Отравление в Уичфорде [The Wychford Poisoning Case]

Глава 10 Ужасное обращение с женщиной

До особняка на Хай-стрит Роджер добрался лишь в половине пятого вечера. В гостиной была только миссис Пьюрфой.

— Нет, — ответила она на его первый же вопрос, — они опять ушли, но к чаю вернутся. Шейла просила кое-что передать вам на словах.

— Что? — нетерпеливо воскликнул Роджер — Что именно?

— "Не очень удачно". У нее был весьма таинственный вид, но она ни словом не обмолвилась, чем сейчас занята и отчего у нее теперь такое важное и самодовольное выражение лица.

— Другими словами, — рассмеялся Роджер, — что-то происходит, вам об этом известно и хотелось бы знать в чем дело, не так ли?

— Ну да, только я бы не стала так прямолинейно выражать свою мысль.

— Мы действительно заняты одним делом, все трое, пришлось сознаться Роджеру. — Но вы не очень будете против, если я попрошу вас не расспрашивать, в чем оно заключается? Во всем виноват я, втемяшилась мне в голову одна мыслишка. Однако я могу обещать вам, что не предприму ничего, против чего могла бы возражать в высшей степени уважаемая мать в высшей степени уважаемой дочери.

— Таким образом, я должна удовлетвориться данным положением вещей? — с простодушным видом поинтересовалась миссис Пьюрфой.

— Если вы, конечно, не чересчур против этого, но я вам все расскажу, как из пушки, если вы действительно хотите знать.

— Ну конечно не хочу! Я только дразню вас. А теперь сядьте и расскажите мне что-нибудь интересное про погоду, пока те два младенца не вернутся домой.

— Как вы мне нравитесь, миссис Пьюрфой, — выпалил Роджер.

Алек и Шейла вернулись через час. В приподнятом настроении и с чувством выполненного долга они гуськом вошли в гостиную.

— Вернулись в целости и сохранности, старший инспектор, — доложила мисс Пьюрфой, рывком отдавая честь. — Но я хочу доложить, что констебль Грирсон совершил правонарушение, несовместимое с занимаемой должностью, и нанес урон достоинству и суверенному верховенству его величества, старшего инспектора Шерингэма, а именно: в пять тридцать, двадцать одна секунда он попытался столкнуть в пруд старшего офицера его величества, старшего инспектора Шерингэма. Требую без всякою залога и промедления предать констебля заслуженной им казни.

— Невиновен, м'лорд, — поспешно отвечал Алек, — эта женщина искушала меня и сама упала в пруд. Я и не думал её толкать туда. Я просто легонько ее подвинул.

— Господа присяжные, — подытожил Роджер, обращаясь к креслу, в котором восседала миссис Пьюрфой, — вы слышали свидетельские показания обеих сторон. Истица заявила, что она уплатила за пирог со свининой и получила чек, который куда-то заложила и не может теперь его отыскать, а ответчик утверждает, что все им сказанное верно по существу и фактически. Итак, вы и только вы должны решить, кто из них говорит правду. Для того чтобы предъявить обвинение в воровстве, вы сначала должны утвердиться во мнении, что съедобные припасы, обнаруженные у истицы, не только на словах, но де-юре те самые, что исчезли из лавки ответчика именно в тот самый день. Я попрошу вынести ваш вердикт.

— М'лорд, — ответили "присяжные", складывая свое вязанье в корзину, — мы должны попросить разрешения удалиться и оставить вас, троих глупых младенцев, наедине, чего вы все очень желаете. О, не пытайтесь быть вежливыми! В любом случае, нам надо уйти, чтобы перекинуться словечком с кухаркой.

— Приятно-таки, когда у матери есть чувство юмора, правда? — заметила Шейла, когда Алек поплотнее закрыл дверь за удалившимися "присяжными". — Это то самое, что множество матерей — бедняжки они, — теряют в процессе воспитания детей. А теперь, Роджер, выкладывайте. Вы целовались с Сондерсон?

— Мисс Пьюрфой!

