Операция "Берег"

Глава 14

14. Стволы и приказы

Бой в Кёнигсберге. Бойцы 3-го Белорусского фронта

7 апреля 1945 года Кёнигсберг

(вторая половина дня)

Прямо даже замучился старший лейтенант Терсков — не от боевой работы, а от её необычной организации. Частью вообще непонятно, как и что делать, и подсказать особо некому. С другой стороны, прикрытие оперативной группы кому попало не доверят, тут свои премудрости, своя степень ответственности. Хотя, возможно, что виски начало ломить просто от Кёнигсберга — в таком враждебном городе голова заболит у любого бронетанкового командира.

Продвигались к реке Прегель, вокзалу и электростанции — бои уже шли в том районе. До этого опергруппа проверила два адреса: квартиру какого-то важного фрицевского чина — оказалась начисто сгоревшей, оперативники сказали, что еще несколько дней назад спалилась, потом посмотрели предприятие, закодированное как «Объект Рама» — выяснили, что уничтожен, похоже, немцы вчера подорвали. Тут можно было серьезнее поискать: хотя корпус обрушился, но под завалами и в подвалах многое могло уцелеть. Но задерживаться не стали. Олег вопросов не задавал, но понимал — следует спешить по горячим следам, вдруг кто-то из знающих немцев отстал, замешкался, и ему удастся «хвост прищемить». Командовал контрразведчиками майор из ОКР фронта, работала группа слаженно, оставалось лишь ей прикрывать-охранять, не зевать «во время следственных действий». Вот любил Олег детективы, особенно правильные, современные, советские, но не подозревал, что по следу можно идти и на танке.

Двигались по-прежнему колонной: разведка на бронетранспортере, танки, опять саперный бронетранспортер, далее грузовые машины опергруппы, связи и медицины, замыкающая бронетехника — третий танк, зенитный и саперный бронетранспортеры. Связь оставалась устойчивой, что, прямо сказать, удивительно. Шли через кварталы, уже отбитые у немцев, но как выражались в радиопереговорах, «еще не совсем очищенные». Временами колонну обстреливали — не очень настойчиво, с сильной группой ошметки прячущихся фрицев связываться не хотели. Но опять был ранен сапер «Линды», что было худо — редели ряды бойцов майора Васюка. Оставили охрану из саперов у «Объекта Рама», а до этого были раненые, позже вот опять. Убит был только один боец — осколком мины достало, таких потерь никак не избежать, хоть сколькими танками прикрывай. Но плохо, плохо — этак в опергруппе только собственно оперативники останутся, да танкисты со связистами. Что явно затруднит те самые знаменитые следственные действия. Хотя оперативники, те тоже опытные, наверное, справятся…

Приглядывал экипаж «ноль второго» за оперативниками и по обязанности, и чисто так, невольно. Вот честное слово, невольно — на старшего лейтенанта Мезину почему-то смотришь, даже если вовсе не собираешься того делать. Следовала техническая консультантка «смершевцев» на отдельном «додже», под охраной мелкого сердитого старшины. Хотя, может и не под охраной, а под конвоем-опекой. Было понятно, что важный и нужный человек, редкой специализации. Но технический танковый комбинезон сидел на ценной оперативнице прямо как родной.

Преобразилась товарищ Мезина. В темном, уже пропылившемся комбинезоне, обвешанная подсумками с обоймами, штыком и прочим, с длинной винтовкой СВТ, в каске, начисто покрывшей светлые волосы, и все равно узнаваемая даже издали.

— Вот гарной бабе все к лицу, даже железяки, — отметил зоркий, хотя и излишне длинноязыкий Грац.

Замечание было верное, но несвоевременное — следовало побольше следить за иными сторонами боевой ситуации.

Напоролась группа у пересечения Эльхштрассе и Зоденвег[1] — на карте казался перекресток как перекресток, пусть и чисто старинный — расходилась впереди улица, на две делилась, в приличных городах так уже не строят, но это же Пруссия, какой с нее, со старинной, спрос. Бронетранспортер разведчиков обогнул немецкую горящую машину, уже свернул на узкую Эльхштрассе, как в него ударил «фаустпатрон». Прямо в двигатель ахнуло, разнесло. Били почти в упор — из окна стоящего «на стрелке» дома. «Тридцатьчетверка» с бортовым «07», идущая второй машиной, немедленно всадила в дом снаряд — не особо целясь, лишь бы оглушить. Не вышло — дали и по танку — сразу двумя «фаустами». Тут повезло, сразу не пробило, танк успел сдать назад, его достало в двигатель третьим «фаустом» — вспыхнул…

Третий выстрел был из бокового дома — Грац успел довернуть башню, всадили «фугасный» под второй этаж. Застрекотал спаренный крупнокалиберный с бронетранспортера зенитчиков — трассеры вонзились в дым, поднявшийся после танкового снаряда, прошлись крупными разящими искрами по третьему этажу. К дому уже бросилась четверка панцирных саперов. Сейчас кончат немцев, там их вряд ли много…

…хуже с домом-«углом»…

… ударил оттуда уже по командирскому «ноль-второму» еще один «фауст», далековато — не попали, но в мостовую и близко…

…— Заднюю! — скомандовал Олег.

Тищенко уже был готов — «ноль-второй» дернулся назад, выходя из опасной зоны обстрела «фаустами».

— Фугажай! Грац, вторэтаж…

— Есть!

Лязг затвора.

— Тово!

— Онь!

Выстрел — снаряд задел левый фасад «угла», да больше-то уже почти ничего и не просматривается. Улица изгибается, получается, отошла-спряталась «тридцатьчетверка», но и цель заслонена.

Олег с нехорошим словом — исключительно шепотом, поскольку командиру не подобает… — откинул люк. Снизу уже лупили по броне саперы:

— Давай вперед! Наших вытащим, разведчиков!

— Куда вперед⁈ Я только высунусь, они же наготове, угол держат…

— Ссышь со страху, «мазута»⁈ А там наши…

Объяснять бесполезно. Танк успеет выползти, возможно, даже навести орудие — это если вообще, не в конкретное опасное окно, а просто в дом — большой, пусть и остроугольный, но четыре этажа, промахнуться сложно. Но в ответ неминуемо прилетит, а поскольку фаустников там несколько, то не одна дрянь вмажет, а больше.

— Лейтенант, я не могу. Толку не будет. Хоть трусом обзывай, хоть как, а машину терять не имею права. У меня другой в кармане нету.

— Ладно, а чего делать-то? Там и снайперы, наверное, побили уж нашу разведку. По дому напротив лупят — к окну не подойти, — сплюнул слегка остывший бронированный сапер.

Откуда били снайперы, и сколько их было, оставалось непонятным. Видимо, в доме-«угле» и засели. Простреливали улицу плотно, еще хорошо, что дым от горящих машин прикрывал. Саперы, ворвавшиеся в боковой дом, вернулись с раненым. Сам дом был уже чист, двух фаустников уничтожили, но не исключено, что кто-то заново туда может пробраться — все подвалы немцы соединили ходами, по крышам и чердакам тоже можно пройти. Собственно, так фрицы в дом-«угол» и вернулись — до этого продвигались же наши передовые штурмовые отряды беспрепятственно, боя здесь не было.

