Если дракон взялся вам помогать, будьте уверены, вы добьетесь цели. Даже если передумаете.
Почти всю ночь после незабываемого праздника мне не спалось. Я крутилась, вертелась, а ближе к утру не выдержала — встала и, вооружившись инструментами и большим листом, принялась размечать основу чертежа корпуса нашей «Детки». Не потому, что мне пришла в голову новая идея, а просто потому, что за работой мои крайне противоречивые чувства и ощущения приходили в подобие порядка и куда больше походили на связные мысли.
Думала я, разумеется, об Экхарте. И совершенно не могла понять мотивов его поступков и слов. Иногда мне казалось, что единственная его цель — задеть меня побольнее, поиздеваться, отомстить за обидевшие его слова. Он как будто дразнил меня: приманивал, а потом отвешивал болезненный щелбан. На тебе исследования — но они так и останутся простыми чертежами, не нравится — тогда сделай то, чего боишься больше всего; хочешь флирта — пожалуйста, но знай свое место. Но что-то протестовало у меня внутри, когда я думала так. Может быть, мне просто не хотелось в это верить, а может, дело было в другом. Он сделал мне очень больно, когда заставил вспомнить о гибели Джейсона, но хотел ли он отомстить мне или же… помочь? Он заставляет меня сразиться со своим страхом — но я же сама говорила о том, что мечтаю летать… Он сказал мне, что с ним у меня шансов не много… вот только шансов на что и почему?
Что-то такое Джинни упоминала о драконах… Что-то, что мне жизненно необходимо было знать.
Я еле дождалась, когда замученная переживаниями подруга проснется и буквально с линейкой и циркулем наперевес пристала к ней с расспросами.
— Помнишь, ты говорила, что для драконов любовь — как для нас болезнь и что им не каждая хм… дама подходит. Расскажи, пожалуйста, вопрос жизни и… совсем хрущевенькой такой жизни, а?
Джин, не ожидавшая от утра и меня такой активности и подставы, сдалась практически без боя. Еще бы, подозреваю, что выглядела я в этот момент не менее двинутой, чем мой безбашенный коллега.
— Знаешь сказки про драконье очарование? Якобы драконы могут любую девицу к себе расположить и приворожить?
Я с умным видом покивала: а кто не знает?
— Так вот, это не сказки. Они, и правда, могут. Что-то с эмоционально-магическим фоном у них такое… — Джин выписала рукой затейливый знак. — Только в обычной жизни они этот фон блокируют, потому что для людей это вредно, для женщин во всяком случае. Последние очень сильно на него реагируют и, если находятся под его влиянием достаточно долго, начинают вести себя как одержимые или как больные… вплоть до распада личности.
— Звучит как детская страшилка, — нахмурилась я. — Зачем драконам-то это надо?
— Им и не надо, — вздохнула соседка, — но они не всегда могут это контролировать. Во время физической близости контроль слетает, а если дракон еще и влюблен, то совсем пиши пропало. Поэтому любовь у них почти как проклятье: какое уж тут счастье, если от твоей любви близкого человека корежит и единственная помощь, которую ты можешь ему оказать — держаться подальше, а лучше и вовсе уйти?
Слов у мне не было. Ни единого. Я только смотрела на подругу и растерянно хлопала глазами.
— Иногда встречаются люди с невосприимчивостью к их фону… как я, например. Тогда драконы могут с ними нормальную семью построить. Илиу девушки среди предков драконы имеются — тогда там тоже есть варианты… — продолжала подруга не слишком радостным тоном. Строить семью с драконом ей явно не хотелось.
Мне же такие перспективы и вовсе не светили: драконов в предках у меня не водилось, а восприимчивость… Будь я как Джинни, вокруг меня уже крутилась бы пара чешуйчатых женихов. Вот же хрущ! Не то, чтобы я так уж к этому стремилась, но, оказалось, знать даже в теории, что тебе не на что рассчитывать — очень и очень неприятно.
