ДВАДЦАТЬ СЕМЬ
– Уйди, будь ты проклят, и скажи Балессе, что я хочу на завтрак копчёной селёдки. – Я плотно зажмурился от дневного света. – И закрой чёртовы шторы!
– Пора вставать, ваше величество. – Голос горничной был скорее саркастическим, чем уважительным.
Я попытался поуютнее закутаться в одеяло и обнаружил, что оно мокрое и холодное.
– Какого чёрта? – Я открыл глаза, моргая от яркого света у моего лица. Всё болело. Но по крайней мере дождь прекратился.
– Как себя чувствуешь? – Кара, с мокрыми волосами и вся в грязи, стояла возле меня на корточках. Она держала орихалк.
– Я умираю. – Одной рукой я покачал челюсть. – Кажется, переломал себе всё.
– С ним всё в порядке, – крикнула она через плечо.
Из ночной темноты показался Снорри и протянул руку, чтобы помочь мне подняться на ноги. Из ниоткуда на помощь Снорри появился Хеннан, больше похожий на грязевика, чем на мальчика, и подлез мне под другую руку.
Я глубоко вздохнул и пожалел об этом.
– Воняет как на похоронах в уборной.
– Это всего лишь ты. – Снорри положил руку мне на плечо и повёл меня в сторону вонючих останков нерождённого. Вспаханную землю усеивали длинные перья, и пока я смотрел, свет в них умирал.
– Баракель? – спросил я.
Снорри покачал головой.
– Они уничтожили друг друга.
Шкатулка с призраками валялась в грязи неподалёку, её сияние приковало мой взгляд. Я махнул в её сторону.
– Хеннан, возьми её. – Когда он бросился в ту сторону, я добавил: – Не прикасайся к ней своей кожей.
Он вернулся, осторожно держа шкатулку, натянув рукава на ладони. Я стряхнул руку Снорри и шагнул вперёд за шкатулкой. Пока оттуда не выскочил какой-нибудь древний родственник, я крикнул в неё:
– Баракель!
Немедленно тот же самый туманный свет осветил глубины шкатулки, я отодвинул её от себя, и над ней появился призрак Зодчего. В мужчине перед собой я видел что-то от Баракеля – тот же нос, немного впалые глаза над выпирающими скулами, широкий лоб – но убедило меня, что это Баракель, то, насколько ярче сиял этот призрак по сравнению с остальными.
– Обнаружено затруднение. – Голос шкатулки. – Барет Келл.
Призрак встретился со мной взглядом и заговорил своим голосом.
– Называйте меня Барри.
– Я… – Призраки всегда меня нервировали. – Ты мёртв?
– Ялан, я всего лишь библиотечная запись. Барет Келл умер много веков назад в третьей войне.
– Но я знаю тебя. Ты Баракель.
Призрак засиял ещё ярче. Я прикрыл глаза.
– Когда мир запылал, я был одним из немногих, кто смог оставить свою плоть и скопировать себя в энергетический поток. Я стал духом, призраком, если вам угодно. Барри, который жил во плоти, где родился мой мозг… он сгорел. Печальное было время.
– Баракель? Это же ты? – Я наклонил шкатулку, и призрак наклонился вместе с ней. В этом призраке было нечто большее, чем просто "библиотечная запись" – он казался живым, наполненным энергией и индивидуальностью. Я увидел это в том, как он наклонился вместе со шкатулкой, недовольно нахмурился, и что-то осуждающее было в том, как он поджал губы. – Точно, ты!
Снорри вышел на свет.
– Баракель, ты хорошо сражался.
– Ты спас нас. – Я хмуро посмотрел на ангела, который теперь был всего лишь призраком человека, умершего тысячу лет назад – это был немного лысеющий мужчина лет пятидесяти. На улице такого и не заметишь, и всё же он как-то силой воли оставил такой глубокий отпечаток на вселенной, что она все эти годы несла его дух, хотя его тело давно сгорело дотла. – Как… как ты превратился из этого… – Я наклонил его обратно. Надень на него мундир, и он мог бы быть слугой во дворце. – … в того? – Я кивнул в сторону останков нерождённого, и на огромные дымящиеся раны, оставленные мечом Баракеля.