Танкисты из подбитой «тридцатьчетверки» успели отскочить от машины — двое раненых, один из них серьезно. Терсков отправил раненых на развернутый медпункт — хорошо, медиков и связь успели укрыть, жутко подумать, если бы тут еще и товарищ Варлам визжать и требовать начала.

— У разведчиков под бронетранспортером кто-то живой, сигналит, — сказал лейтенант-сапер.

— Не намекай. Понимаю, что нужно вытаскивать. Да и прорываться нужно, — пробурчал Олег. — Но как? Есть тут какое-то хорошее саперное решение?

— Пока оно неочевидно, — признал сапер. — Взорвать угол мы можем, но это времени потребует, и дом опять же, того… солидный.

К командирам подошел майор-смершевец:

— Застряли?

— Так точно.

— Решайте. Кричать и командовать не собираюсь, тут дело не по моей части. Но учтите — нам нужно работать, задание особой важности.

— Понимаем, учитываем. Но нам все же без дополнительных потерь пробиться нужно, а не всеми силами героически штурмовать.

— Наш героизм в ином, — на удивление спокойно признал майор. — Решайте. Не тороплю, не мешаю. Но жду.

Майор двинулся во временный отрядный тыл, а сапер вздохнул:

— Приличный мужик. Мог бы нас и херами… Ладно, что делать будем? Ты же у нас главная ударная сила.

— Угу. Но я же не авиатор. Подлететь и разбомбить не могу. Могу атаковать двумя машинами, под прикрытием зенитки. Вы с автоматами проскочите следом. С домом покончим. Но кто останется дальше прикрывать опергруппу, будет уже не совсем понятно.

Лейтенант-сапер согласно цыкнул зубом.

Олег прислушался к тишине у перекрестка — не стреляли, лишь потрескивала горящая машина, лопались в ней стекла, а танк, видимо, потух. С «тридцатьчетверками» такое случается, может, еще восстановить можно. Тьфу, что за мысли несвоевременные?

— Кстати, а вы как разведчиков у бронетранспортера разглядели? Тут же высунешься, мигом под снайпера попадешь. Из дома напротив?

— Не, там снайпера проходу не дают — от них слишком хорошо просматривается. И отчего этих гадов столько именно на нашем пути сгрудилось? Повоевать им негде? А перекресток сверху виден — вон с того чердака.

— Там же глухая стена вроде?

— Щели под крышей есть. Контрразведка нащупала. Она… оказывается, не только того. В смысле, и того, и опытная.

— Пошли сами глянем. Время терять никак нельзя.

Товарищи офицеры побежали к дому, вел уже освоившийся ефрейтор-сапер…

Что саперы отлично умели, так это мгновенно местность понимать и устраиваться. Нет, они вообще много чего умели, но уж это просто отлично. Офицеры торопливо поднимались по лестнице, перепрыгивая через разбросанные стулья, буфетные ящики, похрустывая сапогами по осколкам посуды…

На чердаке пахло странно — вот вообще насквозь немецкий запашок. Представители контрразведки лежали в самом углу, под скосом крыши — вроде как в пыльную темноту и смотрели.

— Бегаете вы, товарищи, как стадо бизонов, — прокомментировала, не оборачиваясь, Мезина. — Приобщайтесь. Пейзаж наглядный, хотя и неприятный.

Темная фигура контрразведчицы сливалась с полутьмой пола чердака. Длинные ноги и корму сразу и не рассмотришь. Собственно, зачем на них вообще смотреть — ну ноги, ну, длинные, это даже и не очень модно. Наверняка легкой атлетикой до войны занималась, прыжками, к примеру. Или иным спортом. Да вообще не важно. Вон — старшина-молчун в стандартном армейском обмундировании здесь куда очевиднее, на него и нужно смотреть.

Олег пихнул зачарованного лейтенанта-сапера. Легли, подползли к стене…

… а обзор оказался приличным. Прямо панорамная амбразура, а не щель. Наверное, от бомбежки крышу повело, разошлись швы. Уровень хоть и пониже дома-«угла», но «эн-пэ» шикарный. Мезина объясняла, что успели высмотреть, мелкий старшина лаконично дополнял. Ситуация вырисовывалась четче, да и вообще сверху всегда всё очевиднее. Даже подбитую технику как на ладони видать.

Вздрагивал дом — не так далеко продолжалась бомбежка, наши бомберы подходили и подходили, швыряли и швыряли. Хорошо, что районы определены, не промахиваются пока.

…— хлопцы под бэтэр заползли. Двое вполне подвижных там, — заканчивала обзор Мезина. — Но так-то по обеим улицам нам спокойно не пройти. Может, танком по левой проскочить? Там провал в домах, видимо, разбомбили, и немцы развалины успели частично расчистить. Отойдете вглубь провала, расстреляете дом, фаустники туда не достанут.

— Мины могут быть. Уж очень пустырь для объезда подходящий, — пояснил Олег. — Но дело не в том. У нас все же орудие не 152-мм, мы очень долго тот — левый — фасад разносить будем, а фрицы в правом отсидятся. Время потеряем. Дом все же изнутри брать нужно. А, товарищ лейтенант?

— Без нас — штурмовых — обойтись вообще трудно, — невзначай намекнул сапер. — Но у меня всего человек десять, и до дома еще проскочить необходимо. Нужно прикрытие. Был бы дым погуще…

— У вас же дымов должно быть навалом, — вспомнил общие тактические занятия Олег.

— Ветер в нашу сторону. Шашек накидаем — метров пятнадцать только и выиграем, а фрицы замысел поймут.

— Дашь шашек, мы из машины накидаем. На скорости должны проскочить, — озвучил уже, в общем-то, принятое решение Олег. — Штурмовики атакуют сразу за нами, как только надымим. Мы развернемся, с тылу огнем поможем. Но особо на наше орудие не надейтесь, мы будем не очень скорострельные. Налегке пойдем, вдвоем с мехводом. Рисковать всем экипажем незачем.

— Значит, решено. Только вам метатель химии нужен, — намекнула Мезина. — С изящными, но сильными руками.

— Товарищ старший лейтенант! Это вы куда⁈ — ужаснулся старшина. — Меня за вас точно под трибунал отдадут.

— Тимофей, ты самый прилипчивый мужчина из всех встречавшихся на моем непростом жизненном пути! — возмутилась контрразведчица. — Учитывая, что ты женат и малогабаритен, это даже очень как-то странно.

— Что рост-то опять? — сдержанно поинтересовался старшина.

— Рост не причем. Просто ситуация сложилась — сам видишь. Бойцов мало, атаковать силами водителей и связистов не вариант. Этак нам еще и товарища Варлам в штурмовой отряд ставить придется.

— Нет, Варлам не надо, — запротестовал старшина. — Я вообще не возражаю. Если вы осмысленно идете. Так ведь, а? Но раз я к вамприкреплен, так и мне место в танке найдется. Как раз благодаря малогабаритности. А с дымовыми шашками я на курсах очень даже работал.

— Место в машине есть. И запрещать я не могу — вроде бы мы в вашем подчинении, а не наоборот, — неуверенно сказал Олег. — Но это танк, а там фаустники. Это же дело не по вашей части, товарищ Мезина?

