Отравление в Уичфорде [The Wychford Poisoning Case]

Глава 15 Прием у мисс Блауэр

Мисс Блауэр оказалась легкой добычей. Уильям Бентли все еще проживал в доме своего покойного брата, и, как это предвидел Роджер, большая часть домашнего персонала оставалась еще при нем, — разумеется и Мэри Блауэр, к особе которой Роджер и Алек получили доступ в тот же момент, как она открыла дверь.

— Как замечательно, — сказал Роджер, широко улыбаясь. — Мисс Блауэр, я представляю газету "Дейли курьер" и буду вам очень признателен, если вы позволите обменяться с вами парой слов.

— О, так вы газетные джентльмены! — ответила мисс Блауэр, вздернув голову. — От вас одни только мучения, чес-слово. А я-то думала, что вы со мной уже все покончили.

В то же мгновение, как она вздернула голову, Роджер понял, с кем имеет дело. То была хорошо сложенная девушка с грубовато-смазливым продолговатым лицом, широкоскулая, большеротая, с искоса поставленными глазами. Такая внешность в большинстве случаев свидетельствует об абсолютном отсутствии нравственного чувства. Этот тип лиц часто встречается в низших слоях англо-саксонского населения. Семь из десяти женщин с такой внешностью прохаживаются по вечерним улицам Лондона с определенной целью, и Роджер сразу понял, что Мэри Блауэр, поступив в прислуги, ошиблась в выборе призвания — хотя уже и вступила на путь исправления ошибок.

Он постарался придать взгляду и голосу столько восхищения, сколько они могли выразить, не нарушая приличий.

— Ах, но наша просьба носит чрезвычайно специфический характер, мисс Блауэр. По правде говоря, мы в нашей газете "Курьер" пришли к выводу, что самая интересная фигура, причастная к делу, — это вы. Ведь это вы проявили инициативу и прозорливость, заявив об отравленной бумаге для мух, а ваше поведение на всем протяжении дела — самое образцовое. Оно достойно восхищения.

Такая преамбула оказалась в высшей степени плодотворной.

— Бож-же мой! — воскликнула пораженная Мэри Блауэр.

— Фактически, — продолжал Роджер, несколько понизив голос, — мы в "Курьер" думаем, что если бы не вы, то и дело об отравлении в Уичфорде никогда бы не возникло. И чтобы заинтересовать наших читателей, мы хотели бы сделать газетную полосу, всецело посвященную вам.

— Не имею ничего против, чес-слово, — согласилась мисс Мэри Блауэр, слегка порозовев от удовольствия.

— Ну что ж, тогда не проведете ли вы нас куда-нибудь, где можно поговорить? О, между прочим, позвольте мне представить вам моего друга и коллегу мистера Себастьяна Овцемоя {Вариация англ. Sheepwash — мыть овец} одного из самых блестящих представителей молодого поколения фотокорреспондентов, — и доверительно, однако достаточно громко, добавил: Поверьте, мисс Блауэр, он перспективный человек.

Мисс Блауэр окинула покрасневшего от похвалы коллегу Роджера приветливо-любопытствующим взглядом, который говорил, однако: "Да, возможно ты и перспективный, а я уже известная женщина".

— Ну что ж, коли так, мистер ...?

— Моя фамилия Парабутл {Вариация англ. Twobottles — две бутылки},поспешно добавил Роджер. — Я Персивал Парабутл.

— Ну, коли так, мистер Парабутл, то, может, войдете? Думается, я найду какое-нибудь укромное местечко, чтобы нам поговорить.

