Ошимское колесо

ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ

Я позволил Снорри и Каре вывести нас из благодатных земель Блюджина в северный Словен. Снорри ориентировался в лесах и полях центральных королевств не хуже, чем в ледяных горах Норсхейма. Кара тоже доказала свою полезность, бросая руны всякий раз, как дорога предоставляла варианты, и выбирая путь наименьшего сопротивления.

Словен, разумеется, гудел, как улей, поскольку по деревням шли слухи, и всякий город со стеной готовился к войне. В любом незнакомце немедленно подозревали шпиона Красной Марки, но даже пылкое воображение словенов не могло нарисовать картину, на которой Красная Королева нанимает в тайные агенты гигантских викингов, вёльв со светлыми волосами или рыжеволосых северных парней. Я изо всех сил старался спрятаться за Снорри и говорить как можно меньше. Этот подход отлично работал – когда мы оставили позади зону боевых действий, с каждой милей становилось всё легче и легче, и уже через несколько дней мы снова неуклонно продвигались вперёд, и снова наслаждались ночами в уютных придорожных тавернах.

Сверившись с картами в ставке бабушки и обсудив этот вопрос с опасным на вид человеком, который описал свою работу как "много путешествую по государственным делам", мы решили выехать из Словена вдоль Аттарско-Загрской границы и быстро проехать в Чарланд, пересечь всю эту неприятную страну, а потом доехать по Ошиму до Колеса.

Я не из тех, кто любит путешествовать. Да, я люблю ездить верхом, но обычно предпочитаю заканчивать день в том же месте, где он и начался, то есть дома во дворце в Вермильоне. Я не жалую заграницу. Соседние страны в лучшем случае необходимое зло, по которым можно срезать путь, чтобы не плыть вдоль берега, поскольку хуже длительного путешествия по земле может быть только любое путешествие по воде. Короче, даже при наличии приличных дорог, тёплых гостиниц и неплохой еды, перемещение из точки А в точку Б сильно переоценено.

Я мог бы потчевать вас почти бесконечным списком маленьких городков, через которые мы проезжали, рассказывать о встречах с ленивыми крестьянами, о покупках еды, о стуке копыт, о выпитом эле, о морозе ранним утром, об огненных красках осени, о закатах на западе… но по правде говоря, к тому времени, как мы столкнулись с бедствием, почти сотня миль пронеслась под копытами, и при этом ни черта не случилось.

Для мира, который, по общему мнению, приближался к концу, всё выглядело довольно спокойным, по крайней мере, судя по тому, что можно увидеть со спины лошади посреди Разрушенной Империи. Небо по-прежнему было то серым, то голубым, и явно не собиралось расколоться или заполыхать. Посреди убранных полей, окрашенных в осенние коричнево-жёлтые оттенки, не расходились адские трещины, и языки пламени не высовывались из расщелин. Даже ад, который окружал стены Вермильона, теперь казался далёким сном.

Несколько раз я пытался поднять вопрос о путешествии Снорри по Хель. Причём, попытался бы и сам в своё время, даже если бы Кара не стреляла в меня глазами. Впрочем, моё время наступило бы, когда мы оба стали бы уже стариками. К счастью, он лишь качал головой и тянулся за своим элем.

– Что сделано, то сделано, Ял. Истории сами рассказываются, когда приходит подходящее время. А для некоторых историй подходящего времени не бывает.

В первую неделю нашего путешествия любая тень дышала угрозой. Я знал, что Эдрис Дин сбежал с осады, когда всё обернулось скверно. Знал, что нерождённый принц бродит по королевствам по делам Мёртвого Короля. И хуже Дина, хуже нерождённого принца была моя сестра – я знал, что она ищет меня. Келем сказал, что ей нужна моя смерть, чтобы навсегда остаться в этом мире. Марко подтвердил примерно то же самое, когда мы нашли его, пригвождённого к дереву в мёртвых землях. Моя сестра сбежала из своего долгого изгнания, прорвавшись в наш мир через рану, оставленную смертью моего брата. Нерождённая из ада, связанная с нежитью, будет искать смерти своего последнего брата, чтобы закрепиться здесь. И чтобы разъединить мою сестру с нежитью, мне нужно было что-то более священное, чем благословение моего отца на кресте. Во время путешествия я держал глаза открытыми, но церковные реликвии в большинстве случаев не валяются под ногами, так что я в основном высматривал бескожие кошмары, которые могли бы вцепиться в меня из-за изгородей.