— Волшебные дымы — строго по моей. И вообще я любознательная. Есть и еще нюансы, чисто служебного характера. Так что не будем время терять. Да, сюда — на чердак — снайперов бы посадить. Особо много не постреляют, но пару фрицев свалить можно — немцы мелькают нагловато, не ждут огня с этой стороны.

— У вас в экипаже как раз снайпер числится, — немедля наябедничал старшина-всезнайка.

— Угу, внештатный, — признал Олег, дивясь самонадеянности контрразведчиков. Не понимают они, что ли? Ведь гарантированно под «фауст» сейчас выдвигаться.

Старший лейтенант Терсков добежал до машины:

— Слушать задачу! Грузим дымовые шашки, прорываемся по левой улице, ставим дым-завесу. Тищенко, сходи, глянь маршрут, готовься. Тебя сапер проводит. Остальным взять личные вещи и оружие, временно покинуть машину.

— Что я, мальчик, туда-сюда мельтешить… — немедля начал Митрич.

— Разговорчики! Ты с ними идешь, с винтовкой. Будешь сверху прикрывать своим знаменитым снайперским огнем. Живей, давайте!

Экипаж сердито завозился. Выходило нехорошо. Надо бы толком объяснить, обосновать. Но некогда, нужно еще с остающимся в прикрытии командиром танка, зенитчиками и штурмовыми саперами действия скоординировать…

Старший лейтенант Терсков вернулся к «ноль-второму», когда уже все было готово. Остатки спешенного экипажа висели в верхних люках, наперебой инструктировали «сменный экипаж», голоса бодрые, деловые. Не иначе присутствие Мезиной сказывается. Умеет она головы дурить. Вот как так получилось — раз-два, и она в танке? Глупо же. Но что уж теперь…

— Десантный люк открыли, старшина там устроился. Шашки при нем, он соображает, — доложил командиру Хамедов. — Танкошлем я свой отдал.

— А, э… товарищу Мезиной шлем дали? — уточнил Олег, проверяя собственное снаряжение.

— Так точно, осваиваю, — отозвалась из башни отличавшаяся недурным слухом внезапная пассажирка.

Хамедов многозначительно кивнул и перешел на шепот:

— Обещала не подвести. Между прочим, понимающий человек. Даже толком объяснила, к чему нас вдруг тасуют. Не то что некоторые. Времени у них, понимаешь, нет, спешат всё.

— Мне что, пополам порваться, что ли⁈ — рассердился Олег. — Не маленькие, сами бы подумали, сообразили.

— Между прочим, командир, баба на возу, то к… — влез суеверный Грац.

— Вы мне еще понавалите присказок-пословиц, как пятиклассники, честное слово, — зашипел старший лейтенант и в голос заорал: — Тищенко, заводи!

Сидел Олег на месте наводчика — не сказать что уж совсем непривычном, с орудием в новой машине работал часто, пусть и в основном тренировочно. Пассажиры вели себя пока прилично — старшина деловито готовил шашки. Фамилия его оказалась подходящей — Лавренко, получалось, что нижняя часть «ноль-второго» почти родственники-малороссы. Видимо, это к удаче.

— Готовы? — уточнил Олег, проверяя связь машины.

— Так точно! — отозвалась хором нижнее механико-химическое отделение.

— Готова, — ответила старший лейтенант, и искоса блеснула пронзительно зеленым глазом. — Моя задача в движении какая?

— Быть готовой покинуть машину в случае поражения. Нижний люк разглядели?

— Так точно, — заверила пассажирка. — Если машину покидаем, мы с Тимофеем действуем в соответствии со своей подготовкой. У нас есть некоторый опыт легкопехотных десантных операций.

— Это уж вам виднее. Тут у нас орудие, оно довольно громкое. Предупреждаю на всякий случай, — сказал Олег, на миг высунулся из люка, махнул штурмовым саперам, уже готовым поддержать атаку. — Тищенко, вперед!

«Ноль-второй» набрал ход по улице, гремя гусеницами, выскочил на угол, обдуманно срезая угол и прикрываясь, задел догорающую грузовую машину, вышиб ее — скрежещущую и роняющую лохмотья огня — на середину перекрестка. «Тридцатьчетверка» довернула, стремительно выходя на Эльхштрассе…. Момент был хреновый — немцы уже всё поняли, успели среагировать. Олег выстрелил в мелькнувшую стену дома-«угла», целиться было некогда, тут просто хоть как-нибудь психологически воздействовать, подавить…

… сверху вроде стреляли, что-то сыпалось… кирпич, штукатурка.… По плану атаки «ноль-четвертый» должен высунуться из-за угла, выпустить один снаряд по третьему этажу и сразу спрятаться…

… а что там старшина Тима с шашками? Вообще-то сопля он еще зеленая… хотя старшина все-таки, звание напрасно не дадут…

… поливая из башенного пулемета — в белый свет как в копеечку, но тут на шум только и надежда, «ноль-второй» устремился по Эльхштрассе. Подбитый бронетранспортер разведчиков уже миновали. Дом-«угол» оставался по левому борту, что-то стучало по броне, но танк шел почти впритирку к стене, гусеницей по тротуару, тут хоть в окна первого этажа запрыгивай, вот только накрепко заложены они кирпичом, одни бойницы и темнеют. Но из «фауста» в столь близкую цель особо и не выстрелишь, сверху тоже — практически мертвая зона… разве что гранаты, но… вот впереди будет опасно…

… недостроенная баррикада перегораживала Эльхштрассе. Пуста, опасности не представляет. Вот мостовая перед ней… ковырялся кто-то. Нужно было Тищенко спросить — видел ли вскрытый камень? Эх…

…хотя какая разница? Иного маршрута для «ноль-второго» всё равно нет…

…мехвод выкрикнул что-то… краткое, наверное, матерное, подработал рычагами. Олег почуял, что дело плохо, успел крикнуть «Внимание!»…

… бахнуло. Тряхнуло. Боевое отделение наполнилось дымом и звоном…

… «ноль-второй» прошел еще по инерции, начал разворачиваться, замер. Олег сквозь звон пытался понять — работает двигатель или заглох?

…— Правая гусеница! Перебило! — кричал сквозь звон Тищенко…

…В прибор видна близкая стена — серый подкопченный кирпич, проем заложенного окна, амбразура… нет, стреляли не отсюда. А откуда?

— Экипаж, покинуть машину, — закричал Олег, почти не слыша себя. — ТПУ дернуть не забудьте…

— Башню, башню доверни! — орала и тыкала-показывала рукой Мезина, стремительно сползая вниз…

… вот орет — прямо в мозг. Каску за собой тянет, танкошлем на кабеле повис, волосы дыбом, глаза горят, как лампы на щитке рации, щас заискрят— явно не то напряжение на них дали. Но самозарядку не забыла, вот же таскаются со своим длиннодульным…

… башню? Чего ей башню-то? Олег пытался понять, но в голове все звенело. Да ну, проще довернуть, чем понять…

…лязгнула, разворачиваясь, башня, теперь прицел полностью заслоняла кирпичная стена. Ладно, все равно стрелять не в кого. Сейчас сверху добьют, это…

…понятно. Но пулемет нужно снять…

… крепление доработали, это сейчас пригодилось. Секундное дело…

… с ДТ в руках свалился вниз, к пустеющему десантному люку. И люк мехвода распахнут, сиденье пусто. Успели удрать, это хорошо…

… выполз животом на броню в относительно просторный люк механика. Сам Тищенко никуда не делся, сидел под люком с автоматом в руках, задрав голову. Чего он высматривает? Гранату открытым ртом ловит?

