Операция продолжается

ТРЕВОЖНЫЕ ВЕСТИ

Перед самым обеденным перерывом капитана Новгородского вызвал к себе комиссар Костенко. По тону, каким начальник отдела сказал в телефонную трубку: «Зайдите», Новгородский сразу догадался, что предстоит получить новое задание.

Через несколько минут он входил в кабинет.

Костенко был не в духе.

— Вот что, капитан… — медленно начал он, ткнув папиросу в пепельницу. — Хотел дать вам отдохнуть, но… сами понимаете.

— Понимаю, — сказал Новгородский.

— Тогда к делу. — Костенко постукал костяшками длинных тонких пальцев по столу и заговорил в своей обычной энергичной манере. — Сегодня у меня был человек из района. Точнее: начальник Медведёвского райотдела милиции. Сажин Порфирий Николаевич. У них чэпэ. В деле есть обстоятельства, внушающие некоторые подозрения. Сажина я направил к вам. Он будет у вас в семнадцать ноль-ноль. Вникните в существо дела. Разберитесь. Выводы и предложения доложите вечером. Я вас вызову. Ясно?

— Ясно! — щелкнул каблуками Новгородский.

Сажин оказался пунктуальным человеком. Ровно в пять вечера в кабинет, где занимался Новгородский, постучали. Вошел массивный пожилой мужчина в мешковатом штатском костюме. Поздоровался.

— Присаживайтесь, — пригласил Новгородский.

— Благодарю. — Сажин неторопливо сел, огляделся и, очевидно убедившись, что пришел куда надо, сказал — Товарищ Костенко просил меня встретиться с вами.

— Да-да. Я давно жду вас… У вас в Медведёвке тоже морозы с ветрами? Достается?

— Да. Зима сердитая нынче. Достается.

— Сочувствую.

— Спасибо. Вам в городе греться, небось, тоже не много приходится.

— Пожалуй. Другой раз матушка-зима до цыганского пота проберет! — Новгородский рассмеялся.

Сажин тоже улыбнулся.

— Ну, давайте, Порфирий Николаевич, хвалитесь своими новостями, — простецки сказал Новгородский, почувствовав, что контакт с собеседником установлен.

— Хвалиться особенно нечем, — Сажину понравилось, что моложавый капитан назвал его по имени-отчеству.

Пока гость рассказывал о трагедии Николашина, Новгородский делал пометки в блокноте и бросал быстрые, любопытные взгляды на неторопливого рассказчика. Сажин ему нравился. Несмотря на грузность и медлительность, он был точен в движениях, в нем чувствовалась сила, твердость. Большеносое, полное лицо с глубоко посаженными серыми глазами тоже дышало спокойной твердостью.

— Так вы говорите, Возняков об образцах боксита упомянул вскользь? — спросил Новгородский, когда Сажин кончил рассказывать.

— Да. Время военное. Геологи, очевидно, ограничены теперь в информации.

— Понятно. Возняков сейчас в партии?

— Нет. Он вчера тоже приехал в Сосногорск.

— Зачем?

— Не знаю. Я случайно видел его на вокзале. Мы не разговаривали.

— Значит, вы полагаете, что гибель Николашина каким-то образом связана с образцами, которые он вез?

— Я ничего не полагаю, товарищ капитан.

— Зовите меня просто Юрий Александрович.

— Я ничего не полагаю, Юрий Александрович. Мне лишь кажется странным это преступление. Оно было подготовлено. В этом я убежден. Случайные убийства так не совершаются. Ведь труп завезли за семнадцать километров от станции, где Николашина, несомненно, перехватили. И завезли ночью, ибо днем на полевых до-рогах относительно людно.

— Убедительно. — Новгородский посмотрел в обвет-ренное красное лицо Сажина и вдруг быстро спросил: — А если дело в документах?

Сажин долго думал, почесывая толстый вислый нос, потом сказал:

— Не думаю. Насколько я понимаю, в авансовый отчет начальника партии входят в основном платежные ведомости, по которым выдавалась зарплата. Эти ведомости нетрудно восстановить. Ведь коллектив обычно получает деньги скопом, в одно время…

— Пожалуй… Давайте сделаем еще одно предположение, — оживился Новгородский. — Давайте пофантазируем. Что, если у Вознякова крупная недостача? Он составляет наполовину фиктивный отчет, берет у Николашина расписку, и в дороге… — Новгородский рубанул ладонью воздух.

