Остров

МАРИЯ

Остается только смеяться. Работать и смеяться. Повсюду грязь, она скопилась на домах, сапогах, лицах и волосах, течет под воротники, в термосы, собирается в ушах и вытекает из уголков глаз; похоже, грязь дождем льется с неба. Люди бок о бок ходят по щиколотку в грязи там, где когда-то был огород с красивыми рядами величественной картофельной ботвы, а теперь он превратился в огромную грязную лужу, целое Средиземное море грязи. Они копаются руками в мокрой земле, роют лопатами и вилами, выуживают картофелины.

Осенний воздух грозит морозами, северное сияние уже танцует в перерывах между вторгающимися в страну циклонами, и теперь важно спасти ценный картофель. Каждый клубень, который находят в грязной жиже, — это символ победы человеческого духа, маленькая гирька, склоняющая чашу весов к покупке рыбы, скира и масла, одежды и запчастей, сала для свечей к зиме и удобрения к весне.

Мария больше не думает о руках, она уже давно перестала за ними ухаживать и вычищать песок из-под ногтей по вечерам. Она превратилась в гору мускул, жира и сухожилий, быка, который пробирается через грязную жижу, перепахивая ее крепкими копытами. На самом деле, говорит она Инге, это чем-то похоже на игру в оркестре, коллективная работа над общей целью, будь то идеальное исполнение сложной симфонии или чулан, наполненный красивым овощем. Каждое утро она первым делом находит маленькую картофелину, выкапывает ее, тщательно очищает от земли и, поднося к свету, возносит беззвучные благодарности за это маленькое чудо, затем засовывает ее в рот и жует, скрипя зубами. Она берет только одну, первая свежая и сладкая; горечь появляется в картошке номер два.

В обеденный перерыв она встречается с Элиасом, целует его в грязную щеку и стоит вместе с ним в очереди к раковине в доме культуры, чтобы смыть основную грязь. Они садятся на свое место за длинным столом и слушают истории и болтовню за простой едой: картофельный суп, суп из порея, омлет с луком и картошкой, отваренная солонина. Они научились ценить шкварки, кусочки конины, которые много часов томились в собственном жиру. Элиас примиряется сразу, а Марии требуется несколько попыток, прежде чем голод подавляет отвращение от желтого жира и навязчивых запахов.

Пока идет сбор урожая, уроки в школе отменены. Дети постарше собирают картошку и мох вместе с родителями, малыши окучивают морковь и свеклу, пропалывают грядки. Элиасу, похоже, пребывание здесь идет на пользу, в глазах появился здоровый блеск, он начал разговаривать с другими детьми, хотя Мария не замечала, чтобы он с кем-то подружился. Дети ходят маленькими перепачканными группами, и под грязью они совершенно одинаковые.

Она старается звонить Маргрет каждый день, хотя мобильная связь плохая, набирает снова и снова, пока та не отвечает, холодная, своенравная. Да, еды у нее достаточно. Да, чувствует себя хорошо. Нет, повидаться не хочет.

Мария рассказывает ей о колхозе, о еде, музыке, вечерних посиделках, слышит все возрастающее отчаяние в собственном голосе, описывает эту насквозь промокшую деревушку как скаутский лагерь на солнечном побережье. Маргрет ничего не рассказывает себе, иногда спрашивает о брате; брат с сестрой перебрасываются парой слов, прежде чем та кладет трубку, скорее всего вращая глазами в ответ на назойливость матери.

Я ее безвозвратно потеряла, думает Мария, начала терять после взрыва. Струна между нами заледенела.

Вечерами она лежит в кровати и не может заснуть, несмотря на усталость, ворочается и пытается придумать, как же вернуть свою девочку, заслужить ее доверие, вновь стать ей матерью. Что делать родителю, которого отвергает ребенок? Можно быть матерью без ребенка?

Закрывая глаза, она каждый раз видит Маргрет, грязную, голодную, изнасилованную, избитую. Пьющую, курящую, обдолбанную. Постоянное беспокойство гложет ее изнутри, смех на мокрых от дождя полях становится утомительным, шутки в доме культуры по вечерам превращаются в пустой звук.

— Мы обсудим это на сегодняшней посиделке, — говорит Инга, и Мария смотрит на нее, точно на сумасшедшую.

— Какого черта? Я знаю этих людей считаные дни и должна излить перед ними душу? Это что, секта?