— Отползай! Где пассажиры?

— Так…

Олег увидел пассажиров. Те возносились. В смысле, взбирались. Вот прямо по стволу орудия, идущему вдоль стены, почти упертому в дом, и шли. Как по буму, в училище такой на спортплощадке стоял, товарищ Терсков не особо на нем преуспел. Хотя, конечно, там был не такой высокий…

…Это они к окну второго этажа метят…

…Мезина почти скользила, легко ступая сапогами, словно каждый день по танковым орудиям гуляла. И длинная самозарядка ей не мешает, разве что вместо балансира в помощь. Ой, мама, вот дадут же в пассажиры циркачей…

…А старшина-то поумнее — затыльником ППС о стену упирается. Не совсем акробат, просто шустрый. И наверное, то же самое про циркачку думает…

…Вот дура! Щас полоснут из окна…

…дура коротким движением метнула в разбитое окно «лимонку». Привалилась к стене, опираясь комбинезонной спиной…

— Диск возьми, — машинально пробормотал Олег. Мехвод, так же не глядя, поймал толстый блин пулеметного диска…

… За окном тихонько грохнула граната — щедро выбросило дым, щепки. На подоконнике повисла не-до-вылетевшая ночная рубашка — бледно-розовая, с оборочками или кружавчиками — фиг их знает, как оно тут называется, у европейцев прусских…

…Мезина довольно брезгливо отодвинула стволом винтовки прусское белье и мгновенно исчезла в дымном нутре оконного проема. Тут же туда нырнул цепкий старшина, в неснятом шлеме прям танкист танкистом…

— Вот фокусники, — несколько растерянно пробормотал, вернее, прошевелил губами Тищенко.

Олег понял, что все еще слегка оглушен и соображает туго. Стрельба доносилась будто с километра, граната и та… словно некачественный пистон бахнул. И под носом опять мокро. Кровь.… Вот очень вовремя.

— Вытри, — показал Тищенко.

— У меня вата есть. Специально взял у нашей дурищи, — Олег полез в карман, некстати припоминая переругивания с придирчивойвоенфельдшерицей. — Что делать будем?

— Как что? — мехвод нервно оскалился. — Гусеницу будем натягивать. Самое время, а?

Это точно. Олег сейчас и саму растянувшуюся по мостовой гусеницу видел с трудом — все таяло в бело-желтом дыму щедро разбросанных по мостовой дымовых шашек. Весь запас их Тимка разбросал, что ли? Прямо пулеметной скорости руки у старшины, просто ужас.

— Немцы! — осознал Олег.

— Где⁈ — мехвод завертел головой.

Немцы очутились прямо на Эльхштрассе — выскакивали из-за угла дома, удирали вдоль стены по улице. Ага, тикают из «угла», гады.

Танкисты спешно закатились под уцелевшую гусеницу, открыли огонь…

…Стрелять из ДТ без сошек — ерунда, конечно. Но вдвоем с автоматом мехвода завалили по фашисту из замыкающих бегунов — та сторона Эльхштрассе еще вполне просматривалась.

— Вот, теперь точно гусеницей займемся, — с облегчением сказал мехвод. — Если дым когда-нибудь рассосется. Тут нынче и удушиться недолго.

«Ноль-второй», да и все вокруг, окутывал плотный дым. Прямо хоть противогаз надевай.

— Ничего, мы привычные, — напомнил, покашливая, Олег.

— Командир, ты левую сопелку все ж заткни, капает, — указал Тищенко. — А пулемет давай, я протру.

Олег, упихивая в ноздрю шелковистую вату, на миг лег на спину. На апрельском камне было прохладно, но минутку-то можно.

— Слушай, а чем нас подбило?

— Не понял. Может, «фаустом» сзади зацепили? Я когда сверху смотрел — думаю, мин у баррикады напихали. Потом ты на меня этак глянул, ага, думаю, точно мины. Сюда выскочили, начал объезжать, и тут достало. Но это точно не мина.

— Нет, не она, — согласился Олег, глядя на кривоватый, но надежный сварной шов корпуса «ноль-второго» над головой.

— Что ж вы так орете? «Мина — не мина», — сказали из дымной пелены. — Жуткое дело — ваши танки. Главное, вообще ничего из них не видно.

Рядом с танкистами присел на корточки мелкий старшина.

— Да ты мастер вслепую воевать — вон, весь этот хренов Кёнигсберг задымил, собственной руки не видно, — засмеялся Тищенко.

— Я специально, что ли? Дали шашки, значит, нужно их использовать — лично я так рассуждал, — пояснил исполнительный старшина.

— Нет, это правильно. Хорошо получилось, и мы почти проскочили, и саперы явно прошли, — сказал Олег. — В доме — всё?

— Еще бы… — Тимофей слегка замялся, потом похлопал по своему ППСу. — Магазин расстрелять успел, гранатку кинуть. Саперы с фронта нажали, зенитка по окнам так и сечет, а фриц уже не тот. Слабоват в коленках. Посдавались. Часть, конечно, успела драпануть.

— Не вся часть. Вон тоже лежат.

— Это вы молодцы, — признал старшина-контрразведчик. — А танк здорово подшибло?

— За час сделаем, — пообещал Олег, оценивая разбитую гусеницу.

7 апреля 1945 года Кенигсберг

16:07

Танком старшему лейтенанту Терскову заниматься не пришлось, да и понятно, уже не тот уровень — командир взвода все-таки. Оперативная группа и ее прикрытие немедля двинулись вперед, а битые танки и часть экипажей остались — по рации вызвали тех-«летучку», но та больше была нужна крепко поврежденному «ноль-седьмому». С гусеницей экипаж «ноль-второй» должен собственными силами управиться и догнать группу.

В свою очередь, оказавшийся неожиданным пассажиром Олег держал автомат на коленях, пытался окончательно изгнать звон из головы, и невольно слушал радио-переговоры контрразведчиков — рация на машине работала непрерывно. «Додж» шел впритирку за бронетранспортером, прикрываясь броней, водитель был хорош, на командирском месте сидел старшина Тима — видимо, считался здешним ответственным за марши, и доверяли ему в этом полностью. Сама старший лейтенант Мезина сидела в кузове с радистами и пассажирами, вела радио-переговоры с начальством. Частью было непонятно — сплошь цифры и позывные, но насчет «там с опережением графика», «здесь сейчас нагоним» было вполне доступно даже танковым взводным.

Работают люди. Сама Мезина зла и оживлена, явно имеет штабной опыт, да и колонны водила. Редкий опыт для молодой женщины с такой внешностью. Комбинезон уже обношен по полной программе — выше «усиленного» локтя ткань болтается разодранным клоком, каска и нагрудник в красной кирпичной пыли. Кстати, нагрудник иной, не саперной модели — больше на жилет похож, спину тоже полноценно прикрывает.

