Операция продолжается

ГДЕ НИКОЛАШИН?

Начальник геологоразведочной партии Возняков приехал в Медведёвку на следующий день. Худой, высокий, он стремительно вывалился из кошовки и, забыв отряхнуть валенки, быстро вошел в здание райотдела милиции. В кабинете начальника, где его поджидали Сажин и Задорина, Возняков с ходу швырнул на первый попавшийся стул свою полевую сумку и сердито потребовал:

— Вот. Притащился. Двадцать верст по морозу. Где он? Давайте сюда Николашина!

— Вы бы разделись, — вежливо улыбнулся Сажин, — присели… Простите, не знаю, как вас…

— Олег Александрович. Хорошо. Я разденусь. — Возняков стал нервно стаскивать с себя засаленный черный полушубок. Швырнул его на стул, хотя в кабинете была вешалка, сел напротив Сажина. — Слушаю вас. Что опять натворил Николашин?

Сажин не торопился с ответом. Оглядел гостя, отметил про себя особенности его внешности. Нет одной пуговицы на дорогом затасканном пиджаке, ворот шелковой рубашки измят. Из нагрудного кармашка торчат авторучка и карандаш. Интеллигентный человек. Живет, видимо, без семьи. Бесхозяйственно выглядит. Сделав такое определение, Сажин собрался наконец заговорить, но Возняков опередил его.

— Что же вы молчите? — нервничая, спросил он резким голосом. — Я приехал за документами. Управление с меня требует…

— Какими документами?

— Как какими? Которые повез Николашин!

— Когда и куда он их повез?

— Я отправил его еще второго декабря. В Сосногорск. В геологическое управление.

— Он туда еще не приехал?

— Странный вопрос. Конечно, не приехал. Мне вчера опять позвонили из управления и устроили выволочку из-за этого пьянчуги. Сколько раз я зарекался не поручать ему серьезных дел!

— Где же он сейчас?

— Как где? У вас!

— У нас его нет.

— Зачем же вы тогда меня вызвали? — Возняков растерялся, снял очки, беспомощно заморгал. — Я полагал…

— Николашин ненадежный человек? — осторожно поинтересовался Сажин. — Зачем же вы ему доверяете?

— Почему ненадежный? — удивился Возняков, уже забыв только что самим сказанные слова. — Вполне надежный. Опытный, знающий геолог. Правда, немного того… — Возняков сделал выразительный щелчок по горлу. — Но это у него временами…

— И часто у него это бывало? — Сажин повторил жест Вознякова.

— Я же говорю: временами. Я знаю Николашина много лет. Раньше он не пил. — Возняков замялся, потом потеплевшим голосом добавил: — Вообще-то Трофим Степанович только внешне сердит да груб, а внутри — вата. Добряк. Ему тяжело одному. Его можно понять…

Сажин переглянулся с Задориной и решил присту* пить к делу.

— Олег Александрович, возможно с Николашиным случилось несчастье. Расскажите нам, пожалуйста, о нем все.

— Какое несчастье?! — всполошился Возняков. — Он обещал мне не пить в дороге. С ним же документы, пробы…

— Мы объясним потом. Все пока что в области предположений. Я это повторяю. — Сажин приподнял указательный палец. — Мы вас слушаем.

Возняков еще долго растерянно вертел головой, часто оглядываясь на Задорину, пока начал свой рассказ. Складно говорить о простых житейских вещах он явно не умел, его то и дело приходилось подбодрять наводящими вопросами. Разговор затянулся.

Инженер-геолог Николашин, как и Возняков, специализировался на поисках руд цветных металлов. В Сосногорском геологическом управлении он работал давно и был на хорошем счету. Только в последнее время репутация его пошатнулась. Внезапно скончалась жена, которую он очень любил и ценил. Николашин, не получив должного внимания со стороны замужних дочерей, запил. После нескольких случаев многодневного пьянства Николашина сняли с должности главного геолога одной из северных; экспедиций и перевели на рядовую работу. Это так потрясло старого геолога, что он запил еще сильнее. Об этом узнал Возняков и упросил руководство управления, чтобы Николашина перевели в его поисковую партию.

