Наступила ночь, все заснуло въ тихомъ домѣ Штроммингера,-- только гдѣ-то, безъ перерыва, раздавался странный однообразный шумъ. Работницы просыпались, но не могли понять, что и гдѣ такъ шумитъ; онѣ смыкали глаза и опять вздрагивали, потому что слышали, какъ балки дрожать...
Это Валли, тяжело ступая, безъ устали шагала въ своей комнатѣ. Сердце ея изнывало, она выносила тяжкую борьбу, потому что на этотъ разъ противникомъ ея была судьба, само провидѣніе. Разорванная юбка, клочья корсажа валялись на полу -- и среди этихъ обрывковъ лежали кусочки рѣзной фигурки святой Вальбурги... Были и другіе слѣды буйнаго ея кощунства.
Валли была полураздѣта. На обнаженныхъ плечахъ ея волновались упавшія пряди волосъ...
Вдругъ гдѣ-то далеко прогремѣлъ выстрѣлъ.
Валли пріостановилась и стала прислушиваться... Нѣтъ, все тихо! Да можетъ быть это ей такъ почудилось? Однако, почему-же она не можетъ вздохнуть? Что-то сжало горло... Былъ-ли это именно выстрѣлъ? Валли навѣрно не знала. И вдругъ, какъ молнія, мелькнула въ головѣ ея мысль: "Ну, а если это Викентій убилъ Іосифа?"... Но это пустяки: Нѣтъ, вѣдь Іосифъ преспокойно сидитъ теперь дома, а пожалуй... тамъ, въ Цвизельштейнѣ, у Афры своей...
Тутъ Валли стукнулась головой объ стѣну, чтобы заглушить острую боль въ сердцѣ. Тоска совершенно одолѣвала ее, а воображеніе рисовало ей такія картины, которыя доводили ее до помѣшательства... Да, ужъ пусть-бы онъ умеръ, тогда и думать больше не-о-чемъ, тогда все кончено!...
Она задыхалась и принуждена была отворить окно, чтобы подышать свѣжимъ воздухомъ. Ганзль, дремавшій на жерди, за окошкомъ, встрепенулся и, сонливо покачиваясь, пододвинулся къ ней.
-- О, Ганзль ты мой!.. воскликнула Валли, протянула къ нему руки и прижала его къ груди. Орелъ составлялъ теперь для нее все, другаго утѣшенія у нея не было въ мірѣ.
Чу!-- второй выстрѣлъ... На этотъ разъ явственно было слышно, что стрѣляли по направленію къ Цвизельштейну. Валли, выпустивъ Ганзля, схватилась руками за лѣвый бокъ, какъ будто пуля попала въ ея сердце. Чего-жъ она испугалась?... Трескъ ружейнаго выстрѣла какъ-то особенно ясно помогъ ей представить картину убійства... убійства, котораго она желала -- и вчера еще сама требовала. Валли, конечно, не могла не думать, что, быть можетъ, выстрѣлъ, только что услышанный ею, попалъ въ голову Іосифа -- и вотъ, въ первыя минуты, она почти обезумѣла, ощутили какую-то дикую радость: онъ -- убитъ, значитъ теперь никто е"о не отниметъ у нея, никто не станетъ больше цѣловать его!... Увлекшись этою мыслью, Валли была увѣрена, что на самомъ дѣлѣ все это и случилось. Она уже видѣла его лежащимъ на землѣ, окровавленнымъ, становилась передъ нимъ на колѣни, прижимала его голову къ своей груди, осыпала поцѣлуями это прекрасное, помертвѣлое лицо... Она видѣла Іосифа такъ явственно передъ собой и... вдругъ чувство жалости шевельнулось въ ея сердцѣ къ несчастному убитому.... Валли охватило невыразимое чувство состраданія; она стала звать его самыми нѣжными, любовными именами, тормошила недвижимое тѣло, -- но Іосифъ не оживалъ... Неописанный ужасъ овладѣлъ ею.-- О, неужели?! Нѣтъ, это невозможно... Онъ не долженъ погибнуть -- пускай ужъ лучше она умретъ!
