Отравление в Уичфорде [The Wychford Poisoning Case]

Глава 18 Мистер Шерингэм читает лекцию о прелюбодеянии

Роджер вернулся в Уичфорд последним поездом, который шел медленно, потому что останавливался на каждой станции. Роджер, однако, не замечал, как долго тянутся поезд и время. С того самою момента как он на станции Чаринг-Кросс вошел в купе первого класса и носильщик закрыл за ним дверь, он из купе не выходил, пока кто-то не разбудил его. По счастью, на этот раз Уичфорд был конечной остановкой, а то Роджер мог проснуться позже, через час или два в Дувре или в столь же неподходящем месте.

В дом на Хан-стрит он вернулся, как накануне, уже после часу ночи, и, как накануне, Алек его поджидал, но на этот раз не в одиночестве. Ожидание с ним делила Шейла, потихоньку спустившаяся вниз. На ней опять было черно-серебристое кимоно. На этот раз, однако, она была не в пижаме, вызвавшей со стороны Роджера несколько саркастических замечаний.

— Привет, Роджер! — весело сказала Шейла. — Нет, не надо смотреть на меня таким осуждающим взглядом. Сегодня я истинная леди и надела ночную рубашку, так что на этот раз вам не к чему будет придраться.

— То, что эта молодая особа продолжает знакомить нас с интимными предметами своего туалета, мне уже кажется почти неприличным, — удрученно заметил Роджер, обращаясь к кузену юной особы. — Нет, Алек, не смешивай мне виски с содовой, спасибо, я сегодня столько его принял, что хватит на много вечеров в обозримом будущем.

Он упал в кресло и обвел своих коллег снисходительным взглядом.

— У него есть новости! — вскричала Шейла. — Уверена, что есть!

— Да, Роберт, есть новости? — потребовал ответа и Алек.

— Да, дети, у меня они есть, — и Роджер лучезарно улыбнулся. — Ваш возвышенно мыслящий старший инспектор, всецело проникнутый чувством долга, опять ухитрился сорвать кокосовый орех и удрать вовремя. Человека по фамилии Аллен можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Я с ним побеседовал.

— А я вам об этом говорила! — возбужденно заерзала на месте Шейла. — Ведь я говорила вам это за чаем, правда?

— Да, говорили, моя дорогая. И вам причитается некоторая доля моей добычи, а именно — молоко. Говорят, младенцам молоко очень полезно.

— Шейла, заткнись. Продолжай, Роджер. Почему ты вычеркиваешь Аллена? Мне казалось, что ты его подозревал довольно сильно. Неужели ты провел с ним весь вечер?

— Итак, рассказываю. Пустив в ход мое хорошо известное хитроумие, актерский талант и приняв к сведению также досье на Аллена, составленное для меня сыщиком Пьюрфой, я отправился знакомиться с ним, сказав, что хочу купить автомобиль. Из конторы я заманил его в местечко, где подкрепляют бренные силы (Александр, не забывай о присутствии здесь юных особ) и немного подпоил его.

— Ой, Роджер, как я жалею, что вы не взяли меня с собой!

— Тише, младенец, поправьте свой слюнявчик! Ну так вот, это была довольно патетическая сцена.

И Роджер, как было часто ему свойственно, переменил тон.

— Бедняга не возражал, чтобы его слегка напоили, совсем напротив. Мне кажется, ему этого даже хотелось. Вне всякого сомнения, это дело смертельно его беспокоит, и так же несомненно, что за пределами своей конторы, когда он не занимается бизнесом, это человек честный. Короче говоря, я выудил у него признание, что он и есть тот самый Аллен, имеющий отношение к уичфордскому делу, и через две минуты он меня совершенно серьезно спросил, не думаю ли я, что ему следует пойти в полицию и заявить, будто он убийца, и тем самым спасти миссис Бентли.

— Он настоящий спортсмен, — вскричала одобрительно Шейла.

— Гм! А он не втирал тебе очки, случайно? — вопросил более скептически настроенный кузен Шейлы.

— Нет, я совершенно уверен, что он предлагал это искренне, — возразил Роджер. — Аллен — это еще не ограненный алмаз, но алмаз неподдельный! А к тому же он был пьян, не забывай об этом, что нередко заставляет резать правду-матку. Нет, я совершенно уверен, что он был честен, и в этом своем желании, и в том, очень важном, что рассказал мне тогда же. Ни он, ни миссис Бентли не были влюблены, оба прекрасно об этом знали и не скрывали друг от друга этот факт.