— Подъезжаем, — объявила ободравшаяся контрразведчица, отдавая наушники радисту. — Электростанцию наши уже взяли, сейчас опергруппа и саперы помещения проверяют. Имейте в виду: за рекой еще сидят фрицы, оттуда могут их снайпера достать. Ну и начальство нас точно достанет, все же опоздали мы.

Олег хотел сказать, что опоздание не такое уж большое — по часам выходило, что у дома-«угла» минут пятьдесят потеряли. Да и разве получится без таких остановок? Все же столица вражеской Пруссии, тут без сюрпризов обойтись никак не может. Но говорить такого не следовало. Все же напортачило прикрытие опергруппы.

Мезина сама глянула:

— Как голова, товарищ старшлейтенант?

— Нормально. В ушах звенит слегка.

— В нашу санчасть зайди. Там мозги «на раз» проветривают. Получше нашатырного спирта.

Радисты засмеялись.

— Что за юмор? — удивилась старший лейтенант. — Я тоже зайду. В танке пушка бабахает — жуткое дело. В шлеме была, а ухо до сих пор вибрирует. Но так-то танк — сила. Хотя громкая и жутковатая. Дело делает. Благодарю от лица легко-штабной пехоты.

— Да что там.… Две машины из строя вышли.

— Машины восстановят, подкрасят. Люди в основном целы, разведчиков из-под металлолома выручили. Но лично от меня спасибо за доворот башни. Думала, не поймешь в суете.

— Да я и не понял. Это вы там, конечно, лихо взлетели. Кто мог догадаться?

— Вот, товарищи! Главное на войне что? Взаимопонимание и интуиция! — пояснила контрразведчица с интересом слушавшим разговор связистам.

Старшина Лавренко на миг оглянулся, глянул на начальницу со странным выражением. Все еще побаивается ее, что ли?

Кёнигсберг апрель-45. Штурмовая группа и расчет орудия ЗиС-2.

7 апреля 1945 года. Кёнигсберг. Электростанция «Косе»

17:22

Комплекс построек электростанции производил серьезное впечатление. У ворот стояла разбитая немецкая самоходка, торчали остатки разнесенных прямой наводкой дзотов — здешнюю опергруппу прикрывали и ИСУ-122, у них особо не забалуешь. На территории лежали тела немцев, горело небольшое строение, но в целом был почти порядок — ничего особо не взорвано, повреждений немного, да и те в основном старые. Да и трупов немного, видимо, отошли немцы без упорного боя[2].

Бронетехника осталась у въезда, машины контрразведчиков прокатили мимо корпусов. Бойцы с удивлением смотрели на бетонные L-образные гребни, прикрываюшие здоровенные турбины.

— Немцы защиту от авианалетов напридумывали, — пояснила технически осведомленная Мезина. — Вроде помогало.

Остановились — впереди вдоль стены прятались машины со знакомой буквой «Л» на бортах, стояло начальство. Мезина и майор-начальник опергруппы пошли докладывать.

Тут рядовой состав попрятался, да и сам старший лейтенант Терсков, проявил малодушие. Сидели на подножке «доджа» со старшиной, скрытые от начальства корпусом машины.

Старшей лейтенанту Мезиной делали выговор, жесткий, наверное, и по партийной части взгреют. Прохаживался перед группой офицеров майор Васюк, выразительно разводил руками, стучал кулаком по стальной груди. Здоровенный подполковник — рядышком с невысоким Васюком они смотрелись несколько забавно — кулаком по себе не стучал, а демонстрировал кулачно-растирающие движения — это он не проштрафившейся Мезиной грозил, а показывал, что с ним сделает начальство, если… Понятно, «если что» — Мезину прислали как важного специалиста, в штабе удивительную лекцию-доклад она читала, а получается, что специалистка с винтовкой штурмовать здание полезла. Разве так можно? Сам Терсков о чем думал-то? Затмение какое-то нашло. Кто ей вообще самозарядку вручил?

— Не смотри…те, — дернул за рукав старшина Лавренко. — Они чуткие, потом и нам всыплют. За излишнее любопытство. Ой, извините, субординацию малость нарушаю.

— Да ладно. Всё равно прячемся. Но так-то, действительно вышло не дело. Мезина — специалист. Не должна была к немцам лезть. Какой дурак ей СВТ выдал?

— Я выдал, — печально признал старшина Тимка. — Только это ее винтовка, в смысле, за ней записана. Не мог же я не выдавать? Там все по описи, как принял, так и передал.

— Винтовку было давать не обязательно, — сказал укрывшийся за колесом водитель «доджа». — Сразу было понятно — если Катерине винтовку дать, так непременно она весь боекомплект и выстреляет. Привычка у нее такая, ты же про нее слыхал.

— Угу, посмотрел бы я на тебя, как ты Мезиной положенное оружие не выдаешь, — печально закивал Лавренко. — Ты же прямо железный, тебе-то что.

— Это конечно, тут ты ничего не мог, против такой особы не попрешь, — признал водитель. — А что там в немецком доме-то было? Настрелялись?

— Да не то чтобы… — Тимофей снял каску, почесал аккуратно стриженную, пусть не очень-то и «под-машинку», но все равно мальчишескую голову. — Лезу, значит, за ней. Думаю, «щас брякнусь, зубы вышибу, буду потом сиять, как ваш Митрич». В жизни не думал, что по стволу пушки придется бегать. Ну, а что делать? Я же, вроде, временный ординарец. Ничего, долезли. Гранату, то-сё… Коридор. Она налево — я направо. Немец высунулся, я срезал, закидываю в ту гостиную гранату… оглядываюсь. Ваша Катерина у лестничной площадки, и прямо на немцев напарывается — они сверху уже тикают, гурьбой этакой прут — там перил-то нету, снесло.… Всё, думаю — положат Мезину. Это же вплотную, рукопашный, я с места даже строчить не могу — там все силуэты в единое смешались. Не уследил Тимофей Лавренко, теперь…

Старшина горестно замолчал. Издали доносились невнятные звуки беседы комсостава, там повышенные тона не сбавлялись.

— Тима, не томи, — взмолился водитель. — Как оно вышло-то?

— Да как вышло… вы же видите — стоит Катерина, целая, даже не особо оправдывается. Вот как она это там сделала? — старшина Тимофей сердито нацепил на себя каску. — Нет, меня и самого учили. Ножом и прикладом, в тесноте, по горлу и прочее. Но я так мгновенно не умею. Даже как-то обидно. Все же девушка, женщина, пусть и тренированная. А я даже понять не успел. Фрицы, впрочем, тоже ничего не успели. Раз! — все лежат, двое в угол забились, на жопы сели, руки вверх тянут. Один на меня по коридору ошалело удирает. Ну, с ним понятно. Вот и всё. Внизу уже саперы гранатами грохочут.

— Она их постреляла? В упор? Из СВТ? — не поверил Олег.

— Может и стреляла, — не очень уверенно согласился старшина. — В упор, да. Там не особо слышно было. Потом била. Стволом и прикладом. Колола и резала. Это уже штык-ножом. Очень быстро. Вот как объяснить, если я и сам не разглядел? Говорю же: раз! — двое фрицев сидят-визжат, остальные лежат, она кинжал о спину немца вытирает и глазами блестит. Как кошка в темном подъезде. Только запах еще хуже. Тьфу, это я что-то не то говорю. Виноват.

