Ошимское колесо

ТРИДЦАТЬ ДВА

Кара вела нас по брюху спящего левиафана – устройства, раскрутившего то Колесо, которое когда-то вело корабль вселенной по прямому пути через бесконечную ночь. Устройства, которое даже сейчас толкало Колесо дальше и дальше от истины, угрожая в любой момент сбросить нас с какого-то обрыва в падение, от которого могли расколоться миры.

По всей конструкции пульсировал свет, сирены пронзали все уголки, и говорить стало практически невозможно.

– Надо спешить! – Крикнул я Каре в спину, чтобы она меня услышала. – Времени мало. – С тех пор, как мы разбили зеркало, я слышал, как оживают разные части огромных двигателей, или точнее чувствовал через подошвы своих сапог. За сиренами слышались скрип и вой работающих механизмов, придавая резкости и без того неприятным звукам.

Кара повернулась от двери перед собой и, прищурившись, посмотрела на меня над головой Хеннана.

– Возможно, первым должен идти тот, у кого есть открывающий всё ключ?

Я мог бы отдать ей ключ, но это было бы всё равно, что передать ей все свои возможности. Так что я протолкнулся к двери, прижал к ней ключ и держал, пока скрытые замки не сдались, и металлическая плита не отъехала с моего пути.

Мы прошли мимо полудюжины зеркальных фасеток, расположенных так, словно это были окна во внутренности каких-то творений Зодчих, но каждое показывало лишь святилище Синей Госпожи. Ещё дважды я видел, как сотрясается её комната, и на второй раз с потолка там стали падать большие куски вместе с несколькими рамками зеркал, из которых сыпались бесчисленные блестящие осколки.

– Вверх? – Я посмотрел в узкую шахту, пульсирующую красным светом.

– Вверх, – Кивнула Кара.

– Снорри пролезет? Он довольно толстый.

Снорри заворчал, свет блестел на его мышцах, липких от пота, словно вокруг нас поднялась температура.

Я глубоко вздохнул и пожалел об этом.

– Воняет так, словно оставшиеся Зодчие пришли сюда и померли.

Узость шахты приглушала звуки сирен, но когда я вылез в маленькую комнатку наверху, они вернулись с новой силой. Я доковылял до зеркальной фасетки в стене и шлёпнул ключом по одному из тёмных экранов.

– Пусть это прекратится!

Последнее слово прозвучало в полной тишине. Кара посмотрела на меня, выбираясь из дыры.

– Молодец. – Потирая уши, она отошла, пропуская Хеннана.

– Слава богам. – Снорри вылез из шахты и стал разминать плечи.

– Мы уже близко. Центральная комната будет через одну. Нам туда. – Кара указала на странную щель, высокую, узкую и ведущую в нечто похожее на небольшой шкаф.

От грохота открывающейся двери мы все развернулись. В проходе комнаты за зеркалом стояла Синяя Госпожа. Она развела руки, словно собиралась бросить жуткое заклинание, седые волосы растрепались, вокруг неё клубилась завеса полночной синевы. Её возраст потряс меня. Я знал, что у неё за плечами больше сотни лет, но никогда не видел её такой – словно нечто в трупной телеге на заднем дворе тюрьмы должников: старая кожа на костях, которая морщилась на каждом суставе. Но хуже её возраста было то, как она двигалась – одержимая неестественной живучестью, алчно, с жаром в глазах. Она прыгнула к поверхности перед нами, в одно мгновение покрыв это расстояние. Её лицо заполнило зеркало, она вопила проклятия на языке, которого я, к счастью, не понимал.

Я шагнул назад, когда шишковатые руки закрыли зеркальную фасетку, и вся она потемнела.

– Что она делает?

– Не знаю, – сказала Кара. – Но нам надо идти.

– Куда? – спросил я.

Кара указала на щель, куда она показывала раньше.

– Но там что-то вроде шкафа…

– Карта говорит, что нам туда. – Она хмуро посмотрела на бумагу, которую держала в руке.

– Ладно. – Я протолкнулся мимо Снорри и сунул голову в щель. – Здесь комната на одного человека, и выхода нет.

– Может, проход ведёт вверх, – сказал Снорри.

Мне это не нравилось.

– Тогда залезай и проверь. – По крайней мере, на этот раз он не стал меня туда толкать.

– Это поможет, – раздался незнакомый голос сзади.

Повернувшись, я увидел, что руки убрались от зеркальной фасетки, снова открыв измождённое лицо и блестящие глаза Синей Госпожи. – Это поможет, – повторила она скрежещущим голосом, в котором не осталось ни следа культурности и добродушия, которые я помнил по воспоминаниям Красной Королевы.

"Поможет чему?" – хотелось мне спросить, но язык не ворочался в пересохшем рту. Я видел, как исчезла тончайшая трещинка.

