Остров

ХЬЯЛЬТИ

Ржанка еще не прилетела, но никто об этом не упоминает. Может быть, по вечерам и говорят вполголоса у себя на кухне или в супружеской постели, но Хьяльти этого не знает. Обычно любящий поспорить народ в эти дни многое умалчивает, никто не обсуждает исчезнувшую правительственную оппозицию, министерства, объединенные в одно Министерство, иностранцев, попрятавшихся по гостиницам, никто не упоминает, что ржанка еще не прилетела.

Все решили быть добрыми, оптимистичными и позитивными, думает он, паркуя велосипед в кладовке под Министерством и поднимаясь на лифте в свой кабинет. Он тесный, но довольно уютный, с видом на море.

Договор с Министерством гарантирует ему более высокую зарплату, чем он получал на журналистской работе, и доступ к государственным продовольственным хранилищам. Он стоит не так высоко в министерской табели о рангах, чтобы пользоваться электромобилем, но ездит за своей еженедельной порцией фарша, картофеля и помидоров на электромотоцикле. У одиночек есть свои преимущества, думает он, проносясь мимо усталых отцов семейства, толкающих перед собой тележки с продуктами, не хотел бы он нести бремя забот по снабжению продуктами кого-то еще, кроме себя.

В июне, впрочем, будет намного легче. Город такой же, как всегда, хотя молодежь в основном уехала работать в деревню, косить сено, полоть сорняки, ловить рыбу в море. Все будет в порядке, все уладится, так люди говорят, некоторые даже расположились на лужайке перед альтингом с темными очками на носу и с мороженым в вафельном стаканчике в руке, бренчат на гитаре, пока их не прогоняет полиция; считается небезопасным, когда собирается много народу.

Хьяльти включает компьютер, пролистывает почту и берется за интервью о питании исландцев на протяжении веков.

— Идея в том, — сказал Мани во время их первой встречи, после того как Хьяльти устроился на работу в Министерство, — чтобы снять научно-популярное видео и распространить его в социальных сетях с целью привлечь внимание общественности к самодостаточному исландскому образу жизни и побудить как можно больше людей переехать из города в деревню.

Поэтому Хьяльти поручили руководить группой журналистов, кулинарных блогеров и коучей, которые cобирают материал о размеренной жизни на хуторах, садоводстве и огородничестве, о приготовлении пищи из местных сезонных продуктов. Он отгоняет мысль о том, что и сам превратился в кулинарного блогера. Вообще-то он пишет нечасто, но сегодняшняя проблематика ему интересна, и он принимается за работу.

Олев Оттесен, биохимик из университетского центра экспериментальной патологии, проследила редкое, специфически исландское заболевание, наследственный геморрагический инсульт, вплоть до шестнадцатого века. Эта генетически обусловленная патология стоила жизни сотням людей, в основном молодым. Олев и ее коллеги постарались проследить родословные носителей гена до общего предка. Родился он, по всей вероятности, около 1550 года в Брейдафьорде. Семьи, которые являются носителями болезни, происходят из Западной Исландии, а одна ветвь перебралась в южную часть страны.

— Мы заметили, что раньше носители этого гена жили очень долго, — говорит Олев. — Столько же, сколько их сверстники, которых мы привлекли для сравнения. И хотя в шестнадцатом веке ген мутировал, умирать от этой болезни, судя по всему, стали относительно недавно. Первые случаи с летальным исходом зафиксированы около тысяча восемьсот двадцатого года, и вплоть до первой половины двадцатого века возраст смертельно больных постоянно снижался. Сейчас большинство умирает примерно в тридцать. В то время как продолжительность жизни в целом увеличивается.

Гипотеза Олев и ее коллег состоит в том, что исследуемое заболевание впервые проявилось, когда в первой половине девятнадцатого века начались изменения в пище исландцев.

— До этого наши соотечественники питались очень однообразно. И ели не так много мяса, как считалось ранее, — утверждает Олев. — В основном на столах были сушеная рыба, сброженное масло и скир. Затем начали ввозить некоторые продукты, например сахар. Зерновые, картофель и другие овощи были доступны немногим. Еду исландцы не солили, хотя и производили соленую рыбу и соленое мясо на экспорт. В девятнадцатом веке все быстро переменилось. Если прежде около четверти энергии потребляли в виде углеводов, то к концу девятнадцатого века эта цифра возросла до половины, доля жиров изменилась примерно с половины до одной трети, также стало меньше протеинов. Увеличилось потребление соли и сахара.

Наследственный геморрагический инсульт проявляется как раз в то время, когда начинает меняться питание людей, а продолжительность жизни страдающих этим заболеванием уменьшается по мере того, как пищевые привычки приближаются к современным.

Олев исследовала старые способы хранения продуктов, имитируя условия проживания исландцев в прежние века. Примерно половину энергии исландцы получали из жиров, в основном из несоленого масла. Его долго хранили и даже использовали как средство расчета, но при хранении масло прокисало и приобретало неприятный запах и вкус.

