ЛЕЙВ

Изо рта ребенка на белоснежное одеяло льется кровь, парализованный страхом отец смотрит на кровавую лужицу.

— Она умирает?

Лейв тянется за простынкой и вытирает новорожденной девочке лицо.

— Вовсе нет, это всего лишь небольшая рвота. Красивый и здоровый малыш, кричит как лев. А у вас, дорогая моя, на сосках ранки. В молоке кровь. Ребенку от этого вреда не будет, но, если собираетесь и впредь кормить грудью, нужно залечить.

Атлетически сложенная акушерка приходит сменить постель и перевязать грудь, мать подчиняется. Заменить грудное вскармливание почти нечем.

Лейв выходит в коридор, идет мимо кабинетов. Это не его отделение, наблюдение новорожденных, но теперь всем нужно действовать сообща. К тому же ему доставляет определенное душевное успокоение смотреть на этих здоровых новорожденных детей, большинство из них выносливые, и лишь немногих приходится выхаживать в кувезах, слабых, недоношенных, рожденных с пороком сердца. Для них сейчас мало что удастся сделать.

Он пришел сюда после того, как не смог оказать помощь, теперь нет возможности отправлять больных в высокотехнологичные больницы за границу, лекарства закончились, последний наркоз израсходовали на его маленьких пациентов.

— Добро пожаловать в девятнадцатый век, — сказал анестезиолог по окончании последней операции. — Отныне в нашем распоряжении только водка и кожаные ремни.

Как выяснилось, он был не совсем прав, у ветеринаров еще оставались какие-то запасы, грубые и примитивные лекарства; использовать их на маленьких детях все равно что экскаватором наводить порядок в шкафу с фарфором.

Врач без пенициллина, без болеутоляющего, без вакцины, какая ему цена? Он благодарит за то, что нашел здесь прибежище, где многие сильны и оптимистичны, хотя обеспокоенные родители с вытянутыми лицами вполголоса разговаривают над кроватками. Он вряд ли вынес бы работу в реанимации или в онкологии, где морфий израсходовали уже много недель назад и по коридорам эхом разносятся мучительные стоны.

Он все еще дежурит в детском отделении, здесь лучшее лекарство — время, и стойкость детей достойна восхищения. Маленькие тела борются с болезнями, опухолями, инородными организмами, он плачет вместе с родителями мальчика, который умирает от простого аппендицита; раньше, когда были лекарства, его бы непременно спасли.

Но многие живы, хотя теряют сознание от боли, когда им собирают сломанные кости; жар и озноб так сильно терзают маленькие тела, что ему кажется невероятным, чтобы они выжили.

Лейв никогда не был верующим человеком, верил только в науку и из вежливости ходил на похороны и конфирмации, но сейчас он начал советовать людям предаться молитве. Он не очень уверен, что его слушают, но многих это успокаивает, всех впавших в отчаяние родственников, которые сидят у кроватей больных, сложив руки и закрыв глаза, и молятся, вероятно, впервые в жизни совершенно серьезно.

И кто знает, вдруг это поможет; он не собирается мнить себя истиной в последней инстанции.

Добро пожаловать в девятнадцатый век. Он ведь был не самым плохим, правда? Век Шуберта и Вагнера, Пастера и Рентгена. Их достижениями люди пользуются до сих пор, вот только с вакцинами дело теперь обстоит совсем плохо.

Загрузка...