Баракель ухмыльнулся, самоуничижительно махнув рукой над своей головой.
– Сначала мы будто были богами – те из нас, кто сбежал в… стихии, как вы бы их назвали… И так мы блуждали до сих пор. Этот мир – как один лист, а мы получили доступ к дереву. Годы пролетали незаметно. Сначала это было почти неразличимо. Вернулись люди – лишь горстка выживших, которые спустя много поколений вылезли из бункеров, или пришли из таких далёких мест, что не получили прямого ущерба. Они вернули нас назад. Мы думали, что это наша идея – что мы вернулись, и теперь снова поднимем человечество, будем направлять их. Но истина заключалась в том, что их ожидания закрутили нас, а их сказки мало помалу нас переделали. И так, медленно – мы даже не понимали, что это происходит, и не понимали этого процесса, – мы стали историями, которые они про нас рассказывали.
По мере того, как Баракель говорил, свет от его цифрового призрака угасал.
– Я жил слишком долго. Так много лет, так много сожалений. – Он потускнел. – Раньше мне нравилось смотреть на восход. До изменения. До того, как мир прекратил быть таким простым. Раньше я просыпался, только чтобы посмотреть на восход над Пиренеями. – Его голос стал тихим, слова сливались. – В тот последний день я не смотрел на восход. Мне хотелось… Я жалел об этом. Наверное… больше всего остального. – Он помедлил, и теперь был уже бледнее, чем другие призраки из шкатулки. Та потускнела вместе с ним, её сияние умирало под моими пальцами. – Иногда я думаю, в тот день, когда бомба меня распылила, настоящий Барри Келл умер, и я всего лишь эхо, колебания света. – Он посмотрел на меня, такой призрачный, что лишь едва заметные линии обозначали человека. – А то, что вы видите… всего лишь эхо того эха, дребезжащее в шкатулке фокусника, старый Баракель… ангел, наложенный на простой ИИ, чтобы сказать свои последние слова.
– Спасибо, – сказал рядом Снорри. – Было честью сражаться вместе с тобой, Баракель, было честью сдерживать ночь.
– Я вижу его. – Слова были такими тихими, что можно было подумать, будто они воображаемые.
– Что ты видишь, Баракель? – Раньше я насмехался над ним, он был занозой в моей королевской заднице, когда мы были связаны, но теперь у меня горло перехватило, и пришлось стиснуть зубы, чтобы проговорить эти слова, не спотыкаясь.
– Восход… вы… вы… его видите?
– Я вижу, – сказал Снорри.
– Он… прекрасен.
– Да.
И шкатулка осталась в моей руке. Безмолвная.
***
Странно видеть смерть духа, с которым делил свой разум. Ни Снорри, ни я не говорили ни слова, возвращаясь на дорогу.
Удивительно было узнать, что когда-то он был человеком, со своими мечтами и надеждами, как любой из нас, и с такими же глупостями. Я думал о том, что Баракель говорил в свои последние минуты – о том, как он сбежал из плоти и чувствовал себя богом с безграничным потенциалом, и в итоге оказался затянут в истории, которые о нём рассказывали люди, связанный их ожиданиями, пока, наконец, эти истории не сделали из него что-то новое.
– Мне его жаль, – сказал я, перебравшись через канаву и оглянувшись, чтобы посмотреть, как остальные продираются через остатки ограды. – Так и не получил возможности распоряжаться собой… или своим призраком… или чем там ещё.
Кара, проходя мимо, посмотрела на меня с лёгкой улыбкой на губах.
– Принц Ялан, а по-твоему, ты сильно отличаешься?
