Ошибка разбойника (СИ)

43. Бывший матрос

Спустя пару дней Роберто сам объявился в особняке герцога, без церемоний потребовал сеньора Флореса и тихо ему сказал:

— Слышь, пьяная шкура, мне не ты, мне Кончита нужна, на два слова будто случайно. Сам придумай, зачем я к тебе приходил, мне скажешь, когда я обратно пойду.

Доверенное лицо губернатора, в этот день трезвый, не повёл даже бровью, крикнул лакея и мрачно буркнул ему:

— Позови Кончиту скорее! Надо же было так с кружевами напутать… — Вошедшей камеристке сеньор пригрозил: — Ты хочешь за кружева герцогини из своего кармана платить? Там один отрез столько стоит, что двадцать таких, как ты, с головы до ног можно одеть! Скажи спасибо сеньору Pоберто, что он любезно согласился записку от мастерицы мне передать, а не госпоже экономке! Она бы тебе путаницы не спустила! Что за грохот? — с этими словами и грозным выражением лица сеньор Флорес выскочил из комнаты.

Кончита заметила, что её любовник сегодня непривычно встревожен, угрюмее обычного, а руки слегка дрожат.

— Устрой разговор с этим Мендесом. Я, он, ты и ещё один человек. Не бойся, не выдам нашему дьяволу ни мытаря, ни тебя.

Еле успев кивнуть, камеристка воззрилась на дверь, из-за которой донёсся недовольный голос сеньора Флореса:

— Я что ей, дуэнья?

В комнату вместе с сеньором вошла экономка и набросилась на Кончиту:

— Что ты себе позволяешь с мужчиной наедине?

— Простите, сеньора, я так волнуюсь за хозяйские кружева… — служанка смиренно опустила глаза.

— Распустёха бесстыжая! — голос почтенной женщины был наверняка слышен в коридоре, а то и дальше.

— Не извольте беспокоиться, спасибо любезности сеньора Роберто, уладили всё с кружевами.

— Таких кружев нет больше в Сегилье!

— У герцогини лучшие кружева, и все в полной сохранности!

Роберто не выдержал:

— Замолчите вы, бабы, не то сделаю вам кляпы из кружев!

— Болван! — накинулась на него экономка и перешла сразу на шёпот. — Хочешь, чтоб в доме гадали, какого рожна ты сюда заявился?

— Ну, бабы… — проворчал мужчина уже под нос и ретировался, а сеньор Флорес обратился к Кончите:

— Что надо?

— Встречу устроить. Я, сеньор Мендес, Роберто и с ним кто-то ещё. Чем скорее, тем лучше.

— Ладно. Устрою. Не проведает ни одна сволочь.

Поздней ночью в тайном убежище, подготовленном доверенным лицом герцога де Медина, встретились трое мужчин и переодетая в мужскую одежду Кончита. Все отлично осознавали опасность затеи и крайне смутно — что они могут сделать, дабы избавиться от своего врага.

Разговор начал Роберто:

— Вот этого я вчера вытащил из петли. Он матросом был у капитана Аседо, ну вы поняли. Сейчас в нашей банде. Давай, Пабло, выкладывай, что мне рассказал.

Все посмотрели на бывшего матроса — жилистого, обветренного человека с крючковатым носом и прикрытыми набрякшими веками глазами, на дне которых плескалась отчаянная тоска.

— Капитан наш капером был почтенным. Спуску нам не давал: и плётку в дело пускал, и на рее болтались, кто приказ нарушал. Зато к пленным — со всем уважением, хорошо обращался, вежливым был, с нами добычей щедро делился. Это все знали…

Сеньор Мендес кивнул — он давно слышал, что как капера дона Стефано ставили в пример другим капитанам. Если он и утаивал часть добычи от королевской казны, это было недоказуемо и считалось простительным. Рассказчик тем временем продолжал:

— …После шторма однажды мы напали на эспанское судно, там был дорогой груз.

