Фьорд заснежен, и солнца не видно с осени до февраля. Лето светлое и солнечное, но очень короткое, его почти нет, как говорят те, кто провел здесь детство в беспрестанных заботах по хозяйству и мимолетных играх.
Одним из них был мой дед, кривоногий и с впалой грудью после перенесенного в детстве рахита. Он тепло вспоминал это место, лебедей и тюленей на зеркальной поверхности фьорда, лютики внизу у моря, но до конца жизни наотрез отказывался сюда съездить.
Он рассказывал мне истории, которые я теперь рассказываю детям по вечерам. О крылатом чудовище на горе в устье фьорда, о гигантской лошади с огромными пальцами вместо копыт и такими большими крыльями, что они оставляли следы на снегу, когда она взлетала. Малышка Нина вспоминает, что когда-то у нее был пластмассовый крылатый конь. Я рассказываю им о Пегасе, и мы дружно решаем, что чудовище на горе, возможно, и есть неправильно понятый конь поэтов, что, когда жившие здесь люди представили его, их буквально парализовал страх, и фантазия стала их проклятием.
Я пугаю их маленькой пастушкой по ту сторону фьорда, призрак которой появляется после того, как хозяйка привязала ей к спине маслобойку и отправила искать овец в непогоду. Сливки должны были превращаться в масло на худой детской спине, но девочка замерзла насмерть. Появления призрака так подействовали на обитателей хутора, что они бежали, и хутор пришел в запустение.
— Я бы тоже вернулась призраком, — говорит Йоханна сердито, — и убила бы эту мерзкую хозяйку.
— Ты ее когда-нибудь видел? — спрашивает Джек.
Я мотаю головой:
— Это всего лишь старые истории, однако странно, как жителям фьорда удалось исказить невинную колыбельную:
Новые обитатели Голодного дома живут, примирившись со страхом. Дикие и самодостаточные, дети меня не слушаются, но заботятся друг о друге и обо мне. Мне нужно научить их всему, что умею сам: ловить и разделывать рыбу, ухаживать за овцами, доить их, забивать и разделывать мясо, охотиться на тюленей и бакланов, ощипывать линяющих гусей и лебедей, собирать яйца, ягоды и мох и сохранять на зиму. Кто знает, может, они и выживут. Тогда это будет моим наследием, маленькие ростки общества на самом краю океана.
У нас нет ни книг, ни музыкальных инструментов, но Маргрет поет чистым голосом, а Джек знает страшилки, от которых волосы встают дыбом, дети вырезают и рисуют на прибрежном песке.
И одной летней ночью, когда солнце танцует над морской гладью в устье фьорда и окутывает золотом наше суровое существование, они вытаскивают на воду лодку и гребут навстречу полночному солнцу, раздеваются и по очереди прыгают с кормы в холодную воду. Их смех доносится до старика, который сидит на камне у края, размышляет о темноте и свете, о минувшем и предстоящем и знает, что история еще только начинается.
Иногда мир такой маленький, что вмещает только одного старика и пятерых бездомных детей на пустынном фьорде.
Но мы здесь. Мы живы.
Услышьте нас.