— Ого! — сказал заинтересованно Алек. — Значит, отпадает один мотив убийства, убийства для освобождения от брачных уз?

— Вот именно. И могу еще добавить, что это интервью с Алленом не только, по моему скромному мнению, очищает его самого, но также двадцать раз подтверждает нашу главную теорию — о невиновности миссис Бентли. Я, например, не только совершенно готов принять на веру тот факт, что она не была влюблена в Аллена (и об этом, между прочим, свидетельствуют кое-какие мелочи, однако я не могу распространяться о них в данную минуту, помня о присутствии здесь представительниц молодого поколения), но...

— Ой, Роджер, ну не будьте вы таким идиотом, — негодующе прервала его представительница молодого поколения. — Я ведь не дитя!

— Но он также очень убедительно обрисовал ее характер и, между прочим, сказал, что она и мухи не обидит. Кстати, очень интересно узнать, почему именно мухи служат доказательством человечности человека? Почему не блохи, тля, сороконожки, осы? Наверное, потому, что в мухах есть нечто особенно неприятное, пробуждающее недобрые инстинкты. Заприте подозреваемого в комнате с одной-единственной мухой и снабдите его мухобойкой. Если по истечении определенного срока заточения муха останется невредимой, то можно с полным основанием говорить о невиновности подозреваемого. Если же, напротив, у мухи будет синяк под глазом или распухшее, словно цветная капуста, ушко, то...

— Что сам Аллен думает об этом деле? Он тоже считает, что миссис Бентли невиновна?

— Ладно, о мухах в следующий раз. Аллен? О нет, такое ему в голову не приходило, но его очень-очень мучила эта загадка. Он признался, что не смыслит в этом ни уха, ни рыла. А это, по-моему, тоже интересное замечание: почему "ухо" и "рыло" имеют такой обобщающий смысл? При чем тут они? При чем тут, например, вообще "уши"? В таких случаях, полагаю, надо...

— Роджер! Ради всего святого, не отвлекайся от темы. Ну что это с тобой!

— Боюсь, я немного сам на воздусях, Алек, — извиняющимся тоном пояснил Роджер. — День выдался очень удачный, и я — да, я, несомненно, немного воспарил.

— В таком случае возьми пример с Шейлы. Даже она сейчас посерьезнела.

Шейла сидела, свернувшись клубочком в кресле, подоткнув под себя ноги, подперев подбородок рукой и еле заметно улыбаясь. Роджер поглядел на нее и тоже улыбнулся.

— Ладно, попытаюсь, — пообещал он.

— Ну, давай соберись с мыслями и расскажи все до конца. Ты, наверное, не понимаешь, как нам ужасно хочется все узнать.

Роджер кивнул:

— Да, вас просто лихорадит от нетерпения, и это совершенно понятно. Итак, что же еще? Да больше и рассказывать-то вроде не о чем. Мы очень много с ним толковали о том о сем, но по-настоящему важного почти уже не было. О, должен сказать, что, сочтя его человеком искренним, честным и действительно обеспокоенным всем этим делом, я признался в своем намерении доказать невиновность миссис Бентли.

— Вот это да, черт побери!

— Я решил, что это нам пойдет на пользу, и так оно и оказалось. Я ему задал множество разных неприятных вопросов, и он ответил на них мужественно и честно, как настоящий спортсмен. Вот главное, что я от него узнал: что на самом деле он любит свою жену, которую считает высшим существом по сравнению с собой и которую он с сожалением уподобил "холодильнику"; что он просто развлекался с миссис Бентли, так как она не похожа в этом отношении на его жену, и что миссис Бентли тоже развлекалась с ним; что они оба люди веселые и жизнелюбивые и почувствовали друг в друге родственные души, однако не придавали своей связи сколько-нибудь серьезного значения; что Джон Бентли, несмотря на свои хилые достоинства, сам был не прочь поразвлечься на стороне и его жена об этом знала. Аллен совершенно уверен в том, что вечером в понедельник, когда он был у Бентли, пакетика с мышьяком на прикроватном столике не было; что он не помнит никакого сосуда с лимонадом... ни стакана, ни кувшина, хотя поклясться, что их не было, не может. И еще он сказал, что миссис Бентли не обидит и мухи. Таким образом, все им сказанное свидетельствует или в его пользу, или — в пользу миссис Бентли. Есть лишь один пункт, ей не благоприятствующий.

