Операция "Берег"

Глава 13

13. Новый заход

7 апреля 1945 года. Кёнигсберг

Опергруппа «Север-К»

4:25

Кёнигсберг, дзот в районе Хорст-Вессель-парк. (апрель 1945-го)

Опять заехали не туда — впереди был громадный завал. Рядом с броневиком появился щуплый, в не по росту длинной шинели солдат, откровенно фольксштурмского вида — замахал жезлом регулировщика.

— Ясно, объезжаем, — прохрипел сидящий на броне обер-лейтенант Земляков.

Сдали задним ходом, уклоняясь от длинных языков пламени — магазин на первом этаже горел так, будто внутри располагался склад ГСМ. Хотя черт его знает, может, так и было — немцы всё подряд приспосабливали под пункты временного хранения и резерва. Пламя рвалось, пытаясь пожрать ночную тьму — горькая и дымная тьма гибнущего города ответно пыталась удушить пламя.

Тыканья и развороты блуждающего броневика подозрения не вызывали — сейчас город не узнал бы и потомственный местный обитатель. Очередные разбитые за день здания, пожары, торопливо возведенные, достроенные и недостроенные укрепления и баррикады, рухнувшие стены, разбитая техника на улицах — хаос. Службы регулировщиков, остатки полиции и рабочие команды пытаются поддерживать порядок, но уже явно не справляются. И дальше будет только хуже.

«Толку-то, что я здесь бывал?» — горько подумал обер-лейтенант. «И районы не те, и ад адский кругом».

Город был чужим — вражеским, насквозь враждебным, готовым убивать и сопротивляться до последнего человека. Но все равно город было жалко. Большая часть домов, мостов и улиц строились в давние времена — до всяких гитлеров и национал-социализмов. Дома не виноваты в том, что на их хозяев умопомрачение нашло. Хотя и в древности всякие тевтонцы воинствующие…

Земляков подумал, что на немцев умопомрачение находит регулярно: то сами на «Тигры» и «Пумы» залезают, куда не надо прутся, то другим идиотам свои «Леопарды» подсовывают. Потом «Oh, mein Gott», у нас тут всё горит и рушится'.

— Господин обер-лейтенант, здесь нам лучше направо, — прокричал из броневых глубин не склонный отвлекаться Янис.

— Точно, сворачивай.

«Пума» вывернула на относительный простор — впереди была площадь Адольф-Гитлер-Плац, Северный вокзал, рядом здания Восточной ярмарки — там тоже что-то горело, — и здоровенная коробка магистрата. Земляков поправил каску и очки — сейчас будет тонкий момент. Строгорежимное учреждение — оно и в такие ночи строгое.

До сих пор все шло относительно благополучно. Символическую линию боестолкновения проскочили, объехав через уже знакомое поместье — тамошний фольксштурм благоразумно отошел, можно было хоть батальоном просачиваться. Выкатились мимо спешно занимаемых немецкими артиллеристами позиций к шоссе — бронеавтомобиль, насквозь свой, с ярким лозунгом, подозрений не вызвал. У шоссе на Пиллау произошел весьма кошмарный случай, но это к действиям опергруппы «Север-К» отношения не имело. Двинулись в город, навстречу потоку эвакуируемых, здесь было сложно технически, но посты пропускали практически без проверки. Кстати, узнаваемая агитация на броне помогала — «пуму» из конвоя Вагнера хорошо знали. Обер-лейтенант с высот броневика махал документами и рукой, делая заверяющие жесты — «партайгеноссе Вагнер здесь, рядом, бдит и вдохновляет, ситуация остается под контролем». Радист Алекс уверял, что получается очень доходчиво, собственно, служивые зрители на постах тоже не жаловались. Иногда Евгению становилось не по себе — свои актерские таланты он всегда оценивал как весьма средненькие. Но тут уже поздновато для самокритики — вертись и ори как хочешь…

Часть мостовой некогда эффектной Ганзаплац[1], ныне носящей неприятное название Адольф-Гитлер-Плац, — была разобрана — вкапывались немцы, позицию для противотанковой артиллерии готовили. Броневик обогнул орудие, ждущее установки на свою невеселую, видимо, последнюю позицию, объехал вдребезги разнесенную авиабомбой машину.

— Во двор бы нам надо, — напомнил обер-лейтенант.

«Пума» втиснулась в узкий проезд у баррикады…

Вблизи Штадтхаус[2] производил впечатление почти не пострадавшего здания[3]. Четыре внушительных крыла, 5–6 этажей вверх. Для постройки образца 1923-го года — истинный прорыв и прогресс — использовался первый в Кёнигсберге железобетонный каркас. Широкий внутренний двор, накрытый стеклянным куполом, некогда выполнял функции выставочной площадки. В целом возводился комплекс как Торговый дом — тогда же рядом выстраивали здания Восточной ярмарки. Городская администрация въехала сюда уже позже. Сейчас, конечно, вид уже не тот: вылетели все стекла в окнах, вблизи угла пролом, дом явно пытался гореть изнутри, но потух. Но в общем цел, что благоприятное обстоятельство, не было в этом уверенности.

«Городской дом» ('Штадтхаус) (середина 30-х годов)

Путь преградили автоматчики. Обер-лейтенант спрыгнул с брони:

— Группа управления связи главного командования сухопутных сил. Имею приказ доставить транспорт и документы крайсляйтера.

Среди охраны кто-то ахнул:

— Крайсляйтер! Что с ним⁈

— Спокойнее, — устало призвал связной обер-лейтенант. — Ранен, но легко. В госпитале окажут помощь, прибудет сюда. Вот «Адлеру» не повезло. Русский штурмовик разнес бомбой вдребезги. Прямо на наших глазах. Хорошо, все успели выскочить, в основном у сопровождающих контузии. Кстати, гауптман Тофель уже вернулся? Мы с ним расстались у госпиталя.

— Через наш пост не проезжал, — угрюмо сообщил унтерштурмфюрер, возвращая документы.

— Странно. Ладно, придется подождать. Покажите, где можно поставить бронемашину и проводите к кабинету крайсляйтера.

Дали сопровождающего, и «Пума» въехала во двор. В высоте неприятной решеткой темнел переплет бывшего стеклянного перекрытия — часть стекла уцелела, но все равно было как-то не по себе. «Небо в клеточку, костюм в полосочку». Нет, личное оружие пока при группе, но…

Очень верно говорило начальство — авантюра. Расчет на специфику конкретного дня — все летит в тротил, в огонь и хаос, тут даже у немецкой системы безопасности начинаются сбои. Но когда и как эти сбои проявятся…. Эх, надо было одному идти.