Всё это любого человека сделало бы заложником своих страхов, и заставило бы каждую ночь считать долгим ужасом, в котором могут неожиданно явиться его враги. Но почему-то многодневное путешествие без происшествий по нормальной дороге уменьшило страхи, и они уже не бросали меня в дрожь, заставляя широко раскрывать глаза, а стали чем-то почти абстрактным. С одной стороны от меня ехал Снорри, с другой Кара, солнце неожиданно светило в спину, парень скакал впереди… и казалось просто невозможным, что в мире есть такие кошмары.

– Думаю, что-то от викингов передалось и мне. – Я устроил целое представление, отряхивая рукав, когда Снорри медленно ехал на своей лошади мимо Убийцы. Мой жеребец во время путешествия несколько смягчился, и уже позволял иногда другим лошадям вести, предположительно рассматривая их в качестве герольдов, которые выступают перед великим королём, возвещая о его скором прибытии. – Эта поездка на север уже не кажется мне такой ужасной, как прошлая.

– Это магия фьордов, – ухмыльнулся Снорри. – Они зовут тебя назад. Викинги заплывают так далеко, как никто другой, но мы возвращаемся – Север зовёт нас домой.

– Сентиментальная чушь. – Кара догнала нас, и ехала теперь слева от меня. – Во всём Норсхейме викингов живёт меньше, чем на Затонувших островах или к югу от Карловых вод.

Я чувствовал, что надвигается очередной их бесконечный спор.

Эта пара могла часами занудно спорить по малейшему поводу, как это свойственно норсийцам. Они до хрипоты ругались из-за какой-нибудь совершенно неважной вехи в истории викингов. У них всё вдруг зависело от того, отплыл Олааф Торгулсон, четвёртый сын Торгула Олаафсона, из Хаагенфаста в двадцать восьмом году Железных Ярлов, или в двадцать седьмом… Я спешно оглянулся вокруг, в поисках того, что бы могло их отвлечь, пока они не начали спорить.

– Ни хуя себе! Это ж папесса, – сказал я, сам в это не веря, поскольку встретить её святейшество на просёлочной дороге вдоль Аттарско-Загрской границы казалось не более вероятным, чем увидеть выскочившего из-за кустов нерождённого. – Невероятно. – Снорри привстал на стременах, чтобы разглядеть получше.

Дорога впереди шла прямо, разделяя землю, поднимаясь и опускаясь на каждом бугре. Из скрытого углубления в следующей долине появился длинный караван и начал подниматься на следующий холм. Даже с расстояния в милю я легко разглядел папский флаг – на белом знамени трепетал пурпурный крест. Около дюжины человек несли большой паланкин, крыша которого щеголяла золотым крестом, кричавшим "укради меня". Спереди и сзади от паланкина шли два отряда алебардщиков по двадцать человек, которые несли столько острой стали, что даже самые безбашенные бандиты не захотели бы с ними связываться.

– Что ж, если это и не папа, то всё равно кто-то чертовски важный. – Отец хоть и был кардиналом, но никогда не получал такого эскорта.

– Надо держаться от них подальше, – сказал Снорри.

– Не волнуйся, церковь давно уже перестала сжигать язычников. – Я протянул руку и снисходительно похлопал его по плечу. – Тебя не тронут. Нынче они охотятся только на ведьм… ой. – Я оглянулся на Кару. – Возможно, нам действительно лучше держаться от них подальше. Наверняка в таком большом караване есть как минимум один инквизитор.

Разумеется, когда люди, с которыми не хочешь встречаться, едут в том же направлении, что и ты, по лучшей дороге в незнакомой местности, только медленнее… это значит, что тебе остаётся замедлить шаг и следовать за ними.

Мы ехали позади со скоростью пешехода, держась от них в полумиле позади. Время от времени папский конвой показывался на глазах, взбираясь на очередную складку местности. Начался дождик.

– Мы могли бы просто проехать мимо, – сказал Хеннан.

– А парень дело говорит, – сказал Снорри. – Галопом мы проедем мимо них за десять секунд.