«Больше шансов… больше шансов..» крутилось в голове. Нет, я должна у него спросить.
Я схватила первую попавшуюся тетрадь, выдрала из нее лист и чертежным грифелем вывела: «Когда вы говорили, что там у меня больше шансов, вы что имели ввиду?» и засунула свое послание в почтовый артефакт. И пусть только попробует спросить, о чем это я говорю…
Сама же вернулась к чертежу со странной звенящий тишиной в голове и тревожным колоколом в груди.
Ответ пришел довольно скоро — кажется, Алирийский тоже не привык разлеживаться утром в кровати. А может, и вовсе не ложился, кто его знает. Я в два счета открыла шкатулку и только хмыкнула, увидев крайне лаконичный ответ: «Взаимность, Ли». Ну ага, конечно…
Кто бы объяснил мне самой, откуда вдруг взялась во мне эта странная уверенность? Зато с нею вместе пришел ответ на один из волнующих меня вопросов. Я, уже почти не торопясь, взялась за грифель и более старательно вывела под его посланием новое: «Опять врете. Я подумала над вашим предложением по поводу испытаний и согласна его принять. Но у меня тоже есть одно условие…»
Что, съел? Не уступки, а предложение, так-то…
«Восхитительная наглость. Я весь внимание»
Я вдруг ощутила такую легкость, будто я радужный мыльный пузырь, подхваченный ветром. Вот так с вами и надо, правда? Легко, искристо, с улыбкой… Хотя бы внешне. Так, чтобы хотелось смеяться; так, чтобы мы оба хотя бы ненадолго поверили в эту невесомость и безмятежность.
«Вы поможете мне вернуться в небо. Я не найду наставника лучше».
Я закрыла крышку артефакта и принялась ждать, от нетерпения крутя в пальцах грифель. К тому моменту, когда кристалл на шкатулке замигал, из одного их стало уже три, а ладони мои были не чище, чем у трубочиста.
«Послезавтра, в восемь вечера у рамки перехода».
Я издала такой торжествующий вопль, что Джинни едва не уронила чашку.
Ай да я! Осталось только понять, на что я только что подписалась.
За два дня я успела многое. Во-первых я вдрызг разругалась с Эйком. Этот двинутый энтузиаст, оказывается, за моей спиной пригласил двух знакомых воздушников — даже не инженеров: один, по-моему, боевик, а другой вообще не знаю кто, — и вместе с ними провел испытание модели. Без меня!
«Они, конечно, те еще остолопы, но потоки вместе держат неплохо», — объявил этот горе-испытатель в свое оправдание.
Я бушевала, я неистовствовала! Я схватила первый попавшийся мне под руку предмет — им оказалась метла — и гонялась за этим тихушником вокруг стола.
«Жулька, не буянь! — выкрикивал Эйк. — Или у тебя между ушей контакты перемкнуло? Ты поглянь конструкцию — это ж романс. Все работает как часики. Ну хочешь, навесим на Лапулю твой артефакт? — добавил он из-под стола со слегка виноватым видом.
Я тут же сменила гнев на милость: чтобы Эйк сам предлагал мне такое?
— Два! — заявила нахально, — вылезай!
И наш разговор повернул в более конструктивное русло. И — самое главное — начиная со следующей недели мы приступали к сборки нашей «Детки» уже в натуральную величину.
Также за пару дней я умудрилась: впервые заснуть на лекции и получить за это нагоняй, посмотреть, как Джинни с однокурсниками работают над будущей обшивки нашей «Детки», а также устроить засаду на водного дракона.
С Дартеном получилось так: после того случая с «бумскиком» на производстве нам с Грантом показалось отличной идеей установить в нашем павильоне несколько артефактов, защищающих от возгораний. Мы даже их раздобыли, но заряжать их должен был водник и очень хороший. Такого я знала только одного: он как раз подписался помогать нам с проектом, вот пусть и помогает, заодно и охлаждающий контур на двигатель поможет собрать.