— Ну, значит, она вас целовала? И, скорее всего, это именно так, хотя я все же не слишком в этом уверена.

Роджер подчеркнуто холодно обратился к Алеку:

— А вы что можете сказать, констебль Грирсон? — осведомился он.

— Старший инспектор изволит злиться, ведь я неуважительно отозвалась об этой Сондерсон, а он без ума от нее, — в сторону, но довольно громко сообщила Шейла.

— Ничего не могу доложить, — пожаловался Алек, — я почти всю вторую половину дня провел, дрожа на ветру, в разных местах, все ждал, когда же появится Шейла.

— Все мужчины влюбляются в Сондерсон, — весьма презрительно продолжала мисс Пьюрфой. — Стоит лишь ей закатить к небу глазки, и они падают к ее ногам, как портновские булавки.

— Александр, — энергично заявил на это Роджер, — вчера вечером ты обратился ко мне с просьбой. Сожалею, Алек, что отказал тебе. Еще не слишком поздно исправить дело?

— Нисколько! Три раза в день, до или после еды, к соответствии с предписанием врача. Подожди немного, я ее свяжу!

— Не надо! — взвизгнула мисс Пьюрфой, раскаявшись, но слишком поздно. — Извините, Роджер. Я беру свои слова обратно. Вы никогда-никогда ею не увлекались. Вы ее просто поцеловали, без всякого падения. Не надо, Алек! К тебе-то какое это имеет отношение, а? Перестань, грубиян! Отпусти меня! Мама! Мама!

Не без труда мисс Пьюрфой убедили подойти к дивану и принять позу, необходимую для вразумления. Ее отчаянные призывы к домашним пенатам остались без ответа. Свернув журнал в трубку, Роджер стал убеждать ее в недопустимости дисциплинарных проступков.

— Роджер Шерингэм, — воскликнула вся красная, негодующая жертва его внимания, когда ей наконец было позволено выпрямиться. — Я ненавижу вас больше, чем вареную говядину. Я больше не играю с вами "в сыщики", а ваши книги — чепуха на постном масле!

— А вот в этом вопросе, дитя мое, — благодушно возразил Роджер, — я более чем склонен согласиться с вами, и все же они довольно хорошо продаются, а это ведь главное, не так ли? А теперь перейдем к делу. Вам обоим возможно будет интересно узнать, что у меня, во всяком случае, был очень удачный день.

— Так, значит, вы... — начала Шейла, но, перехватив взгляд Алека, переменила тон, — что-то узнали, милый Роджер? — и голосок у нее стал медовый.

— Да, узнал, и чертовски много узнал, и довольно быстро. Серьезно вам говорю, я наткнулся на скважину, полную нефти. Слушайте!

Роджер постарался вкратце передать суть своего разговора с миссис Сондерсон, выбирая наиболее интересные факты, словно изюминки из пирога. Шейла, внезапно ставшая совершенно серьезной, слушала внимательно и так же молча, как Алек.

— Минуточку, — перебила она Роджера, когда он уже приближался к концу повествования, — пожалуйста, повторите, я хочу выяснить все до конца. Сколько людей было с ним наедине в течение того получаса?

— В разные моменты не менее шести: миссис Сондерсон, миссис Аллен, братец Уильям, братец Альфред, Мэри Блауэр и сиделка. Таким образом, не менее шести человек.

— А самой миссис Бентли в это время у него не было? — спросил Алек.

— Насколько нам известно, нет, — подтвердил Роджер.

— Но ведь это полностью снимает с нее вину, — воскликнула Шейла.

— О нет. Только не в здании суда. Там это не пройдет. Конечно защита может сделать это своим аргументом, и очень веским аргументом. Возможно, она так и сделает, однако обвинение может опровергнуть данный аргумент с величайшей легкостью.

— Каким же образом?