Я нахмурился и собирался уже возразить, но ведьма была права. Человеческие ожидания тащили меня на север, вопреки всем моим инстинктам, и эти узы были в точности такими же сильными, как магия Сестры. Слово "принц", имя "Кендет", история перевала Арал – всё это ловушки, в которые я попался. Конечно, я пытался их использовать, сбежать из них, извернуться… но, извернувшись, я превратился во что-то новое. В точности как Баракель. И так же ни о чём не подозревая.
Выживших лошадей оказалось легко собрать. Возможно, они боялись оказаться в одиночестве в диких местах, как и я, но все три осторожно вернулись на дорогу вскоре после того, как мы там собрались. Мы решили ехать дальше по дороге, только чтобы убраться подальше от останков нерождённого. Мы их уже не видели, но они были близко, и идея спать рядом с ними не нравилась никому из нас.
– Залезай. – Я поднял Хеннана назад, на Убийцу, отметив, насколько тяжелее стал парень. Я пустил жеребца шагом, отводя его от лошади Кары. – Тихо. И не кусаться, а то сменю твоё имя на Дезертир.
Пару минут спустя мы добрались до останков кардинальской процессии. Дорога была похожа на склеп – мостовую на сотню ярдов украшали части людей, которые нерождённый не успел в себя вобрать. Снорри сжал ладонь на орихалке и скрыл от нас худшее.
– Погодите. – Я выпрямился, когда мы добрались до разломанных останков паланкина кардинала Гертруды. – Дайте мне минутку. – Я соскочил с седла и вспомнил, как сильно у меня всё болит. Осторожно переставляя ноги, я добрался до обломков, не вступив ни во что, когда-то бывшее человеком. Я перевернул несколько кусков побольше, поднял несколько щепок, и наконец нашёл то, что искал. Стёр трупную кровь с рук и вытащил кардинальский багаж к остальным.
– Всё надеешься найти печать? – спросила Кара.
– Это была приманка. Принц оставил бы её себе, если бы эта ловушка не сработала. Но он не стал бы держать её при себе, или у кого-то из своих мертвецов.
– Он убил их всех, просто, чтобы заманить тебя в ловушку? – Спросил Хеннан, неуклюже сидя на спине Убийцы.
– Может, ему это даже понравилось. К тому же, это хорошее прикрытие – поднять мертвецов и ехать по главной дороге. Кто остановит кардинала? И нерождённый знал, что мне понадобится что-то вроде… этого! – Я вытащил печать из плотно упакованной пурпурной ризы. – Если уж я надеюсь пережить встречу со своей сестрой. – Я повернул её в руке: кубический дюйм серебра, витиевато украшенный с четырёх сторон, переходящий в кольцо на пятой, и с вырезанной печатью на шестой. Прижав такую печать к остывающему воску, можно отдать приказ сжечь еретика, основать монастырь или причислить грешника к лику святых. Я примерил кольцо на безымянный палец левой руки. К счастью кардинал Гертруда была женщиной выдающихся объёмов и с толстыми пальцами. – И конечно вишенкой на вершине этого маленького плана было то, что угроза наличия папского инквизитора – с их известным отношением к еретикам, – скорее всего означала, что я покажусь здесь один.
Я встал, отбросив сумку, не найдя больше никаких кардинальских атрибутов. Возможно, я присвоил бы золотые распятья, если был бы один, да даже и в присутствии неверующих – но вряд ли сто́ит раздражать Всемогущего, когда направляешься к Ошиму.
– Этот добрый малый спас меня. – Я похлопал Убийцу по плечу. – Ну, ещё и ты, Снорри, и Баракель.
Кара кашлянула в кулак.
– И Кара. Да и Хеннан тоже, наверное. И остальные лошади. – Я уставился на неё, чтобы понять, довольна ли она. – В любом случае, если б Убийца не умел так хорошо удирать, то герой перевала Арал почил бы здесь в липкой бозе.