костенко на Новгородского.

— Не может быть!

— Представьте себе, получает.

— От кого?

Новгородский помедлил с ответом. Он вспомнил рассказ Огнищева и сам удивился своей забывчивости. Майор был старше своей жены всего на четыре года, а не на двадцать, как говорил Мокшин.

— Скажи, Игорь Ипполитович, — просто сказал он. — Жена тебе говорила, что у нее был жених?

— Понятия не имею.

Костенко с Новгородским переглянулись, улыбнулись.

— Твоя жена жила или училась в Ленинграде? — поинтересовался Новгородский.

— С чего ты взял. Она коренная сосногорка. Здесь родилась, жила, кончила машиностроительный техникум. И вообще, как мне помнится, за всю свою жизнь за пределы области почти не выезжала.

Костенко с Новгородским опять переглянулись. Комиссар одобрительно кивнул шишковатой головой. Капитан по-свойски сказал:

— Ладно, Игорь, не волнуйся. Надо выяснить одно дело…

Анна Савицкая в тот день не работала. Договорились, что майор позвонит жене и попросит принести чего-нибудь поесть, — сошлется на чрезвычайную загруженность и невозможность сходить в столовую.

Разговор мужа с женой оказался недолгим. Он происходил в мастерской приемного радиоцентра.

— Тебе, говорят, кто-то письма шлет… — угрюмо сказал Савицкий после короткого разговора на домашние темы.

— Ты что, с ума сошел! — Анна удивленно воззрилась на мужа продолговатыми зелеными глазами.

— А на главном почтамте от кого письма получаешь? До востребования.

Анна изумленно приоткрыла пухлые розовые губы и вдруг засмеялась. Засмеялась громко, безбоязненно.

— Так ведь я тебе говорила.

— Ничего ты мне не говорила! — продолжал сердиться Савицкий.

— Да как же… Помнишь я тебе об Анке Мигунец говорила. Что со мной работает…

— Ну и что? — менее уверенно сказал майор, что-то припоминая.

— Я еще тебе рассказывала, что она, дура, неудачно замуж вышла. Муж старше ее на двадцать лет…

— Какой муж?

— Лебедев какой-то… Геолог. А у Анны старый друг нежданно объявился. Первая и единственная любовь. Вот она и мучается. Этот друг ей пишет иногда до востребования. Анне самой на почтамт бегать никак не по-пути, да и муж ревнивый. Вот она и упросила меня, Христом богом, чтобы я была посредницей.

— Сводней вроде бы! — возмутился Савицкий.

— Как тебе не стыдно, Игорь! — обиделась Анна. — У человека жизнь поломана… С кем ошибки не бывает! Анка такая слабохарактерная… Мы же рядом с почтамтом живем. Что мне стоит пойти, получить письмо и передать ей? Может, от этого у человека вся будущая жизнь зависит!

— Что же, он на твое имя пишет?

— Ну да. А я передаю Анке. Вот и все.

— Черт знает что! Почему я об этом ничего не знаю?

— Ну как, Игорек… — виновато сказала Анна. — Неудобно как-то. Вместе работаем. Страдает. Не откажешь. А ты тоже того…

— Чего того?

— Ну… ревнивый… Надумаешь еще ерунду какую-нибудь…

— Ревнивый… — Савицкий смущенно покосился на дверь смежной комнаты, в которой находились Костенко и Новгородский. — С каких это пор я стал ревнивым?

— Ты всегда был таким, — ласково, но безапелляционно заявила Анна.

— Кажется, свидание сворачивает с намеченного курса, — улыбнулся Костенко.

Комиссар с капитаном вошли, и Анна стыдливо зарумянилась. Майор конфузливо пригладил встрепанный чуб.

— О-о! Да тут рандеву! — довольно искусно удивился Костенко. — Извините. Не помешали?

— Нет, — сказал Савицкий, а его жена, не поднимая взгляда, стала торопливо прятать в сумку принесенные кастрюльки.

— Куда же вы спешите, Анна Михайловна? — дружелюбно сказал Костенко. — Покормите Игоря Ипполитовича.

Анна опустила красивые полные руки и искоса поглядела на вошедших. Новгородский подмигнул ей: «Не робей!».

— А для нас там ничего не найдется? — Костенко простецки заглянул в одну из кастрюлек. — Котлеты? Настоящие? Мясные?

— Говяжьи…

— Боже мой, какая прелесть! — плотоядно потер руки Костенко. — Пусть Игорь Ипполитович сердится, а одну я у вас съем.

— Пожалуйста! — Анна ободрилась. — Тут как раз всем по штуке.

— Ну, Юрия Александровича можно и не кормить. Он только что из столовой. У него одни глаза голодны.

— Какая жалость. Только-только проглотил казенные харчи, — подтвердил Новгородский и обратился к майору: — А мы как чувствовали, что Анна Михайловна придет. Есть одно дело. По женской части.

— Что это за дело? — чуть улыбнулась Анна.

— Поконсультироваться надо…

— Вот что, — сказал Костенко. — Вы тут говорите ваши разговоры, а мы с Игорем Ипполитовичем закусим.

— Котлетки еще тепленькие! — совсем повеселела Анна, подсунула мужу кастрюльки и потребовала от капитана: — Что там у вас женское?

