Если бы меня не подозревали в убийстве, я не стал бы трогать эти деньги. Я бы отнес чемодан Рискину, и пусть он делает с ним что хочет. Но сейчас Рискин вместе с чемоданом получит мотив, которого ему не хватает, чтобы предъявить мне обвинение. Если меня арестуют с чемоданом – разницы никакой. Меня разыскивают по подозрению в убийстве, и это самое главное.
А мне нужны деньги, чтобы провести собственное расследование. Сейчас у меня есть двести пятьдесят тысяч долларов, и я ими воспользуюсь.
Как только я принял решение, все оказалось очень просто. Я купил Маддукса и лысого портье. Маддукс обошелся мне в сотню. Портье стал моим союзником за какой-то полтинник. Они оба узнали, кто я такой, когда читали утренние газеты. Газеты сообщали мое имя и точное описание примет.
«Этого человека разыскивают, чтобы опросить в связи с убийством неизвестной женщины, – говорилось в заявлении полиции. – Любой, кто узнает его по приведенному выше описанию, должен немедленно сообщить об этом лейтенанту Биллу Рискину в Бюро по расследованию убийств».
Но награду они не предлагали, поэтому ни портье, ни Маддукс объявлением полиции не заинтересовались. Они больше интересовались моим благополучием и моими долларами.
Две недели я просидел в номере отеля – за это время отросли сбритые волосы, да еще я отпустил усы. Усы и очки в роговой оправе значительно изменили мой облик. Только опытный наблюдатель – такой, как Рискин, – мог теперь опознать меня. Я считал, что мне нечего бояться на улицах людей, которые могли прочесть объявление в газете.
Я сказал Маддуксу, что мне нужна машина и пистолет. Он раздобыл подержанный черный «плимут» – как раз то, что нужно. Маддукс достал и автоматический пистолет 38-го калибра и еще один – 22-го, на случай, если я захочу чего-нибудь поменьше, а также по пачке патронов к каждому из них. Он изрядно заработал на этих поручениях, но я не расстраивался. Деньги у меня были, а я покупал собственную безопасность.
Проведя в номере шестнадцать дней, я решил, что теперь можно выйти. Безлунной ночью, в одиннадцатом часу, я выехал из отеля. На сиденье рядом со мной лежал пистолет 38-го калибра, а в кармане помещался маленький. Я был готов к любым опасностям. Если кто-нибудь выстрелит в меня, я выстрелю в ответ. Такой у меня был настрой.
Я ехал по прибрежному шоссе вдоль длинного, забитого толпой Бискайского бульвара в сторону загородной дороги. Ехал я очень осторожно, останавливаясь на красный свет, стараясь, чтобы у копов не появилось повода меня остановить. Я видел немало патрульных машин и автомобилей дорожной полиции, но никто не обратил на меня внимания.
Через шесть часов пути впереди показались яркие огни Линкольн-Бич. Город располагался полукругом, обращаясь лицом к морю, и был защищен с суши возвышенностью. Даже в три часа ночи он, казалось, купался в огнях. Сейчас в город я не собирался. Сначала мне хотелось побывать на том месте, где разбился «бентли», потом я заеду и в Линкольн-Бич.
Я вспомнил, где в нас врезалась машина. Там был холм, а по обеим сторонам дороги – пальмовые заросли. В пятидесяти милях от Линкольн-Бич я сбавил скорость. Где-то здесь, решил я. Впереди показались холм и макушки пальм по обочинам. Я поехал совсем медленно. Сейчас было почти пять часов, и солнце неохотно показалось из-за линии горизонта. Через десять минут будет светло.
Я выключил фары и на нейтральной передаче съехал на обочину. Чувствуя волнение, я закурил и принялся ждать. Для того, что я задумал, мне потребуется много света.
Наконец я решил, что достаточно светло, и поехал вперед. Примерно через милю я нашел нужное место. Я понял, что это оно, – лежало дерево с оголенными корнями, дерн был вырван; следы аварии остались, хотя с тех пор прошло уже два месяца.
Я проехал еще с четверть мили и завел машину с дороги в кусты. Рисковать я не хотел. Припаркованная на месте недавней аварии машина может вызвать подозрения у любого проезжающего мимо полицейского.
Я вернулся назад, засунув пистолет за пояс брюк и держась настороже. Я никого не встретил и ничего не услышал.
Поползав по земле с полчаса, я сдался. Кроме царапин на почве, выдранного дерна и поваленного дерева, я ничего не обнаружил. Я знал, что полиция здесь побывала. Если и можно было что-нибудь найти, значит, она нашла это. Да я ничего и не надеялся отыскать. Я надеялся, что, если вернусь к месту аварии, может быть, что-нибудь оживит мою память, но тщетно.
Просидев в отеле больше двух недель, я то и дело возвращался в прошлое, пытаясь разогнать туман, который скрыл от меня все происшедшее за полтора месяца. Я то и дело чувствовал – что-то нашел. Но воспоминания были отрывочными и для меня не имели никакого смысла.