Обер-лейтенант Земляков привык к грузу ответственности, но одно дело документальная ответственность, и совсем другое дело за живых людей отвечать.

Броневик занял свое место в ряду немногочисленных гражданских и военных машин — пустоват двор.

— Рацию берем, пулемет оставляем, — распорядился обер-лейтенант, собирая вещички.

— Э, а пулемет у нас не того… — засомневался Янис.

— Другой найдем. Держи вот для отвлечения внимания…

Эсэсовец, сопровождавший группу связи от ворот, уже вернулся на пост. Вот никакого вам гостеприимства, пришлось идти самим, практически наугад. Где-то недалеко начали ложиться тяжелые русские снаряды — вздрагивало здание, с высокого купола-перекрытия сыпались осколки стекла, довольно увесисто и неприятно звеня и разлетаясь по мостовой двора. Опергруппа поспешно забежала в дверь.

— Быть убитым немецким стеклом — какая злая ирония судьбы! — поведал обер-лейтенант очередному охраннику СС.

— Отделаетесь ушибами. Конструкция стекла продумана нашими инженерами и строителями, — сурово сказал очередной унтерштурмфюрер, проверяя документы у троих вновь прибывших. — Вам следует явиться в канцелярию и…

Громыхнуло по зданию, посыпалась штукатурка, погас свет. Обер-лейтенант Земляков понял, что инстинктивно присел на корточки, собственно, и все присели. Выше, за перекрытием, что-то ломалось и рушилось, потянуло дымом…

Зажегся луч фонарика, унтерштурмфюрер торопливо схватил трубку телефона:

— Пожарную команду на второй этаж! Возгорание!

Вешая трубку, эсэсовец закричал на «связистов»:

— Не стойте, обер-лейтенант! Немедленно в бомбоубежище! Русские не собираются шутить! Вниз и налево!

Подсвечивая собственным фонариком, обер-лейтенант Земляков повел свою немногочисленную команду вниз.

— И что мы в бомбоубежище делать будем? — шепотом спросил Алекс.

— Как что? Мрачно проклинать «иванов», — проворчал командир опергруппы. — Что-то даже непонятно сейчас — вовремя начали долбать или наоборот? Мы вообще так не договаривались.

В нижнем коридоре зажегся тусклый аварийный свет. Спешили в убежище люди в форме и гражданские. Кто-то нервно подгонял. Вновь бахнуло — не в здание, но в неприятной близости. Это чем же таким лупят? 305-миллиметров, что ли? Евгений поймал за плечо рысящего в укрытие грузного господинчика:

— У меня срочные документы крайсляйтера. Где, черт возьми, его кабинет?

— Вы правильно идете, обер-лейтенант! Только в другую сторону по коридору и направо, — взвизгнул чиновник и вырвался.

Опергруппа проскочила несколько лестниц наверх — одну довольно широкую — и оказалась в пустующем ответвлении коридора — здесь тянулась ковровая дорожка, звуки доносились намного глуше, на стенах чуть покачивались рамы с живописью на темы яркой и насыщенной партийной жизни НСДАП.

Мелькнула чья-то спина.

— Партайгеноссе! — заорал обер-лейтенант Земляков. — Одно мгновение!

Тут бабахнуло прямо в здание, свет опять погас…

Луч фонарика, пробивая пыльную пелену, нашел уползающую корму человека — определенно гражданского образца.

— Где кабинет крайсляйтера? — воззвал Евгений, ловя за штанину. — Мне нужно передать документы. Срочно!

В глаза ударил свет другого фонарика.

— Что за спешка, дружище? — насмешливо спросил кто-то. — Вы хотя бы примите вертикальное положение.

— Сегодня верное и уставное положение — на четвереньках, — огрызнулся обер-лейтенант. — С кем имею честь?

Луч на миг осветил ухмыляющееся молодое лицо, форму…. Вот, прямо все нынче щегольские кожаные куртки носят, один обер-лейтенант Земляков бегает в грязном камуфляже.

— Гюнтер Барк, — представился насмешник. — Люфтваффе.

Евгений хотел намекнуть, что нынче люфтваффе летает довольно низко, можно сказать, на отрицательных высотах, но это было неуместно. Еще обидится летчик. Да и вообще шутить над героем-воякой, на шее у которого Рыцарский крест, а рука в гипсе, неуместно вдвойне.

Вновь зажегся аварийный свет, все встали и принялись отряхиваться. Обер-лейтенант полноценно представился, велел Янису-носильщику показать портфели, принадлежащие свите крайсляйтера. Всё сразу наладилось.

Сидеть и пить кофе в кожаном кресле, пытаясь не измазать его грязнющей формой, было довольно неловко.

— Брось, уж какие церемонии, — поморщился летучий гауптман Барк, ловко, хотя и одной рукой, добавляя в чашки коньяк из темной бутылки. — О мебели позаботятся. Уже после нас, разумеется.

— Черт с ней, с мебелью. Меня сейчас здорово развезет, — предупредил Евгений. — Двое суток практически не ел, не до того было.

— Ерунда, сейчас намекнем старине Карлу, — летчик бодро двинулся к двери небольшого кабинета. — Не вздумай вскрывать без меня сейф, мне тоже любопытно.

— Подожду. Моим связистам тоже бы чего-то перекусить…

— Непременно! — заверил Барк.

Потягивая кофе — вполне горячий и совершенно не эрзац — Евгений оглядел кабинет крайсляйтера. Понятно, не единственное место службы партайгеноссе Вагнера, обстоятельства последних дней сюда заставили переехать, но ничего так. Пусть скромно, но уютно.

Ситуация складывалась странно — оказывается, герой-пилот тоже ждал Вагнера, чувствовал себя в хозяйском кабинете как дома, помыкал стариной Карлом — исполняющим обязанности секретаря крайсляйтера, заменяя «так неудачно угодившую под бомбу бедняжку Карен». Что-то тут все слишком по-семейному, видимо, сплошь врут, как и с вовремя сдернувшей секретаршей. Может, Барк здесь по тому же дельцу? Молодой, красивый, дерзко-смелый, погибать и попадать в плен категорически не желает, мечтает о дальней и принципиальной эвакуации? Тем более, подшиблен герой-пилот, рука не действует, значит, есть все основания для самооправдания бегства. Судя по манере держаться, он в весьма дружеских отношениях с партайгеноссе Вагнером, вполне мог знать о шансе на бегство. Или случайность? Сплошь неясности. И главное — когда явятся эвакуаторы? Крайсляйтер уверен, что до последнего часа ждать не будут, операция требует основательности и неспешности. А русские — вот они, рядом. Между прочим, в буквальном смысле.