— Во-первых, нам неизвестно, что она каким-нибудь образом все-таки не проникла в его спальню. Во всяком случае, одна возможность у нее была, когда эта дура, миссис Сондерсон отлучилась в библиотеку, а возможно, были и другие удобные моменты. Но ими могли воспользоваться и остальные участники событий — и об этом нам не следует забывать! Но главная закавыка — вопрос времени, которое должно пройти, прежде чем появятся симптомы отравления, а при этом, по словам вашего отца, Шейла, могут возникнуть аномальные ситуации. Тут нет жестких и определенных закономерностей. В девяносто семи случаях из ста они, как правило, появляются через час-полчаса после принятия мышьяка, а в оставшихся трех случаях могут и не появиться. Основываясь на принципе вероятности, можно сказать, что миссис Бентли не виновата. Но это лишь вероятность. В данном случае нет ничего определенного. А "вероятность" как средство защиты в глазах суда не стоит и двух пенсов. Вот чего я опасаюсь.

— Как же так? — удивился Алек.

— Здесь налицо так называемый "юридический подход". Для него ведь или существует вина, или нет. Он не допускает никакой половинчатости, никаких там "приблизительно", "так, но совершенной уверенности нет", "скорее да, чем нет", никаких "неточно". Все является или реальным существующим фактом или не существует вообще. Более абсурдный подход к проблеме, чем этот, я отказываюсь назвать. Короче говоря, юридический подход совершенно лишен чувства меры.

— Но это за пределами моего понимания, — сказала Шейла.

— Хорошо, постараюсь привести вам наглядный пример. Предположим, возник запрос об электрических поясах быстрого действия, они сейчас повсюду рекламируются. Их производителей нужно всех до одного пересажать в тюрьму как самых обычных шарлатанов и воров (Не знаю, поверите ли, но мне действительно известен случай, когда некую несчастную женщину поймали на крючок этой бессовестной рекламы и убедили расстаться с двадцатью фунтами, которые она заплатила за чепуховину, которая не стоит и полкроны!) Предположим, возник вопрос о целебной действенности этой отвратительной штуки и в качестве свидетеля вызвали врача. И вот какой путь изберет юридический ум. Доктора спросят, в самом ли деле этот пояс вырабатывает электричество, когда его надевают на тело, как утверждает реклама, или не вырабатывает, и врач должен будет признать, что "вырабатывает". У него нет иного выхода. Любое трение вызывает электрический разряд. "Ага! — заключает из этого юридический ум. — Значит, вырабатывает, да? Значит, все в порядке и приспособление не является подделкой. Реклама говорит, что оно вырабатывает электричество, и оно таки его вырабатывает! Все, кто утверждает, что это мошенническое приспособление, подлежат штрафу в двести фунтов". И таким образом, несмотря ни на что, создастся юридический прецедент. И напрасно врач попытается объяснить (если ему предоставят такую возможность, чего, конечно, не будет), что электричество, вырабатываемое поясом, настолько слабо, что не может привести в движение даже мушиное крылышко. Юридическому уму это "до лампочки". Пояс вырабатывает электричество — и дело с концом.

— Как он разволновался! — сказал Алек Шейле.

— Заткнись, Алек! Это все очень интересно. Продолжайте, Роджер.

— Ладно, приведу еще пример. Предположим, у человека на целый день всего один кусок хлеба, но вы все равно скажете, что у него есть еда, ведь правда?

Шейла кивнула.

— А теперь представьте, что у него не кусок, а только хлебная крошка. Вы все равно будете говорить, что у него есть еда?

— Не... не знаю. Ну, до некоторой степени, но..

— Ладно, наконец, представьте, что это даже не крошка, а нечто эфемерное, неразличимое для невооруженного глаза. Вы все равно станете утверждать, что у него есть еда? Или нет?

— Нет, пусть меня повесят, не стану.

— Совершенно верно. Не станете. И никто другой не станет, если, конечно, его не постигло несчастье обладать умом законника! А законник скажет, что факт налицо, хлеб есть — и с юридической точки зрения он прав. Поэтому теперь вы сами понимаете, каковы шансы у миссис Бентли быть оправданной на основании принципа вероятности.

— Да, чертовски мало шансов, — подтвердила Шейла.