– Зеркало излечивает себя. – Кара шагнула назад. – Давай! Быстрее!

Теперь уже мне и самому хотелось убраться, так что я протиснулся в щель, прижав руки к груди. Я стоял в вертикальной трубе чуть выше моего роста. В изогнутую стену передо мной была встроена серебристая панель. Поскольку никаких других мыслей у меня не было, я прижал к ней ключ.

– Открой. – Конструкция задрожала. – Открой! – Панель почернела. – Откройся, чёрт возьми! – Со звуками истязаемой стали что-то задвигалось, и раздался жуткий скрежет, от которого у меня свело зубы.

– Ял!

Я оглянулся и успел увидеть, как Снорри скрывается из глаз – внутренний цилиндр повернулся вместе со мной, закрыв проём, через который я прошёл. Свет замерцал и погас. В моей жизни были недели, которые пролетели быстрее, чем следующие тридцать секунд. Наконец появилась вертикальная линия и с мучительной медлительностью расширилась в щель, в которую я мог протиснуться, когда проём во внутреннем цилиндре повернулся и совпал с проёмом, предоставляющим доступ в следующую комнату.

– Цикл обеззараживания завершён. – Проговорил безжизненный голос в цилиндре, когда я из него вышел.

Первое что поразило меня, это была вонь, словно кто-то заполз сюда, чтобы умереть. К счастью, это единственное, что меня поразило. Комната оказалась больше, чем я ожидал, с неправильными стенами, переходившими в узкие спиралевидные проходы, которые вели за пределы досягаемости пульсирующего красного света. В центре комнаты на уровне головы парила звезда времени, сияя синим цветом над чёрным диском в полу из серебристой стали. Я постарался не смотреть на неё, чувствуя, как эта штука может поймать человека, заставив потом всю оставшуюся жизнь таращиться на неё.

В одном из немногих плоских участков стены была встроена фасетка фрактального зеркала. Паутина трещин продолжала свой медленный процесс излечения, и на миг Синяя Госпожа обратила своё внимание на дверь своего убежища. На стенах вокруг неё висело около дюжины целых зеркал на тех местах, с которых были сброшены разбитые, занимавшие эти места прежде. Все новые были одинаковыми: простые зеркала в дешёвой сосновой рамке… два десятка таких же я видел в камере с мёртвым Туттугу.

В участке стены прямо напротив меня была затворка вроде той, через которую я только что прошёл, и большая чёрная панель прямоугольной формы. Я прижал ключ к внешней поверхности затворки, из которой вышел.

– Крутись. – Штука мучительно медленно заскрежетала, словно каждый дюйм проворачивалась с боем.

В зеркале дверь Синей Госпожи содрогнулась от сильного удара. Потом снова. От третьего она разбилась, словно была стеклянной, острые осколки злобно разлетелись во всех направлениях. В дверном проёме показалась Молчаливая Сестра, как обычно согбенная, в своих серых лохмотьях, с едва заметной загадочной улыбкой, украшавшей тонкие губы. Тёмный глаз пронизывал всё, слепой глаз светился, словно её голова была наполнена светом. За её спиной стояла Красная Королева – она была шире, закована в алые полудоспехи, и от плеч её мантии поднимался дым, словно она в любой миг могла загореться.

– Алиса. – Синяя Госпожа склонила голову, приветствуя посетителей. – И твоя сестра. Никогда не могла запомнить её имя.

За моей спиной Кара выскользнула из затворки, которая продолжала крутиться, поворачиваясь открытой частью теперь уже Снорри и Хеннану.

– Не смотри на звезду, – прошипел я, отталкивая одной рукой её лицо.

– Быть может, ты нас представишь? – Сказала Синяя Госпожа.

Моя бабушка не ответила.

Молчаливая Сестра вошла в комнату, и, как только она это сделала, отражения Синей Госпожи выпрыгнули из новых зеркал на стенах, помчались к оригиналу и слились с ней, каким-то образом став с ней единым целым. Каждое воссоединение всё надёжнее вписывало Мору Шиваль в мир, добавляло ей отчётливости, делая синий цвет её одежды глубже, интенсивнее, живее, а плоть на костях – всё более крепкой.

– Нет. – Молчаливая Сестра проговорила лишь это слово, и все зеркала взорвались, разлетевшись на осколки, перед рамками заклубились блестящие облака. Даже трещины на фрактальном зеркале на миг перестали заживать и чуть разошлись. Я не смог бы сказать, как звучал её голос – знаю только, что это слово было сказано.

– Это было глупо. – Синяя Госпожа вытерла рот в том месте, где её задел осколок. – Так тратить свою силу.

– На этот раз тебе не убежать. – Моя бабушка вышла из-за сестры. В руках она держала длинный тонкий меч с рунами по всей длине.