То мне вспоминалась ужасно толстая блондинка, а потом, прежде чем я успевал сконцентрироваться, она превращалась в откормленного свирепого льва, который кидался на меня с хриплым рычанием. Этот образ вывел меня из тяжелой дремоты – я тогда очень испугался. Мне это только приснилось или действительно толстая женщина и лев сыграли какую-то роль в моей жизни?
Потом у меня появился очень четкий образ – я на веранде пляжного домика. Я сидел в кресле и слушал радио. Я ясно слышал музыку, и, хотя никогда раньше классикой не увлекался, я каким-то образом знал, что это симфонический концерт Бетховена. В комнате находилась светловолосая девушка в желтом купальном костюме. Она то и дело выходила на веранду, требуя, чтобы я выключил музыку, но я отказывался. Она сказала, что разденется, если я выключу радио. Неужели мне музыка нравится больше? И я сказал «да». Она разозлилась и ударила меня по лицу. Это воспоминание возвращалось ко мне вновь и вновь, но для меня оно ничего не значило.
Я присел на упавшее дерево и закурил. Впитывая здешнюю атмосферу, я пытался сконцентрироваться. Я вспомнил, как неслась на нас та машина. Я вспомнил крик Деллы и удар. Вспомнил, как схватился за приборную доску, когда «бентли» начал переворачиваться. Я закрыл глаза. Вспыхнул ослепительный свет, и наступила темнота.
Через некоторое время я припомнил маленький деревянный домик у моря. Я видел его очень ясно. У него была жестяная крыша, а переднее окно имело трещину. Во входной двери одна планка сломана.
Это уже что-то новое. Это случилось после аварии! Возбужденный открытием, я вскочил на ноги и огляделся. Среди пальм вилась тропинка, которая вела на пляж. Я, медленно ступая, пошел по ней, чувствуя, что она мне смутно знакома. Я был уверен, что уже проходил здесь.
Из зарослей я вышел к песчаным дюнам. Передо мной лежало море. Я остановился, глядя по сторонам. Никакого домика не было видно. Я уже поворачивался, чтобы пойти направо, но передумал и пошел налево. Я походил на слепого, который попал в знакомую ему комнату. Мне оставалось только повиноваться своим инстинктам, и я надеялся, что приду к домику.
Я шел по пляжу минут десять, прежде чем увидел его. Он был совсем таким, каким я его запомнил, – с жестяной крышей и треснувшим стеклом в окне.
В дверях курил пожилой человек в грязных штанах. Он глянул в мою сторону. На его лице промелькнула тревога, и я понял, что испугал его.
– Доброе утро, – сказал я, подойдя поближе. – Пустынное вы выбрали себе местечко.
Он смотрел на меня, и на его морщинистом, продубленном лице застыло угрюмое выражение.
– Откуда вы взялись, мистер?
– Я ехал всю ночь. Вот захотел размяться. Могу я купить у вас чашку кофе?
– Кофе можете выпить. Я только что сварил его. Сейчас принесу вам.
Я сел на деревянный ящик. У меня появилось ощущение, что я уже встречал этого человека.
Он вышел с двумя пинтовыми кружками дымящегося кофе. Пока я пил, он пристально меня разглядывал.
– Странно, – медленно произнес он. – Я где-то вас видел.
– Вы видели моего брата, – ответил я, решив, что таким образом быстрее всего получу у него нужную информацию. – Двадцать девятого июля он попал в аварию недалеко отсюда. Помните?
Он поспешно отвел глаза:
– Ничего не знаю про аварию.
Я сразу понял, что он лжет.
– Мой брат пострадал, – сказал я, глядя на него. – Он потерял память. Мы так и не знаем, что случилось. Я пытаюсь выяснить.
– Говорю вам – ничего об этом не знаю, – резко ответил он. – Если вы выпили кофе, то мне надо идти.
Я вытащил пачку банкнотов, отсчитал сотню двадцатками и разложил их на колене:
– Не хочу попусту тратить ваше время. Я заплачу за информацию.
– Она просила, чтобы я никому об этом не рассказывал, – произнес он, и его взгляд просветлел. – Но если вы его брат…
Я протянул ему деньги. Мое сердце сильно стучало, и рука дрожала.
– Что произошло?
– Она и ваш брат пришли сюда. Она сказала, что он получил сильный удар по голове, а машину угнали, но потом я узнал, что она говорит неправду. Случилась авария, и машина загорелась. Внутри нашли тело.
– Все правильно. А что это была за женщина?
– Смуглая, красивая, жесткая, как гвоздь. На ней было зеленое платье. Судя по всему, у нее немало денег.
Делла!
– А дальше?