Вознякову не пришлось жалеть о своем выборе. Николашин был отличным специалистом и стал правой рукой начальника партии — фактически старшим геологом. Жили они вместе, на одной квартире, и Возняков на правах старого товарища не давал Николашину пить, всячески ограничивал его в деньгах, загружал делами, когда тот начинал тосковать. Правда, Николашин иногда все же срывался. Это случалось, когда Возняков уезжал в Сосногорск или отправлял туда самого Николашина. Но в последнее время Николашин перестал пить. Это произошло, видимо, оттого, что стало много по-настоящему интересной работы. Николашин иногда целыми сутками находился на участках, так увлекли его новые заботы. Возняков же углубился в чисто геологические проблемы и потому запустил хозяйственные и административные дела.

— Понимаете… — сбивчиво рассказывал он. — Ни кассира, ни бухгалтера в штате нет, только счетовод с завхозом. Все сам. Материально ответственен за все. Один во всех лицах. Конец месяца, надо отправлять в управление ведомости на зарплату, авансовый отчет и всякую документацию, а тут интереснейшие геологические результаты. Зарылся, понимаете… Увлекает. Когда в управлении начали метать громы и молнии, тогда только и спохватился. Ну, к тому времени и пробы подоспели. Авралом соорудил отчет и стал искать нарочного. Самому ехать было нельзя. Всяких организационных дел накопилось. А посылать надо было компетентного человека, ибо необходимо было выяснить целый ряд специальных, принципиальных вопросов. Решил послать Николашина. Больше некого. — Возняков постучал очками по краю стола. — Взял с него, сукина сына, честное слово, что капли в рот не возьмет. Обещал. Даже, кажется, обиделся. Вот и все. Нагрузил его пробами, передал документы, вручил авансовый отчет на сто девять тысяч рублей — и отправил второго декабря в Сосногорск.

— И что потом?

— Пятого мне снова позвонили из управления. Николашин там не появлялся. Начальник управления сделал мне разнос. Он уверен, что Николашин опять запил. Обвинил меня в либерализме и легкомыслии… Обещал строго наказать.

— Скажите, — неожиданно нарушила молчание Задорина. — Ваша партия базируется в Заречье?

— Да. База на окраине села.

— Какой у вас имеется транспорт?

— A-а… Какой там транспорт! Бедствуем, — безнадежно махнул рукой Возняков. — Шесть лошадей да полуразбитая полуторка.

— Николашин должен был ехать в Сосногорск со станции Хребет?

— Ну да.

— Как он добирался до станции?

— Машиной. Наша полуторка как раз шла на нефтебазу.

— Его довезли до вокзала?

— Нет. Шофер сказал, что он сошел на повороте. Машина пошла на нефтебазу, а Николашин через железнодорожные пути — к станции.

— На вокзале его кто-нибудь видел? В буфете хотя бы…

— Откуда я знаю… Собственно, что вы меня допрашиваете? Я приехал спрашивать у вас!

— Ну-ну… — постарался притушить его вспыльчивость Сажин, а Задорина с прежней невозмутимостью спросила:

— Каков из себя Николашин?

— Каков? — Возняков надел очки и растерянно посмотрел на девушку. — Обыкновенный…

— Беспредметно. Рост, телосложение, возраст?

— Возраст… Не помню точно. Но, очевидно, как мне. Пятьдесят с хвостиком. Странно, но мы почему-то никогда о возрасте не говорили. Скажите, а зачем я это должен знать? — Возняков начал сердиться, резко повернулся к Сажину. — И вообще, что это за игра в прятки?