Ничтоже сумняшеся, Роджер последовал за Мэри Блауэр, а Алек — за Роджером. Они прошли через просторный холл в большую комнату, очевидно гостиную, очень не похожую на ту, которую они недавно посетили. Вместо строгого изящества последней эта комната носила на себе явный отпечаток раскованности. Глубокие кресла в веселых сине-оранжевых чехлах были забиты бело-синими подушками. Висели сине-оранжевые занавески. Обои тоже пестрели сине-белыми полосами. Здесь теснилось несколько маленьких столиков, пуфов, красовалось множество безделушек и всяких веселых пустячков. Нельзя было бы сказать, что комнату отличает дурной вкус, но по сравнению с простой гостиной в доме миссис Аллен эта бросалась в глаза. И Роджер отметил это различие с удовлетворением. Именно такая гостиная могла соответствовать вкусам женщины, фотографию которой ему принесла Шейла.

— Не будет никакого вреда, если мы и в гостиной посидим, — заметила мисс Блауэр. — Мистер Альфред и мистер Уильям уехали в город но делам.

И с довольно важным видом она уселась в одно из глубоких кресел, и чепчик горничной с фартуком составили с креслом довольно странный контраст. Роджер встал спиной к холодному камину, а перспективный человек, положив аппарат на один из маленьких столиков, уныло переминался с ноги на ногу возле него.

— Так, значит, мистер Альфред тоже, как мистер Уильям, живет здесь? — спросил Роджер.

— Да, и уже почти два месяца проживает, это точно.

— А я и не знал. Ну, с чего же мы начнем? Давайте с отравленной бумаги для мух. Вы когда-нибудь прежде видели, чтобы в комнате у миссис Бентли мокла в воде такая бумага?

— Нет! Никогда! Вот поэтому я и подумала, что это чудно, понимаете?

— И что же именно вы подумали, увидев такое, мисс Блауэр?

— Ну, я подумала, что это как-то чудно. Так и подумала: вот чудно-то!

— А почему вы подумали, что это чудно?

— Ну потому что прежде я ничего такого не видела. А еще — мы ею никогда не пользовались. У нас всегда в ходу липучки были.

— А каким образом вы поняли, что эта бумага опасна?

— А на ней было написано "Отравленная бумага для мух. Опасно. Ядовито" — что-то вроде этого.

— Понимаю. А давно вы здесь служите?

— В ноябре два года исполнилось.

— Как вам казалось, мистер и миссис Бентли жили дружно до их ссор в последнее время?

— Нет, куда уж там дружно! Все время норовили голову друг другу откусить.

— Как по-вашему, миссис Бентли расстроилась, когда ее муж заболел?

— Вот еще, расстроилась. Ну, конечно она притворялась, что расстраивается, но я-то видела ее насквозь.

— О, значит, она притворялась?

— А она всегда была хитрая. Как все эти иностранцы.

— Несомненно, — любезно подтвердил Роджер. — Ну а теперь, мисс Блауэр, я хочу, чтобы вы мне рассказали обо всех своих впечатлениях касательно мистера и миссис Бентли. Например, до всех этих событий вам миссис Бентли правилась?

— Ну нисколечко, мистер Парабутл, — и мисс Блауэр презрительно фыркнула. — С самого первого раза, как я только в глаза ее увидела, она мне не понравилась. Ну, настоящая кошка, эта миссис Бентли — кошка да и только. Я ее никогда не выносила.

— Но почему же вы были так сильно против нее настроены? Разве она была не доброй хозяйкой?

— Всюду все вынюхивала — просто какая-то Носатая Паркер {Английский эквивалент "любопытной Варвары"}, — презрительно отрезала мисс Блауэр. — Вот именно, Носатая Паркер. Господи, наверное вы сейчас подумали, что нехорошо с моей стороны так говорить, но я что думаю, то и говорю и завсегда была такая. Сущая правда...

— Но именно правду я и хочу от вас услышать, мисс Блауэр. То, что вы вправду думаете.

— А чудно это получается, а? Сижу я здесь, рассиживаю, и разговоры разговариваю с таким джентльменом как вы!

— Но я не джентльмен, — энергично возразил Роджер. — Пожалуйста так не думайте, я просто репортер и хочу, чтобы вы со мной так говорили, будто я кухарка.