— А кроме того, не забудьте, что я вам говорил о ее адвокате. Если он сам считает ее виновной в убийстве, а я совершенно уверен, что так оно и есть, то у нее остается очень мало надежд на оправдание. Вот почему, чтобы узнать, чего вообще стоит ее защита, просто необходимо с ней связаться.

— Но ты говорил, что попробуешь добраться до ее защитника и узнать, как она сама объясняет все случившееся.

— Миссис Сондерсон наверняка знает, что говорила обо всем этом деле миссис Бентли, — заметил Роджер, — и, полагаю, именно на этих объяснениях адвокат миссис Бентли и намечает линию защиты. Не знаю, сумею ли я выцыганить эти последние сведения у миссис Сондерсон, но надо ожидать, — скромно добавил он, — что время и терпение, когда они на стороне Роджера Шерингэма, могут творить чудеса.

— Роджер, — вмешалась тут Шейла, — ну скажите же мне, и честно, без всяких уверток: вы целовались с ней?

— Мисс Пьюрфой, у вас необыкновенно целомудренное воображение, — холодно ответствовал Роджер. — Нет, говорю честно и без всяких уверток: я с ней не целовался.

— О! — мисс Пьюрфой была явно разочарована. — Это вы маху дали!

— Но послушайте! — воскликнул Алек. — К черту все эти поцелуи, Роджер, мы не заметили одного, очень важного обстоятельства. Неужели не понимаете? Если это не миссис Бентли, а мы все, как будто, с этим согласны, значит кто-то другой из этих шести является убийцей!

— А я все удивлялся и ждал, когда же хоть один из моих блестящих подчиненных дойдет своим умишком до этих просто лезущих в глаза выводов, — заметил Роджер, впрочем настроенный весьма терпимо.

— О-о! Роджер! — воскликнула Шейла. — Так кто же, по-вашему, убийца? Наверное, это сиделка?

— Сиделка, дитя мое? Какого дьявола вы так думаете.

— А потому что именно на нее можно подумать в последнюю очередь! А разве не известно, что преступление всегда совершает наименее подозреваемый? Старший инспектор Шерингэм, вы меня удивляете! Что же вы за сыщик такой, если не знаете этого?

— Ну уж раз мы об этом заговорили, кстати замечу: а вы-то что за сыщики? Я вам рассказал обо всех моих открытиях, но от вас не слышал ничего стоящего!

— Ну, мы действительно мало что узнали. Мы три раза пытались поймать доктора Джеймса, но его каждый раз не было дома.

— Да ладно, теперь это не важно. Я сам все узнал. Но вы собрали сведения о характере миссис Бентли? Не то чтобы это было очень уж необходимо в свете того, что мы узнали о роковом промежутке в полчаса, но все-таки что-нибудь выяснилось?

— Я перевидала множество её друзей и знакомых и каждый раз под каким-то надуманным предлогом заводила о ней речь, но что пользы? Все они совершенно уверены в том, что это она совершила преступление, и, кажется, никто не сказал о ней ни единого доброго слова.

— Да упасет нас Господь от друзей наших! Да, то же самое могу сказать и о своей леди. Совершенно невозможно было получить от нее хоть какие-то реальные сведения о миссис Бентли. По словам миссис Сондерсон, ее подруга чудовище, и дело с концом. И да простит меня Бог, но я сказал, что она очень метко выражается. Итак, не слишком, конечно, придавая этому значение, следует признать, что вы совсем-совсем ничего о ней не узнали?

— Ну... мы кое-что... — начал было Алек, но Шейла его перебила:

— Ой, дай я ему расскажу, Алек, будь ангел! Да, Роджер, мы раскопали одно обстоятельство, о котором никто никогда не упоминал. Может быть, оно того и не стоит, наверное, это действительно пустяк, если вы сами об этом ничего не знаете, но вам известно, что служанка Мэри Блауэр, которая сообщила об отравленной бумаге для мух, мокнущей в воде, незадолго до всей этой истории получила предупреждение о скором расчете?

— Черта с два я об этом знал! — воскликнул Роджер. — И это интересный факт!

— Шейла! — раздался голос миссис Пьюрфой. — Уже пора переодеваться к обеду, дорогая!