– Алиса, тебе этого не остановить. – Синяя Госпожа отступила в сторону фрактального зеркала. – Этот мир разрушен. Разрушена смерть, вместе с тьмой и светом. Лучшая жизнь ждёт тех, у кого хватит силы ума, чтобы забрать её. Стадо в любом случае потеряно, но пастухи ещё могут выжить. – Она смотрела в лицо старухе перед ней, но я знал, что слова предназначены для меня.

– Людей можно спасти. – Бабушка подняла клинок, кончик которого указывал в сердце её врага. – И я буду сражаться, чтобы спасти их, как бы ни мала была надежда на успех.

Мора Шиваль покачала головой.

– Девочка, ты говоришь о людях, но для тебя всегда важнее всего было держать власть в твоих руках. Это страх заставляет тебя сражаться. Страх, что ты останешься без истории, без трона и без короны, благодаря которым твои крестьяне дерут глотки, восхваляя тебя. Ты рождена для власти. Ты шагнула в неё через изломанные тела и разумы брата и сестры. Где-то за этими яростными глазами всё ещё пылает мечта стать Красной Императрицей, не так ли, Алиса? Ты столько лет планировала маршрут к верховному трону, что не сможешь от него отказаться, даже если захочешь. Ты разрушила власть царя Келджона на востоке, нейтрализовала Скоррон, запугала королевства Порты в своём тылу… и вот ты здесь, под слабым предлогом идёшь через Словен, направляясь в Вьену. Ты громоздишь трупы быстрее, чем Мёртвый Король, так что не говори мне о "людях".

За моей спиной Снорри присоединился к Хеннану, и теперь безмолвно указывал на затворку напротив нас.

– Последняя комната, – прошипела Кара. – Ты можешь всё закончить.

Ссутулившись, я в страхе поспешил через комнату, избегая синей звезды, горевшей в середине. Затворка оказалась идентичной предыдущей. Я прижал к ней ключ, вызвав ту же дрожь – то, что её держало, пыталось мне сопротивляться – а потом внутренний цилиндр начал со скрежетом медленно вращаться. За скрежетом я расслышал последний обрывок противостояния из башни Моры Шиваль в Блюджине.

– Как поживает тот милый мальчик, которого ты разрушила, пытаясь избавиться от меня тогда в Вермильоне? Разве не он должен быть третьим Голлотом? Если уж у кого и есть право стать императором, так это у него. Последний император, скрюченный и пускающий слюни на верховном троне, наблюдающий, как вокруг него умирает мир.

Я хотел выкрикнуть, что Гариус стал бы отличным императором, лучше любой из них – но проход сузился до дюйма, а потом и вовсе исчез, заглушая звуки и снова погрузив меня в темноту.

Вся конструкция содрогнулась, и громкий стон пронзил металлическую надстройку. По всей огромной машине, в двигателях, которые придумали и сделали лучшие умы Зодчих, все элементы, обезумев, сражались друг с другом, когда треснуло зеркало, которое одновременно было одним и множеством.

Я поворачивался вместе с цилиндром, и, наконец, передо мной заново появилась щель – сначала тёмно-серая щёлочка, потом толщиной с палец и лишь чуть-чуть светлее полуночной тьмы вокруг меня, ещё шире… и наконец я вышел.

Единственная световая панель в потолке с трудом ожила, сменив почти непроглядную темень мерцающим красным светом, который то гнался за тенями до углов, то через миг отступал и давал им перегруппироваться. Середину комнаты занимали четыре широкие квадратные колонны, поверхности каждой закрывали тёмные экраны.

Тут же стало ясно, что весь слабый свет в комнате исходил от окна возле затворки. Я-то думал, это чёрная панель, но на самом деле там было толстое стеклянное окно, через которое виднелась тёмная комната, где Снорри и остальные ждали по другую сторону затворки.

Слева от меня поверх чего-то на стене висела грязная серая ткань. Я сдёрнул её и понял, что держу оборванную и испачканную поношенную накидку. Она закрывала зеркальную фасетку. Синяя Госпожа теперь стояла близко к зеркалу, спиной к нему, подняв обе руки. Лампы в её убежище бросали её тень на меня, а остальной свет лился в комнату. Бабушка и её сестра стояли перед Госпожой, напряжённо сосредоточив лица. Я видел раньше это выражение в воспоминаниях бабушки, когда они обе детьми сражались со своими отражениями. Серебро, блестевшее в пальцах Синей Госпожи, подтверждало, что в каждой руке она держала по маленькому зеркальцу, направленному в сторону её врагов.

Напряжение на их лицах задержало меня. От него у меня в груди перехватило дыхание. От него я не мог произнести ни звука. И тогда я услышал шаги за спиной.

– О, Боже. Это Джон Резчик. – Холодная рука страха запустила пальцы мне в живот.