— Ну, если бы я так заговорила, вам бы не поздоровилось! — смущенно хихикнула мисс Блауэр. — Я сюсюкать не люблю, вот так-то. Бож-же мой! Я такое иногда заверну бедной кухарке! Не поверите!

— Ну, разумеется, не поверю, — галантно возразил Роджер. — Но, возвращаясь к миссис Бентли, почему вы ее прозвали Носатой Паркер?

— Да потому что всегда во все вмешивается, под ногами путается, сует нос туда, куда не надо! Я иногда просто бесилась из-за нее, доложу вам. Просто удивляюсь, почему я не объявила, что ухожу, и все тут!

— Но сейчас вы ее жалеете? Ведь такое ужасное обвинение висит у нее над головой!

— Только не я! Поделом ей теперь за все, что было и что еще будет, попомните мои слова.

— И вы, конечно, не сомневаетесь в том, что она виновата?

Мисс Блауэр тряхнула головой:

— Виновата она или нет, все равно найдутся люди, которые обрадуются, когда ее вздернут, — туманно заметила она.

Роджер неспешно зажег сигарету. Он понимал, что мисс Блауэр может сказать что-то очень-очень важное, и одновременно сомневался, что она наберется решимости открыться человеку столь далекому от нее по социальному положению. Ему было хорошо известно, что у людей типа Мэри Блауэр может быть очень сильно развита классовая неприязнь. Она свободно может толковать о некоторых вещах с людьми из своей среды, но инстинктивно будет скрытничать с теми, кого в силу разделенности общества она и ей подобные называют "шишками". И Роджер молниеносно решил, что, прежде чем продолжать расспросы, надо постараться сломать социальные барьеры.

— Извините, — сказал он игриво, протягивая ей портсигар, — вы сами-то курите? Возьмите сигаретку!

— Ну, я не против, — ответила благовоспитанно мисс Блауэр.

Роджер зажег для нее сигарету, изящно оттопырив мизинец, как оно полагается среди подобных Мэри Блауэр.

— А знаете, я несколько удивляюсь вам, мисс Блауэр, ну тому, что вы пошли в услужение, — заявил он подчеркнуто доверительным тоном.

— Да? Почему?

— Ну мне кажется, что здесь не могут оценить ваших дарований. Ваше место на сцене, с вашей-то внешностью и фигурой!

— Да я и сама, то есть, об этом подумывала, — хихикнув, согласилась мисс Блауэр. — Но, понимаете, это дело не подходит для честной девушки, а?

Роджер заверил ее в обратном. Он сразу выдумал некую кузину, которая выступает в одном из знаменитых лондонских ревю. И выразил полную уверенность, что сумеет уговорить кузину пустить в ход свои потрясающие связи с лондонскими театральными менеджерами во благо мисс Блауэр. Он был также уверен, что эти театральные деятели, увидев, как хороши формы и внешность мисс Блауэр, просто перегрызутся за честь представить их на всеобщее обозрение.

Мисс Блауэр пришла в восторг, рисуя себе радужную картину.

— Подумать только, я на сцене, в бусах и трико! Да я всех за пояс заткну!

— Значит, я обязательно поговорю с кузиной, — подтвердил Роджер, решив, что лед тронулся. — Ах, между прочим, я еще хотел вас кое о чем спросить. Что вы имели в виду, сказав о миссис Бентли "виновата она или нет"? У вас есть какие-нибудь основания предполагать, что она может быть и не виновата? Понимаете, нашим читателям было бы ужасно интересно узнать именно ваше мнение! добавил он как нечто само собой разумеющееся.

Но мисс Бентли не так-то легко было сбить с намеченного курса. Она развалилась в кресле, неумело попыхивая сигаретой.

— Какая разница, виновата она или нет, все равно ее осудят, верно?