Судоржно сжалось ея сердце; казалось, горячая кровь разомъ остановилась въ жилахъ,-- мгновеніе -- и сердце отошло, стало легче, кровь задвигалась по прежнему. Валли ощутила неудержимое стремленіе выбѣжать на воздухъ -- удостовѣриться, дома-ли Викентій, поболтать съ нимъ до зари, а главное-прямо ему сказать, что то страшное дѣло не должно быть совершено. Она тряслась какъ въ лихорадкѣ, кровь стучала въ вискахъ... Она была готова на преступленіе, она вчера желала этого; но при мысли, что оно уже исполнено -- весь гнѣвъ ея прошелъ и Валли все простила Іосифу..
Накинувъ платокъ, она пробралась на дворъ, а потомъ черезъ садъ и огородъ -- къ жилищу Викентія. Что онъ подумаетъ о ней и что станутъ другіе говорить, если узнаютъ объ этомъ?... Э, да стоитъ на это вниманіе обращать! Ну, пусть пойдутъ сплетни.... Ей-то какое дѣло до нихъ?...
Валли подкралась къ окошку Викентія (оно было освѣщено) и, заглянувъ подъ занавѣску, на половину опущенную, обомлѣла: въ комнаткѣ никого не было, свѣча сильно нагорѣла и чадила... Обойдя домъ, она остановилась у двери -- и замѣтивъ, что дверь не заперта, осторожно отворила ее и перешагнула порогъ. Все было тихо, словно въ домѣ всѣ перемерли; рабочій людъ спалъ, а Викентія нигдѣ не было. Валли, вся леденѣя, заглянула въ его спальню... Постель помята,-- значитъ, онъ лежалъ на ней, но потомъ всталъ; вонъ на стѣнкѣ праздничная его куртка и штаны, только будничнаго платья и шляпы нигдѣ не видно. Вернувшись въ переднюю горницу, она посмотрѣла на то мѣсто, гдѣ обыкновенно висѣло ружье -- и увидѣла тамъ только гвоздь.
Замерла Валли и, сама не зная какъ, выбралась изъ дому, но тутъ-же и опустилась на скамью, потому что ноги отказались ей повиноваться... "Что-жъ, можетъ быть, Викентій, желая какъ нибудь успокоиться, отправился на ночную охоту?... Что можетъ онъ сдѣлать Іосифу, когда тотъ спитъ себѣ гдѣ нибудь на мягкомъ пуховикѣ (она дрогнула при этомъ)?.. ну, а днемъ, когда всѣ были на ногахъ -- никто не посмѣлъ-бы тронуть его"...
Такъ старалась Валли утѣшить себя, но нечистая совѣсть нагнала на нее такой страхъ, что она невольно сложила руки и уткнулась въ нихъ лицомъ...
Ахъ, Валли, Валли, кто-же ты теперь? Передъ людьми ты опозорена, унижена; передъ Богомъ -- грѣшница, преступница!. И гдѣ столько воды найдется, чтобы совершенно смыть грѣхъ твой? А вонъ тамъ -- внизу -- грохочетъ Ахъ... Что-жъ, бурныя волны рѣки все смоютъ съ нея! Отбитъ только броситься -- и тогда конецъ всему: горе, преступленіе и сама жизнь, проведенная ею въ безпрерывной борьбѣ и въ вѣчныхъ страхахъ -- разомъ исчезнутъ, все пропадетъ... Вотъ оно -- спасеніе! Неужели Валли еще пощадитъ себя?.. Нѣтъ, надо разбить безполезный сосудъ, въ которомъ заключена душа -- она тамъ въ оковахъ томится, а для чего? Единственно для грѣховъ и всяческихъ страданій!..
Валли быстро поднялась со скамьи, но ноги не держали ее, и она опять опустилась на тоже мѣсто.-- Странно, неужели это растерзанное, полумертвое сердце было еще привязано къ жизни какою-то невидимою нитью?... А! ну, слава Богу, вотъ по лужайкѣ кто-то идетъ... Это -- Викентій. Надо переговорить съ нимъ непремѣнно теперь-же... можетъ быть, и дѣло можно еще поправить.
-- Святители-угодники! воскликнулъ Викентій, когда Валли приблизилась къ нему.-- Ты... ты это?!..
Онъ глядѣлъ на нее такъ, какъ смотрятъ на призракъ. Уже разсвѣтало, и Валли могла замѣтить, что лицо у него было блѣдно, а самъ онъ дрожалъ. Ружье торчало за спиной.
-- Викентій, заговорила она почти шопотомъ:-- ты застрѣлилъ что нибудь?..
