Ошибка разбойника (СИ)

28. Предложения о замужестве дочери

Думая, что пора возвращаться, идальго допивал своё вино, закусывая его простой солониной на ломте хлеба с оливковым маслом. Мысли встревоженного отца были невеселы, и он не сразу заметил нового собеседника.

Почтенный алькальд Тагоны, сеньор Энрикес, смотрел на старого знакомого на редкость хмуро.

— Здравствуйте, сеньор Рамирес. Не будем терять времени зря. Прошу вас, забудьте о моём предложении женить моего сына на вашей дочери.

— Вот как? — сдержанно ответил идальго. — Поскольку я это предложение не принимал, то не о чем и говорить.

Про себя пожилой дворянин решил — до алькальда дошли слухи о чересчур назойливом ухаживании за Инес двух кабальеро. Похоже, доброе имя дочери было задето. Считая унизительными рассуждения по этому поводу, идальго, отвечая несостоявшемуся свату, ограничился простым ответом, сопровождая его своим обычным прямым взглядом.

Сеньор Энрикес почувствовал себя неуютно и опустил глаза.

— Простите, может быть, я слишком осторожен и резок. Поверьте, у меня нет сомнений в добропорядочности вашей семьи и добродетели вашей дочери, — бывший торговец заёрзал, пожевал губами и, вздохнув, начал объяснять своё решение. — Я не хочу… прямо скажу, как простой человек — я боюсь перебегать дорогу господину, который последнее время зачастил в ваше Хетафе.

— Вы о доне Стефано Аседо дель Соль?

Алькальд поморщился и предложил:

— Перейдёмте-ка под навес, где нет стен, а значит не будет и ушей…

Недоумевая о подобной предосторожности, идальго молча последовал за собеседником. Усевшись подальше от других посетителей в месте, где шум дороги заглушал слова уже в шаге от разговаривающих людей, сеньор Энрикес продолжил:

— …Дело о тагонском льне нанесло огромный урон нашему городу, куда больше, чем нападения по весне. Я не сумел предотвратить мошенничество, ведь льном занимались инспекторы королевской казны. Но когда обман вскрылся я, разумеется, взялся за него со всей тщательностью.

— Верю.

— Меня озадачило, что одно из нападений пришлось на охраняемые опытные участки, где якобы выращивали тагонский лён. Казалось бы, чем там грабителям поживиться?

— Грабитель, кто бы он ни был, мог заподозрить подлог, а у жуликов звонкая монета найдётся всегда.

— После чего мошенничество приобрело небывалый прежде размах. В ходе расспросов я узнал, что известный вам кабальеро очень интересовался тагонским льном где-то за месяц до налёта. Он мужчина приметный, а у хозяина нашей лучшей таверны прекрасная память.

— Дон Стефано и моё мнение спрашивал задолго до начала продажи бумаг на долю в доходах и до налёта. Ничего подозрительного для расчётливого человека. Вы узнали, как он управляет своим поместьем?

— Отлично, особенно если учесть, в каком состоянии сеньор дель Соль принял дела. Но тут есть небезынтересная подробность. Среди людей, которых дон Стефано принял на службу, нанятые мной соглядатаи опознали мерзавцев, подозреваемых в разбое, но сумевших вывернуться не без помощи своего сеньора.

Идальго подался вперёд:

— Примерно то же говорил дон Фадрике о матросах корабля капитана Аседо, как обычно звали дона Стефано во времена каперства.

— Вот видите! Очень бы я хотел знать, насколько подлинные доходы сеньора превосходят заявленные казне.

— Это непросто.

— И за это я не возьмусь. Недавно я посетил Сегилью и поговорил с почтеннейшим доном Бернардо. Ваш друг сумел выяснить: в месяц налёта на Tагону в окрестностях прекрасной столицы нашей провинции было тихо, не в пример безобразию, творившемуся в последние годы.

— То, что вы рассказали, очень серьёзно и требует тщательного расследования.

— Я не стану в этом участвовать! — возвысил голос алькальд, но тут же огляделся по сторонам и стал говорить тихо. — Дон Стефано завсегдатай в доме герцога де Медина, в казначейство Сегильи дверь ногой открывает, был в дружеских отношениях с покойным начальником городской стражи…

— Дон Бернардо…

— Знаю, вы хотите сказать: полковник Альмейда — человек честный и прямодушный. Отвечу — в этом и сила, и слабость коменданта против такого проныры, как дон Стефано, тем более что у вашего друга большой опыт по части артиллерии, а не расследования разбоя. Не удивлюсь, если у сеньора, о котором мы говорим, связи в столице.

— Понимаю, — угрюмо отметил отставной лейтенант.