— Но, возможно, этого и не случится. Знаете, наши читатели так бы удивились, если бы я сообщил, что, по-вашему, она, может быть, и не виновата, — настойчиво продолжал Роджер. — Ведь это же была бы просто сенсация! Все бы только и говорили, что о вас. Вы немного подумайте, может, и вспомните что-нибудь такое, о чем еще никому не говорили?

— Да нет, ничего такого я не помню, — уклончиво ответила мисс Блауэр.

— Да вы постарайтесь! "Курьер" очень хорошо заплатит вам за любую сенсационную информацию.

— Да виновата она, как пить дать, — в голосе мисс Блауэр зазвучали сварливые нотки, — и ничего я вам сказать не могу, о чем прежде не говорила.

Роджер снова переменил тему, ему совсем не хотелось заблокировать поток многообещающей информации.

— Значит, сами вы никогда не любили миссис Бентли, да? А мистер Бентли вам нравился?

— Ну, он не хуже других, — ответила мисс Блауэр странно бесцветным тоном.

Глаза Роджера сверкнули, но он ничем не выдал своего интереса.

— Вы, наверное, не слишком-то высоко его ценили?

— Да, не очень, тот еще тип.

— Так вам он совсем-совсем не нравился? — предположил Роджер.

— Да, знаете, он был... Ладно, если вы уж так этим интересуетесь, то я его, по правде, на дух не переносила, и мне все равно, что об этом узнают!

— И вы совершенно правы. С чего бы вам молчать-то? Честно говоря, я и сам о нем невысокого мнения. А за что именно вы его не любили?

Мисс Блауэр беспокойно заерзала в кресле.

— Он... он относился ко мне как не положено.

— Да? И в чем же это проявлялось?

— Он мне обещал... — и тут лицо мисс Блауэр исказилось. — Да он просто грязный пес, вот он кто! — воскликнула она с внезапной злобой. — Да, грязный пес, понимаете? И я хоть кому скажу — я рада, что он помер!

Роджер помолчал, внимательно разглядывая ее. Лицо мисс Блауэр вспыхнуло, она тяжело дышала. Явно, что она была задета за живое.

— В половине девятого вечером того дня, перед тем как он умер, — сказал Роберт спокойно, — вы дали ему стакан лимонада, несмотря на строгие указания, что никто ничего не должен ему давать, кроме сиделки. Скажите, почему вы это сделали?

Пунцовое лицо мисс Блауэр покрылось смертельной бледностью. Она судорожно сглотнула слюну, и её узкие глаза неестественно расширились.

— Но я... я ничего ему не давала! — уставясь на Роджера, хрипло крикнула она после довольно продолжительной паузы. — Никогда ничего я ему такого не давала!

— Вас видели во время этого действия, — бесстрастно возразил Роджер.

— Это все врут! Кто вам сказал такую пакость, хотела бы я знать?

Роджер обменялся взглядом со своим фотографом.

— Но к чему это отрицать, мисс Блауэр? — успокаивающим тоном продолжал он. — Ведь это был совершенно безвредный поступок. Мы знаем, что вы действительно подали ему лимонад, но ничего существенного в данном действии мы не усматриваем. К чему же его отрицать?

Мисс Блауэр все так же пристально глядела некоторое время на Роджера, а затем громко разрыдалась.

— Я... я ничего плохого не сделала. Он сказал, что хочет пить, и я подумала, а что тут такого. Но я бы ему не подала лимонад, если бы знала, что все так выйдет. Он вел себя как свинья, но я бы ни за что этого не сделала, вот как перед Богом! Ни за что!

— А чего бы вы не сделали? — быстро переспросил Роджер.

Мисс Блауэр подняла заплаканное лицо и высморкалась.

— Я бы не... я бы не нарушила приказа мистера Альфреда, сэр. Никогда бы в жизни не нарушила. Но я ничего плохого не видела в том, чтобы дать ему попить, сэр.

Ее подобострастие резко контрастировало с недавней фамильярностью.

Роджер с минуту молча за ней наблюдал.

— А откуда вы взяли стакан с лимонадом? — внезапно спросил он.