— Вы хорошо знаете Николашина. Вместе жили-Скажите, какие у него есть приметы на теле? — Задорина не замечала предостерегающих жестов Сажина. — «Татуировка, шрамы, какие-нибудь другие особенности?

— Ничего не замечал. Простите… Вы говорите: на теле! — Возняков побледнел, повернулся к девушке всем корпусом. — Вы говорите: на теле! Это что…

— Не торопитесь с выводами! — поспешил вмешаться Сажин, сердито покосившись на Задорину. — Нам просто нужна ваша помощь.

— Какая?

— Вы должны помочь нам опознать труп одного человека.

— Какого?

— Мы его сами не знаем.

В маленьком морге районной больницы Возняков долго с брезгливым страхом смотрел на мертвое тело и молчал.

— Он? — спросил Сажин.

— Н-не знаю… — неуверенно, боясь сглотнуть слюну, тихо ответил геолог. — Как же без лица? — Он беспомощно пожал плечами. — И вообще…

— Значит, не он?

— Право, не знаю… — Взгляд Вознякова упал на голые ноги покойника, и геолог даже пошатнулся.

— Что с вами? Вам плохо? — обеспокоился Сажин.

— Ноготь… ноготь… — Возняков судорожно тыкал пальцем в сторону покойника, голос его срывался. — Мы мылись в бане как-то… Я столкнул ему на ногу чугунок с холодной водой…

Сажин увидел. На правой ноге мертвеца два ногтя резко отличались от других. Они были черно-синими.

Вознякову стало плохо. Он схватился за сердце, и Сажин поспешил вывести его на улицу. Там их встретила Задорина. Сажин утвердительно кивнул, и ее миловидное лицо сразу стало хмурым, озабоченным.

По тропинке, петляющей между сугробами, они медленно пошли назад в милицию. Возняков забыл надеть шапку и, видимо, не чувствовал ледяного ветра, который теребил его седеющие волосы. Когда Задорина выхватила из его руки ушанку и нахлобучила ему на голову, Возняков, как большой ребенок, слабо улыбнулся и неожиданно сказал:

— Спасибо, девочка…

Задорина чуть порозовела, покосилась на Сажина, Тот сделал вид, что ничего не слышал. «Правильно, — подумал он. — Маленькая, добрая и неопытная девочка. Нелегкая у тебя будет профессия… Надолго ли хватит твоей выдержки и твоей доброты?»

Возняков стал приходить в себя.

— Скажите, — со страдальческой гримасой обратился он к Сажину. — Как же это так? А? Как это могло случиться?

Сажин промолчал.

— Скажите, как же так? Ведь человек… — повернулся Возняков к Задориной. — Хороший, полноценный человек!

В кабинете Возняков выпил стакан воды и удрученно опустился на стул. Задорина заняла свое место у печки. Они недолго помолчали.

— Что у Николашина было с собой? — спросил Сажин.

— Что… Я ведь уже говорил: пробы и документы.

— А деньги?

— Какие?

— Личные деньги.

— А-а… — Возняков вяло качнул кистью. — Я ему не позволил много с книжки снять. Пятьсот рублей дал. По нынешним временам — какие это деньги…

— Но может быть, были продукты, вещи или еще что-либо другое, что сейчас ценится?

— Да нет… какие у геолога вещи… В рабочем поехал. Правда, взял с собой масла топленого килограмма два, дочерям гостинец — вот и все. Булка хлеба да килограмм пайковой селедки…

— Не богато.

— Да. В последнее время нам плохо отоваривают карточки.

— А кто знал об отъезде Николашина?

— Как кто?.. Все знали.

Опять установилось молчание. Возняков беспокойно повозился на стуле, ссутулился.

Сажин размышлял, тиская в толстых пальцах клочок газеты.

— Что же мне делать теперь? — потерянно спросил Возняков. — Можно обратно ехать? Я вам больше не нужен?