– Они перекрывают всю дорогу. Им придётся посторониться, чтобы пропустить нас, – сказал я. – Они могут спросить нас, куда направляемся, а если среди них есть инквизитор, то они это довольно скоро выяснят. – Мои пальцы нащупали бугорок ключа Локи под курткой. У инквизиторов нюх на такие вещи – хотя обвинять их в использовании чар, это всё равно как привязать себя к столбу и попросить поднести факел.

Объяснять ключ агентам Рима мне совершенно не хотелось. Людям вырывали языки уже за то, что они произносили имена ложных богов.

Смеркалось, дождь усиливался, а церковники и их стражи всё не собиралась сворачивать с дороги в поисках убежища для ночлега.

– Похоже, будем ехать за ними до самого Ошима, – сплюнул я дождевую воду.

Сгущавшийся мрак всё сильнее давил, и казалось, полнился теми опасностями, о которых я в последнее время стал уже забывать. Мне на ум пришёл непрошенный образ Дарина – мой брат, лежащий у Аппанских ворот… а мгновением позже я увидел руку своей нерождённой сестры, ищущую выход наружу. Я упокоил Дарина своим мечом, но спустя несколько часов сестра отыскала нужные ей ворота, и прогрызла путь в этот мир через всё ещё тёплый труп Мартуса. Где она сейчас? Создание Ада, всё ещё влажная от фальшивых родов и жаждущая забрать мою жизнь?

– Ял? – Ладонь на моём плече. Рука Кары.

Я вздрогнул и чуть не бросился на неё.

– Что? – сказал я слишком резко.

– Кто-то едет сюда, – сказала она.

Раздался стук копыт, и мы отъехали влево. Судя по грохоту, кто-то сильно гнал лошадь.

Из мрака и дождя показался человек и чуть не скрылся из вида снова, но остановил недовольно заржавшую лошадь и направил назад.

– Мимо вас проезжал кардинальский эскорт? – Он откинул капюшон.

Чёрные волосы прилипли к его лбу, лицо оказалось очень сухопарым, зубы стиснуты от истощения или страха.

– Нет, – сказал я. – А что за кардинал? И что он делает в этой глуши? – Мужчина проигнорировал меня, натянул капюшон и повернул лошадь обратно на дорогу. Возможно, его оскорбила "эта глушь". Я всё время забываю, что люди не из Красной Марки нередко считают свою страну центром империи.

– Кардинал какого города? – крикнул я.

– Геммалунга, – его крик через плечо был почти не слышен из-за дождя и грохота копыт.

– Какая разница, как его зовут? – спросил Хеннан.

– Её, – сказал я. В голову начала протискиваться идея – такая большая, что пока внутрь пролез лишь её краешек. – Геммалунг – это второй по величине город Чарланда. – По правде говоря, я не смог бы вспомнить первый, или любой другой, или хоть что-то об этом королевстве – но знал, что Геммалунг это город. Потому что знал тамошнюю кардинальшу.

– И как её зовут? – Снорри наклонился, чтобы услышать ответ, проводя рукой по короткой чёрной бороде, словно хотел выжать из неё дождь.

– Гертруда. – Я помнил её как коренастую женщину лет пятидесяти, с тонкими губами, глубоко посаженными глазами и седеющими локонами. Она не раз навещала отца в Римском Зале. – Я поеду вперёд и заново представлюсь милой кардинальше.

– Зачем? – Кара выглядела такой же грязной, как её лошадь, и у обеих с носа падали капли дождя. – Мы могли бы найти гостиницу. Взять кров на ночь. Скорее всего, к завтрашнему дню их уже не будет на нашем пути.

– У неё есть то, что мне нужно. Снорри может рассказать тебе, что именно.

– Не могу, – отозвался он.

– Нам говорили об этом в Хель… – Я выжидающе склонил голову, и, заметив, что Снорри всё ещё выглядит озадаченно, а моё ухо наполняется холодной водой, я покрутил рукой: – Тёмная душа, заслуженно прибитая гвоздями к одному очень большому дереву…

– Марко? – Снорри недовольно махнул рукой. – Не верь ни единому его слову! – Он повернулся к Каре. – Ял думает, что кардинальская печать отделит его сестру от нежити, которая вытащила её из Хель.

– Печать отделит! – Я был в этом уверен. – Мёртвые не могут лгать. – В этом я был уверен куда меньше. – Так ведь?