— Тоже не совсем вероятно, — ничуть не удивляясь такому предположению, возразил Сажин. — Я Вознякова видел всего один раз и потому не могу чего-либо утверждать. Но все же сдается, что он не способен на такое. Хотя ясно, что хозяйственник-администратор он аховый.

— А если он играет такового?

— Не думаю, но… — Сажин помялся. — Все может быть. Проверим.

— Вот-вот! — Новгородский встал. — Надо обязательно проверить. Кто у вас ведет следствие?

— Задорина Надежда Сергеевна.

— Опытна?

— Нет. Только что из института.

— Она не вспугнет преступников?

— Не думаю. Девушка неглупая. Я уже вам говорил: мы условились, что она должна вести следствие так, будто ищем не убийц, а самого исчезнувшего Николашина.

— Да, это вы предусмотрительно сделали, — одобрил Новгородский. — Но вот документы… Надо, чтобы следователь попробовал выяснить фактические расходы Вознякова за отчетный период.

— Хорошо. Вы полагаете, что нам, милиции, так и придется ввести расследование до конца?

— А что в том плохого?

Сажин ничего не ответил. Задумался.

— Будет необходимость, мы вмешаемся, — успокоил его Новгородский. — А для существа дела гораздо полезнее, если все будут знать, что следствие ведет милиция. Дайте мне ваш телефон и домашний адрес. Думаю, что нам удобнее встретиться на квартире.

— Конечно, — сказал Сажин.

Новгородский достал пачку сигар и радушно предложил гостю:

— Закуривайте. Редкость в наше время. На день рождения подарили.

Сажин взял сигару, внимательно осмотрел со всех сторон, понюхал и, с сожалением вздохнув, положил обратно.

— Благодарю. С тридцать второго года не курю.

— Правильно и делаете, — кивнул Новгородский. — Ничего, кроме вреда. Я порой до того никотина наемся, что тошно становится.

— Бывает, — посочувствовал Сажин и встал. — Ну, я пойду.

— Не смею задерживать. Сейчас в Медведёвку?

— Да нет. Еще на денек-другой задержусь.

— Дела?

— Да. Людей не хватает. Нет даже начальника уголовного розыска. Хочу просить в областном управлении поддержки. Может, в госпиталях подходящие нестроевики найдутся, которым податься некуда.

— Вполне возможно, — согласился Новгородский.

Не прошло и нескольких минут после ухода Сажина, как Новгородского снова потребовал к себе Костенко, Для капитана это было полной неожиданностью.

— Товарищ комиссар, я еще не успел подготовиться, — доложил Новгородский, войдя в кабинет.

— Ну что ж… На нет суда нет, — кисло улыбнулся Костенко. — Будем выводы делать вместе. Берете в компанию?

— Попробуем.

Костенко опять невесело улыбнулся. Он любил пошутить и понимал ответную шутку. Комиссар закурил, прижмурил выпуклые черные глаза и задумался, глядя куда-то мимо присевшего на диван Новгородского. В свете настольной лампы его аскетическое худое лицо с крючковатым тонким носом казалось бледнее, чем было на самом деле.

Капитан глядел на своего начальника с сочувствием. Он знал, как много приходилось работать Костенко в последние месяцы. Почувствовав на себе взгляд Новгородского, комиссар встряхнулся, выпустил под абажур лампы струю дыма.

— Разглядываете? Вижу. Да, устаю. Так бы и удрал на оперативную работу. Осточертел этот дурацкий кабинет, — пожаловался Костенко и обычным деловым резким голосом, от которого Новгородский сразу выпрямился, сказал: — Вызвал вас по делу. Звонил начальник геологического управления Локтиков. Просил принять. Вот жду. Думаю, что речь пойдет о партии Вознякова. Предполагаю. Потому вас и вызвал. Понимаете?

— Понимаю.

Окутавшись дымом, Костенко опять погрузился в свои трудные думы, а Новгородский откинулся на спинку дивана.

Локтиков оказался высоким, очень крепким, ладно сложенным человеком. Энергия так и хлестала из него. Он, кажется, ничего не умел делать тихо и медленно. Ввалившись в кабинет, шумно поздоровался, шумно придвинул к столу Костенко стул (хотя рядом стояло кресло), с громким стуком выложил на стол комиссара портсигар, спички и басисто спросил:

— Курить можно?