— Теперь ближе к вашим делам. Я, знаете ли, заранее был наслышан о лошадях капитана Морено, не терпелось их посмотреть. Поэтому на ипподром я пришёл, хотя встал в стороне — не было времени ввязываться в разговоры. Так вот, я видел, как ваша дочь гарцевала на Звёздочке, заметил — у меня ведь к ней свой интерес, восхищение, которое сеньорита вызвала у молодых кабальеро и у того, о ком сегодня мы говорим. Дон Стефано, казалось, готов был испепелить юношей, смотревших на вашу красавицу, а потом приказал что-то лакею.

— Думаете, он устроил, что молодые люди оказались в борделе, а потом и облаву?

— Именно! Я лично поговорил с теми тремя, кто любовался сеньоритой Инес на ипподроме — странное совпадение, вы не находите?

— Теперь не нахожу, — сквозь зубы произнёс идальго.

— Так вот, прапорщик Сальгари — на его голове красовалась огромная шишка — с трудом припомнил, что его вечером позвали на помощь. Дон Хуан де Теноро признался: лучшая девка пообещала, что такого красавца обслужит бесплатно, а третьего юношу попросту подпоили, может быть, подсыпав в вино какую-то дрянь. Сводня ни капли не огорчилась скандалом и хвасталась, как удачно для неё прошла ярмарка…

Идальго стиснул зубы и промолчал, а его собеседник помрачнел ещё больше и продолжал:

— …Болтливую дуру недавно нашли в сточной канаве. По видимости, поскользнулась, ударилась головой и захлебнулась в грязи.

— Мог быть несчастный случай. В конце концов, даже если дон Стефано подкупил сводню, чем ему подобная проделка грозила?

— Так же погиб прохвост, распространявший бумаги на долю в тагонском льне. Ещё — один из охранников опытного участка, который рассказал, что нападением руководил некто высокого роста, сильный и в маске. Главарь банды не лез вперёд. Вошёл к учёному сеньору Бланесу, сразу сел, возможно, чтобы его рост привлекал меньше внимания, говорил вроде как крестьянин из соседней провинции, но не совсем так. Заперся с учёным сеньором и не меньше часа обсуждал с ним дела.

— Ничего себе! — присвистнул идальго. — Прямо во время ограбления предложил расширить мошенничество, да ещё таким дерзким, я бы сказал — изысканным способом? Разрази меня гром, если это крестьянин. А ещё он подкупил кого-то из ваших людей.

— Последнее могли бы не говорить, я и сам догадался, — желчно буркнул алькальд. — Я никому не доверяю теперь! Вы понимаете, почему я не хочу связываться с человеком, привыкшим убирать свидетелей? Тем более — если мы правильно подозреваем одного и того же.

— Не могу вас за это винить.

— Сеньор Рамирес… — алькальд пожевал губами. — Мне очень жаль, я надеялся с вами породниться.

— Не стоит жалеть. При всём уважении, брак семнадцатилетней девушки с мальчиком на два года младше неё не сулил счастья.

— Зато сулил моему сыну дворянство! А со временем, я уверен…

— Сеньор Энрикес, вы знаете, в таком браке мало надежды на уважение между супругами. Ещё меньше, чем на дворянство, которое могла бы передать мужу дочь дворянина, женившегося на простолюдинке.

— Кто помнит о происхождении сеньоры Тересы!

— Вспомнили бы. Ко мне в наших краях не все настроены благожелательно.

— Виной ваш длинный язык!

— Вам лучше надеяться на дворянство за заслуги на должности алькальда Тагоны.

— Я рассыплюсь от старости, прежде чем наши сеньоры дадут мне рекомендацию. Сами знаете, пока мы не перехватили от Хетафе торговлю, Тагона была скорее местом для развлечений окрестных дворян, чем деловым городом. Не всем нравятся изменения.

— Попробуем. Можете рассчитывать на рекомендацию от меня, дона Фадрике, дона Альберто де Теноро, а может быть, и графа де Перера.

— Его сиятельства? Шутите!

— Матушка графа — разумная женщина.

— Честит вас при каждом удобном случае.

— Пустое, в душе она очень добра.

— Боюсь утонуть в глубинах её души.

Воспоминания о графине отвлекли сеньора Рамиреса от тревоги, вызванной доном Стефано.

В день встречи на ярмарке донья Ана де Перера запиской пригласила идальго в свой особняк, без предисловия высказала ему своё мнение о его шуточках, а затем предостерегла:

— Дон Стефано Аседо дель Соль вздумал соблазнить вашу дочь, пока вы считаете ворон, старый пень!

— Догадываюсь, но как об этом узнали вы, ваше сиятельство? — отставной лейтенант ошалел от напора давней знакомой.

— Он предлагал мне под предлогом пари сотню золотых, чтобы я взяла вашу сеньориту в служанки!

— Инес бы не согласилась.

— Конечно, я даже не успела ей предложить, как она мне надерзила, ваша ведь дочь!

— Тогда…

— Этот субъект просто так не отступится! Он расчётлив, сто золотых станет тратить, только если ему что-нибудь очень нужно. Захотел вашу дочь и крутится возле вас, как рядом с герцогом, хотя у вас с его светлостью общее только одно — красавица в доме!

