Я стоял, наверное, целую минуту, слушая песенку, и наблюдал, как загорелая рука водит кистью. Я гадал, кто эта девушка и как она оказалась в столь неподходящем месте. Потом она, наверное, почувствовала, что я на нее смотрю, потому что резко подняла голову. Увидев меня, она вздрогнула и уронила кисть.
Я вышел из-за куста:
– Извините. Я не хотел вас напугать. Я услышал, как вы поете, и подошел посмотреть.
Не очень остроумно, но на тот момент я ни на что лучшее не был способен. Впервые с той минуты, как я вышел из домика, мой голос не походил на кваканье лягушки.
Девушка наклонилась, чтобы поднять кисточку.
– Я сбился с дороги и, боюсь, заблудился, – продолжал я. – Я хочу найти казино.
– А. – Казалось, она немного успокоилась. – Это нетрудно. Вы, наверное, шли через мангровую рощу?
– Да. – Я шагнул в сторону, чтобы посмотреть, что она рисует. Море, песок, пальмы: картина, полная жизни. – Здорово. Очень похоже.
Кажется, это ее развеселило, и она рассмеялась:
– Так и задумано.
– Да, но не все так могут.
Я пошарил по карманам в поисках сигарет, вытащил две и одну протянул ей.
– Нет, спасибо. Я не курю.
Я закурил.
– А далеко я от казино?
– Милях в трех. Вы идете от него.
Она начала чистить кисточку, которая извалялась в песке.
– Вы хотите сказать, что я уже не на пляже казино?
– Да. Вы на моем пляже.
– Извините. Я не хотел нарушать неприкосновенность частной собственности.
– Я не то имела в виду, – ответила она улыбаясь. – А вы в казино остановились?
Я подумал: наверное, не стоит говорить ей, что я – Джонни Рикка, игрок и гангстер. Меня не смутило, что та блондинка, Джорджия Харрис Браун, считает именно так, но этой девушке я ничего подобного говорить не хотел.
– Я там ненадолго. Ничего себе местечко, да? А вы где-то рядом живете? – спросил я ее.
– У меня тут неподалеку пляжный домик. Я набираю материал для работы.
– А это как?
Я сел на песок, подальше от нее, поскольку не знал, как она к этому отнесется, но выражение ее лица не изменилось.
– Я работаю для «Кестона», в Майами. Это большой магазин. Может, вы о нем слышали, – сказала она. – Я делаю наброски и цветовые гаммы для оформления окон и помещений.
– Это интересно.
– Да! – Ее лицо засияло. – В прошлом году я ездила в Вест-Индию и сделала несколько рисунков. Один из отделов мы оформили под индейскую деревню. Успех был огромный.
– Да, у вас должно быть, чудесная работа. Ничего, что я вас отвлекаю? Я уйду, если что.
Она покачала головой:
– Что вы, нет. Я как раз закончила. – Она начала собирать кисти. – Я за этюдником с десяти. Думаю, ленч уже себе заработала.
– Не поздновато для ленча?
– Нет, ведь я живу одна.
Она посмотрела на свою работу, а я на нее. Я решил, что она – самая хорошенькая и милая девушка из всех, кого я встречал.
– Пожалуй, хватит, – сказала она и встала. – Вы быстрее всего вернетесь в казино, если пойдете вдоль берега.
– Меня зовут Джонни Фаррар, – сказал я, не двигаясь с места. – Вы не разрешите мне помочь вам донести ваши вещи? У вас их много.
– Звучит так, словно вы напрашиваетесь на ленч, – сказала она улыбаясь. – Меня зовут Вирджиния Лаверик. Если у вас нет никаких других дел…
Я вскочил на ноги:
– Никаких нет. Мне кажется, я уже утомился сам от себя, и ваша компания…
Я взял этюдник и все остальные вещи, как только она собрала их, и пошел рядом с ней по горячему песку.
– Не могу пригласить вас к себе, – вдруг сказала она. – Я живу одна.
– Ничего, – ответил я, радуясь тому, что иду рядом с ней. – Я безвредный, или вам так не кажется?
Она рассмеялась:
– Обычно большие мужчины все такие.
Пройдя совсем немного, мы оказались у бунгало, со всех сторон окруженного цветущими кустами, с зеленой крышей и яркими цветами в ящиках на окнах, широкой верандой, где стояли шезлонги, радиоприемник и обеденный стол.
– Садитесь, – сказала она, махнув рукой в сторону шезлонга. – Располагайтесь. Я принесу вам выпить. Скотч будете?
– Отлично, – ответил я.
– Я быстренько.