– Кем бы ни был тот бука, он твоё создание. Он может причинить тебе лишь такой вред, какой ты сможешь представить. А я, с другой стороны, собираюсь нанести тебе вред гораздо хуже. Такой, что ты и представить не можешь.

Я повернулся, едва держась на ослабших ногах. Там стоял Эдрис Дин, дьявольски выглядевший в пульсирующем красном свете, тёмный полумесяц волос чернел как ночь между "вдовьими пиками". Горизонтальный бледный шрам под правым глазом, казалось, подчёркивал его слова. Более тёмный шрам, широкий и неровный, виднелся на его шее, там где Кара едва не срубила ему голову с плеч.

На миг уголком глаза я заметил движение в окне. Из изогнутых коридоров, уходивших в глубины машины в комнате позади меня, появились мертвецы. Я видел, как рот Снорри открылся в рыке, Кара кричала, или вопила, но звуков до меня не доходило.

– Синяя Госпожа отправила меня через зеркало впереди себя… с друзьями… защитить Колесо и проследить, что никто не попробует никаких глупостей, например выключить его. – Эдрис улыбнулся. Он держал изогнутый меч из чёрного железа, кончик которого лениво указывал в пол между нами. Меч напомнил мне клинки ха'тари в недрах Сахара.

Я снова глянул в окно. Там было много мертвецов. Все в кожаных доспехах, отделанных синим. Они двигались с тревожной быстротой, яростные лица темнели от засохшей крови. Топор Снорри разрубил двоих, забрызгав окно.

– Это люди Синей Госпожи, – сказал я. – Ты их убил.

Эдрис склонил голову.

– Мертвецы лучше подчиняются приказам.

Синяя Госпожа в зеркале выбросила руки в сторону Красной Королевы и Молчаливой Сестры.

– Глупо было столько недель проливать здесь кровь твоих солдат, Алиса. – Она шипела, словно выдавливая слова через стиснутые зубы. Бабушка с криком упала на колени, выставив перед собой руки, сражаясь с чем-то невидимым. Сестра медленно опустилась на колени, мало-помалу, сначала на одно, потом на второе, словно на неё давила огромная тяжесть, всё больше с каждой секундой. – Ты потратила столько жизней и столько сил… и ради чего? Ради того, чтобы умереть у моих ног. – Синяя Госпожа покачала головой. – Не одну тебя годы сделали сильнее.

– Ты должен был защищать зеркало, – сказал я Эдрису и положил руку на рукоять меча – который забрал у него в Башне Жуликов в Умбертиде. – Теперь твоя госпожа заперта.

– Я думал, что ты доберёшься сюда, – сказал он. – Ты и северянин. – Он кивнул на забрызганное кровью окно. Сейчас через него было почти ничего не видно, кроме очертаний людей и яростных движений. – И сука. – Он рассеянно потёр шею и чёрный шрам над воротником. – Подумал, что вы разобьёте его для меня, да. Понимаешь, Госпожа всегда мало меня заботила, а она никогда целиком не доверяла мне, что мудро, с учётом моей способности не показываться в будущем. Я за её план, и всё такое. Только я бы предпочёл видеть себя во главе стола, когда новые боги встретятся в том мире, который придёт после этого. Эдрис, Венец Творения. Неплохо звучит, да уж. – Он поднял свой мерзкий меч, его наконечник теперь был на расстоянии ладони от моего живота. – А теперь, не мог бы ты передать мне ключ, а я побуду радушным хозяином. – Он кивнул между колоннами. Свет от зеркала падал на заднюю стену, проецируя трещины на множество экранов – трещины по-прежнему зарастали, уже осталась половина до полного восстановления. Посреди задней стены располагалась серебристая панель, которую описывал профессор. Над ней виднелась надпись "Ручная Отмена". Тёмная линия в центре, наверное, была отверстием для ключа.

Я посмотрел на острый кончик на уровне моего пупка, потом глянул назад на бабушку и Молчаливую Сестру, стоявших на коленях и пытавшихся подняться – но их неумолимо прижимало к полу, и кровь начинала течь из уголков их глаз. Я подумал о Хеннане в Башне Жуликов с клинком Эдриса Дина у шеи. Я отдал парню ключ Локи, чтобы он отдал его некроманту, а Хеннан швырнул ключ обратно в меня. Не дав мне купить ему свободу. Я снова посмотрел на кончик меча перед собой. В итоге всегда доходит до острого конца. Эдрис угрожал мне кошмарами, которых я не мог и представить. Я не мог ясно представить, даже как это чёрное железо втыкается мне в живот.