У Гвен по расписанию на этот день стояла консультация с Фаррийским, но она заявила, что ноги ее там не будет, иначе кто-нибудь из них кого-нибудь прибьет, и хотела ее отменить. Но я подумала: «К чему добру пропадать? Пусть вместо одной консультации проведет другую». Поэтому наша рыжая руководительница к нужному времени сбежала из своей лаборатории, я же, наоборот, засела там в ожидании дагона.
Счастливым такой подменой Дартен не выглядел. Это если говорить мягко. От взгляда, которым он меня смерил, когда я рассказала ему о сложившейся ситуации, меня мороз по коже подрал. Какое-то время дагон Фаррийский пребывал в глубоких раздумьях, но в итоге счел, что время терять, действительно, нерационально и пошел к нам в «Попутный ветер» осматривать будущее сердце нашей «Детки».
И только тут я, наконец-то, поняла, что в этом скользком долговязом сухаре нашла Гвен. Потому что с ходу зарядить четыре не самые простые артефакта — это еще надо суметь. А уж когда водный ящер принялся изучать двигатель, попутно заглядывая в висящие на стене чертежи и закидывать меня краткими точечными вопросами («выходные характеристики?», «объем бака?» «предельно допустимые габариты?») и делать на проекциях какие-то пометки — «вот тут мне нужно будет место, здесь не трогать, здесь заменить» — то даже я начала его слушать с открытым ртом. Очень он был в этот момент похож на светило целительской науки в процессе ответственной операции. И мне было очень жаль, что сейчас в клубе отсутствует Грант — вдвоем эти умельцы быстро сообразили бы что-нибудь толковое.
Кажется, Дартен тоже что-то такое подумал, потому что быстро закончил первичный осмотр и явил свою драконью натуру.
— Снимите копию вот с этих чертежей. И пусть Эйр завтра мне их занесет. Не занесет — может мне больше на глаза не показываться, так ей и передай.
— Дагон Фаррийский, можно вопрос не по теме? — обратилась я к нему неожиданно даже для себя. — А как вы понимаете, какой у человека уровень восприимчивости к вашей… ну… к вашему влиянию? Есть какие-то тесты?
Дракон усмехнулся, растянув тонкие губы в не слишком приветливой полуулыбке, сделал несколько плавных быстрых шагов и оказался совсем рядом со мной.
Удивленная его поведением, я подняла на него вопросительный взгляд — и замерла как загипнотизированная мышь перед коброй: зеленые глаза его резко подернулись сияющим изумрудным пламенем с черной окантовкой. Горячая волна пробежала вдоль позвоночника вниз и замерла слабо пульсирующей точкой внизу живота.
— У тебя он весьма средненький, — сообщил дракон как ни в чем не бывало, смахивая пылинку со своего рукава, пока я пыталась понять, что это только что было. — Так что сильно увлекаться не советую.
— А у Гвен? — брякнула я.
— Несколько выше, — таким неприятным предупреждающим тоном прошелестел Фаррийский, что я тут же прикусила язык.
«Вот и женились бы на ней», — транслировала я ему мысленно.
«Не лезь не в свое дело», — ясно читалось в прищуренных глазах дагона.
Гвен от перспектив скорого свидания с ним в восторг не пришла, прошипела какое-то совсем уже непристойное ругательство, однако копии снимать мне помогла и даже не заикнулась в очередной раз о смене консультанта по научной работе. Лезть к ней в душу я не стала — мне и не до того было, честно говоря: пора было готовиться к встрече с еще одним драконом, а я едва уже успевала поужинать и переодеться.