– В любом случае это чушь. – Снорри ударил лошадь, и та пошла. – Если кардинальская печать настолько священна, то как ты получишь её у кардинала Гертруды?

– Украду. – Я глянул в сторону Хеннана. – Я богобоязненный, как и любой принц, и безупречно честный, но отчаянные времена…

– Ты украл ключ Локи у Кары, – сказал парень.

– А, ну… он же с самого начала был моим. В любом случае, не наводи тень на плетень. Я возьму её.

– "Возьмёшь"? – Снорри приподнял бровь. Я много часов провёл, пытаясь научиться поднимать одну бровь, но мне этот талант оказался недоступен. Возможно, это какое-то врождённое свойство северян.

– Как? – спросила Кара. – В твоих словах нет смысла.

– Посткоитально. – На мокрой лошади под дождём, это звучало не очень-то аппетитно. И воспоминания о прошлом разе мой аппетит тоже не возбудили.

– Ты спал с кардинальшей? – Снорри наклонился, удивление и восхищение боролись за контроль над его лицом.

– Ну, технически никакого сна там не было. – Я старался говорить безразличным тоном. Не уверен, что у меня получилось. – Но да, мы познали друг друга в библейском смысле.

– А разве ваши кардиналы не… старые? – Спросил Хеннан.

– А давно это было? – Спросила Кара.

Я понукнул Убийцу идти быстрее, пытаясь избавиться от любопытных норсийцев, прижимавшихся ко мне со всех сторон.

– Очень давно.

– Сколько? – Догнал меня Снорри. – Не так давно тебе было двенадцать. Тебе же не двенадцать тогда было?

– Конечно нет. Я был намного старше.

– Он лжёт. – Сказала Кара слева.

– Немного старше. – Я слышал, как Снорри хихикает под дождём. – Если хотите знать, Гертруда была моей первой. Она была очень нежной… – Смех с обеих сторон прервал меня.

– Будьте прокляты, язычники! – Я пришпорил Убийцу, пустив его в лёгкий галоп. – Я вернусь с печатью к утру. А если стражники заметят, что вы ошиваетесь вокруг, то порекомендую им сжечь вас, как ведьм.

Я пустил Убийцу во весь опор. Из-за дождя и мрака видно было ярдов на тридцать, но дорога была на удивление прямой, и местные содержали её в хорошем состоянии – в основном грунтовая, но в некоторых местах мощёная. Есть в лошади, скачущей галопом, что-то такое, от чего я никогда не устану. Это такой союз, который даёт возможность контролировать силу, намного превышающую твою… хотя "контроль" здесь слишком сильное слово (если бы тут был контроль, то значительная часть удовольствия ушла бы), скорее ты проводник, канал. Думаю, это настолько близко к пониманию магии, насколько для меня возможно.

Спустя десять минут, промокший до костей, но румяный и разгорячённый от скачки, я знал, что уже, наверное, нагоняю кардинала. Я замедлил коня, не желая внезапно выскочить на них и случайно напороться на алебарду прежде, чем смогу объявить свои намерения… или свою ложь, поскольку, объявление о моих настоящих намерениях, скорее всего, приведёт к тому, что алебардой меня проткнут целенаправленно.

Я чуть не проехал мимо лошади, стоящей за обочиной под проливным дождём. Одинокая тёмная лошадь, опустившая голову, возле маленькой рощицы неподалёку от дороги. У меня всегда было чутьё на лошадей, и эта выглядела знакомо. Оглядевшись, я заметил пятно среди гравия, которое выглядело темнее прочих… возможно, это было пятно крови. Я подъехал ближе к лошади. Та сразу ускакала, но я разглядел достаточно, и был теперь почти уверен, что это лошадь гонца, который проезжал мимо нас.

– Ассасин? – Громко проговорил я, хотя вокруг никого не было, и дождь всё равно заглушал слова.

Я озадаченно вернул Убийцу на дорогу и дальше поехал медленнее.

Вскоре я догнал смутно видимый из-за дождя арьергард колонны, алебарды на плечах покачивались в ритм шагов.

– Путешественник, еду мимо! – Я подумал, что лучше сохранять анонимность как можно дольше. Сначала никто не подавал виду, что услышал меня. – Путешественник, еду мимо! – Крикнул я снова, и они все как один остановились. Ни одна голова не повернулась в мою сторону, и колонна арьергарда – всего около двух дюжин человек – разом отошла на обочину.