-- Да.
-- Что-же?
Посмотрѣвъ на его ягташъ, она увидѣла, что въ немъ ничего не было.
-- Крупную дичину, прошепталъ Викентій.
-- Гдѣ-жъ она?
-- Въ рѣкѣ.
Валли ухватила его за руки. Глаза ея готовы были выскочить, они глядѣли неподвижно какъ безумные.
-- Кого?...
-- Еще спрашиваетъ!...
-- Іосифа!?...
Она покачнулась, вскрикнувъ это имя, и тяжело ударилась о стѣну.
-- Н-да, не легка была работа, заговорилъ Викентій, вытирая вспотѣвшій лобъ.-- Вотъ ужъ никакъ не воображалъ я, что онъ такъ живо подвернется подъ выстрѣлъ. И чортъ его знаетъ, зачѣмъ это онъ ночью пожаловалъ сюда?... Я такъ порѣшилъ: выйду-ка я раненько, чтобы, значитъ, къ утру ужъ быть въ Зёльденѣ, пока онъ еще не всталъ; ну и пошелъ -- и вдругъ, не успѣлъ и десяти шаговъ сдѣлать -- глядь: а онъ тутъ и есть!... Темновато было... Хлопъ!-- промахнулся... Вторая пуля должно быть только царапнула его, а пожалуй голова у него, что-ли, закружилась -- шатнулся это онъ и ухватился за перила... Я сейчасъ прыгъ къ нему сзади -- и спихнулъ его туда...
Валли застонала, захрипѣла, какъ смертельно раненная,-- и, вдругъ, какъ орелъ налетаетъ на свою добычу, ринулась на Викентія и вцѣпилась въ него обѣими руками.
-- Врешь ты, врешь! неправда! быть этого не можетъ! Говори, что ты все это совралъ, а не то -- задушу!
-- Клянусь душой моей... бѣдной... Это такъ, Валли... вѣрно!.. Неужто ты сомнѣвалась во мнѣ?.. Нѣтъ, если нужно тебѣ угодить -- Викентій не задумается, не станетъ колебаться...
-- Га! убійца... Трусъ! подлый убійца... изъ-за угла!! И Валли, вся задрожавъ, громко зарыдала.
-- Это подлость... низость!... Развѣ я хотѣла этого?.. Онъ долженъ былъ умереть въ открытой, честной борьбѣ... Такъ будь-же ты проклятъ отнынѣ на вѣки вѣчные!... Разорвать тебя зубами и ногтями -- больше ничего не остается!...
-- Отблагодарила -- нечего сказать! проскрежеталъ Викентій.-- Ну, а не сама ты приказывала сдѣлать это?...
-- Стой! Да развѣ если это велятъ исполнить -- перемѣнно оно и исполняется?!.. крикливо возразила Валли.-- Въ гнѣвѣ-то человѣкъ все можетъ сказать, а потомъ онъ-же и раскаивается въ своихъ словахъ... Зачѣмъ ты не ждалъ, пока я не очувствуюсь послѣ такого страшнаго удара и не раздумаю -- а?... О, Іосифъ... Іосифъ!... Да, я зла, дика, необузданна, но не убійца я!... Ахъ, когда бы ты подождалъ -- ну, хоть часикъ или два... Нѣтъ, гнѣвъ, злоба толкали тебя, ты не желалъ потерпѣть, ты думалъ, какъ-бы поскорѣе сорвать сердце свое на комъ нибудь!...
-- Что-жъ, валить теперь все на меня -- прекрасное дѣло, бормоталъ Викентій,-- а все-таки ты такъ же виновата, какъ и я!...
-- Да, я виновата, сказала Валли,-- ну, что-жъ, вмѣстѣ и поплатимся за это. Ни мнѣ, ни тебѣ пощады быть не можетъ: за кровь -- кровь...
Проговоривъ эти слова хриплымъ голосомъ, она схватила Викентія за шиворотъ и повлекла за собой.
-- Оставь! Стой, Валли... чего тебѣ отъ меня?.. Господи Боже мой!.. Хорошо твое спасибо!. Смилуйся, что ты -- вѣдь такъ задавишь совсѣмъ!.. Куда ты тащишь-то меня?...