— С... комода, сэр.

— Понимаю, — кивнул Роджер, — значит, на комоде стоял стакан лимонада?

Взгляд мисс Блауэр стал хитрее:

— О нет, сэр. Все не так было, сэр, если позволите, сэр. На комоде стоял графин с лимонадом, и я просто немножко отлила из него, сэр. И не стакан это был, а чашка.

— Понимаю, — задумчиво отозвался Роджер.

— Но, сэр, — встрепенулась обеспокоенная мисс Блауэр, — вы ничего не вставите об этом в свою газету, сэр? Ведь ничего плохого я не сделала, и никто бы не сделал, будь он на моем месте. Так оно все получилось, но я никому о том не рассказывала и как бы мне это не повредило, что я пошла против его приказа, сэр. Так что вы об этом уж не пишите, а, сэр?

— Очень хорошо, — согласился Роджер, — но при условии, что вы правдиво ответите на все остальные вопросы.

— Но ведь, сэр, из этого-то никакого вреда не вышло, сэр, ведь так? — упорствовала мисс Блауэр. — Ведь если бы вышло что плохое, тогда бы я ни словечка не проронила, тогда бы оно все было по-другому, сэр. Но я-то ничего плохого не сделала, сэр, понимаете, сэр?

— Да, конечно, — рассеянно ответил Роджер, — а теперь расскажите мне о том пакетике с белым порошком, который обнаружили в запертом ящике у миссис Бентли в спальне. Вы были там, когда порошок нашли?

— Да, сэр, была, сэр.

— А до этого вы его не видели?

— Нет, видела, сэр! Я видела его на столике у кровати мистера Бентли. На прикроватном столике, сэр.

— Неужели видели? Один раз или несколько? Я хочу сказать, пакетик пролежал на столике некоторое время?

— Да, сэр, пролежал. Примерно два-три дня, сказала бы я, до тех самых пор, пока не приехала сиделка Уотсон.

— А затем он исчез?

— Да, сэр. Испарился.

— А вы не вспомните, когда вы увидели пакетик с порошком в первый раз? В какой день недели?

Мисс Блауэр сморщилась от чрезвычайного усилия припомнить. Ей так очевидно хотелось угодить Роджеру.

— Да, сэр. Это было... было, сдается, в вечер понедельника. Да, точно, сэр, когда я помогала хозяйке переодеть его на ночь. Это я точно вам говорю, потому как убрала со столика, чтобы поставить поднос с ужином, и порошка не было, а когда я потом пододвинула столик, чтобы удобнее было, я его увидела и подумала: "Бож-же мой! Еще одно лекарство, снова будет пичкать себя, теперь вот этим". Вот что я тогда подумала.

— Понятно. И порошок лежал на столике, пока не приехала сиделка Уотсон? А приехала она в среду. Но вы совершенно уверены, что этот пакетик — тот самый, который потом нашли в запертом ящике у миссис Бентли в комнате?

— О да, сэр, понимаете, там была наклейка.

— Наклейка? — жадно переспросил Роджер. — Там была наклейка? И что же на ней было написано?

— Ну, понимаете, наклейка-то вроде была, сэр, и в то же время ее как бы и не было. Она была почти оторвана. Но она все же была.

— О! — Роджер был разочарован. — Значит, она была оторвана, да? Уже тогда оторвана, когда вы увидели пакетик в первый раз?

— Но там все же оставался кончик, сэр, поэтому я и говорю, что наклейка была.

Лицо у Роджера снова прояснилось.

— Ах, вот оно как! А там было что-нибудь написано или напечатано, на этом кончике, какие-нибудь слова, знак, ну хоть что-то осталось?

— Да, сэр, можно сказать, что и осталось. Там была напечатана какая-то закорючка, понимаете, сэр, вроде буква "Сэ" и внизу цифирька "три".

— "Эс три", — очень удивился Роджер.