— Нет, это общество, — отвечает Инга. — Мы сейчас твоя семья. Семьи обсуждают проблемы и находят решения. Позволь мне ввести Эрна Ульва в курс дела, а он ознакомит остальных.

Мария сомневается, но уступает, совершенно растерянная.

Вечером она почти не чувствует вкуса еды, механически жует колбасу, отдает свое картофельное пюре Элиасу. В конце ужина Эрн Ульв поднимается на сцену, включает акустическую систему и берет микрофон. Он шевелит обветренными губами, его улыбка наполнена самоуверенностью, несмотря на кожную болезнь и приземистое тело; он одет в изношенную футболку с логотипом хеви-метал-группы и джинсы, ему в диапазоне от тридцати до пятидесяти с хвостиком.

— Дорогие сестры и братья, дорогие жители «Солнечного острова», — говорит он, размахивая ярко-красными дредами до плеч. — Хочу выразить всем благодарность за ваш ценный вклад в наше общее хозяйство на этой неделе. Дни выдались непростые, недельный урожай составил четыре тонны, а всего за лето мы собрали уже тридцать пять тонн. Но остается еще много нетронутых полей, что обещает хороший урожай. — Он распростер объятия. — «Солнечный остров» вносит свою лепту, чтобы было чем кормить страну этой зимой.

В задних рядах раздается ворчание, пожилой мужчина тянет руку, он один из тех, кто вложил в колхозную копилку свои земли, Мария знает, что их называют старейшинами.

— Ведь это гораздо меньше, чем мы собрали к этому времени в прошлом году, — замечает он. — Отсутствие техники и погода оказывают свое негативное влияние.

— Нас также беспокоит плесень, — вторит ему одна из женщин. — Мы недостаточно опрыскивали этим летом, и некоторые поля заражены плесенью, мы все это знаем. Какой смысл в том, чтобы собрать хороший урожай, если потом он сгниет в хранилищах.

— Плесень затронула лишь ничтожно малую часть урожая, — заверяет Эрн Ульв. — Важно то, что мы обменяем картошку на мясо, рыбу и молоко, теплую одежду для наших детей, запасные детали для машин. Единственное, что нам сейчас нужно, так это несколько сухих дней, чтобы вымыть и высушить картофель, тогда мы будем богаты.

Мария слушает оживленное обсуждение болезней растений, цен на рынке, платы за электричество и соображений Эрна Ульва по поводу того, как вдохнуть в старое картофельное производство новую жизнь, развивать новые продуктовые линии. Они собираются провести отопление в огороды, собирать по два урожая в год, морковь, свеклу и капусту.

— Но самое главное — это наше доброе сообщество. Огородничество — цивилизованное и благородное занятие. В поте лица своего мы выполняем несложную работу и не жалеем времени на духовное развитие, делимся друг с другом дружбой, обмениваемся подарками.

Он смотрит на Марию.

— Однако довольно разговоров о работе. Теперь обратимся к нашей семье. Недавно к нам присоединились сестра Мария и маленький брат Элиас. Они пришли к нам десять дней назад и уже внесли свой вклад в наше общее дело, работали вместе со всеми и радовали нас своим присутствием и дружбой. Сестра Мария, мы еще не слышали, как ты играешь. — Он смеется и подмигивает ей. — Сейчас самое время. Так что иди сюда и расскажи немного о себе. Поприветствуем сестру Марию аплодисментами.

Она открывает футляр и вынимает скрипку, поднимается на сцену под шум аплодисментов, ладони потные от волнения и осознания того, в каком виде она будет давать концерт, после рабочего дня чистыми были только спортивные брюки и шерстяные носки. Ее руку обхватила маленькая теплая рука, Элиас провожает ее на сцену.

— Добрый вечер, — говорит она в микрофон, стараясь произносить как можно лучше. — Меня зовут Мария, а это Элиас, и мы хотим поблагодарить вас за теплый прием, за то, что позволили у вас остаться. Я уже давно не играла на скрипке. — Она смеется. — И руки у меня давно уже не настолько чистые, чтобы на ней играть. Однако мне хочется сыграть вам маленькую пьесу, отрывок из любовной мелодии Бетховена.

Зал свистит и хлопает, Эрн Ульв тоже аплодирует, обнимает ее за плечи и по-братски прижимает к себе.

— Мы хотим поблагодарить вас за то, что вы живете с нами, работаете с нами и играете для нас. Но прежде, чем ты начнешь, не могла бы ты рассказать нам, почему здесь оказалась.