-- А туда, куда намъ обоимъ дорога!.. глухимъ голосомъ отвѣтила Валли и, словно вихрь, летѣла впередъ, таща за собою Викентія, впередъ, все выше и выше, по той тропинкѣ, которая вела вдоль крутаго обрыва надъ Ахомъ, къ тому мѣсту, гдѣ совершилось преступленіе.
-- Знаешь -- вонъ туда... внизъ -- разомъ оба!
Эти страшныя слова она шептала Викентію на ухо.
-- Господи Іисусе! завопилъ онъ въ ужасѣ.-- Стой! Вѣдь ты-же клялась, что выйдешь за меня... если я... исполню... это!.. Погубить...хочешь... теперь?!..
-- О, дура-голова! Да вѣдь если я вмѣстѣ, съ тобой кинусь туда -- развѣ мы тогда не соединимся вѣчно?.. Мало тебѣ этого?.. Жизни своей паскудной жаль, что-ли?..
И Валли, почти съ сверхестественною силою, охватила Викентія, потомъ притиснула его къ низкимъ периламъ, готовясь полетѣть съ нимъ въ мрачную пропасть.
-- Спасите! невольно вырвался крикъ изъ груди его.
-- Спасите!.. прозвучалъ чей-то слабый голосъ, едва внятно, точно это эхо откликнулось изъ бездны.
Валли окаменѣла, руки ея опустились и освободили Викентія...
-- Что это?.. послышалось мнѣ?.. Ты слышалъ? спросила она, обратившись къ нему.
-- Эхо... должно быть, пролепеталъ Викентій, постукивая зубами.
-- Тише ты!... Слышишь -- опять!?...
-- Спа...си...те!...
Снова раздалось гдѣ-то, какъ будто тамъ, въ глубинѣ, кто-то вздохнулъ...
-- О, слава вамъ, духи добрые! Онъ... онъ это! Живъ! Вѣрно зацѣпился за что нибудь... Онъ зоветъ! Иду, иду я, Іосифъ! Подожди... Она нагнулась за перила и крикнула такъ звучно, какъ серебряная труба:-- Это я, Іосифъ, я! Иду! Потерпи!
Валли побѣжала и, живо домчавшись до деревни, принялась такимъ-же зычнымъ голосомъ будить спавшихъ и колотить кулаками въ ворота и двери.
-- Спасите, помогите! Бѣда! Ради Христа помогите... Человѣкъ гибнетъ!..
Всѣ повскакали, разбуженные этими воплями. Тамъ и сямъ застучали оконницы, заскрипѣли ворота и двери.
-- Что? Что такое? Какая бѣда?
-- Іосифъ Гагенбахъ свалился съ обрыва! слышался крикъ.-- Скорѣе веревокъ сюда! Живѣе, а то поздно будетъ спасать!.. Ве-ре-вокъ...
Она вихремъ летѣла впереди всѣхъ, забѣжала домой, забрала въ кладовой всѣ какія были тамъ веревки, стала связывать ихъ трепетавшими руками -- и, увы, надвязанная веревка все-таки была коротка, такъ какъ Іосифъ лежалъ на страшной глубинѣ!...
Между тѣмъ сбѣжались поселяне. Они не хотѣли вѣрить -- и ихъ ужасала эта страшная вѣсть. Кто тащилъ веревки, кто крюки, а кто бѣжала, съ зажженнымъ фонаремъ, такъ какъ день почему-то не наступалъ -- густые сумерки царили еще кругомъ. Сумятица была порядочная: спрашивали, кричали, не знали какъ приняться за дѣло, потому что этакой напасти никогда и не случалось здѣсь: никто не сваливался съ обрыва, а потому у жителей этого плоскогорья не было никакихъ орудій, спасительныхъ снарядовъ, какъ въ другихъ мѣстахъ Тироля, гдѣ пути гораздо опаснѣе и подобныя несчастья чаще случаются.
Не мало набралось народу къ обрыву,-- и тѣхъ, которые отличались храбростью, безстрашіемъ, дрожь пробирала, когда они заглядывали за перила и видѣли тамъ только туманную бездну да какія-то темныя клубившіяся массы...
Викентія не было видно -- онъ исчезъ.
И вдругъ все стихло. Валли, нагнувшись за перила, крикнула такъ зычно, что воздухъ дрогнулъ. Толпа насторожила уши, затаила дыханіе, но отклика все небыло.