— Что такое?

— Ну, вряд ли его можно считать очень уж важным, но обвинение сделает все от него зависящее, чтобы раздуть его значение. Она католичка и не считает развод допустимым.

— О! Понимаю, что ты имеешь в виду.

— Я больше ничего не могу вам рассказать, так что, Шейла, отправляйтесь спать, дитя мое, а ваши дядюшки выкурят еще по одной, и последней, сигарете, в награду за свой зрелый возраст.

— Другими словами, — сказала Шейла, неохотно вставая с кресла, — чтобы я не мешала вам поговорить о всяких интересных подробностях. Ладно, полагаю, мне придется удалиться, хотя это все ужасно глупо. Я ведь не ребенок.

— А что скажет на этот счет ваша матушка?

— Ну конечно она раскудахчется, — хихикнула Шейла. — Но ведь все матери так ведут себя, когда их идиотки дочери уже умеют сложить два и два и получить четыре, а не три.

Роджер встал и открыл дверь.

— Вот это материнское свойство совершенно ускользнуло от моего внимания, — с интересом заметил он, — ведь главный авторитет по проблеме матерей, их причуд и привычек, американская киноиндустрия, хранит многозначительное молчание на этот счет. Покойной ночи, мисс Пьюрфой.

— Покойной ночи, глупый старичок. Ночи, Алек!

И Роджер закрыл за ней дверь.

— Интересно, данная молодая леди действительно так много знает о некоторых аспектах жизни, как старается нас в этом уверить? — заметил он, снова садясь в кресло.

— Думаю, что да, — спокойно отвечал Алек. — Современные девушки теперь мало о чем не знают. И я думаю. что это хорошо. Воспитывать девицу, надев ей шоры на глаза — от этого никто не выиграет, и меньше всего сама девица.

— Александр, я с тобой совершенно согласен, но ведь это может немного сбить девицу с панталыку, а? Ну ладно, теперь поговорим о миссис Бентли и Аллене. Хочу подчеркнуть следующее: заявление Аллена, что они с миссис Бентли не влюблены друг в друга, не произведет на судью или присяжных ни малейшего впечатления. Для нас с тобой это почти свидетельство ее невиновности, но они будут очень неприятно поражены. Аллен, между прочим то же самое сказал полицейским, и они рассмеялись ему в лицо. И дальше смеяться будут и другие.

— Но я не совсем улавливаю, о чем ты, — признался Алек. — Почему такое заявление не будет принято во внимание и судьей, и присяжными? Мне-то оно кажется чрезвычайно важным.

— Это потому, что ты здравомыслящий человек. Но искать здравомыслящих людей в судейском зале — дело безнадежное. Там на двери можно высечь надпись: "Всяк сюда входящий, оставь здравый смысл, коим, возможно, ты когда-либо обладал, в том числе и ты, кто сядет на скамью присяжных, и все, кто хоть в какой-то степени обладает способностью размышлять". Я уже говорил тебе об этом вчера или позавчера, когда рассуждал о нашем старом знакомце, человеке, обладающем юридическим умом? О законнике? И это лишь еще один пример в доказательство моей теории.

— Все же объясни, — ответил Алек, откидываясь на спинку кресла и с довольным видом попыхивая трубкой.

— Ну что ж, изволь. Дело тут в следующем. Понимаешь, связь с Алленом ужасно осложняет положение миссис Бентли. Для законника, как я уже говорил однажды, все на свете — та или другая крайность, белое или черное без малейшего оттенка серого. Верная жена это, конечно, чистейшее как первый снег создание. Неверная жена соответственно, исчадие тьмы. Любовь, благословленная законом, — непорочно чиста. Незаконная — черна, как преисподняя. Никакие посторонние обстоятельства, которые могли бы разрядить тьму, внести хоть малейший серый оттенок, никогда не допускаются к обсуждению. Иначе говоря, незаконная любовная связь не способна возжечь хотя бы искру симпатии в зале суда. Прокурор будет набожно говорить о святости брачных уз. Судья упомянет о "преступной страсти", а присяжные потупят взгляд в соответствии с доброй лицемерной традицией, как будто никто из них, ни судья, ни прокурор, ни присяжные — все вплоть до полицейского, стоящего у двери в зале, никогда в жизни не погрешали против безупречной чистоты поведения, о которой они все с таким жаром толкуют! А то, что они сами грешили, сделает их еще более нетерпимыми к чужим грехам. А кроме этого безнадежного, иррационального предрассудка есть еще и твердая уверенность, свойственная британскому образу мышления, что от прелюбодяния до убийства кратчайший шаг.