Позади меня раздался резкий мучительный крик. Боль старой женщины. Что-то тёмное и кровавое ударилось в окно рядом со мной, и без звука соскользнуло. Это была тонкая фигура… возможно, Хеннан…

Я бросил ключ и, смилуйся Господи над моей нечестивой душой, помолился Локи, хоть и знал, что он всего лишь оттиск старого профессора, отпечатанный на ткани мира и сформированный легендой. Я молился и вслед крутящемуся в воздухе ключу крикнул одно слово "Выключи!", выбранное лишь по одной причине: мне хотелось противоположного тому, чего желал Эдрис Дин. Если машина выключится, мы всё равно будем катиться в Ад на ручной тележке: Колесо продолжит крутиться, хотя и медленнее, и приводить его в движение будет неспособность человека не использовать силу для личных целей. Но больше всего на свете я хотел, чтобы первым в Ад отправился Эдрис Дин.

Разумеется нельзя бросить ключ в маленькую скважину в десяти ярдах от себя и ожидать, что попадёшь, не говоря уже о том, чтобы ключ в ней задержался и повернулся. Но Локи – бог хитростей.

В очень глупых поступках есть один плюс. Они удивляют людей. Бросок ключа через комнату так удивил Эдриса Дина, что я успел вытащить свой меч, отвести его запоздалый удар от моего живота и отпрыгнуть назад. Жаркое влажное чувство на бедре дало мне знать, что мне не удалось сбежать незадетым, но по крайней мере меч Эдриса меня не проткнул.

Эдрис ударил снова, и я отбил его клинок. За его спиной зажглись все панели на стене, по ним покатились потоки чисел, словно река цифр переливалась через обрыв. Ключ, воткнутый в замок, начал слегка дымиться, словно из обсидиана испарялась тьма. Все предыдущие скрежетания, скрипы и содрогания теперь казались ничтожными в сравнении с мучительными звуками, доносившимися через металлический пол. Где-то глубоко в сердце вычислительных машин Зодчих началась криптологическая война кодов и шифров: ключ одновременно старался превозмочь защиту, охранявшую главную функцию Колеса, и решить проблемы, которые столько лет не давались профессору О'Ки – надо было так остановить двигатели, чтобы они не сбросили нас с обрыва, которого мы старались избежать.

Эдрис сделал выпад в мою голову. Я парировал, лязг стали почти терялся в какофонии вокруг нас. В конце всего, среди такого количества способов умереть, я понял, что страх для меня менее важен, чем факт, что передо мной стоит человек, зарезавший мою мать. Я снова парировал и сделал выпад, пробив его куртку и оставив блестящую царапину по низу кольчуги.

– Если убьёшь меня, то у тебя не будет времени повернуть ключ в другую сторону! – крикнул я. – А если попытаешься сделать это прежде, чем убьёшь меня, то я отрежу тебе голову.

Эдрис яростно взмахнул мечом и отпрыгнул назад. Он вытер рот, окровавленный от прикушенного языка, и посмотрел на меня, тяжело дыша.

В зеркальной фасетке на стене я мельком увидел бабушку и Молчаливую Сестру – обе на четвереньках, руки подкашивались под невидимым весом, и Синяя Госпожа триумфально шагала в их сторону.

– Алиса, ты пришла спасти мир, – прошипела она. – Но не взяла никого, кто бы спас тебя.

Сестре удалось поднять голову, её тёмный глаз был как дыра в полночь, а слепой – как дыра в полуденное солнце. У богини Снорри, Хель, такие же глаза. Старухе удалось поднять руку, пальцы согнулись, и на миг Госпожа приостановилась, но только на миг. Голова Сестры снова поникла, лицо скрылось за седыми космами.

Эдрис смотрел, как и я, заворожённый спектаклем. Руки, которые всю нашу жизнь играли нами на их доске, теперь сошлись для окончательной расплаты.

– Они не взяли меня. Я пришёл сам. – В дверном проходе Синей Госпожи появилась призрачно-серая фигура, покрытая каменной пылью. Сначала она не походила на человека: слишком большая, слишком много конечностей, торчащих под странными углами.

Шаг вперёд, фигура рухнула, и теперь стало ясно, что это. Один человек нёс другого. Мужчина на коленях – низкий, коренастый, темноволосый и покрытый пылью, с лицом скорее клерка, чем героя, несмотря на мундир и меч на бедре. Капитан Ренпроу, адъютант маршала Вермильона, моя правая рука по организации обороны.

– Нет! – Если бы зеркало и впрямь было окном, то я, наверное, бросился бы в него. Маленький человек, растянувшийся на полу, катался среди зеркальных осколков, жестоко покоробленный, словно жертва на столе Джона Резчика. Старик, деформированный, едва способный сам повернуться – но всё же, в тот миг, как он поднял свою уродливую руку, он казался благороднее любого человека из всех, кого я видел на троне.

– Мадам. – Прохрипел Гариус. Путешествие из Красной Марки не могло даться ему легко, как и подъём от основания башни. – Вы недооцениваете то, чем сын Кендета готов пожертвовать ради своей сестры.