– Еду мимо… – Я провёл Убийцу мимо их рядов – восемь шеренг по три человека, и никто даже не глянул на меня, когда я с ними поравнялся. У всех были непроницаемые лица, какие часто принимают домашние охранники, создавая для тех, кого они охраняют, иллюзию уединения.

Паланкин был довольно большим, в него могло влезть человек шесть, если бы они прижались друг к другу бок о бок. На каждом углу прямоугольной крыши висели лампы, но ни одна не горела. Кардинал Гертруда путешествовала бы с личным секретарём, помощником и как минимум парой священников. Будем надеяться, места для инквизиции не нашлось.

– Хочу выразить своё почтение кардиналу… – Сказал я достаточно громко, чтобы меня расслышали за грохотом дождя по просмолённой чёрной крыше закрытого паланкина. По-хорошему сейчас должен был показаться капитан её стражи и потребовать мои верительные грамоты. Но вместо этого вся колонна просто стояла, игнорируя меня. – Вот что, послушайте… – Бахвальство покинуло меня, когда ни одного лица так и не повернулось на мой голос. Ледяная вода растекалась по моей спине вместе с уверенностью, что здесь что-то сильно не так.

Я развернул Убийцу на месте – этому необычному движению жеребец был отлично обучен. Плотно прижав ноги к его бокам, я чувствовал нервные подёргивания его мышц – конь был напуган, и с учётом того, что имя получил он из-за своей обычной реакции на угрозу… я от этого тоже испугался. Я посмотрел на чёрную блестящую дверь паланкина, украшенную папским гербом – капли воды покрывали корону и косу Геммалунга. Носильщики стояли неподвижно, опустив головы вниз, с них капала вода, и внезапно мне уже совершенно не хотелось открывать эту дверь.

Я смотрел, и мне казалось, что вода, стекавшая с двери, выглядела темнее, чем ей полагалось, словно она была грязной.

– Я… хм… забыл кое-что. – Я ударил Убийцу пятками по рёбрам. – Прошу прощения, моя ошибка.

Дверь паланкина начала открываться – медленно, словно это ветер дунул и начал распахивать её настежь. Что-то холодное и неземное погрузило в мою грудь свои пальцы, просунув их сквозь рёбра, и плотно сжало.

Порыв ветра резко распахнул дверь, хлопнув ею об стену паланкина. Последний свет дня не мог пробить тьму внутри, открыв лишь одно: белую эмалевую маску, какие богачи носят на маскарадах. Глаза за маской не были видны, но всё равно их взгляд резал, как разбитое стекло. Маска из Вермильонской оперы!

Я ударил пятками в бока Убийцы, и тот сорвался с места, как болт, пущенный из арбалета. Нерождённый принц с такой яростью выбрался из кардинальского паланкина, что щепки просвистели мимо моего уха, когда я уже мчался галопом. Он понёсся за нами, словно сильный ветер, прорывающийся по лесу. Вслед за нами по дороге разносился звук, словно рвалось что-то влажное. Когда мы прогрохотали мимо алебардщиков, те развернулись, пытаясь пустить в ход своё оружие, но оказались слишком медленными и удивительно нескоординированными – даже для церемониальных стражников. Мне пришлось низко пригнуться, чтобы избежать двух последних алебард, а потом мы были свободны – я и Убийца, против тьмы и дождя.

Оглядываться назад редко целесообразно, особенно на полном скаку прочь от опасности. А что ты сделаешь – помчишься ещё быстрее? Жене Лота это не помогло, и, хоть я и мало чему научился из Библии, но уж за этот урок должен был держаться. По крайней мере я держался за своего коня, пусть и едва-едва. Быть может, мой разум спасла темнота, скрыв достаточно деталей. Когда нерождённый принц, хлопая кардинальской мантией, мчался мимо стражников, каждого человека разрывало, превращая в красное месиво плоти и белых костей. Содержимое их тел изрыгалось в сторону принца, прилипало к нему, перетекало, реорганизовывалось – и таким образом шаг за шагом он рос и изменялся.

– Боже мой! – Я пнул Убийцу, чтобы он ещё ускорился, но тот и так уже мчался изо всех сил. Да, может это и был самый норовистый жеребец из всех, что скакали по полям империи, но в этот миг один и тот же ужас сделал нас обоих трусами.