Экхарт Алирийский ждал меня у перехода, живописно оперевшись плечом о саму раму. Учитывая, что одет он был по утяжеленной боевой драконьей форме, картина вышла до того внушительной и впечатляющей, что я чуть с шага не сбилась и, только услышав такой знакомый и непосредственный «Салют», немного расслабилась и улыбнулась.
— А вы уже или еще…? — спросила, разглядывая его облачение. Нет, все-таки все ящеры — неисправимые щеголи и даже в бой идут как на парад.
— Еще, — отозвался ящер боевой выпендрежный, одна штука, самодовольно усмехнувшись: моя восторженная реакция от него точно не ускользнула. — С тобой закончим — и снова на променад по побережьям. Почти каждый вечер развлекаемся.
Экхарт говорил спокойно, даже слегка весело, словно речь, и правда, шла о занимательной прогулке, а не о достаточно серьезных вещах.
— Все так плохо? — спросила осторожно.
— Тебе правду сказать или соврать? — он слегка наклонил голову к плечу.
— Понятно, — вздохнула я. Значит, ситуация непростая.
— Да? — тут же обрадовался дагон. — А мне вот пока ни хруща не понятно. Ну ладно, идем, времени у нас не так много, — и быстренько активировал рамку перехода.
— А куда? — спросила запоздало, но Алирийский уже шагнул за зеркальную гладь портала. Пришлось идти за ним в неизвестность.
Горы… Ну, разумеется, это были горы. Но не те, где тренировались ребята из нашего клуба, а другие — явно выше и расположены дальше от столицы: в Рейстале уже темнело, а здесь закат только-только начинался и снежных шапок гор только касались первые золотистые его лучи. Свежий холодный ветер мигом выдул из моей головы все мысли кроме одной:
— Какая красотища!
— Согласен, впечатляет. Иди-ка сюда.
Пока я зевала по сторонам, очень впечатлительный ящер, оказывается, уже ушел куда-то вперед и теперь звал меня составить ему компанию.
Сглотнув, я сделала несколько шагов и ощутила очень неприятную слабость в ногах: горы будто надвинулись на меня, давя со всех сторон сразу, а земля, показалось, вот-вот уйдет из-под ног.
— Ты, вообще-то, нахалка, знаешь об этом? — Экхарт и не думал приходить мне на помощь. Наоборот, светлые глаза дракона явно посмеивались. — Сначала сама напросилась на встречу, потом опоздала, а теперь еще финтифлюшничаешь…
— Чего? Финтифл… — тут же возмутилась я. — И вовсе я не опоздала, это вы раньше заявились..
— Видали? Я еще и заявился, оказывается, — продолжал веселиться ящер. — У тебя, кстати, шнурок развязался..
Я сначала, к его удовольствию, бросила взгляд на ноги и только потом спохватилась: «Да нет у меня никаких шнурков..»
— А, погоди, — пригляделся он. — Это же не шнурок, а язык — мелет, что ни попадя.
Вот такого я уж точно спустить не могла: сама не заметила, как оказалась подле него, едва не тыча ему в грудь пальцем.
— Вы, кажется, собирались мне помогать, а не оскорблять…
Тяжелые ладони опустились мне на плечи.
— Умница, — похвалил дракон, и прежде, чем я сообразила, что мной в очередной раз подло манипулируют, развернул меня спиной к себе — и лицом к пропасти. — А теперь дыши, Ли… Дыши и смотри.
Я смотрела — и чувствовала, как привычно начинает кружиться голова — позолоченные склоны гор, розоватые отблески заката и небо — бескрайнее небо. Сейчас оно казалось настоящей бездной; высотой, с которой мне предстояло рухнуть вниз. Только сильные теплые руки на моих плечах удерживали от того, чтобы мешком осесть на землю.
— Страх здесь, Ли, в твоей голове. Ты не боишься, пока не вспоминаешь, что должна бояться. — Мерный низкий голос Алирийского успокаивал, и я нашла в себе силы дышать… Вдох-выдох… вдох-выдох… — Сыграем в «вопрос-ответ»? — неожиданно предложил он, — любой вопрос и можешь начать первой.