Анна Савицкая была женщиной понятливой и энергичной. Не задавая лишних вопросов, она быстро сообразила, что от нее требуется. Ей не нужно было долго объяснять, что Мигунец, похоже, ведет через нее переписку далеко не личную.

— Артистка, однако… — сказала она, сердясь, и упрямо поджала по-девичьи яркие губы. — Ничего. Мы тоже не лыком шиты. Можете не сомневаться.

Костенко с Новгородским не сомневались.

— Действительно, удача, — улыбнулся комиссар, когда они вернулись в кабинет.

— Можно считать, что на работе эта Мигунец-Лебедева будет под надежным наблюдением, — подытожил Новгородский.

— Можно считать, — подтвердил Костенко. — Кто, однако, эта Мигунец? Действительная или фиктивная жена Лебедева?

— Во всяком разе — сообщница. Скорее всего агент. Сама система связи выдает их с головой.

— Когда она расшифрована, — вставил Костенко. — А вообще неплохо придумано. Переписка втайне от мужа. Правдоподобно. А Лебедев в стороне. Несомненно— он резидент. Причем битый, осторожный.

— Возможно.

— Что ж, будем ждать письмо…

Ждать пришлось недолго. На следующий день утром из управления капитану переслали долгожданный конверт. Новгородский внимательно осмотрел его со всех сторон, несколько раз прочитал написанный четким убористым почерком адрес, проверил почтовый штемпель. Письмо было опущено в почтовый вагон пассажирского поезда. Волнуясь, капитан заспешил в лабораторию.

— Главное — конверт, — сказал он химикам. — Есть все основания полагать, что на самом письме тайнописи нет.

Часы ожидания тянулись долго. Они показались бы еще более долгими, если б не поступили сведения о Булгакове и Кунице.

Из госпиталя, в котором, как значилось в документах, лежал коновозчик, сообщали, что Булгаков Иван Нефедович ни в июле, ни в августе, ни в последующие месяцы 1941 года на лечении не находился. Новгородский тут же отослал справки Булгакова на экспертизу.

Из окружной военно-медицинской комиссии сообщили, что Куница Павел Тарасович действительно комиссовался в августе и по состоянию здоровья (вследствие контузии почти слеп на один глаз) освобожден от несения воинской службы. Это обстоятельство несколько смутило капитана. Он поехал в управление железной дороги.

Начальник отдела кадров долго рылся в пухлых папках, пока нашел копию приказа о зачислении Куницы на работу.

— Все вроде бы в порядке, — сказал он. — Направлен на станцию Хребет управлением.

— А почему путевым рабочим? Он семнадцать лет работал диспетчером и дежурным по станции. — Новгородский подал трудовую книжку Куницы.

Кадровик позвонил куда-то, и вскоре пришел сотрудник, который оформлял Куницу на работу. Он посмотрел бумаги:

— A-а… Куница. Здоровый такой. Как же, помню. Единственный мужчина, которого мы приняли на работу в августе. Помню. Он сам на Хребет попросился. Сказал, что родные там живут.

— А почему рабочим?

— Во время эвакуации попал под бомбежку. Его контузило. По-моему что-то со зрением случилось. Он откровенно признался, что не может работать в прежней должности. У нас везде нехватка в людях, особенно на небронируемых должностях. Вот и послали…

Попросив на несколько дней документы Куницы, Новгородский покинул отдел кадров. Решающее слово оставалось за экспертизой.

Вечером к капитану зашел сотрудник отдела Поляков.

— Вы правы, — заявил он. — Результаты анализа показали, что на конверте симпатическими чернилами написана шифровка. Вот ее копия.

Новгородский почти выхватил из рук Полякова листок, испещренный колонками пятизначных чисел. Долго всматривался в них, потом сказал:

— Он предполагал, что мы вскрываем конверты, а потом заклеиваем их и отправляем по адресу. Наивно!

— Состав чернил оказался незнакомым, и мы боялись испортить конверт.

— Было бы плохо, — согласился Новгородский.

— Но мы можем теперь сделать точно такую же запись на другом конверте. Только сумейте написать адрес тем же почерком.

— О, это не понадобится! — засмеялся Новгородский. — Хотя такие специалисты у нас найдутся.

В тот же вечер капитан пошел к экспертам в бюро. Эксперты долго разглядывали принесенный листок и многозначительно переглядывались.

— Что, новенькое что-нибудь? — забеспокоился Новгородский.

— Не знаю, — честно признался старший эксперт, совсем не похожий на кабинетного работника здоровенный белобрысый парень, почесывая пудовым кулачищем квадратный подбородок. — Пятизначными группами шифруют многие, но…

— Что, трудно? — Новгородский давно знал эксперта, но все равно при каждой встрече удивлялся его нематематической внешности.

— Да. Ключ подобрать трудно.

— Но нам нужно знать содержание документа как можно скорее.

— Понимаю.

— Хотелось бы к завтрашнему дню…

— Вы очень много хотите.

— Но ведь дело-то архисрочное!

— Товарищ капитан, — белобрысый богатырь рассердился. — По-моему, вам известно, что несрочных дел у нас нет.

— Ну, хорошо, — смирился Новгородский и неумело польстил: — Будем надеяться на фортуну и вашу проницательность.

Новгородский вернулся к себе в кабинет недовольный разговором и еще больше самим собой. Он сел за стол и вынул из сейфа всего одну папку — личное дело старшего инженера проектно-сметной группы геологического управления Лебедева.