Но вышло не так быстренько, и я уже начал расхаживать по веранде и снова занервничал, но она наконец появилась. Тут я понял, почему Вирджиния так задержалась. Она переоделась, решив, что ее костюм не подходит для того, чтобы принимать незнакомого мужчину в пустом доме, и теперь была в белом платье, в туфлях и чулках. Я поставил ей отличную оценку за благоразумие.
Вирджиния принесла поднос, на котором стояли бутылки, стаканы и тарелки с бутербродами. Поставив поднос на стол, она улыбнулась мне:
– Наливайте себе. Если хотите поесть – пожалуйста.
Я налил себе изрядную дозу виски, плеснул воды со льдом, а она села в кресло и принялась за бутерброды.
– Вы так выглядите, словно подрались с кем-то, – сказала она.
– Да, знаю. Поспорил тут с одним парнем. – Смутившись, я потрогал свой нос. Он все еще был немного отекшим и побаливал. – Выглядит хуже, чем есть на самом деле. – Я хлебнул виски. Оно пришлось к месту.
Девушка пила апельсиновый сок, и я понял, что на меня она глядит с некоторым смущением.
– Спасибо, что пожалели меня, – сказал я. – Я ужасно себя чувствовал. Знаете, как бывает. Я бродил один и сам от себя устал.
– Я думала, что в казино немало красивых девушек.
– Может, и так, да только они не в моем вкусе.
Она улыбнулась:
– А каков ваш вкус?
Не люблю я удары вполсилы – ни на ринге, ни вне его. И тут я постарался.
– Вы, например, – сказал я и поспешно прибавил: – Ради Бога, только не думайте, что пора звать на помощь. Вы спросили, я ответил, но, пока мы не сменили тему, хочу добавить, что я не из тех, кто заставляет девушек звать на помощь.
Она внимательно посмотрела на меня:
– Я в этом уверена. Иначе не стала бы вас приглашать.
Ну и хватит. По крайней мере, объяснились. Она начала говорить о своей работе. С ее слов я понял, что платят ей хорошо, она делала то, что ей более или менее нравилось, и часто ездила в разные места.
Я сидел на солнышке и слушал ее. Скотч успокоил мои нервы, а девушка – мои мысли. Я расслабился впервые после аварии.
– Но я что-то много говорю о себе, – сказала она через некоторое время. – А вы чем занимаетесь?
Я ждал этого вопроса и уже заготовил ответ.
– Страхованием. Я разъездной представитель «Питтсбург дженерал иншуранс».
– Вам нравится?
– Ничего. Как и вы, я много езжу.
– Должно быть, вам хорошо платят, если вы можете жить в казино.
Надо было сразу поставить все точки над «i».
– Я решил, что пару дней поживу как миллионер, и несколько лет копил деньги. Ну вот, а во вторник я переезжаю в город.
– Вам нравится быть миллионером?
– Нет ничего лучше.
– Вот кем бы не хотела быть!
– А я думаю, что у меня никогда не было столько денег, сколько мне надо, – сказал я, удивившись ее горячности. – Больше всего мне хочется заполучить много денег и тратить их как вздумается. Казино – как генеральная репетиция.
– Вы хотите сказать, по-настоящему большие деньги? – Она с интересом смотрела на меня.
– Вот именно.
– Как же вы их получите?
Это меня остановило. Я вдруг понял, что слишком много болтаю.
– Не знаю. Конечно, это все бред. Вдруг кто-нибудь умрет и оставит мне состояние? – Я не договорил, заметив, что девушка с любопытством смотрит на меня.
Пока я барахтался, подыскивая другую тему для беседы, она вспомнила, что сегодня по радио передают Пятую симфонию Бетховена.
– Дирижирует Тосканини, – сказала она. – Как вам?
– Давайте.
Я никогда не слышал Пятую симфонию Бетховена, я вообще никогда не слушал никаких симфоний и слабо себе представлял, что это такое. Но когда музыка заполнила залитую солнцем тишину, ее богатство и мощь заставили меня стиснуть поручни кресла. Когда музыка кончилась, Вирджиния подалась вперед, выключила радио и вопросительно посмотрела на меня:
– Ну как?
– Я никогда ничего подобного не слышал, – признался я. – Я всегда держался подальше от такой музыки. Я думал, она только для высоколобых интеллектуалов.
– Значит, вам понравилось?
– Не знаю. Она что-то сделала со мной. Звук, ритм и как этот парень выстроил композицию – да, это что-то.
– Еще хотите?
– А есть?
– У меня пластинки. Девятая симфония даже лучше. От хорала у вас волосы дыбом встанут.
– Тогда мне бы хотелось послушать.
Она поднялась:
– Пойдемте. У меня в бунгало музыкальный автомат.
Я вошел за ней в уютную, хорошо обставленную комнату, полную книг и акварелей, которые, как я решил, принадлежали Вирджинии.