— Да. Пожалуй… — рассеянно откликнулся Сажин и спросил с сочувствием — А как же вы теперь будете отчитываться перед управлением? Ведь сто девять тысяч на вас числится…

— Не знаю…

— Николашин не дал вам никакой расписки?

— Я же не знал, что такое может случиться… Подождите! — Возняков чуть оживился, что-то вспомнив. — Трофим Степанович вообще-то всегда был аккуратистом. Возможно, что он и написал расписку, если… если я ее куда-нибудь не вышвырнул по рассеянности…

— Как же можно так относиться к денежным документам? — упрекнул Сажин.

— Деньги… Причем тут деньги! — вдруг рассердился Возняков. — Человека нет!

— М-да… — Этот выкрик бережливому Сажину не понравился. Помолчав, он спросил: — Вы что-то говорили о пробах. Что это за пробы?

— Николашин повез образцы пород на опробование.

— Они представляют какую-то ценность?

— А как же! — До сознания Вознякова только сейчас дошла какая-то мысль. — Подождите! — Он побледнел и стремительно вскочил. — Подождите! Вы говорите, что из вещей ничего не обнаружено! Это ж, выходит, и чемодан с пробами пропал?!

— Очевидно…

Возняков снова рухнул на стул.

— Боже мой! — с отчаянием пробормотал он. — Что он наделал!

— Вы успокойтесь, Олег Александрович, — сказала Задорина, подошла к столу и налила стакан воды. — Выпейте.

— Успокойтесь? — Возняков оттолкнул стакан и снова вскочил. — Вы понимаете, что вы говорите? Успокойтесь… Ведь в этих образцах итог нашей длительной работы! Многолетней работы целого коллектива. Вы можете понять это?

— Могу, — спокойно сказала Задорина.

— Что же это за образцы? Какой руды? — поинтересовался Сажин.

— Боксит… — Возняков замахал длинными нескладными руками. — Мы наконец-то нащупали мощную рудную залежь… С таким трудом!

— Вы говорите — боксит? — оживился Сажин.

— Да… — Возняков смешался. — Простите, я, кажется, болтаю лишнее…

— Да нет, ничего лишнего, — постарался успокоить его Сажин.

— У нас, понимаете, поступили недавно такие строгие инструкции… — сконфуженно признался Возняков.

— А-а… — Сажин понял геолога. — Ну, коль так… вопросов больше не имею. Есть только просьба. Прошу вас, Олег Александрович, сказать в коллективе, что найденный нами труп вы не опознали, что это труп не знакомого вам человека.

— Как так?

— Скажите, что это не Николашин.

— Что за фантасмагория;.. Но сумею ли я?

— Должны суметь! — жестко сказал Сажин. — Так нужно.

— Хорошо, — подчинился Возняков. — Тяжело, но я постараюсь.

Геолог стал прощаться. Когда он пожимал руку Задориной, Сажин чуть улыбнулся:

— Ас Надеждой Сергеевной вам надо подружиться. Она будет вести следствие.

— Ну и времена! — только и нашелся сказать Возняков.

— Порфирий Николаевич, зачем вы запретили рассказать о судьбе Николашина? — спросила Задорина, когда Возняков уехал.

Сажин долго думал, морща бугристый лоб, потом сказал:

— Об этом мы всегда успеем сообщить. Разве не так?

— Так, — согласилась Задорина, ее карие глаза оживленно блеснули. — Вы полагаете, что мы можем вспугнуть преступников?

— Да.

— Значит, я должна опять искать исчезнувшего Николашина?

Сажин испытывающе посмотрел на девушку.

— Вы должны всем ходом следствия показать, что ищете живого, исчезнувшего человека, а не его убийц.

— Почему?

— Вам ничего не говорит исчезновение проб и отсутствие у Николашина каких-либо ценностей? В чем первопричина преступления?

— Для меня это пока не ясно.

— Для меня тоже. — Сажин начал сердиться. — Поэтому я вас обязываю быть осторожной. Неизвестно, что за всем этим кроется…