Сидящие помолчали. Олег понял, что пересказывать такой странный случай никому не будет. Понятно, Тимка не все рассмотрел, но как-то излишне и чересчур получается. Не бывает такого.

— Ладно, кончилось благополучно, это главное, — сказал разумный водитель. — Тим, а сколько там немцев вообще было?

— Ну… один на меня выскочил, двое сдались, на ступеньках трое… четверо, ещё один, кажется, вниз к саперам упал. Восемь получается. Да что вы на меня смотрите? Может, показалось. У меня после вашего танка, товарищ старший лейтенант, некоторая контузия. А потом еще по стволу шел, страху натерпелся, — сумрачно пояснил старшина.

— Контузия это вполне может быть, — Олег показал на свой нос, наполовину еще заткнутый ватой. — В нашей специальности самое обычное дело. Меня уже в который раз стукает.

Водитель, благоразумно не вставая, нашарил в машине флягу:

— Вот, глотните лекарственного.

— Ты чего, мне сейчас тоже к начальству, запах же, — ужаснулся Олег.

— Это травяное, никакого спирту, — заверил Тимофей. — Мне теща с тестем лечебную бутыль с оказией передали.

Напиток оказался легким, ароматным. Голове полегчало, наверное, от воспоминания, что где-то есть цветущие травы, чистое небо, а дымом и солярой там вообще не воняет.

В корму «доджа» стукнули:

— Товарищ старший лейтенант, хорош отсиживаться. К начальству! Твоя очередь страдать, — объявила Мезина.

— Да кто тут отсиживается? Просто дух переводим, — оправдался храбрый водитель.

— Да ладно, там уже основных демонов гнева испустили, о танковой координации речь, — успокоила старшая лейтенант и подмигнула Олегу.

Что же все-таки за глаза у нее нестерпимые. Наверное, действительно в темном подъезде светятся. Тьфу, мысли-то дурные.

Особых выговоров старший лейтенант Терсков не получил — начальство уточнило состояние поврежденных машин и сроки возможного возврата в строй, потом прояснили текущие вопросы. Свободная оперативная группа выдвигалась к Южному вокзалу — там предстояло отработать, как только немцев отодвинут чуть дальше, сейчас боя шел на путях, ближе к Товарной, а само здание вокзала уже было нашим.

— Пока двигаешься вместе с Мезиной, заодно за ней присмотришь, — приказал Васюк.

— Товарищ майор, мой танк должен подойти, там командира машины нету, — с тревогой напомнил Олег.

— Опасаешься ответственности? Это верно, кто ж Мезиной не опасается, — несколько нервно признал майор. — Будем надеяться, что она такая удачливая, как про нее врут… в смысле, рассказывают. Так, товарищ подполковник?

— Тут от нас мало что зависит. Прикомандированные есть прикомандированные, с некоторой их наглостью ничего мы не поделаем, — кивнул великан-подполковник.

— Вот так, — Васюк многозначительно глянул. — Терпи, старший лейтенант, прикрывай специалистку, ты человек обстрелянный, переживешь как-нибудь. А танк придет, пересядешь, никто тебя не снимает.

— Есть пересесть, как придет, — с облегчением козырнул Олег.

7 апреля 1945 года. Кенигсберг.

18:41

Вокзал располагался не так далеко, но двинуться пришлось чуть вокруг, уходя от артналета немцев. Вообще ехать в открытой машине, когда недалеко бой, было не очень приятно — все же привык старший лейтенант Терсков к броне, у которой есть свои достоинства и недостатки. Зато обзор из «доджа» куда шире. Успели издали глянуть на двухъярусный мост[3] — интересная конструкция, нужно будет позже по возможности поглядеть. Пока через реку плотно перестреливались, наша пехота ловчилась наметить переправу[4].

Выбрались к вокзалу…. Площадь с искореженными трамвайными рельсами и траншеей, далее довольно широкое и просторное трехэтажное здание, с вдребезги разбитыми стеклами в центральной — малость похожей на церковную — дверной арке и повисшем на арматуре кругляшом часов. Стрелковый бой продолжался в отдалении, а здесь царил «переходный» беспорядок: самоходчики орали, беря на буксир подбитую САУ, панически удирала куда-то в развалины цепочка ошеломленных гражданских немцев, наши бойцы пинками конвоировали какого-то типа в прекрасном шерстяном пальто и костюме, дополненных не очень подходящими к гардеробу офицерскими сапогами.

— Бардак, — прокомментировала Мезина. — Вот самые неприятные условия для работы: все перемешано, беженцы, визг, начальства не видно, ценных указаний не дождешься, прям тоска тоскливая. А между тем, по сведениям разведки, на этом железнодорожном узле полно подвальных и полуподвальных помещений, по которым и идут искомые нами электро-коммуникации. Товарищ старший лейтенант, вы любите подвалы и винные погребки?

— Нет, мы там застреваем, — сказал Олег.

Катерина улыбнулась и скомандовала:

— Тимофей, паркуемся. Пока оборудование и спецов сгрузят, мы глянем архитектурное сооружение изнутри, определимся с условиями работы.

Прошли по битым ступеням, покрытым песком из разодранных взрывом мешков баррикады, клочками немецких плащ-палаток, гильзами и смятыми пулеметными лентами. Мезина посмотрела на оторванную руку со скрюченными пальцами, с откровенной печалью сказала:

— Работы еще сколько. Сначала всё добить, потом заново расчищать и восстанавливать. Прямо даже подумать страшно.

— Ну, не так уж страшно. Наверное, половину города мы взяли. Не так много осталось, — заметил Олег, поправляя ремень автомата на плече.

— Это как сказать. Это ты просто молодой, бодрый. А я усталая, опытная домохозяйка, мне все эти разгромы коммунального хозяйства, беспорядки и битые стекла настроение портят. Прямо аж голову начинает ломить, — проворчала Мезина и потерла висок.

Угу, беспорядки ей «портят». Выговор начальство сделало, наверняка за Кёнигсберг наградят умеренно, а то и вообще обойдут. У Катерины, кстати, с наградами и так не густо, что странно, учитывая ее несомненный опыт. Впрочем, если она из ведомства генерала Попутного, там по слухам, свои порядки…

Зал вокзала поражал[5]. Высоченный, просторный, с балконами-галереями, но центр загроможден пирамидой чемоданов и дорожных тюков, видимо, оставленных отбывающими беженцами. Титаническая выставка багажа заслоняла интерьер и особо аккуратной не выглядела. Особенно сейчас, когда на вершине сидел оседлавший большой чемодан боец и пытался скатиться вниз, словно на салазках по снежной горке.

Южный вокзал Кёнигсберга (вид изнутри) до войны.

— Эй, воин! — прикрикнул Олег. — Прекратил сейчас же! Дите, что ли?

Догадливый солдат пререкаться не стал, мигом исчез по ту сторону выставки достижений германского чемоданостроения, хотя два человека в танковых комбинезонах ничем особо офицерским издали не выделялись.

— Говорю же — бардак, — вздохнула Мезина.