– Ваш брат притворялся, что ему очень плохо, но на самом деле он чувствовал себя лучше. Он пытался обмануть меня. Она хотела, чтобы я кое-кому позвонил, и дала мне телефонный номер. До телефона – полмили по дороге. Я позвонил этому человеку. Он сказал, что приедет. Когда я вернулся, то заглянул в окно. Ваш брат разговаривал с девушкой, но, когда я вошел, он лежал без сознания.
Я не знал, как ко всему этому отнестись.
– Вы номер телефона помните?
– Линкольн-Бич четыре четверки. Легко запомнить.
– А кому вы звонили?
– Нику Райзнеру. Так, он сказал, его зовут.
Я почувствовал, как по спине у меня поползли мурашки.
– А что именно она сказала?
Он почесал голову, нахмурился и задумался.
– Она сказала, что Рикка попал в аварию и Райзнер должен приехать и забрать их.
– И он приехал?
– Да.
– Вы его видели?
Он покачал головой:
– Нет. Когда он приехал, я спал.
Я порасспрашивал его еще, но он больше не мог сказать ничего важного. Все же время я потратил недаром. Я выяснил, что после аварии мы с Деллой пришли в этот домик. Значит, это ее муж, Пол, а не я, как думал Рискин, остался в горящей машине. Кто такой Райзнер, мне предстояло выяснить. Тем более у меня есть его телефон. Почему Делла назвала меня Риккой? Это она погибла, когда машина перевернулась, или какая-то другая девушка?
Прежде чем во всем этом разобраться, надо добыть больше информации. Я поблагодарил старика за помощь и вернулся туда, где оставил машину.
В Линкольн-Бич я приехал около восьми утра. Улицы оказались почти пустынными. С одного взгляда можно было сказать, что этот город – пристанище миллионеров. Магазины, дома, клумбы вдоль тротуаров, чистота – все говорило о деньгах. Я подыскал себе отель на одной из боковых улиц.
Двое коридорных и главный носильщик, похожий на адмирала, помогли мне выйти из машины и отнесли черный чемодан и два других в вестибюль. Мне дали номер, в котором можно было бы свободно разместить три четырехтонных грузовика, а ванная оказалась столь роскошной, что я побоялся ею пользоваться.
Я лег и проспал часа три. Проведя всю ночь за рулем, я страшно устал. В половине одиннадцатого я спустился вниз вместе с черным чемоданом. Я не собирался расставаться с ним ни на минуту. Заперев его в багажнике, я поехал на бульвар Франклина, туда, где располагались все магазины.
На дороге оказалось немало машин, а на тротуарах – целые толпы пешеходов. Большинство людей были одеты для пляжа – некоторые девушки ходили почти голыми, но никто не обращал на них внимания. Я поставил машину позади большого «паккарда» и вошел в аптеку.
Мне надо было выяснить одну вещь. Закрывшись в телефонной кабинке, я набрал номер из четырех четверок. Я слушал гудки в трубке, и, когда ответил девичий голос, мое сердце пропустило удар.
– Доброе утро. Казино Линкольн-Бич. Слушаю вас.
– Соедините меня с Ником Райзнером. – Мой голос внезапно охрип.
– Простите?
– Соедините меня с Ником Райзнером.
– Мистера Райзнера больше с нами нет. А кто это говорит?
Я облизал сухим языком сухие губы:
– Я его знакомый. Я только что приехал. Где я могу его найти?
– Простите. – Кажется, она была озадачена. – Мистер Райзнер умер.
– Да? – Я постарался, чтобы в моем голосе послышалось удивление. – Я не знал. Когда это случилось?
– Тридцатого июля.
На следующий день после того, как он приехал в домик на берегу и забрал нас с Деллой. Меня опять затрясло.
– А что с ним случилось?
– Вы не могли бы немного подождать?
Наступила пауза. По моему лицу тек пот. В трубке щелкнуло, и другой голос спросил:
– Кто это?
Голос, издаваемый будто смазанным жиром горлом, – Рикка. Я ничего не сказал. Я прижимал трубку к уху, слушал его тяжелое дыхание и чувствовал, как у меня холодеет спина.
– Кто это? – повторил он. – Это ты, Джонни?
Я по-прежнему молчал. Мне хотелось положить трубку, но это тяжелое дыхание и жирный, масленый голос загипнотизировали меня.
Внезапно послышался еще один голос – резкий и крикливый:
– Говорит капитан полиции Хейм. Проследите, откуда идет звонок.
Тогда я положил трубку и поспешно вышел на улицу. Узнал я мало, а рисковал многим. Я дал им знать, что я в городе, и это очень плохо.
Я сел в машину, надвинул шляпу пониже и, положив палец на курок пистолета, принялся ждать. Долго ждать мне не пришлось. Их контора работает очень хорошо. Я ждал копов, но по бульвару неслась вовсе не полицейская машина. Это был большой черный «кадиллак». Он затормозил у аптеки, в полусотне футов от меня.
Из машины вышли двое невысоких крепких мужчин, пересекли тротуар и скрылись в аптеке. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу их снова, – это были Пепи и Бенно.