ХЬЯЛЬТИ

— Важно помнить, для чего мы здесь, — говорит Хьяльти, оглядывая свое старое рабочее место. Он даже рад прийти сюда снова, в эту маленькую пыльную комнатку, повидать некоторых прежних коллег. Они внимают ему как завороженные, наш человек в Министерстве.

— Мы должны помогать нашему народу развиваться, а не тянуть его назад, критикуя все, что делается для поступательного развития.

Он скромно улыбается.

— Я считаю себя одним из вас, хотя и перешел в Министерство. У нас общая задача — освещать жителям страны путь вперед.

Главный редактор улыбается, поглаживая лысину, это в высшей степени верно, дружище, мы, разумеется, не упустим из виду. Хорошо, что можно и впредь к тебе обращаться.

Дневная смена заканчивается, сотрудники собирают свои вещи, надевают велосипедные шлемы, дававшие им слабое ощущение защищенности в этом ненадежном мире. Мужчины на прощание пожимают ему руку, женщины целуют, благодарят за подарки от Министерства, картофель и баранину, Бьярки хлопает его по плечу и радостно предлагает устроить вечером барбекю.

Ульвхильд не целует и не прощается, она сидит, положив ноги на стол, и делает вид, что не замечает его, следит за новостями. На самом деле ничего особенного в них нет, новостная редакция Государственного телевидения в последнее время специализируется на пресс-релизах Министерства, публикует красивые фотографии загорелых людей на сенокосе и коров на пастбище, транслирует обращения Элин, показывает, как она приветствует работников рыбной промышленности или работает граблями на лугу. Она сменила стиль, костюм уступил место летним платьям и традиционным исландским свитерам, светлые косы уложены венком.

Хьяльти придвигает стул к столу Ульвхильд и смотрит вместе с ней.

— Традиционные фестивали под открытым небом, устраиваемые в выходные коммерсантами, в целом проходят хорошо, хотя теперь они организуются вблизи городов, — говорит диктор, улыбаясь. — Корреспондент Оск Халльдорсдоттир находится в Хейдмёрке. Похоже, здесь разбили палатки почти все жители страны.

— Да, — соглашается корреспондент, — по сведениям полиции, вчера и сегодня в Хейдмёрке на фестиваль собралось около десяти тысяч человек. Многие пришли сюда с палатками и рюкзаками, у кого-то даже фляжки в рюкзаках, и сегодня здесь царят радость и веселье. К нам присоединяется Синдри Снайр, руководитель организационного комитета.

— И как все прошло?

С каждым репортажем волосы у этого футболиста становятся все светлее, а сам он загорелее и сильнее. Светлые глаза смотрят прямо в объектив камеры, он одет в традиционный исландский свитер, на ремне через плечо висит гитара. Он освоился, заполонил собой всю летнюю программу на телевидении, разъезжает по стране с развлекательным шоу, на радио постоянно появляется в компании зарекомендовавших себя эстрадных артистов и музыкантов. Содержание его выступлений не блещет разнообразием.

— Здесь все прошло просто замечательно. Люди пришли с семьями и друзьями, радость и веселье охватили всю нацию.

— Некоторые беспокоились, что определенные силы могут воспользоваться таким большим стечением народа в наше непростое время и спровоцировать беспорядки и насилие, но ведь для этого не было оснований?

— Абсолютно. Но хорошо, что вы об этом спрашиваете. Всегда находятся люди, которые считают, что все улетит в тартарары, однако этого не происходит. Нам весело, и мы вместе, большего нам не надо. За безопасностью следят спасатели, и делают это профессионально.

— Появилась информация, что кого-то на фестиваль не пропустили, вы как-то можете это прокомментировать?

— Да, это важно для успешно проведенного мероприятия. Не допускать лиц, которые способны его сорвать. У нас сегодня серьезный семейный праздник. Не могли же мы пропустить тех, кому там не место? Мы их отсекаем. Мы их вышвыриваем!

Он поворачивается к толпе и, подняв сжатый кулак, кричит: «Вперед, Исландия!» И тысячи голосов отвечают ему: «Вперед, Исландия!» Затем молодой человек берет гитару и, сделав несколько аккордов, орет: «Когда и поле зеленеет, и прочь бежит зима, и солнце землю греет». И все подхватывают.

— На этом мы заканчиваем нашу трансляцию. Веселого праздника! — прощается Оск, смеясь.

Диктор благодарит ее и переходит к следующей новости.

— Этот парень заматерел, — замечает Хьяльти.

Ульвхильд косится на него.

— Неужели тебя беспокоит Синдри Снайр? Разве вы с ним не в одной команде?

— Нет. Что ты имеешь в виду?

— Все знают, что он работает на Министерство. Если что-то происходит с ведома и благословения Элин Олафсдоттир, он тут как тут со своими фанатами и лозунгами.

— Мы не в одной команде.