Действительно, было как-то нехорошо. У подножья чемоданной горы кучкой сидели немцы, плакала бабка-фрау, прижимала к себе тоже плачущего киндера лет пяти, рядом сидел усатый дед, видимо, не годный даже и в фольксштурм, и раненый немец-ефрейтор. При приближении русских все подняли руки, хотя уж ребенок-то…

— Гитлер капут! — дребезжащим голосом сказал дед и добавил еще что-то.

— Да капут, капут, — согласилась Мезина, — сидите уж. — И ты тоже, вояка.

Немец, неловко державший вытянутой окровавленную и замотанную какой-то кофтой-блузкой ногу, глянул смутно — понятно, что кровью изрядно истек, сейчас вырубится.

Из-за горы чемоданов донесся визг-писк — совершенно неуместный, словно там болонке на лапу наступили. Мезина ускорила шаг…

…Довольно безобразно это выглядело. Валялись разбросанные носильные вещи на засыпанном штукатуркой полу, блестели яркие, наверное, с позолотой, осколки посуды. Боец — спина широченная, шинельная, с порыжевшими пятнами подпалин — подпихивал немку к узким приоткрытым дверям, украшенным длинной служебной надписью. Немка — широколицая, некрасивая, хотя холеная и пухлая — выкатывала глаза, вот вновь завизжала-запищала, заслоняясь ладонями в бежевых перчатках. Хуже всего были не эти двое, а молчащие бойцы, глядящие на процесс подгона фрау к загону. Кто-то брезгливо морщился, кто-то злорадно ухмылялся. Помогать широкоспинному не спешили, кто-то отвернулся и прочь пошел, но ведь почему-то молчали. Человек шесть — здесь, вблизи, и все молчат. Те, что дальше, может, и не поняли подлости. Олег открыл рот…

— Стояяяяять!

Рев рядом был неистов — куда там жалкому писку перекормленных немок-болонок, тут голос сотню таких заглушит, да еще танковый двигатель и пару «мессершмитов» в придачу перекроет.

Дрогнули и присели все — включая немку, Широкоспинного, да и самого старшего лейтенанта Терскова. Прямо как под свистом крупнокалиберного снаряда…

…но тут было куда хуже. Казалось, от командного рева Мезиной заново штукатурка посыпалась.

….— ты,… сука… позорник… в анал тя…!

Мат зеленоглазой старшей лейтенантши был страшен — Олег понимал слово через два, но и того хватало…

…— арестован,… в СМЕРШ пойдешь,… шмондюк тупой, твою…

Но все же бойца пехоты одним матом разве сшибешь? Широкоспинный урод уже чуть оправился от начального оглушения, нахально кривил рот. Выдал, многозначительно тряхнув короткой шеей и висящим на ней автоматом:

— Отойди, красивая. Или завидки берут? Так я запросто махнусь…

Казалось, только тряхнула плечом Мезина, и самозарядка в руки сама упала. И под дых спорщику прикладом тоже абсолютно сама врезала.

«Да как она это действительно делает? Не врал, видимо, Тимка» — ошеломленно подумал Олег.

Широкоспинный мгновенно скрутился, опускаясь на колени. Немка застыла с безумно выкаченными глазами.

— Чо вы, ей богу, шутил боец, — вякнул кто-то из бойцов, стоящих в отдалении.

— Шутил⁈ — зловеще переспросила Мезина, и от ее низкого голоса и тона мороз шел по спине. — А вы посмеивались? Строиться! Живо! Работает СМЕРШ-К! Все в строй, я сказала!

Морды у бойцов были бледные. Кто-то из задних попятился, но тут заговорила СВТ…

Веер пуль попортил потолок, слегка опустился, расклевывая стену. Наверное, кто-то из пехоты успел нырнуть за чемоданы, но большинство попавшихся бойцов присели там, где стояли.

Олег понял, что стоит согнувшись, с автоматом наготове. В кого собрался стрелять, не совсем ясно — те то бойцы ничего строго преступного не делали, разве что смотрели-бездействовали, не класть же своих.

Мезина закинула за спину опустевшую самозарядку, в руках был ТТ.

— Ты! Вот ты, сержант — построил всех!

Младший сержант — вздрагивая, начал строить попавшихся.

Широкоспинный наконец смог вздохнуть, пополз было в сторону, немедля получил сапогом по почкам и заново скорчился на коленях. Мезина крепко ткнула стволом пистолета в темя скотине:

— Кончила бы на месте. Но есть закон.

Сзади топали сапогами — на звук стрельбы прибывали штурмовые саперы «Линды». Подскочил Тимка с автоматом наперевес.

— Что тут такое? — тихо спросил у уха Олега знакомый голос — за спиной стоял Митрич, держал наготове винтовку.

— Прибыли?

— Ну, починились. А что за митинг?

Появился встревоженный майор Васюк. Мезина сказала ему два слова, Васюк приказал построиться и саперам.

Довольно странно это выглядело: кладбище чемоданов, две шеренги бойцов, между ними пыльная, красновато-черная Мезина с пистолетом, и стоящий на коленях, уже разоруженный боец — после удара выпрямиться еще не мог, но порывался хрипеть:

— За что⁈ То же немцы! Гады! Они что с нашими бабами делали⁈ Мы на фронте, а фашист наших баб всех подряд…

Мезина вновь крепко ткнула его в голову пистолетом, вдобавок замахнулась отобранной красноармейской книжкой:

— Заткнулся! Как уполномоченный представитель СМЕРШ буду кратка. Рядовой Горохив пытался силой склонить немку фрау Паулину Кляйцер к вступлению в половую связь. То есть изнасиловать. Оправдывает свое скотское желание мучением своих личных родственниц женского пола, натерпевшихся в период немецкой оккупации. Сам гражданин Горохив тоже, видимо, натерпелся, поскольку состоял при своих родственницах, с трудом пережил тот страшный период, хорошо что не залетел, только чуть схуднул мордой. Сука! Да у тебя харя шире плеч, урод! «Призван 14 декабря 1944-го», все видели? Собственно, это не важно. Закон для всех один. И дорога гражданину Горохиву одна, понятная: трибунал, десять лет, с заменой на три месяца штрафной роты, далее согласно приказа 275-го[6]. Дело не в малоумном рядовом, — Мезина обратила свирепый взгляд на шеренгу пехоты. — Вы дурные или слепые? Или сами в очередь за немецким сладким телом пристроились, а? Она вам сильно нужна, та Паулина Кляйцер с довеском-приговором, а то и «сифоном» да триппером? На мясистость купились? Голодные?

— Да кто на нее смотрел? — пробубнил телефонист с катушкой кабеля за плечами. — Я вообще, к примеру, связь тянул, и тут случайно.

— А надо было смотреть! Ваши товарищи бой ведут в двухстах метрах отсюда, а вы тут «не смотрите». А чем заняты? Попустительствуете⁈ Видите, солдат непоправимую глупость совершает — пусть поганый солдат, пусть откровенное говно, но все же сослуживец. Неужели нельзя удержать, по харе вмазать? Ладно, со скотиной Горохивым всё ясно. Испортил дурак себе жизнь и судьбу. А вы? Домой вернетесь, будете мамкам, сестрам, невестам и дочерям рассказывать: «был у нас случай, сильничали толстую немку, ох и посмеялись». Так, да? Вы же советские, русские люди, зачем вам такой гнойный чирей на душе? Стыдно за вас, вот прямо нестерпимо, — Мезина принялась прятать пистолет в кобуру, и по лицу — красивому и печальному — было видно, действительно стыдно ей. — Нас здесь почти взвод, а из-за одного подлого ублюдка пятно на всех ляжет — «это ж русские, известные насильники, всю Европу отодрали, ах, измывались как хотели, ужас-ужас». И это про нас будет, хрен кому что докажешь, хрен объяснишь, что в любой армии случаются преступники и гады.