Скрюченная рука вытянулась, и старые пальцы со слишком большими костяшками схватили лодыжку Молчаливой Сестры. Я видел на его лице боль даже от такого мелкого действия – холод всегда беспокоил суставы Гариуса, а словенская зима весьма зубастая.

Молчаливая Сестра расправила плечи, выпрямила руки, по-прежнему не поднимая головы. Раздался звук бьющегося стекла. Она встала на колени и громко вздохнула.

– Лежать! – Синяя Госпожа сомкнула руки, словно пыталась раздавить что-то между ними.

Молчаливая Сестра медленным тщательным движением поднялась, и каждый этап сопровождался звоном бьющегося стекла, пока уже не осталось ничего неразбитого. Два последних зеркальца разбились в руках Синей Госпожи. Она, охнув, разжала пальцы, и вниз со звоном полетели зеркальные осколки вместе с капающей кровью – некоторые фрагменты порезали ей ладони.

Алиса Кендет, Красная Королева, яростно рыча, вскочила на ноги, размахивая мечом.

Синяя Госпожа с криком сбежала от поединка, каким-то образом развернувшись так быстро, что кончик бабушкиного меча лишь вспахал борозду на её плече, и бросилась в сторону последнего зеркала. В сторону Ошима, в мою сторону. На долю секунды её лицо заполнило фасетку. Она попала в оставшиеся трещины, и те разрезали её, как проволока режет сыр. И она исчезла – на зеркале ничего не осталось, кроме тонкого алого слоя, сквозь который смутно виднелась комната. Кровь стекала по изображению Красной Королевы, вытянувшей меч, направив кончик на зеркало, через которое прыгнула её противница. Я не сомневался, что визит к фрактальному зеркалу под нами открыл бы влажную кучу ровно разрезанных частей тела – последних останков женщины, которая принесла бы в жертву один мир, чтобы стать богиней в другом.

Мелькнул меч Эдриса, и я едва отвёл его от своей груди. Моя небрежность принесла мне неглубокий порез на плече. Панели на дальней стене теперь пылали красным, и мне показалось, что я вижу за ними движущуюся фигуру, словно каждая панель была окном в стене в какое-то пространство. Звук несколько стих, остались только низкий металлический скрежет и медленный стук храповика, через который проходили зубец за зубцом.

Эдрис сделал обманный выпад, наши клинки лязгнули лезвиями.

– У меня нет времени убивать тебя, – сказал он. – К счастью, я привёл кое-кого, кому времени хватит вдоволь. – Он отступил, и на тёмном потолке проявился паукообразный нерождённый, который прятался там в тени за колоннами. Существо спустилось на место, которое освободил Эдрис – ужас из свежего мяса, составленный из костей людей, которых Синяя Госпожа отправила с Эдрисом. Приопущенное туловище на толстых лапах, с пятью тощими освежеванными конечностями, торчащими из вскрытой груди – каждая длиной ярда в два, если не больше, сочленённые в дюжине мест и с острыми костяными шипами на конце.

Эдрис развернулся и зашагал к дальней стене и ключу.

– С этим мечом, который ты украл у меня, тебе, возможно, даже удастся отправить её обратно в Ад. Но она по-прежнему будет связана с нежитью. В любом случае, она даст мне время, и если понадобится, то с тобой я сам разберусь после. – Он взялся рукой за ключ и охнул, когда ложь ключа окутала его. – Впрочем, не будет никакого "после". – Его запястье повернулось, направляя ключ в другую сторону, и огромные двигатели завыли новую ноту. – Вот так и заканчивается мир. Ни звона, ни стонов – лишь поворот колеса.

В конечном счёте мало что может вызвать в человеке в равных пропорциях всю его глупость и отвагу (если, конечно, на самом деле это не одно и то же). Разве что семья, или понимание, что тот, кого ты страстно ненавидишь, вот-вот одержит победу.

– Не стоит недооценивать то, чем сын Кендета готов пожертвовать ради своей сестры. – Эти слова соскочили с моих губ без малейших признаков страха.

Это не было безумием берсерка. Думаю, ярость, охватившая меня в день, когда я перерезал горло Мэреса Аллуса, так меня и не покинула, так и не отступила в то крошечное позабытое место, где я хранил её раньше – но смешалась с моей кровью, иногда подавая голос тише, иногда громче, как и у любого человека. Ярость, поднявшая мою руку, была полностью моей, я управлял ею, и я за неё заплатил. Я бросил меч Эдриса, и он повернулся в воздухе, в точности как ключ. И, как ключ Локи попал в цель, так и нечестивый клинок Эдриса попал некроманту между лопаток.