-- Гдѣ ты, Іосифъ? еще разъ крикнула она. Крикъ этотъ походилъ на вопль ужаса -- не одного человѣка, а цѣлой массы терзаемыхъ несчастныхъ со всѣхъ концовъ земли.
Онъ опять не откликнулся.
-- Не отвѣчаетъ!... Умеръ!
И Валли, рыдая, упала на землю и въ совершенномъ отчаяньи воскликнула:
-- Все кончено теперь!..
-- Ну, онъ можетъ быть въ обморокѣ, а пожалуй и силъ нѣтъ крикнуть, говорилъ въ утѣшеніе Валли старикъ Клеттенмайеръ, а на ухо шепнулъ ей:
-- Не хорошо такъ-то при людяхъ!..
Она встала и откинула волосы съ лица.
-- Связывайте веревки! Что-жъ вы такъ стоите? Чего ждете?..
Всѣ въ недоумѣніи переглядывались.
-- Отчего не попытаться поискать его?.. проговорилъ Клеттенмайеръ:-- вяжите!
Стали связывать, причемъ однако каждый счелъ нужнымъ покачать головой... "Ну кто дерзнетъ спуститься туда на этакихъ веревкахъ?"...
Валли услышала эти слова, и темные глаза дѣвушки, сверкнувъ, какъ-то призрачно освѣтили блѣдное лицо ея...
-- Кто?.. Да я спущусь!
-- Ты?!.. Съ ума спятила, Валли! Веревки-то эти не только двоихъ -- одного не сдержатъ!...
-- Зачѣмъ двоихъ? какъ-то глухо проговорила она и стала помогать имъ, чтобы ускорить надвязку.
-- Нѣтъ, несбыточное это дѣло! Вѣдь ты, Валли, должна и себя и его привязать, а то сама-то какъ же попадешь сюда? заговорило разомъ нѣсколько голосовъ, а у кого и руки ужъ опустились.-- Вотъ послать за канатомъ въ сосѣднія деревни -- это дѣло!..
-- Такъ! А онъ тѣмъ временемъ совсѣмъ лишится чувствъ и полетитъ на самое дно... Нѣтъ ужъ тогда -- поздно! завопила Валли въ порывѣ отчаянія.-- Не стану я ждать вашего каната! Дайте веревку-то... Наматывайте! Какъ длинна она?.. Прочь! Ну, дѣйствуйте!
Она принялась распутывать надвязанныя веревки, тянула ихъ, пробуя, насколько онѣ крѣпки, и измѣряла длину. Глядя на Валли, и другіе снова закопошились; работа закипѣла, все пошло какъ по маслу -- и вотъ большущій шаръ изъ веревокъ завертѣлся на землѣ. Мужчины стали становиться гуськомъ.
-- Хватитъ-то она пожалуй хватитъ, только супротивъ двухъ ей не устоять -- лопнетъ!
-- Коли такъ -- одного его сначала вытянуть!.. На томъ мѣстѣ, гдѣ онъ лежитъ -- могу-же я постоять. Вотъ какъ только я стану тамъ -- сниму веревку, обвяжу его и крикну вамъ: вы и тащите тогда! Я-же подожду. Слышали?...
-- Такъ тоже невозможно: какъ одного его тащить, ежели онъ ослабѣлъ, безъ чувствъ? Одинъ то онъ разобьется... Нѣтъ, тутъ надо попридержать, да смотрѣть, какъ-бы не стукнулся онъ обо что...
Слова эти были для Валли громовымъ ударомъ: она и не подумала о такой опасности. Что-жъ, значитъ и такъ не выходить?.. Приходится доставать его тамъ -- внизу, въ холодныхъ волнахъ рѣки... Валли видѣла очень хорошо, что двоихъ веревка не сдержитъ.
-- Ну... ради Христа, спустите меня! воскликнула она наконецъ. Лихорадка трясла ее и, не смотря на это, она не потеряла присутствія духа, въ ней даже было что-то повелительное... Крѣпко обвязавшись веревкой и взявъ альпійскую палку, Валли проговорила:
-- Спустите меня туда! Мнѣ-бы хоть найти его -- и тогда ужъ я не оставлю его, держать стану до тѣхъ поръ, пока вы еще не принесете веревокъ, чтобы захватить насъ вмѣстѣ. Ждать я буду сколько угодно, я терпѣлива! Если придется провисѣть между небомъ и землей нѣсколько часовъ -- ничего, я дождусь веревокъ!...