— «Эспаньола»? Она сапфиры везла с рудников! — с волнением воскликнул сеньор Мендес.

— Она самая. Её вспомнили в Сегилье недавно, какой-то сеньор отправился в Мовританию узнавать, не в плену ли женщины с этого корабля.

— Знаю, дон Фадрике Морено.

— Он может узнает про камни — дон Стефано их продал тогда, но о женщинах ничего не узнает.

— Что с ними? — тихо спросил казначей, догадываясь об ответе.

— Ни мне, ни нашему проклятому капитану ни на земле с ними не встретиться, ни на небе. На земле нет их, а нам с ним в пекло потом, не на небо. Дворянку-то капитан сразу убил, чтоб не мучилась, прикрыл плащом и крест рядом с ней положил, а служанок матросам отдал позабавиться…

Кончита судорожно втянула в себя воздух и стиснула зубы, заставляя себя слушать дальше.

— …Сам-то он добычу считал, к женщинам не притронулся — не до того. Ему нужно было, чтоб мы развлеклись, меньше думали, не обойдёт ли он нас при разделе добычи. И вина нам не пожалел. Они обе были уже еле живые, когда мы спросили его — как с ними дальше? Дать отлежаться, а на берегу отправить в бордель, или, может, себе кто захочет? А он: «Вот ещё, дурни! Они же свидетели! За борт!» Да наши и сами-то понимали, что нельзя их оставлять, но не решались без команды убить. Младшая совсем молоденькая была, плакала «Только не убивайте», в бреду металась уже, а всё просила не убивать. Её за руки за ноги раскачали, а она пальцами за чей-то рукав уцепилась. Уж мы пили в ту ночь… Капитан разведал, кто не трогал их, кто потом ходил дёрганый — их скоро волной смыло, то есть нам так сказали — волной. Я простой матрос был, а в помощниках у него самые головорезы ходили. Время прошло, позабыли. На море ведь всякое: шторм, цинга, собачья работа. Кто мягкий и нежный, долго не проживёт, памятливые — ещё меньше.

— Ты через десять лет вспомнил, когда в Сегилье заговорили об «Эспаньоле»? — севшим голосом спросил подавленный казначей.

— Радовался, как наш капитан бывший выкрутился. Заросло всё давно. А тут… по улице шёл, дети играли, — лицо бывшего матроса перекосилось от боли. — Мальчишки друг дружку пятнали с криками «Ты убит!», «Убью я тебя!» А девчушка маленькая всерьёз приняла, испугалась, заплакала и голосом тоненьким «Только не убивайте!» У меня нутро всё перевернулось, ноги враз подкосились, стоял я, как перед виселицей, где мне и место. Малявку-то успокоили, приласкали, а мне покоя больше не будет… Каждую ночь снится та молоденькая служанка и просит не убивать. Вино пью, настой взял у аптекаря — только хуже. Проснуться не могу, а она всё приходит и просит.

— Поэтому ты пытался повеситься?

— Да. Всё равно душе пропадать.

— К священнику-то ходил?

— И к нему ходил. Исповедался, а он мне — сдавайся властям, иначе тебя грехи не отпустят.

— Почему же не сдался?

— Кто мне поверит? Скажут, что сумасшедший, клевещу на благородного господина. Не казнят, а тихо придушат по приказу сеньора дель Соль. У него и в тюрьме свои люди, и в страже.

Заговорщики сидели, не смея поднять друг на друга глаза. Роберто шепнул:

— Всякое я припомню, и по мне виселица давно обрыдалась, а такого вот не было.

Только сейчас пытавшиеся выбраться из-под власти оскорблявшего их и угрожавшего им человека Кончита и сеньор Мендес осознали, с каким чудовищем они решились померяться силами. Себя они чувствовали брошенными в бурный поток котятами и не представляли, как можно выбраться. Но когда Роберто угрюмо спросил:

— Что, расходимся?

Казначей и служанка одновременно подняли головы и, не сговариваясь, ответили:

— Нет.