Она придвигается к нему, сверлит взглядом.

— У меня дома есть приборчик, называется сахарный термометр. Я пользуюсь им при варке варенья. Опускаешь в варенье, и он показывает точную температуру, и сразу ясно, пора снимать с плиты или нет. Так вот, этот светловолосый верзила и есть сахарный термометр твоей Элин. Она регулярно опускает его в свое варенье, следит за настроениями и, когда люди перестают остро реагировать на брутальность, проводит свои решения. Это называется фашизм, Хьяльти.

— Элин не фашистка. Я бы никогда не стал участвовать ни в чем подобном.

— Надеюсь, что нет. И Элин, вероятно, не фашистка, потому что еще не время. Но как только термометр покажет нужную температуру, она ею станет, помяни мое слово.

— Ты спятила, Ульвхильд. Вот уж не думал, что тебе это грозит.

— Чья бы корова мычала. Приходишь сюда, нагруженный взятками, и учишь нас, как делать новости: ни слова о правительственной оппозиции, о побирающихся детях и стариках, о верзилах, которые разъезжают по стране и забирают у людей все, что хотят. И не дай бог взъерошить хоть перышко на ангельских крылышках твоей Элин, ни единого неприятного слова в ее адрес.

— Я ушел. Мне тебя жаль.

— Иди и больше здесь не показывайся. И картошку свою забери, видеть ее не хочу.

Хьяльти не отвечает. Он выходит в мягкую летнюю ночь, начинает смеркаться. Заводит скутер и мчится, но не домой, а по направлению к центру. Она наверняка еще на работе, она всегда на работе, ему нужно с ней поговорить.

Он приветствует охранников, показывает им пропуск, подносит его к валидатору, набирает код. Затем ввозит скутер через заднюю дверь и запирает его в подвальном чулане, а сам садится в лифт и поднимается на министерский этаж. Там встречает секретаршу — серую мышку в больших очках и с пучком на голове, любезно здоровается; она, как всегда, рада его видеть и впускает в кабинет Элин: подождите здесь, она скоро придет.

Хьяльти садится на кожаный диван «Mies van der Rohe», черный и блестящий, как лакрицы. Элин заменила картину над диваном: кобальтовая абстракция Хафстейна Аустманна уступила место идиллическому пейзажу Асгрима Йонссона с его овальными холмами и яркими красками гор.

Через несколько минут он встает и подходит к кабинету; там все, как обычно, в полном порядке, нож для бумаги лежит на тонкой стопке бумаги, компьютер мирно жужжит, несмотря на черный экран.

На зеленом сукне лежит потрепанная тетрадь, из нее торчат цветные стикеры, на обложке он читает:

Продовольственная безопасность и прирост населения[8]

Немного подумав, Хьяльти повинуется инстинкту, берет отчет и открывает.

Перепись населения 1703 г. — это, несомненно, самый известный и уникальный источник. Она была предпринята с целью изучения ситуации, сложившейся в стране вследствие серьезных экономических трудностей предшествующих десятилетий, когда исландцы умирали от голода, особенно много умерло в период 1694–1702 гг. По оценкам, голод стал тогда причиной смерти 9000 человек, что, вероятно, составило около шестой части общей численности населения.

В 1703 г. в Исландии насчитывалось 50 358 жителей. В 1801 г., согласно переписи, их было 47 240. После массовой смертности в 1783–1785 гг. число исландцев сократилось до 38 363. И на всем протяжении XVIII в. общая численность населения, насколько можно судить, ни разу не превысила показатель 1703 г.

Общая численность населения Исландии


1703–2016

Источник: Статистическое управление Исландии

В первой половине XIX в. в Исландии была широко распространена теория, согласно которой в стране могут одновременно проживать не более 45 000, максимум 50 000 человек. Дальнейший демографический рост в конечном итоге неизбежно приводит к спаду. Совершенно очевидно, что в отношении старого исландского общества с его застойной экономикой эта точка зрения справедлива. Вопрос в том, действительно ли стагнация неизбежна.

На следующих страницах приведены таблицы, содержащие статистику по демографии, производству продуктов питания и климату.

Согласно отчету, численность населения превысила 100 000 жителей в 1926 г., 200 000 — в 1968-м.

Хьяльти пролистывает отчет и останавливается на заключении; прислушивается: снаружи никакого движения.

Всем ясно, что ситуация в Исландии радикально изменилась за один век. Технический прогресс, развитие торговли и международных связей привели к интенсивному росту населения и таким быстрым социальным изменениям, что исландцу девятнадцатого века, каким бы плодотворным и прогрессивным ни было его мышление, современное общество показалось бы незнакомым и непонятным. Однако после того, как параметр «международная торговля и международное сообщение» был удален из государственного бюджета, нам тем не менее приходится ставить себя на его место в вопросе о пределе роста численности населения. Исландцам удалось создать эффективную энергетическую инфраструктуру, и сегодня выработка электроэнергии даже превышает потребности. Излишки используются в сельскохозяйственном производстве продуктов питания, будь то выращивание фруктов и овощей в теплицах или зерновых, картофеля и других корнеплодов на подогреваемых полях. Техническое обслуживание оборудования и адаптация двигателей к нехватке ископаемого топлива — это временные трудности, с которыми инженеры и техники могут справиться за относительно короткое время.