Тутъ Клеттенмайеръ не выдержалъ и упалъ передъ ней на колѣни.
-- Охъ, Валли, Валли! оставь ты это... Слышишь, что говорятъ? Вѣдь веревки -- дрянь! Коли ужъ такъ надо -- ну, дай мнѣ спуститься... Довольно я пожилъ, все равно ужъ никуда не гожусь!.. Ежели не окажу помощи, такъ узнаю: хороша-ли веревка... Лопнетъ она -- я внизъ полечу -- не ты!...
-- Это такъ; ты ужъ старика-то послушайся, вмѣшался кто-то:-- резонно онъ говоритъ, право! Подожди, Валли, вотъ еще прибѣгутъ и какъ слѣдуетъ примутся за дѣло!
Дѣвушка шевельнула плечами и такъ двинула руками, что всѣ невольно попятились.
-- Когда я дѣвчонкой была -- орленка изъ гнѣзда достала, не задумалась спуститься въ пропасть! Такъ неужели теперь-то отступлю, откажусь спасти человѣка?.. Ужъ вы лучше молчите! Довольно! Я этого хочу... должна я къ Іосифу спуститься!.. Ну, за дѣло! Дѣйствуйте, развертывайте веревку... Крѣпче держите!...
И Валли, прыгнувъ за перила, исчезла... Веревку такъ сильно рвануло, что тѣ, которые держали ее, стоя гуськомъ, насилу на ногахъ удержались.
-- Боже, помоги намъ! проговорилъ Клеттенмайеръ, сотворилъ потомъ крестное знаменіе и пустился бѣжать, какъ будто слова Валли о чемъ-то напомнили ему.
Толпа съ ужасомъ глядѣла внизъ; она видѣла, какъ Валли медленно погружалось въ туманное море... Вотъ, и совсѣмъ утонула тамъ, пропала... пожалуй -- навсегда... Никто слова не проронилъ, словно всѣ эти люди стояли надъ обрывомъ какъ надъ свѣжей могилой. Веревка натянулась какъ струна, она только и давала знать объ успѣхѣ полета безстрашной дѣвушки, исчезнувшей въ волнахъ облачно-туманнаго моря. Съ веревки глазъ не спускали... Лопнетъ или выдержитъ?... Одинъ за другимъ исчезали за обрывомъ узлы; вотъ еще движется, ползетъ узелъ... У зрителей сердце замирало и каждый беззвучно спрашивалъ: вынесетъ-ли?...
Спускавшіе веревку чувствовали, какъ потъ струился съ ихъ лба: каждый узелъ проходилъ черезъ ихъ руки, а вѣдь на немъ висѣла жизнь человѣческая... Тянется минута за минутой -- и такія онѣ тяжелыя, свинцовыя! Казалось, само время прицѣпилось къ веревкѣ, которую медленно, неохотно выпускала изъ руки какая-то мрачная злобная сила. Однако, веревка все еще натянута, по временамъ она вздрагиваетъ -- значитъ, Валли недостигла еще никакого выступа, виситъ надъ пропастью...
-- Немного осталось веревки-то, проговорилъ кто-то на концѣ:-- не хватитъ, братцы!
-- Помилуй, помоги, Господи! Не хватитъ! раздались крики.
Дѣйствительно, осталось всего нѣсколько аршинъ, а долетѣла-ли Валли до мѣста -- ничего неизвѣстно, никакой вѣсточки отъ нея нѣтъ... Спускавшіе веревку скучились у самыхъ перилъ и стали быстрѣе выпускать ее.-- Ну, а что ежели и взаправду веревки мало?.. Вѣдь тогда весь трудъ пропалъ, тогда обратно придется тащить бѣдную дѣвушку и снова опускать ее туда, опять обрекать на смерть!...
Веревка дрогнула, разомъ ослабѣла... Ухъ, страшно! Можетъ быть... лопнула, или Валли попала на какой нибудь выступъ, пожалуй -- дна достигла?...