— Безусловно, — дружелюбно улыбнулся Костенко. Он успел согнать с лица выражение усталости, и выпуклые темные глаза с любопытством ощупывали шумного посетителя. — Под дымок разговор вкуснее.

— Во-во! — обрадовался Локтиков и тут же сунул в рот папиросу. — Я к вам по делу… Посоветоваться… — Он оглянулся на Новгородского.

— Вы можете говорить абсолютно все, — понял его Костенко.

— Добро. — Локтиков прикурил. — У нас случилась большая неприятность. Чтобы вы лучше поняли, я сначала обрисую общую обстановку. Не возражаете?

— Не возражаю.

— Итак, несколько месяцев назад управлению был резко увеличен план по приросту запасов руд черных и цветных металлов. Я думаю, вам понятно значение такого решения в военное время.

— Да. Понятно.

— Особенно резко нам увеличен план по приросту алюминиевого сырья — по бокситам. Нам предписано ценой любых усилий в кратчайшие сроки разведать и сдать промышленности несколько крупных месторождений бокситов. Я понятно говорю?

— Понятно.

— Мы развернули поисковые работы на всех перспективных площадках. Одна из них территориально относится к южной части Медведёвского района. И мы в управлении, и академик Беломорцев, возлагали и возлагаем на этот участок особенно большие надежды.

— Академик Беломорцев?

— Да. Это один из ведущих специалистов по алюминиевому сырью.

— Так, — комиссар оживился.

Новгородский сделал запись в блокноте.

— На этой площади работает поисковая партия. Возглавляет ее инженер-геолог Возняков. Матерый бокситчик. — Локтиков выхватил из портсигара новую папиросу. — Партия провела большой объем работ. Я думаю, не стоит сейчас говорить о разных геологических превратностях. Главное в том, что Возняков в конце концов нащупал основное месторождение.

— Интересно, — подбодрил его Костенко.

Жадно хватая дым, Локтиков продолжал:

— Возняков, конечно, сразу сообщил нам новость, и мы с нетерпением ждали образцы. Но… но они не прибыли!

— Почему? — удивился Костенко, будто и не было у него беседы с Сажиным.

— Возняков додумался поручить пробы некоему инженеру-геологу Николашину. Понимаете, какая безответственность! Николашин злоупотребляет алкоголем. Он был снят с ответственной должности и, видимо, был бы уволен из системы управления. Но Возняков поручился за него, попросил направить Николашина в свою партию. Мы пошли навстречу. И вот итог… Николашин исчез вместе с денежными документами и вместе с пробами.

— Так.

— Но это не все. — Локтиков закурил третью папиросу. — Вчера в управление приехал сам Возняков и сообщил нечто странное. Не надеясь больше на Николашина, он решил срочно отправить в лабораторию управления остатки рудного керна…

— Чего? — спросил Костенко.

— Керна. Образцов породы, поднятых из скважины. Образцы эти имеют цилиндрическую форму, и мы на анализы берем только половину, раскалывая столбики пополам. По вертикали. — Локтиков выхватил из прибора комиссара карандаш, поставил его торчком и показал движением руки, как колется керн.

— Понятно, — сказал Костенко. — Как полено.

— Так вот, — Локтиков начал волноваться, — оставшейся половины рудного керна Возняков не обнаружил. Ящики с этим керном исчезли.

— Как так? — Костенко тоже закурил, и выражение его лица стало жестким.

Новгородский передвинулся по дивану.

— Вот так. Возняков лично проследил, как керновые ящики перевезли в кернохранилище — они арендуют для этой цели колхозный сарай — и сам закрыл его на замок. Ни у кого, кроме него, ключей к сараю нет.

— Т-так-с… Скажите, а Вознякову можно доверять? — пристально глядя в лицо Локтикову, спросил Костенко.

— Абсолютно. Это один из наших опытнейших, честнейших инженеров. Администратор он, правда, неважный, но тут уж ничего не сделаешь, — шумно вздохнул Локтиков.

— Зачем же вы назначили его начальником партии?

— А кого же! — удивился Локтиков. — У нас такой острый недостаток в кадрах, что мы далеко не во всех партиях имеем на руководящих должностях дипломированных специалистов. Главная наша беда!