Обер-лейтенант Земляков заглянул в опустевшую чашечку. Вот действительно — гадание на кофейной гуще.

Вернулся улыбчивый герой-пилот:

— Твои вояки уже вовсю работают вилками. Сегодня в меню исключительно деликатесы — столовая закрыта, а старина Карл внезапно щедр. Экономить действительно нет смысла.

— Хоть что-то хорошее, — кивнул Евгений, устало вытягивая ноги. — Не слишком ли нагло мы здесь расположились?

Барк махнул здоровой рукой:

— Это как с деликатесами — не стоит волноваться о мелочах. Кстати, наш крайсляйтер действительно собирался сюда вернуться? Или у него найдутся дела поважнее? Дорога на Пиллау все еще открыта?

— Позволь мне не расслышать некоторых намеков, — вздохнул обер-лейтенант Земляков. — Я готов покинуть Кёнигсберг как можно быстрее, на город смотреть тяжело. Таков у меня и приказ — доставить пакеты и пробиваться обратно в Берлин. Насколько понимаю, крайсляйтер намерен действовать иначе. Полагаю, он вернется в Магистрат, как только сможет. Как минимум за транспортом и охраной. Его люди на шоссе крепко пострадали.

— С машинами и горючим дело обстоит неважно… — признал Барк, но тут старина-секретарь внес поднос с деликатесами…

Ужин (или ранний завтрак?) состоял сплошь из консервов и копченой рыбы, но хлеб был свежим, кофе отличным. Да и консервы ничего себе так… оказывается, крайсляйтер испытывал немалую любовь к качественным морепродуктам. Вот коньяка было многовато, пилот подливал и подливал. С другой стороны, разговор становился все более дружеским…

— Не боишься оставлять за спиной этого… — летчик кивнул в сторону секретарского холла и влил в себя еще стопку коньяка, — это же эстонец. Довольно скрытный, двуличный народ.

— Готов согласиться. Но этого парня знаю почти год. Отличный водитель, дисциплинированный солдат. Полагаешь, в Управление связи главного командования избыток надежных водителей? Мы несем постоянные потери, пусть и не такие, как наши герои-гренадеры. В общем, этому эстонцу я доверяю — Евгений вытер о салфетку жирные после угря пальцы, взял стопку. — Доверия к товарищам по оружию — вот чего нам чуть-чуть не хватает.

— Что ж, возможно, ты и прав. Как выяснилось, нам много чего не хватает, — пробормотал Барк. — Например, обещанного чудо-оружия.

— Не слышу, жую, — сообщил обер-лейтенант, запихивая вслед легко ушедшему коньяку ломоть тающей на языке рыбы.

— Очень верная тактика, — усмехнулся Барк. — Да, с доверием у меня не совсем ладно. Застарелая привычка доверять исключительно своему чутью, своему самолету и своему технику.

— Можно понять, — кивнул, дожевывая, Евгений. — Собственно, у нас, связистов, примерно так же, хотя и не столь романтично. Бегаем поодиночке, кому на маршруте доверишь? Только долг, пакет и личное оружие.

— Комрад, у нас много общего, — заметил пилот, вновь беря бутылку.

Насчет общего Евгений уже понял — у крайне улыбчивого камрада из люфтваффе имелся пистолет — прямо за поясом брюк. Выдала слишком короткая куртка. Вполне возможно, «Вальтер» или нечто аналогичное, компактное. И можно спорить, патрон уже в стволе. Ну, именно так в эти дни носят пистолеты все неглупые немцы-одиночки, вхожие к крайсляйтеру. Вдруг русские танки прорвутся, а у нас ствол в кобуре? Нехорошо выйдет.

Пистолет наготове и усиленное вливание коньяка в случайного знакомого еще ничего не доказывало. Вот разговор.… Ходят два мурлыкающих кота по кругу, дружески хвостами подергивают: пора рвать собеседника или объединить усилия? Нет, школа Отдела не позволяет первому пытаться собеседника подсечь, рискованно, упустим преимущество.

— Итак, чего мы оба ждем? — атаковал Барк, стремительный, как все истребители.

Евгений поднял бровь на манер бывшей начальницы:

— Полагаю, мы ждем крайсляйтера. Мне необходимо сдать документы, получить распоряжения. Далее мне предстоит непростой путь в Берлин и бои с русскими пехотинцами на коротких дистанциях.

— Но ты не спешишь?

— У меня приказ. И к тому же, Берлину предстоит примерно то же самое, — обер-лейтенант Земляков поднял палец к вновь дрогнувшему потолку. — Как говорят русские артиллеристы, «нет особого смысла менять шило на мыло».

— Часто бывал на Восточном фронте? — летчик вновь взялся наполнять стопки коньяком.

— Еще бы, — с тоской подтвердил Евгений, следя за проклятой стопкой — это определенно последняя, больше и нельзя, и не лезет.

— Тогда начистоту, — Барк пристукнул бутылочным дном о стол. — Нам обоим понятно, что это конец. От Германии практически ничего не осталось. Но она возродится! Там! В немыслимой дали! Где открыли новые земли наши пронырливые, но скромные ученые. И я хочу участвовать в славном процессе колонизации!

— Это было бы неплохо, — согласился обер-лейтенант Земляков. — В Берлине ходят упорные слухи об этих делах. Поэтому я был рад заданию. Но есть ли реальная надежда?

— Надежда всегда остается! — провозгласил Барк и засмеялся. — Хотя мы и не вышли мордами, родословной и воинскими званием. Я, вояка, трижды сбитый и выживший, имеющий Рыцарский крест, воевавший в небе с 1943-го, им не нужен. Каково, а⁈ Предпочитают вытащить старых, разжиревших партийных боровов, их кривоногих баб и прыщавых детишек.

— Такова жизнь, дружище Гюнтер, — вздохнул Евгений.

Представителя люфтваффе порядком развезло. С одной стороны это хорошо — представитель толмаческо-разведывательной службы побеждал в непростом алкогольном поединке, с другой — а что толку? Дружище Барк пока не сказал ничего полезного. Просто самолюбивый сопляк с рыцарской цацкой на шее, которому очень хочется жить.