Женщины вслухъ читали молитвы, дѣти хныкали, а мужчины принялись медленно наматывать веревку и -- вдругъ почувствовали, что она снова напряглась,-- значить, не лопнула, уцѣлѣла! Видно Валли добралась до мѣста -- цу! изъ бездны чуть слышно прозвучалъ слабый голосъ... Толпа, охваченная страхомъ, ободрилась нравомъ откликнулась. Но вотъ веревка опять ослабѣла, опять пошли наматывать ее; все больше и больше ложится колецъ,-- кажется, Валли, поднимается по отвѣсной стѣнѣ утеса...
Свѣтло стало, занялся день, но такой сѣренькій; холодный дождичекъ, казалось, моросилъ черезъ огромное сито, а тамъ, внизу, туманъ сталъ еще тяжелѣе, еще непроницаемѣе. Что это?... Веревка сильно подалась вправо... Державшіе ее подвинулись туда-же... Да, Валли взбирается выше...
Раздались голоса:
-- Живѣе мотайте, братцы!
-- Ну, слава Господу! значитъ, упалъ-то не глубоко...
-- Ежели лежитъ онъ такъ близко -- пожалуй и живъ еще?...
-- А можетъ быть, она не нашла его? Ищетъ?...
Опять дрогнула веревка, напряглась и вдругъ упала... за обрывомъ раздался потрясающій крикъ. Толпу охватилъ ужасъ. Нѣкоторые застонали:
-- Лопнула... лопнула!
Нѣтъ, снова напряглась веревка! Не былъ-ли тотъ ужасный крикъ крикомъ радости! Не нашла-ли Валли Іосифа?.. Женщины встали на колѣни, да и не однѣ женщины молились: если мужчины глядѣли ненавистно на гордячку богачиху, то теперь Валли была для нихъ другимъ существомъ -- смѣлой дѣвушкой, готовой принести себя въ жертву, повиснувшей гдѣ-то тамъ, въ туманной пропасти и безстрашно смотрѣвшей въ глаза смерти... У кого только билось въ груди человѣческое сердцѣ -- всякій трепеталъ за нее и молился. Хоть-бы солнце выглянуло на минутку, ударилъ-бы хоть одинъ лучъ его въ эту непроглядную бездну,-- а то ничего не видно внизу, остается выжидать... Чѣмъ-то время подаритъ? А оно ползетъ такъ убійственно тихо...
Веревка лежала неподвижно, а оттуда, изъ глубины -- ни одного звука. Что-жъ, пожалуй, ужъ и лопнула, да зацѣпилась за какой нибудь острый камень,-- а Валли, разбившись, покоится теперь на днѣ рѣки... но если ничего этого ни случилось -- что-же она молчитъ? Хоть-бы разъ крикнула, вѣдь новой помощи ей, пожалуй, придется ждать нѣсколько часовъ?...
Все было тихо, люди боялись слово проронить и только прислушивались, стараясь тише дышать. И вдругъ, откуда ни возьмись -- Клеттенмайеръ! Бѣжитъ, одной рукой махаетъ, кричитъ:
-- Вонъ что я приволокъ!
Тутъ старикъ сбросилъ съ спины спасительный канатъ довольно-почтенныхъ размѣровъ.
-- Слава Создателю! воскликнулъ онъ.-- Вѣдь Валли объ орленкѣ упомянула,-- ну, а я вспомнилъ, что покойница Люккардъ куда-то запрятала тотъ самый канатъ, на которомъ Штроммингеръ спустилъ Валли къ орлиному гнѣзду. И что-жъ, вѣдь я нашелъ его: лежалъ онъ въ сарайчикѣ подъ хламомъ разнымъ!...
Раздались одобрительные возгласы:
-- Вотъ такъ счастье!
-- Ай-да Клеттенмайеръ!
-- Самъ Богъ надоумилъ тебя! Впору, право!
-- Дай Боже, чтобы канатомъ этимъ пришлось дѣйствовать! проговорилъ одинъ изъ самыхъ почтенныхъ обывателей Солнечной площадки, печально поглядывая на счастливую находку.-- Вѣдь дѣвушка-то никакой вѣсточки больше не даетъ!..
-- Э, глядите-ко, глядите: веревка шелохнулась! крикнулъ передовой, и вслѣдъ за этимъ крикомъ послышался голосъ Валли гдѣ-то внизу, но такъ близко, что когда все стихло -- всѣ отчетливо услышали эти три слова:
-- Каната нѣтъ еще?..
-- Тутъ! Есть! Сейчасъ! весело откликнулись ей.