Развитию животноводства, будь то традиционное разведение овец и коров или содержание свиней и птицы на агрофермах, препятствует отсутствие в стране многих видов кормов и готовых удобрений, растениеводство ограничено культурами, которые можно выращивать, утилизируя отходы жизнедеятельности домашних животных. В настоящее время проводятся эксперименты по производству более эффективных удобрений, но они пока не дали ожидаемых…

Из приемной доносится бормотание нескольких голосов, разобрать слов Хьяльти не удается, но это пришла Элин. Покинуть кабинет слишком поздно, и он садится в кресло, положив перед собой открытый отчет. Дверь распахивается, она смотрит на него с непроницаемым видом, похоже, совсем не удивилась, застав его в министерском кресле.

— Добрый вечер. А ты поздно.

— Но ведь и ты еще здесь. Домой совсем не уходишь?

— Интересы Исландии обязывают. Не могу себе позволить работать только в присутственные часы.

— Замечательный документ. Я столько времени провожу, заседая вместе с вами, с тобой, Мани и Координационной группой, а потом некоторые моменты изящно отодвигаются в сторону, видимо, как менее важные. Среди них — нехватка продовольствия в стране.

— Нет, — отвечает она. — Это принципиальный вопрос, лежащий в основе всего, Координационной группы и всех наших заседаний. И ты его никогда не задаешь.

— Двести тысяч человек. Это то количество жителей, которое страна сейчас может прокормить, судя по отчету. А что ты собираешься делать с остальными? С оставшимися ста пятьюдесятью тысячами?

— Но есть и позитивные моменты. Невероятный прогресс за два века. В начале девятнадцатого века страна кормила менее пятидесяти тысяч человек, в конце века — чуть более девяноста тысяч. Плоскогорье кипело жизнью, а потом корабли повезли самых бедных в Америку. Так что сегодняшние двести тысяч — это замечательный результат для такой маленькой нации. Они смогут жить очень хорошей жизнью.

— Что будет с остальными? — повторяет он.

Она трясет головой.

— Мы не знаем. И нет никакого основания паниковать, можно усовершенствовать судовые двигатели, перевести их на электричество или биотопливо, тогда суда будут доплывать до богатых рыбой районов и вылавливать больше. Но это вопрос статистический. Удастся ли прокормить растущее население, выращивая траву и злаки или выращивая рапс и производя из него масло для кораблей? Как нам представляется, независимо от того, что мы выращиваем, численность населения будет постоянно возвращаться к указанному показателю. Пропускная способность пастбищ, производство кормов для рыбных и агропромышленных ферм, теплицы — это все ограниченные ресурсы.

— Двести тысяч — ужасно мало. А не попробовать ли увеличить число рабочих рук, ведь когда их много, работа спорится?

— Хьяльти, еще не факт, что прогнозы сбудутся. Это наш самый мрачный сценарий, осенью посмотрим, насколько фермерам удалось увеличить производство, сколько выловят маломерные суда. Лето было хорошим, все настроены довольно оптимистично. Тем не менее нам, видимо, придется принять некоторые трудные решения. Несложно представить себе, что происходит, когда триста пятьдесят тысяч человек борются за продовольствие, рассчитанное на двести тысяч. Люди создают группы, слабые терпят поражение и голодают, сильные побеждают и управляют страной, угнетая и подвергая насилию. Это будет гражданская война со всеми страданиями, какие только можно себе представить.

Она подходит к окну и смотрит на город.

— Это нелегкая ноша. Взгляни на меня, как бы я хотела сейчас лечь где-нибудь в позе эмбриона, и пусть другие спасают мир или то, что от него осталось. Но я не могу себе этого позволить. Это мой проект, и я не сдамся, пока стою на ногах. Я не собираюсь рожать своего ребенка в ад на земле, если могу его предотвратить. На это у меня есть полгода.

У Хьяльти голова идет кругом. Ребенок — у них это одна из запрещенных тем.

— А какая судьба уготована всем этим людям? Что вы собираетесь с ними сделать? Забить как скот? И о какой цивилизации тогда можно будет говорить?

— Как такая ерунда вообще могла прийти тебе в голову? — спрашивает она сердито. — Мы цивилизованная нация. И найдем оптимальное для всех решение. Мы надеемся, — продолжает она с напором, — что не придется высылать всех и страну покинут лишь те, кто захочет уехать.

Загрузка...