— Это несправедливо, — злобно процедил Барк. — Я хочу туда. Я уже достаточно летал над этой землей. Вечно загаженные дороги и разрушенные дома под крылом самолета, кишки траншей и грязные воронки. А там, говорят, необыкновенное небо. Дружище, ты хочешь увидеть чистое золотистое небо?

— Еще бы! — честно сказал Евгений.

— Предлагаю объединить усилия. Мы заставим старых пердунов считаться с молодыми боевыми офицерами!

Пришлось пожать руку пылкому летучему герою. Особого, соответствующего моменту душевного трепета Евгений не испытал.

— Пошли! — скомандовал гауптман, опрокидывая в глотку заключительную стопку.

— Куда? — изумился Евгений, тайком выплескивая напиток на ковер. — Не лучше ли ждать здесь? Они ведь должны сюда прийти.

— Они всегда приходят под утро. Заставляют счастливцев напоследок вдоволь поволноваться. Я провел расследование, кое-что вынюхал, — Барк не особо видяще уставился на свои наручные часы. — У нас еще час. Или два. Но мы можем перехватить проводников раньше, прямо на подлете — они уже где-то здесь. И к тому же нам необходим коньяк. Пошли! Смелее, дружище!

Вираж логики представителя люфтваффе порядком озадачил Евгения. Имелось ощущение, что не с тем связался обер-лейтенант Земляков. Наверное, истребитель умелый, но так… балбес балбесом. Но пилот уже шел к двери, оставаться и вызывать взрыв негодования было неуместно.

Вывалились в приемную. Ковер слегка уплывал из-под ног. Еще хорошо, что угорь был жирным, слегка подстраховал желудок.

— Карл, мы скоро вернемся! — объявил летчик. — Не покидай пост, жди!

Евгений кивнул своим бойцам, чинно сидящим на диванчике. Те в ответ смотрели с некоторым изумлением, собственно, Карл из-за своего стола примерно так же пялился. Ну да, накидались господа офицеры. Совершенно не вовремя.

— Главное, не подавать вида. Мы ничего не знаем, — заплетающимся языком напомнил Барк, увлекая подельника по коридору.

Землякову здорово хотелось пальнуть в затылок неукротимому пилоту, вернуться в кабинет, спокойно сесть, а лучше лечь, и ждать. До утра придут, а если не придут… значит, этот этап операции провален. Но сесть-то надо. Вот сука летчик, и куда потащил? Вообще гад. Орден ему не напрасно нацепили, заслужил, сволочуга. Куда премся?

Как оказалось, дорогу Барк вполне знал. Миновали пустынный коридор с ковровой дорожкой, лестницу. Откуда-то послышалась приглушенная музыка — Земляков подумал, что ослышался. Пилот многозначительно поднял палец вверх, кивнул на дверь.

— Стучать нужно вот так!

На дробь сигнального стука дверь отворилась. Пилот выкинул руку в приветствии:

— Хайль Гитлер! Люфтваффе и связь!

Внутри захохотали.

Обер-лейтенант Земляков обнаружил, что не так уж пьян. В смысле, если сравнивать с другими. Небольшая столовая, а может бар-столовая, была переполнена: офицеры, некто в гражданском, девицы и молодые фрау из «Свиты СС»[4] и «Помощниц вермахта»[5]. Орала музыка, в густом сигаретном дыму и перегаре шевелились фигуры, плакали и хохотали. Иногда очень характерно шевелились, особенно на диванах у стены. О майн готт! Как говорится у русских — «да тут все в жопу». Вот так иногда конец войны выглядит, врата ада…

Обер-лейтенант Земляков хлебнул из кем-то поданного стакана, отвел глаза от тщетно пытающейся одернуть юбку рыже-сочной медсестры. Дружище Барк, сука, исчез — кажется, полез к буфету на разведку. Дышать было трудно, вино на коньяк ложилось очень плохо, музыкальный посвист пластинки и чуть шипящий голос поющей Ильзе Вернер[6] терзали слух. Рядом качался в танце оберштурмфюрер, обнимающий некое юное, горько рыдающее создание с размазанным ало-помадным ртом. Кто-то кричал о «еще бутылке чудо-оружия»….

Кошмар. До службы юный Земляков видал всякое, бывало, отрывались не-по-детски, чего уж там, но до такой крайней упоротости не доходило. В углу у буфетной лежало с десяток тел, белый как мел лейтенант-артиллерист определенно не дышал. Евгений попытался пристроить стакан с вином на загаженный стол, тут его схватили за руку:

— Вы кто?

Фройляйн была красива, даже несмотря на крайнюю степень упитости: голубоглаза, белокура, с маленьким и розовым вспухшим ртом. Взгляд безумный, рука цепкая, с острыми ногтями. Белая блузка напрочь лишилась пуговиц — остался только серебряный значок со свастикой на лацкане — на белоснежной ткани пунцово-винные и иные пятна. Вот та самая… знаменитая белокурая бестия.

— Я связь, — пробормотал Евгений, стараясь не морщиться от боли в руке.

— О, значит, ты всё знаешь? — бухая валькирия жутковато улыбнулась. — Скажи, связь, русские уже здесь?

— Еще нет. Завтра будут.

— Так зачем время терять? Я же так мила, разве нет?

Обер-лейтенант Земляков пытался мужественно сопротивляться, уперся свободной рукой о столик — не помогло — рывком притянули, розовый кукольный рот впился жестоким поцелуем. Со стола сыпались стаканы, кто-то дьявольски хохотал за спиной, а легкие наполнялись парами рома — валькирия была полна этим напитком по самые гланды. Евгений понял, что сейчас задохнется.

«При выполнении особо важного задания, в борьбе с превосходящими силами алкоголя и бл…» — вот прямо так и напишут.

Спас летчик-герой. Евгений почувствовал, что прекрасную душительницу тянут назад — она упиралась, но не выдержала, прервала поцелуй и взвизгнула — оказалось, её сгреб за густые волосы героический Барк. Выдохнуть хоть что-то благодарное обер-лейтенант Земляков не успел — ему не глядя сунули три бутылки.

— Я хочу связь. Или двоих, — морщась от безжалостно треплющей волосы руки, поведала валькирия.

— Уступаю дорогу люфтваффе, — поспешно пробормотал Евгений.

Его явно не слышали — уже целовались, словно жизнь из друг друга высасывали. Ну, главное — многострадальную руку обер-лейтенанта отпустили.