— Да, но если она не любила его!..

— Перехожу к данному обстоятельству. Значит, неверная жена имеет несчастье оказаться на скамье подсудимых. Мы уже знаем, что душа ее черным-черна, так как неверность исключает всякую возможность взглянуть на нее более благосклонным взглядом, исключает всякий, в данном случае, компромисс. Но предположим, что в довершение ко всей своей испорченности она еще не любит своего партнера во грехе! Да разве может быть что-нибудь более отвратительное? Нет, это просто чудовищно! Это дьявольщина! Такая женщина лишена всякого морального самосознания! Она очевидно законченное чудовище. Что значит для подобного существа — убить человека? Ну, разумеется, самое обычное, самое естественное и самое простое дело на свете! Джентльмены, мой ученый друг представил на ваше рассмотрение тот факт, что раз это потерянное для добра существо не имеет даже такого оправдания, как любовь (как будто данное чувство может быть названо любовью), то, значит, эта женщина не имела и мотива, чтобы отнять жизнь у своего мужа. Джентльмены! Мой ученый друг обладает превосходнейшей репутацией благодаря своему блестящему красноречию и гибкости мышления, но в этом своем предположении он превзошел самого себя. Подумайте только: отсутствие любви означает отсутствие мотива для убийства! Джентльмены! Когда мы обсуждаем такое невероятное — нет, я скажу больше! — такое отвратительное поведение, неужели мы должны ограничиваться поисками только лишь мотива? С вашего разрешения, я перефразирую старое изречение и тем самым отвечу на предположение моего ученого друга: "Дела говорят громче, нежели намерения". Или мотивы!

— Здорово! — воскликнул Алек.

— Значит, ты понял, что я имею в виду. Вот тебе схема, на которой будет основываться позиция обвинения, и я готов прозакладывать сотню фунтов против одного, что глупый сирый судья окажется на стороне прокурора. А ты знаешь, что судьи, как правило, — старые и глупые люди. Почти всегда. Здравый смысл на скамье присяжных тоже столь же редок, как желанен. Под здравым смыслом я разумею понимание того, что люди есть люди и они поступают соответственно своей природе, а не так, как должны бы поступать. А это дело как раз того сорта, когда судья спешит отделаться от остатков здравого смысла, которым природа, может быть, и наградила его от младых ногтей.

— Ты все это принимаешь довольно близко к сердцу Роджер.

— Да. Я прочел так много отчетов о судебных процессах, так много резюме по их поводу, что количество злонамеренной глупости в зале суда меня просто поражает. Некоторые судьи, по-видимому, прилагают невероятные усилия, чтобы сознательно лишить себя всякой способности понимать человеческую природу, а ведь знание психологии должно быть первейшим условием для каждого, желающего заняться юриспруденцией. Господи, я не в силах об этом говорить спокойно. И с удовольствием как следует выругался бы. Есть, конечно, немало судей, которые могут мыслить гуманно. Нет, я не собираюсь проклинать все судейское племя, однако, к сожалению, они решительно в меньшинстве.

— Понимаю. Да, в том, что ты говоришь, есть резон. Но, господи помилуй, неужели ты хочешь сказать, что юристы вывернут это дело наизнанку?