Нерождённая тварь взревела, конечности сомкнулись на мне, словно пальцы руки. Каким-то образом Снорри увидел сущность своего сына внутри нерождённого, который напал на нас в укреплённой комнате Чёрного Форта. Тогда я не понимал, как он разглядел своё внутри той прогнившей пародии из трупной плоти, и почему плакал о том, что с ним покончил. Я и сейчас не мог разглядеть ничего подобного, но знал, что моя мать увидела бы свою дочь, и этого было достаточно. Не нож я вонзил в раскрытое сердце нерождённого, но кардинальскую печать с той дороги, что идёт вдоль Аттар-Загрской границы. И не моя вера разъединила никогда не видевшего мира ребёнка и созданного в Аду монстра. Их разъединила вера миллионов людей, запуганных знаками и знамениями, которые собирались в своих церквях, прятались от тревожных наваждений в своих постелях и цеплялись за своего бога, пока приближался конец света. Эта вера, эта воля, эта убеждённость, наделённая силой самого Колеса, отделила ребёнка от ужаса и оставила на полу кучу мёртвой плоти.

Я не чувствовал, как меня пронзили шипы. Не чувствовал боли, пока не перекатился и, поняв, что лежу на полу, не попробовал встать. Кровь текла из колотых ран на плечах и в боку, текла по моей спине. Я свалился набок, лежал и смотрел. Эдрис смотрел на меня, его лицо скрутило от ярости, и кончик его собственного меча торчал из-под его рёбер.

Я уже не волновался об Эдрисе. Я оглянулся и увидел их обоих, нежить и мою безымянную сестру. Она встала – бледный дух, выросший в женщину, которую я мельком видел, когда срезал её с адского древа. В ней были черты матери и Красной Королевы – красивая, сильная, неустрашимая. Нежить, нервно-белая и обнажённая, пряталась в мёртвой зоне моего зрения, тянулась, чтобы укрыться в призраке моей сестры. А она взяла палец нежити своим и быстро смотала всё её тело в шар чуть больше своей головы. Потом сжимала шар, пока тот не стал меньше, и ещё меньше, с кулак, потом с глаз, с горошину… и исчез.

Её образ подёрнулся рябью, словно отражение на воде, изменяясь, уменьшаясь, съёживаясь – девушка, ребёнок…

– Не уходи. – Я попытался поднять руку.

За её спиной показался Эдрис, серая рубашка на животе промокла от крови.

– Не уходи, – эхом повторил он за мной. – Уверен, ты сможешь найти другого хозяина. – Его пальцы нарисовали в воздухе руны заклинания, сплетая новую паутину некромантии, чтобы снова поймать мою сестру в ловушку.

Моя сестра – уже маленькая девочка, – хмуро посмотрела на мучителя. Это выражение лица я знал по Красной Королеве у стен Амерота. Она топнула ножкой, ударив обоими кулаками, и Эдрис в тот же миг рухнул и застонал рядом со мной в вонючем месиве останков нерождённого. Стон стал рыком, и некромант поднялся на колени, глядя на те едва заметные следы, что остались от моей сестры, скрывая их с моих глаз. Мой меч всё ещё торчал между его лопаток, рукоять покачивалась на расстоянии вытянутой руки от меня.

У меня не было сил пошевелиться. Но было желание, и я всё равно пошевелился. С последним приливом энергии я вырвал меч и яростным ударом отсёк ему голову, скорее благодаря удаче, чем мастерству.

Эдрис ещё миг стоял на коленях, разбрызгивая кровь, а потом перевернулся.

От моей сестры не осталось и следа.

Понадобилась целая вечность, чтобы добраться до задней стены – ползком, пробираясь по грязи, – а все машины Зодчих вокруг кричали о конце мира. Каким-то образом моя рука сомкнулась на ключе, и я повернул его в центральную, нейтральную позицию.

И здесь, в конце всего, я засомневался. Если позволить ключу Локи закончить дело, то мне будет гарантирован безопасный проход в новый мир, которого так желала Синяя Госпожа. Бог. Статус, которого я всегда хотел – всё это и намного больше упало мне в руки. Уже не придётся ненужному младшему принцу пробавляться объедками бабушкиного двора. Поверни ключ влево, огромные двигатели выключатся, и магия покинет это место. Уже нечему будет толкать рулевое Колесо, которое раскрутили Зодчие, чтобы изменять равновесие между желанием и плотной тканью мироздания – и тогда оно замедлится и в конце концов остановится. Возможно оно даже развернётся назад и вернёт нас к той жизни, которую люди вели долгие годы, до тех пор, пока какой-то глупец не разбросал нас по лику Земли.

Впрочем, послушай мудрых, и узнаешь, что они видели: кончина будет отсрочена, а не предотвращена. Молчаливая Сестра видела, что это самое Колесо вращается под напором человеческой жажды власти и разваливает всё на части, погружая нас, мелких смертных, в огонь и разрушение. Сейчас я смогу спасти себя и покончить с бесчисленными народами… или предать себя и всех этих людей огню через несколько коротких лет. Ключ под моей рукой задымился, а двигатели вокруг меня ныли и рычали. Ключ по-прежнему сражался с замком, бился за управление, и машина, без фрактального зеркала, усмирявшего её энергию, взбесилась.