Прижимая к груди бутылки, обер-лейтенант Земляков пробился сквозь музыку и дым к двери. Сердце колотилось, даже протрезвление некое накатило. Или это от боли в руке мысли прояснились?

У дверей не выдержал, оглянулся. Барк был еще жив. Даже весьма. Вообще умеют немцы самозабвенно срываться в грубую порнуху, выкладываются душевно. Впрочем, эти двое, наверное, считают, что это их последний секс.

Евгений вывалился в комнату охраны.

— Спешишь, камрад? — малоразборчиво спросил унтерштурмфюрер.

— Увы, имею срочное задание, — оправдался Евгений, прижимая к груди неудобные бутылки.

Препятствовать выходу не стали — второй эсэсовец был занят — блевал за кресло.

В коридоре было хорошо: тихо и воздух почти чистый, только чуть пыльный. Доносились глуховатые разрывы — сейчас артиллерийский огонь вели по цели не очень отдаленной, наверное, по Северному вокзалу. Евгений сел под стеной, пытаясь отдышаться. В башке было отвратительно: опьянение чуть отступило, но голова кружилась, болела. Не надо было проклятый «Блютгерихт» даже пригублять. Вот же дрянь, смешал все-таки. И рука зверски болит. Посмотрел — с левой руки капала кровь. Ну и ногти у этой голубоглазой стервы…

Ну его к черту. Агентурная работа, да еще в таких условиях — вообще не наш профиль. Нечего было и браться.

Со стоном поднялся, утвердился на ногах. Бутылку оставляем, две берем…

Найти обратную дорогу было не так сложно. Голова соображала, только как-то ограниченно. Оставил за дверью еще одну бутылку, вошел в кабинет. «Тыловые службы» уставились во все глаза. Наверное, не верили, что обер-лейтенант обратно доползет.

— Да, это было нелегко, — признал мученик, сжимая бутылку здоровой рукой.

— Господин обер-лейтенант, у вас кровь, — встревоженно указал Алекс.

— Травма, — согласился Евгений. — Карл, у вас есть бинт или салфетка? Мы отдали свои перевязочные средства партайгеноссе крайсляйтеру.

Бинт нашелся, секретарь довольно ловко забинтовал пострадавшую руку. Что думал о характерных повреждениях от ногтей-когтей, он, к счастью, не вздумал раскрывать. Зато Алекс вновь указал:

— И губа. У вас губа лопнула, господин обер-лейтенант.

— Мелочи, переживу.

— Но если зараза…

Все же соображал Евгений так себе. Черт с ней, с заразой, вот отчего Янис этак многозначительно подмигивает? Не мог же он знать про валькирию… собственно, он на дверь кабинета крайсляйтера намекает. Так…

— Благодарю, Карл. Дружище, вы наверняка спасли мне конечность.

Помахивая бутылкой, героический командир опергруппы направился к двери кабинета. Никто не остановил, но вслед смотрели пристально.

Так, гости. Двое, военная форма, но знаков различия не видно, поверх формы надеты прорезиненные удлиненные куртки морского образца. Молчат, не в восторге от встречи.

Евгений тщательно прикрыл тяжелую дверь.

— Доброй ночи, господа. Вы прибыли за партайгеноссе Вагнером? Боюсь, он нас сегодня не навестит. Занят.

— Это точно, обер-лейтенант? — прервал молчание гость пониже ростом.

Понятно, это старший.

Земляков пожал плечами, прошествовал к крайсляйтерскому диванчику, с облегчением рухнул, закинул ноги на подлокотник, утвердил ценную бутылку на груди, после чего философски высказался:

— В чем можно быть уверенным в такие ужасные дни и ночи? Просто полагаю, что если крайсляйтер не явился до сей минуты, незачем и надеяться. Кёнигсберг стал чертовски опасным городом.

— Хорошо, — старший гость посмотрел на часы, — мы ждем пять минут и уходим.

— Присаживайтесь, — пригласил новоявленный хозяин кабинета — наверняка и у вас ночь выдалась беспокойной. По глотку для тепла? У меня тут есть… э-э, бренди.

— Мы на службе, господин обер-лейтенант, — сказал высокий и усмехнулся.

— Как угодно. Кстати, раз мы уже все равно ждем непонятно чего, — Евгений удобнее задрал ноги в грязных сапогах, — поясните, зачем вам Вагнер? Безусловно, верный партиец, талантливый организатор, прекрасный человек, но в данной-то ситуации.… У него же ревматизм. Зачем новой колонии заведомо нездоровые люди? Это же бессмысленно. Спасаете за прежние заслуги? Бросьте, не та ситуация.

— Не понимаю, о чем речь, обер-лейтенант, — равнодушно пожал плечами старший гость.

— Речь о целесообразности, — пояснил Земляков. — Если — беря исключительно к примеру — эвакуировать молодого, образованного и догадливого офицера, мы сэкономим почти пять минут и бутылку… э-э, бренди. Возможно, этот разумный выбор спасет будущую колонию.

— Перестаньте говорить загадками, мы не понимаем, — отперся старший. — Кстати, у вас у самого слабое зрение.

— У меня⁈ — Евгений обидчиво поднял очки на лоб. — Мне просто идут хорошие очки. Уж такая у меня форма лица. А зрение отличное, могу стрелять из пращи и лука.

— Из лука? — неподдельно удивились гости.

Умной беседе помешало вторжение представителя люфтваффе.

— Пилотировал как по маякам, — сообщил Барк, ставя подобранные в коридоре бутылки. — Замечательная идея оставлять ориентиры, сразу видно специалиста по связи. У нас гости? Это те самые?

— Они, — подтвердил Евгений, не делая попытки встать.

Покачивающийся гауптман повернул ключ в двери и уставился на гостей:

— Ваши звания и имена, господа?

— Они не имеют значения, господин Барк, — сухо сообщил старший «резиновый» гость. — И то, что мы вас знаем и уважаем как прекрасного летчика и героя, тоже не имеет значения.

— Странно. А что же тогда имеет значение? — удивился пилот.

— Утвержденный список. Мы забираем по списку. И ничего не решаем сами, — объяснил гость.

— Так. Давайте начнем сначала. Крайсляйтер решил остаться в городе и к моменту эвакуации не явился. Мы должны уважать его мужественное решение. Следовательно, в списке появилось вакантное место. Отчего я, или мой друг, не можем занять это место? Мы с обер-лейтенантом готовы кинуть жребий.