У стены стоял громоздкий автомат, а рядом – шкафчик с пластинками.
– Это ваш домик? – спросил я, оглядываясь.
– Да, но я нечасто сюда приезжаю. У меня нет возможности. Когда я здесь не живу, то сдаю его подружке, которая пишет романы. Сейчас она в Нью-Йорке, но через пару недель приедет.
– А вы где будете?
– Где угодно. Возможно, даже в Китае.
Меня это расстроило.
– Но вы будете здесь эти две недели?
– Может, и три.
Она поставила в автомат две пластинки Бетховена.
Вирджиния села на кушетку подальше от автомата, а я – в кресло у большого открытого окна, откуда можно было видеть пляж.
Насчет хорала в Девятой симфонии она оказалась права. Волосы у меня действительно встали дыбом. Когда кончилась вторая пластинка, девушка поставила еще одну, с симфониями Мендельсона и Шуберта, сказав, что хочет, чтобы я почувствовал разницу в их технике.
Когда мы все прослушали, время близилось к семи, и до полуночи оставалось еще пять часов.
– Вы не возражаете, если мы пойдем куда-нибудь пообедаем? – спросил я. – Ничего эдакого. Мне не хочется идти переодеваться. Но вдруг у вас свидание или еще что?
Я ожидал, что она меня отправит, но нет.
– Вы у Рауля еще не были?
– Нет. А это где?
– О, вам обязательно нужно сходить к Раулю. Это на набережной. Поехали. Там здорово.
Мы поехали в ее «линкольне» с откидным верхом. Заведение Рауля оказалось маленьким греческим ресторанчиком, где в стены вделаны подсвеченные аквариумы, всюду висели позолоченные зеркала, а стулья обиты плюшем.
Нас обслуживал сам Рауль, толстый веселый грек. Он сказал, что знает, что нам может понравиться. Ничего не спрашивая, он поставил перед нами фасолевый суп, отбивные из черепахи, побеги молодой спаржи и пудинг с гуавой.
Мы ели и болтали. Не спрашивайте меня, о чем мы говорили. Я могу только сказать, что ни с кем мне не было так легко, и за весь обед мы ни на минуту не умолкали.
Потом мы перешли на веранду, выходившую к морю, и там выпили кофе с коньяком и снова говорили. Когда мы допили кофе, я называл ее Джинни, а она меня – Джонни. Мне казалось, что мы знаем друг друга сто лет.
Потом мы бродили по берегу и смотрели, как рыбацкие лодки уходят на ночной лов. Она рассказала мне, что в прошлый раз, когда была в Линкольн-Бич, ездила с рыбаками.
– Тебе тоже надо как-нибудь съездить, Джонни, – сказала она. – Вдали от берега вода ночью светится. Словно плывешь по морю огня. И рыба светится, и, когда ее вытягивают сетями, это просто чудесно. Поехали, Джонни, как-нибудь, а? Это здорово, тебе понравится.
– Конечно, – сказал я. – Обязательно. Может быть, мы… – Я запнулся, так как уличные часы неподалеку начали отбивать время. Я замер, отсчитывая удары, и каждый из них отдавался у меня под сердцем, словно его наносили боксерской перчаткой.
Десять… одиннадцать… двенадцать…
– Что случилось, Джонни? – спросила Джинни, посмотрев на меня.
– Ничего. Мне надо возвращаться. Я совсем забыл – у меня назначена важная встреча… – Больше я ничего не мог сказать, вдруг подумав, что последние восемь часов прожил как в опьянении.
– Я отвезу тебя. Это займет меньше десяти минут.
Мы сели в машину. Рот у меня пересох, и в горле першило, а сердце стучало, как паровой молот.
Вирджиния, наверное, догадалась, что у меня не все в порядке, но не стала задавать вопросов. Ехала она быстро. До ворот казино мы добрались за семь минут. Я знаю это, потому что не сводил глаз с часов на приборной панели.
Я вышел из машины. Коленки у меня дрожали. Райзнер, Делла, львиная яма стали так же реальны, как теплый ветер, дувший мне в холодное, мокрое лицо.
– Пока и спасибо, – произнес я хрипло. Я хотел добавить еще что-нибудь, назначить свидание, сказать ей, какой красивой я ее считаю, но слова застревали в горле.
– У тебя неприятности, Джонни? – обеспокоенно спросила она.
– Нет. Все в порядке. Я как-нибудь зайду к тебе.
Я оставил ее сидеть в машине, слегка встревоженную, а сам пошел к воротам казино.
Охранники открыли мне. Зеленоглазый удивленно на меня посмотрел и уже собрался что-то сказать, но я прошел мимо него и направился по длинной, залитой зеленым светом подъездной дорожке.