— Я приехала сюда, — говорит она, смущаясь, — в поиске новых возможностей. Работы для скрипачей теперь очень мало, а у нас в Исландии нет родственников, которые могли бы помочь. В городе я работу не нашла, и нам в буквальном смысле было нечего есть. — Она смотрит на Элиаса. — А потом позвонила Инга и пригласила нас сюда, и мы решили попробовать. Мы очень благодарны.

Она улыбается и сжимает руку Элиаса.

— Ты ведь была в концертном зале, когда произошел несчастный случай?

— Верно.

Она не стала поправлять, что несчастный случай — это лишь официальная версия, а на самом деле все это было спланировано.

— Да, я единственная, кто выжил в концертном зале. Мне очень повезло.

— Нам тоже повезло, что ты выжила; не только малышу Элиасу, но и всем, кто познакомился с тобой здесь. Но вас ведь не двое? Есть, видимо, и сеньор Мария?

— Нет, — смеется она. — Никакого сеньора Марии. Я одинока. Но у меня есть еще один ребенок. Дочь Маргрет осталась в столице. Ей двенадцать, нет, тринадцать лет.

— Где она? Почему не приехала с тобой?

— Она… отказалась ехать с нами. Ушла из дома. Живет с друзьями в бывшем мебельном магазине. Я… я звоню ей каждый день, у нее все хорошо, но я смертельно боюсь за нее. Собираюсь убедить ее приехать сюда как можно быстрее.

— А скажи мне, дорогая сестра Мария, как она смогла отказаться поехать с тобой? Разве она не слишком мала, чтобы принимать самостоятельные решения?

Марию прошиб пот.

— Маргрет всегда была самостоятельной. И решительной. И еще… я оттолкнула ее, после того несчастного случая. Пила, недостаточно заботилась о ней, и она не может мне этого простить. Но сейчас я бросила пить. Пришла в себя. И собираюсь убедить ее вернуться. Я сделаю все, чтобы убедить ее приехать сюда.

— Вы слышали, братья и сестры. Поможем Марии и Элиасу вернуть Маргрет? — спрашивает Эрн Ульв, зал аплодирует и скандирует: «Да, обязательно, дорогая сестра Мария».

Элиас прыгает от радости: мама, они собираются нам помочь.

— Когда соберем урожай, мы выделим тебе в помощь несколько сильных мужчин, чтобы вы поехали искать твоего ребенка, — обещает Эрн Ульв.

Мария так благодарна, что обнимает его, не скрывая слез.

— Спасибо, — шепчет она ему на ухо.

— Буду рад помочь, подруга, — тихо отвечает он, крепко прижимая ее к себе.

Она, смеясь, кладет скрипку под щеку, взмахивает смычком, в зал льется музыка, наполняя собой братьев и сестер; они сидят и слушают, закрыв глаза, сытые и умиротворенные, и накопленная в поле усталость отпускает их.

Он приходит к ней ночью, она вздрагивает, когда открывается дверь, не сразу видит, кто пришел.

— Что ты здесь делаешь? — шепотом спрашивает она, стараясь не разбудить Элиаса.

Наверное, у него есть новости о Маргрет, но он только трясет головой, садится в кресло у окна, безучастно смотрит на нее.

— Ты же знаешь, что я здесь делаю.

Маленькая комната на чердаке вдруг начинает сужаться.

— Подожди, не буди его, — просит она, медленно поднимаясь и хватая Элиаса в охапку.

Она выносит сына из комнаты, стоит в коридоре, обдумывая побег. Мысли, планы, расчеты роятся у нее в голове, она думает о вечерних посиделках, картошке, пути в столицу и предстоящей зиме, осколке стекла и бутылке джина, мужчине, который стоит сейчас в ее спальне, о его бесстыдном требовании, но прежде всего об Элиасе и Маргрет, о сильных мужчинах, которые поедут с ней в столицу забрать ребенка, он обещал.

Она не стучит в дверь Инги, просто открывает ее и молча кладет спящего ребенка рядом с подругой, выходит и закрывает за собой. Делает пять длинных шагов по коридору, останавливается у двери и посылает молитву, или проклятие, в вечность, затем переступает через порог с вопросом:

— Что ты хочешь?

— На колени, — отвечает он, расстегивая брюки. — На колени, сестра Мария, я благословлю тебя.