— Готовы и можем, — подтвердил Евгений, баюкая на животе бутылку.

— Не можете, — вздохнул гость. — Места для вас не будет. Поймите, это зависит не от нас. Мы лишь техники, собирающие и сопровождающие утвержденных лиц. Вас нет в списке. Ничем не можем помочь.

— Понимаем, долг и дисциплина. А так? — мгновенно преобразившись и перестав пьяно покачиваться, гауптман выхватил пистолет.

Точно — «Вальтер» ППК. Много, много общего, интересы и увлечения у собравшихся одни и те же.

— Прошу вас, уберите оружие — монотонно попросил старший «резиновый». — Мы ничего не можем сделать.

— А если я прострелю вам ногу? — с любопытством уточнил Барк.

— Я всего лишь останусь с вами, — вздохнул гость. — Поверьте, мы действительно бессильны что-либо изменить. Вы не понимаете ситуации. Мы лишь проводники первого этапа. Если мы вас приведем к месту передачи, это ничего не даст. Нас немедленно ликвидируют, более того — уничтожат наши семьи.

— О, они — ваши домочадцы — уже там? Везунчики, у них есть шанс выжить, — восхитился пилот и выстрелил.

Старший «резиновый» рухнул на ковер и застонал. Его напарник попятился.

— Высоковато взял, — прокомментировал замерший на диване обер-лейтенант Земляков. — Верхняя треть бедра, это гарантированная высокая кровопотеря. Нужно перевязать или умрет.

— Плевать! — Барк выстрелил еще дважды — прямо в лицо лежащему. — У нас в резерве еще один проводник.

— Господа, я не могу… — прошептал бледный как мел последний «резиновый».

Пилот выстрелил — попортил дубовую панель у головы проводника — тот рухнул на колени. Вскрикнул:

— Это бессмысленно! Вы не понимаете, даже если я вас поведу…

— Это ты не понимаешь. Следующая пуля — тебе в переносицу, — пообещал бесстрашный герой люфтваффе.

В дверь застучали. И довольно нервно.

— Эй, тихо там! — рявкнул пилот. — Я не слышу ответа!

Последнее относилось к проводнику, но тот ничего и не говорил, и даже не пытался вскочить — только закрыл глаза.

Лицо Барка — гладковыбритое и красивое — жутковато исказилось. Прямо кабан какой-то щетинистый, а не жизнерадостный герой-летчик. Вон как жить ублюдку хочется, и непременно на свободе, гордо паря в мифических золотистых небесах. Застрелит «резинового», переступит через тело и двинется дальше в поисках спасения, сверхчеловек хренов…

…Стукнуть очередной выстрел не успел. Вместо этого увесисто хрястнула об пол скатившаяся с живота переводчика бутылка этого самого… э-э, бренди. Довольно звучно раскололась-лопнула, даже обреченный проводник вздрогнул, глаз приоткрыл, покосился.

— Дружище, ты… — с искренним возмущением начал гауптман Барк, глядя на растекающуюся по паркету ароматную лужу…

… вот тут стукнул выстрел, и сразу второй…

… стрелял Евгений сквозь карман парки без особой уверенности. Но короткоствольный «Вальтер» и некоторый опыт тренировок в данном не особо честном стрелковом приеме не подвели. Пилота качнуло, он сделал шаг вперед и повалился лицом вниз на ковер…

… вот как бывает — бутылка как бомба бахает, а низвержение кавалера Рыцарского креста по звуку напоминает падение старого тюфяка.

Обер-лейтенант Земляков сел на диванчике и сказал:

— Дружище Гюнтер был невыносимо груб и непоследователен. Это нервы и алкоголизм. Мы должны его простить. Бедняга! Ладно, перейдем к нашим проблемам. Давайте так…

В этот момент из замка кабинета вылетел ключ — точно пулей из скважины выбили. В следующий момент распахнулась и сама дверь — на пороге был секретарь Карл…

…Да что ж они все подряд такие всколоченные, неуравновешенные и непременно с пистолетом в руках⁈

Евгений понял, что совершенно напрасно оставил «Вальтер» в кармане…

…Карл дико взглянул на лежащие тела и на так и оставшегося коленопреклоненным «резинового» проводника. Начал разворачиваться к обер-лейтенанту, вскидывать пистолет и разевать рот…

… кричать и стрелять будет одновременно. И как они всё сразу успевают?…

… а Евгений не успевал. В смысле, нащупать рукоять «Вальтера» успел, но стрелять было неудобно — не с той стороны оказался пистолет. Остается попытаться скатиться с дивана…

— Ррр… — начал Карл, нащупывая девятимиллиметровым зрачком «Парабеллума» грудь гостя…

… договорить не успел — за спиной из дверного проема мелькнул винтовочный приклад, кратко, но весомо приложив секретаря по затылку…

… падение дружищи Карла вышло средним — большей частью мягким и тактичным, поскольку на ковер, но колени брякнули о паркет, да еще «Парабеллум» бабахнул…

…— Вот это своевременно, — признал Евгений, и сам уже лежащий на полу. Невыносимо воняло бренди и было больно…

Снова бинтовали несчастливую руку — осколок бутылочного стекла воткнулся прямо в бинт, пробил, снова пошла кровь. Обер-лейтенант Земляков подставлял длань и болезненно морщился — не от боли дурацкого пореза — от резких движений и яростного запаха бренди не на шутку замутило.

— Так, на чем мы остановились? А! — Евгений нашел взглядом неподвижного «резинового» проводника. — Давайте так: я и мы в вас не стреляем, а вы нас проводите к начальству. Там и проясним ситуацию. Время — денежки![7]

— Меня убьют, — пробормотал проводник.

— Естественно, риск есть. Но что делать, дружище, у вас задание, у меня задание, мы обязаны найти некий компромисс. Смотрите, сколько людей пострадало, причем совершенно напрасно. Мы с вами и сами живы только каким-то чудом. А могли бы сразу договориться как разумные люди. Решайтесь, терять нам нечего.

— Хорошо, — проводник принялся тяжело вставать с пола. — Но я вас, господин обер-лейтенант, предупредил.

Потайная дверь скрывалась за одной из дубовых панелей. Евгений и сам бы туда искать первым делом полез — уж очень не к месту красовалась этажерка с бюстом фюрера. Впрочем, Гитлер везде не к месту.

Проводник аккуратно отставил утяжеленную бюстом мебель. Стенная панель оказалась незапертой.

— Прошу, господин обер-лейтенант.