Искушение было велико. Я даже на миг забыла о страхе и стала думать, о чем же его спросить.
— О чем вы мечтаете? — выдала я наконец и замерла в ожидании ответа.
Дракон отозвался не сразу.
— Небольшая поправка, — проговорил он, — любой вопрос, кроме этого.
Голос его звучал все так же спокойно и непринужденно и, наверное, я могла бы настоять, но почему-то не стала.
— Хорошо, — согласилась послушно и заменила вопрос на другой, тоже не сказать чтобы очень удобный. — А та картина с водяными девами, над которой вы работали в веселом доме, вы ее закончили?
Над ухом раздалось фырканье. Мой вопрос ящера явно позабавил.
— Не закончил, — взгрустнул Экхарт. — Для этого нужна бы еще парочка сеансов, но что-то вдохновение меня покинуло…
«Вдохновение, ага». Я едва сдержалась от того, чтобы не ткнуть одного блудливого ящера локтем под ребра.
— Теперь моя очередь, — возвестил тот и спросил уже более серьезно: — Так для чего ты заставляешь себя бояться, Ли?
«Заставляю? Я? Что за глупости?» — хотела ответить я. Но осеклась, отметив, что стоило вернуться к неприятной теме — и мои головокружение и слабость тут как тут, а ведь мгновение назад я и думать о них забыла. Я заставила смотреть себя вперед — туда, где между треугольными вершинами мне виделся маленький, такой беспомощный и легкий силуэт драконова крыла. Комок подкатил к горлу и захотелось крикнуть: «Пожалуйста, улетай, улетай отсюда».
— Чтобы помнить, — прошептала я. Тихие слова обжигали губы, веки пекло, — чтобы всегда помнить о нем… — некрасивый, тяжелый всхлип вырвался из груди и, как я ни пыталась сдерживаться, прорвался болезненными, жгучими слезами.
Экхарт молча прижал меня к себе, будто щитом отгораживая от окружающего мира кольцом своих рук. Я откинула голову на его плечо и все смотрела в небо, на то как разгорается в нем розово-оранжевым пожаром зарево заката.
— Теперь ты и так помнишь, Ли, — хрипловатый голос дракона приносил облегчение, как дарует его разгоряченному телу прохладный свежий ветер. — В страхе больше нет необходимости. Боль останется, но утихнет со временем, если ты позволишь ей быть. И заполнишь небо новыми, уже приятными, воспоминаниями.
Слезы текли беззвучно и почти без усилий. Каждый новый вдох давался легче предыдущего. Ладони мои сами собой легли поверх его рук. И, может быть, от невыносимой красоты этого момента страх понемногу таял, уступая место чему-то новому, светлому, от чего сердце мое становилось таким большим, что оставалось только удивляться, как оно еще не трещит по швам.
Когда последний закатный луч угас, расцветив напоследок линию склона розовыми бликами и уступил место плотным сиреневым сумеркам, Экхарт слегка сжал мои пальцы.
— Пора? — спросила, понимая, что могла бы стоять так всю ночь напролет.
— Да, — в этом коротком ответе мне почудилось очень созвучное мне сожаление.
Я вздохнула и позволила ему отстраниться, стараясь не показать, как сиротливо и холодно мне стало. До перехода мы шли молча, рука к руке.
— Когда мы снова увидимся? — спросила уже снова стоя по ту сторону, на университетском полигоне.
— Пока сложно сказать, Огонек, — мужчина слегка сдвинул темные брови, задумавшись, а я замерла от этого обращения, ощутив прилив совсем уж глупой нежности, — но я дам тебе знать.
Он перенастроил рамку перехода и ушел, весело подмигнув мне на прощание. И я не смогла сдержать улыбки, уже понимая, какими воспоминаниями хочу заполнить свое маленькое личное небо.