— Да, я могу вам эту закорючку нарисовать, чтобы вы знали, на что она похожа.

— Хорошая мысль! Пожалуйста, нарисуйте!

Роджер достал блокнот, карандаш, и мисс Блауэр занялась делом. Рисунок был груб и коряв, но что собой представляла "закорючка" прояснилось.

— О! Это "С3"! — сказал Роджер, тщательно рассмотрев рисунок, и сунул блокнот в карман. — Я понял. Это, наверное, часть какой-то химической формулы. Большое вам спасибо, мисс Блауэр. Так о чем я еще хотел спросить? Нет, пожалуй, вопросов больше нет. Ах да, кстати, почему вы с такой уверенностью говорите, будто впервые пакетик с порошком появился вечером в понедельник, а не, скажем, в воскресенье? Или — во вторник?

— Да это точно, сэр. Это было после того, как я проводила мистера Аллена, сэр. Вот почему я это запомнила. Мистер Аллен, он тогда вечером был у мистера Бентли, хотя, сэр, сдается мне, если вам это интересно, он, наверное, больше с хозяйкой хотел повидаться. Да, вот такие дела у ней были! А я вот что хочу спросить, сэр. Как вы думаете, ее повесят? Кухарка, она говорит, что нет, не повесят, но я сама не уверена. А вы как думаете, сэр?

К мисс Блауэр явно возвращалось самообладание.

— Я думаю, мисс Блауэр, — веско сказал Роджер, — что в конце концов миссис Бентли не повесят. Ну, а теперь нам пора уходить.

— Да я и не хочу, чтобы ее повесили, — сказала мисс Блауэр, вставая. — Завсегда она была кошкой и кошкой останется, но, может, они ее не повесят, хотя она и заслужила, — добавила мисс Блауэр строгим нравоучительным тоном.

Она проводила посетителей до входной двери, и Роджер попрощался с ней за них двоих. Алек и слова не проронил за все это время. Мисс Блауэр заметно повеселела.

— Да, подождите! — вдруг негодующе воскликнула она, когда газетные джентльмены уже почти свернули на подъездную аллею. — Вы же забыли снять меня на фотографию!

— Милосердный Боже! Действительно забыли, — крикнул Роджер. — Эй, мистер Овцемой, достаньте аппарат и позорче смотрите в объектив.

Мисс Блауэр позировала, стоя на пороге дома, Роджер суетился, хлопоча, чтобы на нее как следует падал свет и чтобы ракурс был самый выгодный, Алек же с мрачным видом щелкал незаряженным аппаратом. Только после этого им было разрешено удалиться.

— Итак, Александр, — сказал Роджер, когда они вышли на дорогу, — что ты обо всем этом думаешь? Сначала тошнотворно фамильярна, потом раболепна, и снова фамильярна. Низменная натура, может быть самая низменная из всех существующих: безмозглая, хитрая, безнравственная. И в то же время лопается от сознания собственною превосходства и важности своей роли в этом деле. Довольно опасное молодое животное, а?

— Ты почему-то никак не намекнул, что знаешь о ее связи с Бентли.

— Но я не хотел спровоцировать истерическую сцену. Попридержу эти сведения, а потом припугну ее, сказав, что обнародую их, если мне понадобится еще что-нибудь из нее вытянуть.

— Она еще что-то знает, — сказал Алек, — я уверен, что она что-то скрыла от нас.

— Не столько знает, сколько чего-то опасается, — возразил Роджер. — Она мне, в сущности, все рассказала, хотя определенно этого не хотела. Как это ты не понял? Я думал, что все так ясно.

— Ничего не понял, а в чем дело?

— Да в том, что миссис Бентли не виновата!

— Да? У меня возникало на этот счет смутное подозрение. Чертовски все это интересно. Ты считаешь, что она подозревает кого-то другого?

— Да, считаю.

— Но кто же это? Кто убил?

— Мисс Мэри Блауэр! — удовлетворенно провозгласил Роджер.