— Только после вас, дружище. Алекс, фюрера на место верни… Портфели оставляем, остальное берем.

Втянулись в сыроватую темноту: прорезиненный проводник, заново забинтованный обер-лейтенант, отягощенный имуществом Янис, замыкающий радист со своим, не очень нужным сейчас, радио-ящиком.

Ход был относительно новым — грубоватый бетонный коридор. Евгению стало чуть легче — во влажной прохладе от омерзительного слова «дружище» и спиртного не так мутило, иди себе за мелькающим светом фонарика, да ни о чем не думай — все равно среагировать не успеешь.

Нет-нет, надо успевать думать и реагировать. Обер-лейтенант Земляков перекинул автомат на грудь. Закончились кабинетные игры с эстетскими угрями и выпивкой, дикие валькирии тоже, к счастью, закончились. Нормальная боевая работа.

7 апреля 1945 года. Кенигсберг.

7:10−8:15

Не светились толком стрелки часов — хрен его знает, сколько времени. Вообще здешняя «боевая работа» оказалась на редкость темной и монотонной. Опергруппа и проводник просто шли. Мины и засады не попадались, зато грязищи и вонищи сколько угодно. Узкий ход под Штадтхаусом достаточно быстро вывел в подземные коммуникации: коридоры чуть попросторнее и явно стариннее: своды, выложенные почти черным кирпичом, весенняя, помноженная на исконную прусскую, сырость. Порой шли по воде, иногда зачерпывая голенищами сапог. Обер-лейтенанту Землякову было наплевать — что ноги, тут и так подыхаешь.

Блевал дважды. Подчиненные и проводник ждали в тишине. Ну как в тишине — подобные звуки лучше не слушать. Янис давал флягу прополоскать рот — ума и силы воли не вливать в себя воду у командира все же хватало. Проклятое люфтваффе и коньяк! В жизни больше… ни того, ни другого…

Вроде стало шире и еще влажнее — теперь луч фонарика скользил от стены до стены, задевая какие-то трубы и канал в полу — узкий, но с виду довольно глубокий, для стока воды. Направление движения обер-лейтенант давно утерял, вся надежда на подчиненных — Янис по этой части специалист, да и Алекс неплох.

— Сейчас будет дверь, господин обер-лейтенант, — предупредил проводник.

Судя по голосу, человек уже ни на что не надеется. Вообще он больше всего похож на мобилизованного работягу, явно нет военной выучки и навыков, попал бедняга так попал.

— Можете остаться за нашей спиной, — предложил Евгений, сплевывая отвратительную слюну.

Проводник пробормотал что-то невнятное: про свою жизнь канализационного мастера и господ, никогда не знавших ароматов настоящего дерьма.

Дверь определенно проскочили бы — совершенно незаметна среди железных балок, укрепляющих свод. Проводник повернул-отдраил ржавые рукояти, скрипнуло — открылась узкая, по типу корабельной, дверь-люк.

Из нее пахнуло рекой…

Собственно, это и была пристань: короткая, по сути, выступ в туннеле над водой, чуть более очевидный, чем кирпичные нагромождения вокруг. Видимо, это была «изнанка» фундаментов какого-то приречного сооружения. Левее на воду падал отблеск дневного света — наверху зияла пробоина, оставленная авиабомбой или крупнокалиберным снарядом. Доносился гул артобстрела. Но отвлекаться и разглядывать не было времени.

У причала стоял низкий катер — видимо, бронированный, в распахнутом люке торчал человек в мятой морской фуражке. Оружия у него не было видно. Евгений посветил фонариком…

Моряк раздраженно прикрыл глаза ладонью:

— Прекратите, я и так почти ничего не вижу.

— Простите, капитан, — обер-лейтенант Земляков отвел луч фонаря, успев разглядеть узкое утомленное лицо и действительно красные воспаленные глаза.

— Не стоит извинений, — моряк пытался проморгаться. — Вель, пассажир с вами?

— Нет. И мой напарник… — выдавил из себя проводник.

— Жаль. Напрасно ждали, — моряк заерзал, явно собираясь исчезнуть в тесном люке.

— Стоп! — Евгений воззвал к голосу разума кригсмарине. — Крайсляйтер отказался от эвакуации, решив до конца отстаивать с оружием в руках твердыни Кенигсберга. Но откомандировал меня…

— Стыдитесь, обер-лейтенант. Вы наглый самозванец, к тому же безобразно пьяны, — отрезал моряк. — И это в такой тяжелый час для Германии⁈ Советую вернуться на свой пост и умереть достойно, с оружием в руках.

— Да ты мне еще насоветуй, тухлая канальская крыса! — гаркнул Земляков. — У меня приказ, четкий и однозначный. Мне нужно передать пакет руководителям эвакуации. Сопровождающие остаются, у них нет желания драпать на вашем корыте.

— Определенно, — подтвердил Янис. — Собираюсь вернуться к жене и сыну.

Моряк глянул пристальнее:

— Это еще кто? Поляк или литовец? Вы спятили, обер-лейтенант, открывать секреты рейха всяким…

— Пакет хоть возьмите! — крикнул Евгений.

Башка в морской фуражке молча и стремительно исчезла в захлопывающемся люке.

Что-то щелкнуло — проводник издал звук боли и начал оседать на кирпич. Оперативники мгновенно распластались рядом, Евгений ощутил-угадал прошедшую над плечом пулю…

…— Слева! — крикнул Алекс.

…Видна была слабая вспышка в углу под сводом — били, видимо, из винтовки с глушителем. Опергруппа ответила огнем из двух автоматов и винтовки — что вышло поплотнее…

Перестрелка угасла мигом — противостоял один человек, и достали его мгновенно. Звякнул упавший карабин с оптическим прицелом…

Евгений, не пытаясь рассмотреть, что там со стрелком, перекатился на локоть и выпустил остаток магазина в рубку катера — заискрили опасные рикошеты.

— Э, так ее не возьмешь, — прорычал Янис, сбрасывая саперную сумку.

— Ну попробуй, — обер-лейтенант сменил магазин.

Хренова «она» вот — в двух шагах от оперативников, но получается, недосягаемая, неспешно урчала двигателем. Не особо быстроходная, вообще не глиссер, но как ее… Стоп, а почему у Яниса «она»⁈

Неумеренное потребление коньяка разительно снижает умственные способности. Только сейчас дошло до обер-лейтенанта: это «Зеехунд»[8], только ее полузакрытую причалом рубку и корпус узнать сложно. Да и рубка какая-то видоизмененная. А говорили: «подлодка в водах Прегеля? Не смешите, это легенда». Впрочем, немцы склонны к воплощению всякого… мифического.