Во что бы там не превращался нерождённый принц, одно было точно: оно не было медленным. Как бы не напрягал Убийца свои ноги, яростные, влажные, хлёсткие звуки твари не стихали вдали. На самом деле они даже усиливались, приближались, и звучали всё яростнее.

Глухие удары тяжёлых ног стали заглушать грохот копыт Убийцы. С каждым бессловесным криком монстра мне на спину брызгала холодная кровь. В какой-то миг его качнувшаяся челюсть чуть не сбросила меня с седла. На дороге впереди во мраке маячили фигуры, на которых мои залитые водой глаза никак не желали сфокусироваться.

– Спасите! – этот крик полностью опустошил мои лёгкие.

Выбора не осталось, так что я свернул вправо, потянув поводья Убийцы, и ударом пяток заставил его прыгнуть так высоко, что он одним махом перенёс нас через ров и шестифутовую изгородь. В прыжке я мельком заметил преследователя, который уже догонял, хоть и был всё ещё на дороге – он пытался последовать за нами, но был слишком тяжёл, чтобы повторить наш поворот. Тварь, которую нерождённый построил из себя, выглядела в точности, как дракон из мифов. Огромный, кровоточащий, бескожий дракон с влажной качающейся пастью, полной зубов из рёберных костей.

Последнее, что я видел, прежде чем изгородь скрыла от нас нерождённого, была окровавленная лапа с когтями из бедренной кости, скребущая мостовую в поисках точки опоры. Тварь начала разворачиваться боком к трём всадникам на своём пути, которые пытались спрыгнуть с лошадей, чтобы избежать столкновения.

Мы приземлились с сильным ударом, и я едва не выбил себе передние зубы об затылок Убийцы. Инстинкты подсказывали мне мчаться дальше, нестись по прямой по полю. Здравый смысл мог лишь тихонько вскрикнуть из того уголка разума, в который он забился – но поскольку кричал он о том, что Убийца неизбежно охромеет, мчась по неровной земле в темноте на большой скорости, и тогда я останусь один дожидаться, когда меня отыщет дракон из трупов… поэтому я к нему прислушался. Я сильно потянул поводья влево и направил Убийцу в сторону дыры в ограде.

Нерождённый монстр, видимо, потерял равновесие и врезался боком в лошадей. Две из них лежали на спинах на обочине, молотя ногами. Норсийцы, похоже, спрыгнули, и их не раздавило. Снорри держал Хеннана, оттаскивая его от копыт – ближайшая кобыла пыталась подняться на ноги.

Третья лошадь свалилась вместе с трупным драконом, и теперь лежала, переплетясь с ним. Рядом с тварью она казалась маленькой, и так дико вопила, что от этих звуков мой мочевой пузырь опорожнился бы, если б это не случилось сотней ярдов раньше. Как только нерождённый встал на лапы, каштановая кобыла Хеннана, Сквайр, прикрепилась и стала частью монстра, а её плоть и кости втянулись и распределились по изготовленному телу. Лампа, которую вёз кто-то из всадников, валялась в луже пляшущего пламени, жутко освещавшего нерождённого.

Снорри, передав Хеннана в попечение Кары, вернулся пешком на середину дороги.

– Я переплыл Реку Мечей. Я точил свой топор о кости ётунов в ледяных уголках подземного мира. Я Снорри вер Снагасон, и я уже убивал таких, как ты. – Он поднял топор, и каким-то образом его лезвие блеснуло в ночи. – Этой ночью ты вернёшься в Хель.

Трупный дракон встряхнулся, оборванная плоть волочилась под его мускулистым бочкообразным телом на четырёх толстых лапах. Голова, пасть которой легко могла бы заглотить человека, склонилась набок, потом в другую сторону. Переплетённые хребты в украденной плоти громко хрустнули. Изящная маска теперь лежала на лбу твари – единственное белое пятно посреди всего этого месива. Две глазницы уставились на викинга. Глаза, которые я давно видел в Вермильонской опере, смотрели из углублений – я их не видел, но чувствовал их ненависть.

– Ты. – Сначала казалось, что это просто бульканье крови в разорванной глотке, а потом как-то оно превратилось в речь. – Ты, передо мной, смеешь стоять на своём?