Строй молчал. Старшему лейтенанту Терскову тоже было как-то не по себе, хотя, честное слово, никаких мыслей о немецких паулинах — толстых, худых, красивых и наоборот — у него даже отдаленно не возникало.

— Товарища контрразведчицу все услышали? — обратился майор Васюк к своим саперам. — Уверен, в нашей «Линде» ничего подобного даже близко быть не может. Иначе даже не знаю что сделаю.… У нас даже до исполнения 275-го приказа такой блудодей не дотянет.

— Товарищ майор, виноваты, как-то не осознали в запарке, — осмелел, пехотный сержантик, понявший, что всех подряд отправлять в штрафную не будут. — А что за приказ нумер 275-ть? До нас не доводили.

Майор глянул на Мезину:

— Как не доводили? — удивилась контрразведчица. — Может, не успели. Разберемся с вашим начальством, безобразие какое, понятно, что бои, но все равно. А приказ прост и понятен: «военнослужащие, пытавшиеся вступить в насильственную или иную половую связь с местным женским населением Германии и иных стран-противников, по отбытии приговора или снятию судимости обязаны сочетаться законным браком с объектом своих домогательств». Ну, там юридически расписано подробно, я вам самую суть передаю. Короче, полез — женись. Вот смоет вину кровью рядовой Горохив, этапируют его обратно в Кёнигсберг, зарегистрируют брак с этой самой распрекрасной Паулиной Кляйцер. Сейчас в комендатуре откроют специальный отдел, там без очереди такие браки регистрируют. Дальше уже, как говорится, жить-поживать, добра наживать, сполна реабилитировать себя и в семейной интернациональной жизни. Домой гербовое извещение уйдет, все как положено: дата, печать, обстоятельства брака…

Строй дружно ахнул. Горохив панически завыл — начало доходить, что будет даже хуже худшего.

Олег не особо поверил — указ выглядел уж очень внезапным и жестковатым. Хотя с другой стороны, указы и не такие случались, время-то суровое. Интересно, а если преступник и немка ранее уже в браке, как тогда? Впрочем, наверное, тоже как-то учитывается, там заочно разведут, тут зарегистрируют.

Строй распустили, пехотинцы поспешно устремились по своим делам, опергруппа собиралась начинать работу в технических вокзальных помещениях, дурака Горохива повезли под арест. Олег доложился начальству, и был отпущен к танковым делам.

Проверяли «ноль-второй», старший лейтенант Терсков снова чувствовал себя уверенно. Сходили глянули с лейтенантом-сапером проезды к железнодорожным путям — если выдвигаться для поддержки оперативников, так там еще попробуй проберись. Ну ничего, это дело знакомое, пробьемся.

Возвращались под звуки артогня — на привокзальной площади развернулся дивизион гаубиц, шквально крыл куда-то по кварталам за путями.

— Думаешь, этот 275-й приказ будет все время действовать? — спросил лейтенант-сапер. — Если Кёнигсберг за нами и после войны останется, хлопцы точно будут влипать.

— Черт его знает. Наверное, только на время войны, потом приказ отменят. А у тебя планы на немок какие-то?

— Ты что, с ума сошел⁈ Мне за бойцов тревожно.

Сумерки сверкнули — дивизион дал очередной залп, привокзальную площадь накрыло грохотом. В дымной полутьме стремительно промелькнули тени. Олег увидел взлетающую на бронетранспортер «Линды» контрразведчицу — лицо Мезиной было злое и сосредоточенное, не иначе, опять что-то стряслось…

За начальницей запрыгнул малогабаритный Тимка, бронетранспортер сверкнул гусеницами, сорвался с места…

Тут старший лейтенант Терсков осознал, что ему машут с «ноль-второго» — грохот орудий все звуки давил. Понятно, срочное выдвижение…

Олег запрыгнул в люк:

— Куда? И что случилось?

— К мосту приказано. Всем резервом. Говорят, эта самая машина сработала, ну, секретная немецкая аппаратура.

— Какая еще аппаратура? — изумился Олег. — Толком доложите.

— То, что у них «Портом» называется, — пояснил Митрич. — Ну или «Воротами». Нам же толком не объясняют. Вот она сработала только что, засекли. И где-то там наша разведка вляпалась. На выручку идем.

Ситуация в Кёнигсберге 7 апреля 1945 года (на 20:30)

Днем на некоторых направлениях немцы достаточно упорно контратаковали при поддержке бронетехники, в отдельных случаях контратаки заставили наши штурмовые группы остановиться и даже слегка попятиться.

После 13 часов в полную силу заработала наша авиация. Тяжелые бомбардировщики дальней авиациивышли к району боев ровно в 14:00. В течение 45 минут над городом прошло более полутысячи бомбардировщиков, сбросившие бомбовый груз весом в 550 тонн.

Поcле 16 часов наши войска подтянули силы и артиллерию, возобновили атаки. Была форсирована речушка Беек (Товарная), противника выбили из посёлка Шенбуш (Садовый), были окончательно зачищены Шенфлиз (пос. Комсомольское) и Понарт, заканчивалась зачистка сортировочной станции, начался штурм Товарной (район Фридрихсбургских ворот), немцы были выбиты из района городского порта. На некоторых участках наши войска вышли к реке Прегель.

Удачен был короткий бой за судостроительный завод «Унион-Шихау» (сейчас ПСЗ «Янтарь»). Завод был обильно заминирован, но немец-главный инженер не решился отдать команду на подрыв. Удалось избежать многих жертв — в бомбоубежищах и подвалах завода скрывалось много гражданских.

Штурмовые действия продолжались…

Гвардейцы на улицах Кёнигсберга. (редкий случай когда известны имена запечатлённых на фото бойцов: Н. Фадеев из Чапаевска и М. Колчин из Ставрополя)

[1] Точное местоположение улиц установить не удалось. Возможно, они и не существовали.

[2] Линия-К. Бои за Южный вокзал начались в этот день, но на несколько часов позже.

[3] Двухъярусный разводной мост постройки 1926 года. По верхнему ярусу проходила железная дорога, внизу автомобильная часть. Средняя часть мостовых ферм разворачивалась по оси, открывая проход кораблям. Во время штурма механизм был поврежден, не восстанавливался, заменен подъемным устройством.

[4] Здешняя хронология штурма города в целом соответствует исторической, но всё происходит чуть быстрее — определенно влияние линии «К».

[5] Описания Южного (Главного) Кёнигсбергского вокзала тех апрельских дней достаточно противоречивы. Здесь одна из версий.

[6] Тут некоторая путаница. Довольно ранний приказ № 275 — от 3 октября 1942 года — директива о нарушении формы одежды № 481/III едва ли имеет отношение к данным событиям.