Корыто окончательно развело свои дизельные «пары», шустро двинулось от импровизированной пристани. Теперь было совершенно очевидно: светло-серый узкий рыбий корпус, короткая мачта-перископ…

— Стой-стой, куда, просто кинь, — закричал Евгений.

Но было поздно — Янис коротко разбежался и прыгнул на уходящую цель. Вышло выразительно — длинноногая тень в развевающейся парке, длинный полет над водой, звучное приземление на палубу. Прямо олень пятнистый, а не товарищ Выру.

— Люк, люк на прицеле держи! — закричал обер-лейтенант Земляков, подхватывая винтовку рискового прыгуна-эстонца. Сейчас высунутся морячки из люка, звук падения экипаж «Зеехунда» определенно слышал.… А если прикрывать огнем, как бы самого Яниса не задеть…

Люк не открылся — лодка уже стремительно погружалась.

— Бросай! — хором закричали оставшиеся на суше оперативники.

Ну, это же Янис — пока не доделает, не уйдет. Длинные две-три секунды… наконец, закончив с возней у перископа и антенны, боец бросился в воду. Собственно, что там бросаться — рубка «зеехунда» уже скрылась в воде…

… вот плыл товарищ Выру быстро — глубины, даже речные, он жутко не любил. Оперативники упали на край причала, протянули руки…

— Э, ступеньки тут, — прохрипел Янис, направляясь куда-то к углу кирпичного нагромождения.

Выдернули по незаметным ступенькам — с бойца текло, словно треть вод Прегеля с собой прихватил…

Антенна и перископ «зеехунда» уже скрылись.

— Не сработало? — Алекс оглядывался на воду.

— Должно. Э, я на максимум поставил, — пояснил Выру, пытаясь выпутаться из отяжелевшей мокрой парки.

Начали выжимать куртку, тут кирпич под ногам слегка дрогнул. Оперативники уставились на воду — вспух пузырь, не особо большой.

— Место запоминаем, — призвал Евгений.

Место запомнили: и относительно причала, и по местоположению подсвечивающей пробоины в своде. С надеждой следили за водой — нет, никто не всплыл, ну, не считая всякого мусора, пузырей и прочего дерьма.

— Жаль, — Евгений ядовито сплюнул в воду. — Капитан мог бы и выплыть, хамло такое. Побеседовали бы вдумчиво.

— Может, лодку вообще не пробило? — предположил Алекс. — Они же, субмарины, крепкие.

— Э, я килограмм заряда поставил. Всё, что было. Должно пробить, — заволновался Янис. — Нужно было время меньше выставить. У причала было бы удобнее смотреть.

— Так прямо на причале еще удобнее, нужно было ее сразу втаскивать за хвост-винт, что там у нее есть. Пробил ты ее, пробил. Но в целом как-то не очень удачно получилось, — Евгений скинул куртку. — Надевай, мне и так жарко.

— Вы, господин обер-лейтенант, на Яна еще слегка дыхните — мигом согреется, — посоветовал Алекс.

— Что за намеки? Я вел оперативную разработку. Да, не очень удачную, но уж как мог.

— Э, какие оправдания? — подрагивающий Янис натягивал сухую куртку. — Вы так набрались, что мы уж думали — в таком состоянии можно только оперативно спать. Выглядели оба, извиняюсь, «в дугу». Но ты ничего, справился.

— Угу, результаты просто блестящие, — согласился командир группы. — Летчик, скотина такая, похоже, тоже больше притворялся. Ладно, нужно определяться и к своим выходить. Тут мы ничего больше не сделаем. Особенно без водолазного оборудования.

Обыскали проводника и стрелка — естественно, ничего ценного не обнаружили. Связи не было, что тоже естественно — как минимум антенну нужно наверх, на белый свет закидывать. В целом, напортачили по всем направлениям, еще хорошо, что личный состав цел.

А наверху все громыхало и громыхало….

Рубка подлодки «Зеехунд» (и что-то предчувствующий немец)

Обстановка на утро 7 апреля.

Ночью бои продолжались, к 3:00 капитулировал немецкий гарнизон форта № 5а «Лендорф». Ночью нашими войсками был взят Шпандинен[9], имелись и иные продвижения.

К утру часть фронта проходила по линии каналов[10] и ручья Ланд-Грабен (р. Голубая).

Утром наши армии продолжили атаковать по прежним направлениям. Основная задача дня — выйти и овладеть переправами на реке Прегель.

К сожалению, с утра погода снова подвела — авиация действовала ограниченно.

[1] Ныне площадь Победы.

[2] Здание городской администрации, оно же Магистрат, на Адольф-Гитлер-плац. По понятным причинам, и здание, и площадь, да и все остальное в этом городе неоднократно меняло название. В тексте фигурируют названия разных времен до 1945-го года.

[3] О степени повреждений здания магистрата в дни штурма имеются весьма противоречивые сведения. В любом случае здание пострадало не столь фатально — в наши дни в нем (многократно перестроенном) располагается администрация города Калининграда.

[4] Бытовавшее название женской службы «SS-Gefolge». Формально женщины не могли числиться в СС, но служили связистками-телефонистками, машинистками, надзирательницами и тп. Если говорить в целом, в запутанной системе многочисленных и разнообразных немецких вспомогательных служб путались и сами немцы (личное мнение хорошо осведомленного переводчика Е. Землякова)

[5] Женские вспомогательные формирования, носящие звучное наименование «Wehrmachthelferinnen» — в феврале 1945-го под этим названием объединили женские службы вермахта, кригсмарине и люфтваффе.

[6] Ильзе Вернер — нидерландско-немецкая певица и актриса (1920–2005).

[7] В оригинале звучит как «Zeit ist Geld». Действительно весьма жизненная и практичная немецкая пословица.

[8] Seehund (нем. «Тюлень») — немецкая сверхмалая подводная лодка. Водоизмещение около 15 тонн, длина около 12 метров. Экипаж — 2 чел. В 1944−45 годах было построено около 300 экз. Боевая модификация «тюленя» вооружалась двумя торпедами, чем вооружались диверсионно-транспортные варианты этих лодок, да и существовали ли они, точных сведений нет.

[9] Сейчас Суворово.

[10] Сейчас это пруд Школьный — пруд Нескучный — Питьевой канал.