– Стоять на своём? – Там, посреди пустой дороги Снорри казался очень одиноким, дождь капал со всех частей его тела. – Викинги не стоя́т! – И бедный безумец, подняв топор, бросился в атаку.

Казалось, нерождённый удивился не меньше меня, глядя, как Снорри сокращает расстояние между ними. Чем ближе он подбегал, тем огромнее выглядел нерождённый, и бой казался всё более неравным.

Когда Снорри бежал уже последние ярды, выкрикивая боевые кличи, нерождённый ударил по нему лапой из сырого мяса с костяными когтями, которая в ширину была в половину роста викинга. Северянин нырнул под ней ногами вперёд, проехал по мокрым камням и каким-то образом поднялся, обрушил Хель по яростной дуге, которая закончилась в центре лба нерождённого, разбил фарфоровую маску, и лезвие наполовину вонзилось в голову.

Нерождённый, одетый в тело из множества трупов, взмахнул своей драконьей головой, вырвав Хель из рук Снорри, и схватил его сбоку от бедра до подмышки. Угол был неудачным для укуса, но сила оторвала северянина от земли, подняла его в воздух и отшвырнула с дороги, через изгородь на поле, где он с глухим звуком ударился об землю в ярде от меня.

По моему скромному опыту любой удар, который отрывает человека от земли, обычно оказывается смертельным. Однажды я видел, как жеребец лягнул конюха у дворца. Его ноги оторвались от земли, и он пролетел примерно пятую часть расстояния, которое преодолел Снорри. Не знаю, умер ли он до приземления, но если нет, то это случилось немногим после. Его перекатили на спину, и я увидел острые осколки рёбер вокруг того места, где попало копыто. Остальные кости вошли в его рёбра.

В сравнении с нерождённым, галоп по пересечённой местности в темноте намного менее опасен. Я должен был уже находиться за пределами видимости и слышимости ещё до того, как Снорри коснулся земли, но вместо этого оказалось, что я стою на коленях в грязи и переворачиваю его на спину. Весь его левый бок превратился в кровавое месиво.

– Б-бывало… и лучше. – Прохрипел он, когда воздух начал возвращаться в его лёгкие.

– Ты… ранен. – Я не мог больше ничего придумать. По другую сторону ограды ревел и бился нерождённый. Вроде бы он не приближался. Возможно, доедал Кару. Раньше я представлял себе множество несчастных финалов своей жизни, но ни один из них не был похож на жестокое убийство в грязи жутким монстром на уединённом участке дороги. Снорри застонал и перекатился на здоровый бок, вцепившись в рёбра. Когда он отпустил руку, она оказалась вся в крови, и у меня скрутило живот.

– Я вроде цел. – Он умудрился ухмыльнуться алой ухмылкой, и я понял, что кровь на нём с нерождённого. – Кровь Одина! – Снорри сел, как человек, сломанный изнутри.

– Как ты вообще жив? – Я встал, отступая на шаг. Видимо, благодаря сравнительно маленькой скорости и большой площади удара Снорри перенесло по воздуху, не превратив всё тело в месиво.

Я протянул руку, чтобы помочь ему встать, но прежде, чем он смог подняться на ноги, изгородь разлетелась – это через неё пробился нерождённый.

– Чёрт! – Я вытащил меч: от зубочистки пользы было бы столько же. – Ты что творишь? – Снорри всё ещё сидел на земле, вытаскивая что-то светящееся из свёртка на бедре. – Убери! – Свет лишь поможет твари быстрее нас отыскать.

Слишком поздно, голова громадного кошмара повернулась в нашу сторону, и меня пронзила холодная злоба тех скрытых глаз. Я стоял как столб, едва не выронив меч, и чуть не обратился в бегство, отбросив все остатки достоинства за привилегию умереть на пятьдесят ярдов дальше от дороги. Тварь с жутким бульканьем двинулась вперёд, но видимо не смогла вырваться от изгороди. Чёрные корневидные петли охватили лапы дракона.

– Кара! – Наверное, вёльва бросила то же заклинание запутывания, которое так изумительно сработало против красных викингов у Ошимского Колеса. В мою руку вернулась сила, пальцы сжались на рукояти меча. Я глянул на Снорри. – Какого чёрта? – Он держал шкатулку с призраками, и от света его руки казались чёрными силуэтами – викинг открыл её и повернул к лицу.