— Сеньора, благодарю…

— А чтоб вы не решили, что я придумала вздор, обратите внимание, как он пьёт вино.

— В этом может быть что-то особенное? Не похоже, что пьёт слишком много.

— Нет, конечно, он пьёт гораздо меньше, чем делает вид. А притворяется пьянее, чем есть.

— Как вы узнали? — идальго был удивлён, не ожидая от женщины подобной осведомлённости.

— После смерти супруга я увлеклась пробами разных сортов вина. Знаете, когда не пьют, а только рот ополаскивают. К тому времени, как удалённое я стала видеть гораздо лучше, чем возле своего носа, научилась по цвету вина в бокале различать сорта, и если разбавленное. Так вот, не знаю как, скорее всего, через подкуп лакеев, дон Стефано на приёмах всегда пьёт разбавленное, скрывая эту манеру. Подобному человеку никогда и ни в чём нельзя доверять.

— Благодарю, донья Ана, я всегда знал, что вы добрая женщина.

Её сиятельство фыркнула, хотя выглядела польщённой, затем предложила поселить сеньориту Инес в своём доме, разумеется, не как служанку, а назвав её бедной родственницей.

— Дон Стефано в мой дом не будет иметь доступа.

— А ваш сын?

Графиня вскинулась, начала возмущаться, но сама остановила себя и насупилась.

В тот вечер идальго проследил, чтобы его сомнительный знакомый не смог разбавлять вино в своём бокале. Пьяненький дон Стефано выглядел забавным и безобидным, разве что, выпив за красоту, представлял скорее Инес, чем сеньориту Лусию, за которой ухаживал. Кто кого в этот день обманул, осталось неясным.

— Вы вспомнили что-то дельное или просто уснули? — сердитый голос сеньора Энрикеса вывел собеседника из задумчивости.

— Всего лишь последний разговор с графиней де Перера. Надеюсь, она оправдает моё доброе о ней мнение.

— Я тоже надеюсь, — вздохнул алькальд. — И ещё беру назад слова, которые бросил в сердцах, когда вы мне отказали. Если с вашей дочерью случится беда, я радоваться не стану.

— Не сомневаюсь, сеньор Энрикес.

— Будьте здоровы, и храни бог сеньориту Инес.

— И вам всего доброго.

Алькальд ушёл, а идальго, собираясь в дорогу, подумал, какие странные предложения он получал. Когда Инес родилась, селение процветало. В Хетафе жили несколько дворянских семейств, к ним приезжали друзья и родня. Приданое, небольшое, но достаточное для брака с молодым человеком равного с Инес положения, Рамиресы надеялись накопить, когда девочка повзрослеет. Первая беда случилась лет пятнадцать назад: инквизиция Сегильи стала преследовать травниц. Мать Тереситы, во время войны заслужившая уважение за безвозмездную помощь раненым, вынуждена была отдать всё, что у неё было, дабы о её прежнем занятии не вспоминали. Зять для этой же цели вернул скромное приданое любимой супруги и переслал тёще часть собственных сбережений. Всё-таки хотя немало приходилось тратить на обучение и воспитание детей, к началу оспы идальго скопил для Инес около двух тысяч дукатов, но всю сумму отдал в долг односельчанам на уплату налогов. Надежда вернуть свои деньги становилась всё эфемернее. Девушка стала считаться совсем бесприданницей.

Инес не исполнилось шестнадцати лет, когда её руки попросил старый знакомый Рамиресов, годившийся сеньорите не в отцы, а в дедушки. Он без обиняков заявил:

— Мне недолго осталось, хочу порадоваться напоследок. Наследников нет, всё жене отпишу. Не сомневайтесь, в брачном контракте оговорю вдовью долю, комар носа не подточит.

— Простите, дон Гонсало, эту радость я вам не доставлю.

— Вы, Рамирес, всегда говорили, что мнение женщины о супружестве следует принимать во внимание. Не хотите ли спросить свою красавицу, что она думает о новых платьях, серёжках и туфельках?

— Извольте, — идальго позвал дочь и отрывисто ей сказал: — Инес, дон Гонсало предлагает тебе стать его богатой вдовой.

— Вдовой? — девочка растерялась. — Но… Я не хочу, чтобы вы умирали, сеньор, вы всегда были ко мне добры!

Несостоявшийся жених вздохнул, видимо, вспомнив, как катал малютку Инес на плечах и кричал «И-го-го!»

Вскоре дон Гонсало женился на молоденькой дочке соседей, которая овдовела меньше чем через год. Юная сеньора теперь жила в Тагоне и воротила нос от Рамиресов, когда они приезжали в соседний с их селением городок. В первый раз удивлённые отец с дочерью переглянулись, но не стали ничего обсуждать. Обоим стало жаль молодую вдову, несмотря на окружавшую её роскошь и толпу поклонников.