— Да, беда, — согласился Костенко. — И как Возняков объясняет исчезновение керна?

— Он в полной растерянности. Ведь пропали результаты его полуторагодичных тяжелых поисков. Подавлен: Ничего не понимает. А в его отношении к исчезновению Николашина вообще много странного. Мне кажется, что он чего-то недоговаривает.

— Так! — Костенко затушил папиросу и обратился к Новгородскому. — Юрий Александрович, вам, кажется, что-то известно об этой истории. У вас есть вопросы к товарищу Локтикову?

— Есть, — оживился Новгородский. — Скажите, керн пропал весь?

— Да. Весь. Вместе с ящиками. У Вознякова остался только маленький кусочек боксита, который он взял себе на память. — Локтиков достал из кармана бумажный сверток, развернул, подал комиссару небольшой тяжелый кусок породы темно-вишневого цвета.

Костенко долго с интересом ворочал его меж тонких пальцев, а потом передал Новгородскому. Тот тоже осмотрел кусочек руды.

— Значит, это и есть боксит? — Он возвратил образец Локтикову.

— Да. Стратегическое сырье. Наши будущие самолеты.

— Понятно… — Новгородский помедлил. — Вы не думаете, что кто-то хочет сбить геологов с правильного направления?

— Нет! — Мощный бас Локтикова повеселел. — Теперь уже никто не собьет! Контакт нащупан. Нас кто-то хочет задержать. Кому-то надо замедлить разведку месторождения и передачу его в эксплуатацию.

— Так. И кому же, вы полагаете, это нужно?

— Ну, дорогие товарищи, — Локтиков широко развел руками, — это вам…

Костенко с Новгородским переглянулись.

— Скажите, а в чем вы видите смысл такой, будем говорить прямо, вражеской акции? — спросил Новгородский.

— Я уже сказал: замедлить разведку месторождения. Дело в том, что оно приурочено к огромному массиву закарстованных известняков. В породе много пустот и вымоин, заполненных песком и глиной. Проходка скважин в таких условиях весьма трудна и сложна. Очень часты аварии. Враг, видимо, хочет заново заставить нас бурить опорную скважину. Это же месяц-два трудной работы. Он рассчитал верно.

— Почему?

— Понимаете, — Локтиков загорячился, — результаты анализов дали бы нам основание требовать дополнительные ресурсы для форсирования работ. Но никто не согласится бросать огромные средства и материальные ресурсы на необоснованное, беспочвенное мероприятие. А вещественных аргументов у нас нет. Понимаете?

— Понимаем, — хмуро сказал Костенко.

— Вот я и пришел за помощью. Вернее, меня послал секретарь обкома Исайкин. Когда я сообщил о нашей беде — он буквально за голову схватился. По решению Государственного Комитета Обороны уже наращиваются мощности алюминиевых заводов под наши будущие запасы.

— Вот как! — Лицо Костенко совсем потемнело, раздулись тонкие ноздри на горбатом носу.

— Так что глубочайшая просьба к вам, товарищи чекисты, избавить партию Вознякова от дальнейших неприятностей.

— Вы могли этого не говорить! — Комиссар резко встал, вышел из-за стола. О чем-то думая, прошелся по кабинету. — Вот что, товарищ Локтиков, — становясь самим собой, отрывисто заговорил он. — В порядке закрытой информации. Сообщаю. Для личного вашего сведения. Николашин убит. Образцы и документы исчезли. Знакомьтесь. — Он кивнул в сторону дивана. — Капитан Новгородский. Будет заниматься вашими вопросами. Прошу оказывать содействие, помощь.

— Любую помощь и в любое время, — с готовностью пробасил Локтиков, оглядываясь на Новгородского.

— Вот и все. У вас есть еще вопросы, капитан?

— Пока нет, — сказал Новгородский.

Локтиков сгреб в карман портсигар и стал прощаться.

— Что вы думаете предпринять? — спросил комиссар Новгородского, когда они остались вдвоем.

— Думаю начать со сбора информации, — подумав, откликнулся капитан. — Надо все же получше войти в курс.

— Правильно, — одобрил Костенко. — Завтра же посетите секретаря обкома Исайкина и академика Беломорцева. Я позвоню. Попрошу, чтобы они нашли время вас принять. Вечером доложите мне о своих планах уже в деталях.

— Слушаюсь! — Новгородский встал по стойке смирно.