– Нам нужен Баракель! – Крикнул он в шкатулку, где бурлили хаотичные пятна света и тьмы.

Нерождённый у изгороди взревел и бросился вперёд, под его напором вековые корни застонали и хрустнули. Некоторые с громким треском разлетелись в стороны. В других местах мёртвая плоть порвалась, дав путам свалиться, а потом вернулась на место.

Снорри встал на колени.

– Ключ, Ял, вот как можно его выпустить. Он живёт там.

– Он так не работает, тупой… викинг. – Но всё равно, говоря это, я вытащил ключ Локи и направил дрожащий клинок в сторону нерождённого, который в это время выкорчёвывал последний боярышник, державший его у изгороди.

– Нет, работает! – Снорри встал, держась рукой за бок, а второй протягивая мне шкатулку. – Так. И. Работает. – Его вид был таким убедительным, что я тоже в это поверил.

Костяные когти врезались в землю, и нерождённый бросился вперёд. Я бросил меч.

– Баракель! – взревел я, взял шкатулку с призраками и направил её в сторону нерождённого. Потом сунул ключ в основание шкатулки и повернул.

Я уже видел однажды такой же свет, который хлынул сейчас, хотя в тот раз я был в палатке, которая едва не вспыхнула. И теперь, как и тогда, свет Солнца Зодчих обратил тьму в слепящую белизну дюн под самым жарким солнцем. Нерождённый закричал, его плоть вскипела. В следующий миг невероятная яркость неестественной иллюминации прекратилась, и вместо неё стоял Баракель, каким мы видели его у ворот аномагов: светящийся ангел с девятифутовым пылающим мечом, вырезанным из солнца. Мгновенно он стал таким, каким я его знал. Никому другому не удавалось смотреть на меня с таким неодобрением.

Спустя удар сердца нерождённый врезался в Баракеля, и пылающий меч опустился на тварь. Даже двенадцатифутовый ангел не смог остановить это мёртвое существо. Драконье тело на нерождённом было составлено из трупов полусотни человек, и Баракеля отбросило в сторону. Но крылья из золота и бронзы раскрылись, принимая на себя инерцию, и яркий, как горн, меч одним ударом отделил голову нерождённого от плеч.

Тёмно-алая кровь потоком извергалась из шеи нерождённого, пока всё его змеиное тело содрогалось, дёргаясь вперёд-назад. Спустя миг оно стало мяться и рваться, словно тесто, вдоль спины появились головы трупов и отдельные глаза, формировались новые конечности с когтями из рёберных костей или полудюжины позвоночников, извивавшихся, словно щупальца. Ещё одно содрогание, и видоизменённая туша обернула Баракеля в кольцо, свалив его на землю.

– Вперёд! – Снорри подхватил мой меч и, хромая, бросился в схватку.

– Вперёд? Чёрт возьми, ты же сам взял мой меч! Чем мне драться? Матюгами?

Я вытащил нож и уставился на сражение, хотя нелегко было разобраться, что там к чему: быстрые, яростные кольца мёртвой плоти чернели на фоне сияющих рук и ног ангела, трепетали светящиеся крылья, впивались чёрные когти, а иногда блеск пылающего меча живо разгонял тени на поле. Тут и там я замечал Снорри, который набрасывался, словно мышь на индусского питона; клинок Эдриса Дина прорубался сквозь некромантию, из которой состоял нерождённый, но эти порезы явно были слишком маленькими и значения не имели.

Я посмотрел на четыре дюйма железа в моей ладони, потом оглянулся на Убийцу, увидел, что тот исчез – даже его норовистость обратилась в ужас при виде и звуках такой битвы. Красный прилив берсерка, который я почти ожидал, всё никак не поднимался, меня затапливали только горечь и гнев, что это существо, сотканное из худших проявлений человеческой ненависти, обитающих в самых глубоких расщелинах Ада, так долго меня выслеживало. С нерождённого началось моё путешествие, он разбил мою жизнь на части, а теперь, похоже, её и закончит. Я вытянул кинжал перед собой. Умереть, сражаясь бок о бок со Снорри в свете – или спустя несколько минут, одному, в темноте? Иногда выбор труса совпадает с выбором героя.

Кара сказала мне, что я кричал "ундорет", когда бросился в атаку. Не помню ничего такого, но уверен, что кричал бы "Красная Марка".