Многочисленные экраны по обе стороны от меня продолжали показывать свои порции более крупной сцены, словно прорубали стену, открывая то, что происходило в разуме машины за ними.

– Мне нужно…

– Люди не знают, что им нужно. – Фигура повернулась, прервав первого говорившего, невидимого мне. – Они едва знают, чего хотят. – Он выглядел как невысокий человек, хотя его не с чем было сравнить, а экраны показывали его невероятно большим. Ни молодой, ни старый, тёмные волосы торчали будто от удивления. На нём был многоцветный плащ. Но пока человек поворачивался, тот стал золотистым жакетом, расшитым несметным количеством карманов. В следующий миг – чёрный костюм современного флорентинца, дополненный треуголкой. Что бы он ни носил, выглядел он знакомо.

– Я? Я всего лишь шут в зале, где был создан мир. Я проказничаю, шучу, отмачиваю выходки. Я не очень важная фигура.

– Профессор… – Я видел лицо старика, его следы проступали за уверенностью и хитростью Локи.

Бог продолжал обращаться к невидимому собеседнику.

– Но представь… если бы это я дёргал за струны и заставлял богов плясать. Что если в основе, если копнуть достаточно глубоко, если вскрыть всю правду… что если в сердце всего… была ложь. Как червь в центре яблока, свернувшийся, словно Уроборос. В точности, как тайна человека, свернувшись, прячется в центре каждой твоей частички, какой бы тонкий кусок ни отрезать?

Я крепко вцепился в ключ, и его чёрный лёд скользнул под моими пальцами. Экраны потемнели.

– Вот бы весёлая вышла шутка? – Локи стоял возле меня.

– Ч-что ты хочешь? – Я попытался отодвинуться, не выпуская ключ.

– Я? – Локи пожал плечами. – Как только ты сломаешь ключ, мне конец, а он сломается, когда его задача будет выполнена. Поворачивай вправо, или влево. Решай сам, Ялан.

– Я… Я не знаю. – Пот катился по мне, дрожащая рука побледнела от потери крови. – Синяя Госпожа говорила правду, когда она…

– Правду? – Локи вскинул руки, тряся пальцами. – Ложь наш фундамент – каждый из нас начинает со лжи и строит на ней жизнь. Ложь надёжнее правды, непостояннее, и может изменяться под новые требования.

– Мне нужна правда. Ты поставил меня на этот путь при помощи правды, когда показал, как умерла моя мать. Ключ выбросил меня в пустыне не просто так… всё это было частью плана. Встреча с Йоргом Анкратом, клинок, чтобы убить Мэреса Аллуса. Ты готовил меня для этой задачи, в точности как ты приготовил ключ и отправил в мир собирать силу.

– Возможно. – Локи пожал плечами. – Факты – лучшие друзья лжеца. Так много правды открывается в поисках благовидной лжи. Почему бы ею не воспользоваться? – Он повернулся, указывая на комнату, на зал чудес, заваленный смертью. – Да, видно, тот, кто начал лгать, не обойдется ложью малой. Это написал Великий Скотт, когда у луны лицо было намного моложе. – Вздох. Как тьма клубилась вокруг ключа в моей руке, так и Локи, казалось, уменьшался, становясь старше, и свет в нём гас. – Это была моя первая работа, и, должен признать, она получилась довольно запутанной. Есть ли трус такой, что побоялся б выйти в бой за власть над этою страной против самой судьбы? Снова слова Великого Скотта – и вот ты здесь, трус мой. Осмелишься ли ты?

– Ночтоядолжен…

– Мне плевать! – Выкрикнул Локи, уже измождённый и больной. – Знай только, что тебе не нужна правда. Не правда тебя освободила. Это была ложь. Ты не видел смерть своей матери. Тебя не было в той комнате. В тот день тебя не было даже в Римском Зале.

– Что?

– Я солгал тебе.

– Что…

– Ненависть, храбрость, страх… всё это ложь. Не ищи причин. Делай, что чувствуешь. Не то, что ты чувствуешь правильно – просто что ты чувствуешь.

– У меня есть шрам… – Свободной рукой я потянулся к груди, куда в тот день попал меч Эдриса.

– Это ты взбирался на забор.

– Ах ты лживый убл…

– Да, я знаю. Не мог бы ты поторопиться? Я тут разваливаюсь, знаешь ли.

Я посмотрел мимо фальшивого бога, ставшего реальным благодаря грёзам людей, и увидел у заляпанного кровью окна в другую комнату огромную фигуру моего друга. Отчётливо видны были только глаза в том месте, где рука вытерла стекло.

Я повернул ключ.