— Мы до сих пор говорим, что чувствуем запах масла, когда предчувствуем неприятности, — добавляет Олев, приподнимая крышку традиционного деревянного короба. Вонь неописуемая и в то же время знакомая, словно века голода и бедности оставили в генах свой след. — Это может показаться невероятным, но плесень в масле была не проклятием, а благословением, — объясняет Олев, соскребая палочкой серо-голубую пленку и засовывая ее в пробирку. — Наши исследования показали, что грибок плесени не ядовит и в большинстве случаев содержит все жизненно необходимые питательные вещества. В основном витамин C.

— Витамин C? — переспрашивает Хьяльти.

Она кивает.

— Да, это ответ на самый животрепещущий вопрос в исландской истории — в аспекте питания: откуда люди получают витамин С? Почему не все поголовно страдали от цинги в стране, где из зелени на столах были только ягоды и мох и в отдельных случаях водоросли? Мы считаем, что нашли ответ: благословенный запах масла.

Хьяльти сохраняет интервью, он не знает, какие выводы о самодостаточном образе жизни могут сделать его зрители из этого материала, придется ли заплесневелое масло по вкусу ведущей группе, на которую все должны равняться. Нужно получше обработать интервью, попросить Элин его посмотреть.

После резкого всплеска, связанного с летним праздником, их отношения снова вернулись в спокойное состояние. Хьяльти этому рад, хотя в обострении по большей части он был виноват сам. Элин сразу же стала такой, какой и должна быть, — профессиональной, утонченной и прямой, в то время как он нервно семенил вокруг нее, неуверенный в последствиях удивительной метаморфозы в гостиничном номере. Первое время он задавался вопросом, повторится ли это, не захочет ли она чего-то большего, не считает ли, что он должен сделать первый шаг, или второй, в зависимости от того, как считать; что он сам об этом думает. Но она прерывала все его попытки заговорить об этом либо взглядом, либо просто не обращая на него никакого внимания. И он постепенно успокоился, вспоминая об этом случае как о неприятном спящем полицейском на своем благополучном пути в управленческий аппарат.

К нему вернулось душевное равновесие, и он наслаждался возможностью уединиться в кабинете и работать под умиротворяющее гудение министерского компьютера и мерцание люминесцентных светильников на потолке.

Он стучится к ней в кабинет, у нее как раз сидит Мани, и они что-то обсуждают, на письменном столе лежит толстая стопка бумаг с таблицами и графиками. Мани поднимает глаза и, улыбнувшись, здоровается, затем засовывает бумаги в папку.

— Мы закончили? — спрашивает он, и Элин кивает.

— Да, отлично.

Однако ее одолевают мрачные мысли.

Мани встает и собирается уйти, но Хьяльти просит его сесть:

— Хочу показать вам новый сюжет.

Он ставит свой ноутбук на ее письменный стол так, чтобы им обоим был виден экран, и запускает интервью с Олев в белом халате, которое он наложил на фотографии сбивающих масло женщин в национальных костюмах и обитателей хутора, собравшихся для домашнего чтения при свете жировой лампы.

— Ух ты! — восторженно восклицает Мани. — Интересно. Витамин C, говоришь?

— Это не пойдет, — резко произносит Элин.

— Почему? — спрашивает Хьяльти. — Ведь это именно то, что мы планируем делать: освещать традиционный исландский быт.

Она разочарованно смотрит на него.

— Мы наняли тебя делать оптимистичные научно-популярные материалы о том, как на старых руинах можно построить новую самодостаточную Исландию. Тебе действительно кажется, что нашему народу непременно нужно услышать это интервью? Заплесневелое масло. Наследственные болезни, вызванные изоляцией и инбридингом. Блестящее наследие, нечего сказать.

— Это просто выдающиеся исследования, они показывают нашу способность адаптироваться, как прежде люди приспосабливались к скудному питанию и изоляции страны. Разве не это сейчас важно?

— Важно лишь то, что условия нашей жизни принципиально изменились. Мы используем геотермальную энергию, научились лучше возделывать землю. Нет нужды напоминать людям о заплесневелом масле, ведь у нас есть репа и помидоры. Если мы что-то и хотим выращивать, так это лимоны и апельсины, даже бананы. А для этого не нужно размышлять о малочисленности и опасности наследственных заболеваний, в этом отношении у нас нет повода для беспокойства, пока нас более десяти тысяч.

— Это как раз то, что люди сейчас должны услышать, — говорит Хьяльти. — Что мы обладаем особыми наследственными способностями к выживанию, что исландцы самой природой приспособлены к жизни в Исландии. Мне следует только смонтировать интервью, изменить акценты, смягчить информацию о наследственном геморрагическом инсульте, уделить больше внимания будущему, выращиванию овощей и тому подобному. Ты будешь довольна, вот увидишь.

— Отлично, — подытоживает она. — Но старайся не забывать, что мы здесь делаем. Мы будем вселять в людей мужество, а не лишать их силы духа. Вперед, Исландия! Помнишь?

— Вперед, Исландия, — повторяет он, закрывая за собой дверь.