Прикрѣпивъ къ канату желѣзный крюкъ (взамѣнъ якоря) человѣкъ десять, изъ новыхъ, одинъ за другимъ гуськомъ, ухватились за канатъ и приготовились спускать его въ затуманенную пропасть. Заправлявшій всѣмъ дѣломъ, старшой, предупредилъ и тѣхъ и другихъ, что веревку и канатъ слѣдуетъ тянуть какъ можно ровнѣе, чтобы Валли была на одномъ уровнѣ съ Іосифомъ, могла-бы попридержать его. На половину противъ той глубины, до которой Валли сначала долетѣла, спущенъ былъ канатъ -- и сейчасъ-же схваченъ тамъ.
-- Наддай еще! Спускайте, чтобы хватило! крикнулъ старшой.-- Вѣдь ей надо-же обвязать его... Такъ! Будетъ -- стой!
И, какъ солдаты, всѣ повинуются одному, стоятъ и ждутъ слѣдующей команды. Выжидать теперь надо: Валли нужно по крайней мѣрѣ минутъ пять шесть, чтобы какъ слѣдуетъ сдѣлать петлю, обвязать несчастнаго, а не то безпомощное тѣло какъ разъ сорвется -- и тогда все пропало.
-- Крѣпче, крѣпче, вяжи, Валли! Смотри -- хорошенько! бормочетъ самъ себѣ Клеттенмайеръ.
И въ толпѣ раздается:
-- Господи, спаси и помилуй!
-- Покрѣпче-бы она его... насчетъ, то есть обвязки!
-- Чтобы въ лучшемъ видѣ все справила!..
Одновременно веревку и каната три раза дернуло снизу, и они натянулись.
-- Та-щи-те! скомандовалъ старшой, причемъ голосъ его дрогнулъ.
Крѣпко уперлись люди въ землю, вытянувъ правыя ноги; дружно тянуть; вздулись жилы на лбахъ и на рукахъ, на послѣднихъ рѣзко обозначились крѣпкіе мускулы -- и вотъ началась тяга... Дѣло страшное, тяжелое по своей отвѣтственности: сплоховать тутъ нельзя, а не доглядишь -- все погибло!..
-- Потише, братцы! покрикиваетъ старшбй.-- Дружнѣе, ровнѣе! Другъ на дружку-то поглядывайте!..
Великія, торжественныя минуты... Дѣти -- и тѣ даже притихли совсѣмъ. Царитъ гробовая тишина, прерываемая лишь тяжелыми вздохами добровольныхъ тружениковъ.
Вотъ -- вотъ -- вынырнула Валли изъ тумана, ее уже хорошо видно: одной рукой она обхватила и поддерживаетъ безжизненное тѣло Іосифа, повиснувшее на канатѣ, а другою, вооруженною альпійскою палкою, отпихивается отъ отвѣсной стѣны, чтобы защитить и себя, и его отъ ударовъ объ выступы и неровности утеса. Не торопясь и чрезвычайно ловко управляя, Валли плыла вверхъ все выше и выше по волнамъ воздушнаго моря. Не далеко ужъ и до перилъ -- всего-то нѣсколько футовъ... Руками вытащить можно, право!...
-- Стойте! До-воль-но! крикнулъ старшбй.
У всѣхъ духъ захватило.
Наступила самая что ни на есть трудная минута... послѣдняя, рѣшительная: какъ-бы теперь канатъ не лопнулъ?...
Нѣтъ -- выдержалъ!... Стоявшіе впереди уже нагнулись за перила, вонъ -- сильныя руки охватили Валли, а другіе не выпускаютъ ни веревки ни каната -- крѣпко держатъ ихъ.
-- При-ни-май! раздалась команда -- и вотъ Валли и Іосифъ -- тутъ, за перилами, на землѣ!... Толпа просто взвыла отъ восторга и радости -- кончились всѣ ея муки!...
Валли, блѣдная, безмолвная, опустилась на колѣни и припала къ груди Іосифа, лежавшаго безъ чувствъ. Она ничего не слышитъ и не видитъ, а кругомъ -- толпа, толпа ликующая, шумящая; похвалы, поздравленія такъ и летятъ со всѣхъ сторонъ, Валли превозносятъ до небесъ... а она не можетъ отнять лица отъ груди его, она совершенно изнемогла, силы оставили ее...