— Дорогой мой Алек, они даже не поймут, что выворачивают его. Закон базируется на аксиомах. Прелюбодеяние — всегда преступная страсть. Все верные жены — безупречны. Все неверные жены желают смерти своим мужьям. Каждый человек или ходячая добродетель, или вместилище всех пороков — вот в чем суть их неизменною взгляда на вещи. Предположить, что данные аксиомы, возможно, основаны на ложных предпосылках, — с их точки зрения, смехотворно. Бесполезно и даже хуже чем бесполезно утверждать, например, что добродетельная и верная супруга может быть гораздо более вредным членом общества, чем грешная и неверная, или что прелюбодеяние не синоним намерения превратить неудобного мужа в удобный труп. В частной жизни или беседе адвокат или судья еще могут зайти так далеко и помыслить, что не все так просто, но в залах судебных заседаний перед лицом британских присяжных, и руководствуясь своим умом законника, они просто не захотят тебя понимать.

— Надо будет как-нибудь устроить тебе диспут с таким вот законником,слегка усмехнулся Алек.

— Не стоит. В этом споре он об меня ноги вытрет, конечно, ведь это его работа. Но только подумай еще раз на что могла бы надеяться миссис Бентли и кто поверит оправданиям, если она появится в суде и скажет, что она в Аллена никогда не была влюблена? Что она совершила грех прелюбодеяния не из-за безумной любви, не из набившей оскомину "преступной страсти", а просто ей муж надоел до чертиков и она хотела немножко поразвлечься? Господи, какая уж тут надежда! Да они бы ей и не поверили, даже на секунду. А если бы поверили, то конечно сочли ее еще "более испорченной и распущенной женщиной, чем она есть". Но они бы ей не поверили. А между прочим, если вникать в причины прелюбодеяния, то в девяти случаях из десяти именно это желание "немного поразвлечься" и является поводом к неверности.

— А ты, по-видимому, чертовски много знаешь об этом предмете, Роджер. Изучал его специально?

— Прелюбодеяние? Разумеется, это мой бизнес. В наше время нельзя писать романы без очень глубокого знания этого феномена, его причин, средств к излечению от греха и всех его последствий, мой милый Александр. Не думай, что я защищаю прелюбодеяние, я совершенно не собираюсь этого делать. Всем нам известно, что это очень скверно и, что еще важнее, совершенно неразумно с экономической точки зрения. Но от того, что я осуждаю его в принципе, это не означает, будто я должен солидаризироваться с законом, отказываясь признавать, насколько легко и в силу каких весьма тривиальных причин мы, бедные, легкомысленные человеческие существа, можем быть втянуты в орбиту сего греха. А среди этих тривиальных причин самая сильная, самая частая и наиболее понятная (но только не в суде) — отсутствие чуткости и понимания в одном из супругов и наличие этих качеств в третьем участнике треугольника. Во всяком случае, мы это видим в данном деле. Но ни судья, ни присяжные просто не способны будут понять ничего в психологической ситуации, в которой оказались миссис Бентли и Аллен, что и привело без малейших намеков на любовь или безумное увлечение к неверности. Миссис Бентли и Аллен совершили прелюбодеяние из желания повеселиться, свойственного обоим жизнелюбия, тяге к приключениям, понимания друг друга и скуки. И для миссис Бентли, если бы данный аргумент был высказан в суде, или попытка Аллена в суде тем же объяснить свой грех, равносильно тому, чтобы эту женщину бросили на растерзание львам. Ты, я, другой здравомыслящий человек могут понять, что отсутствие любви со стороны миссис Бентли к Аллену и с его стороны к миссис Бентли выбивает почву из-под ног обвинения (разумеется, если нет другого мотива для убийства), но суд воспримет этот аргумент как свидетельство, абсолютно подтверждающее ее вину. Итак, я сказал все.

— Да, ты действительно сказанул, — восхищенно подтвердил Алек. — "Мистер Шерингэм прочитал нам краткую лекцию на тему о прелюбодеянии". Но, серьезно, Роджер, все это чрезвычайно интересно — то, что касается миссис Бентли. Никогда в жизни я не думал об этом в таком духе, но, мне кажется, ты совершенно прав. И мне еще больше хочется доказать ее невиновность. Какова наша программа на завтра?

— Еще не знаю, — задумчиво отвечал Роджер, — ведь мне надо повидаться еще с двумя персонажами, братьями Уильямсом и Альфредом. Первый, как я уже говорил, кажется мне довольно истеричным и неумным субъектом, и вряд ли я затрачу на него много времени. Однако братец Альфред...

— Да? — спросил Алек, выбивая пепел из трубки.

— Ну, братец Альфред меня тоже интересует. Весьма и весьма!