Отрезанная ветвь

Старые Тайны. Часть

Когда кортеж принца въехал в город, до Чан Мина дошел громкий металлический звук, словно кто-то одновременно бил друг о друга десятки кастрюль и сковородок под аккомпанемент барабанов*. Он сразу же побледнел и приказал возничему ехать быстрее к поместью его матери. Он знал, от чего спасает столь громкий шум, и боялся до жути встречи с каким-либо духом. Но хуже всего было то, что он понятия не имел, о каком духе идет речь, и с какой это стати он явился сюда, в Хира’а.

В десятый раз достав меч и перепроверив ножи, он вновь начал делать дыхательную гимнастику, настраиваясь на бой с неизвестным противником. И что самое обидное, солдаты не могли пойти с ним. Никто из них не представлял, как бороться с духами. А он знал, но только в теории.

Тем временем, кавалькада почти что галопом прискакала к окруженному со всех сторон толпою поместью. Люди, подбадриваемые сыном жреца, продолжали бить в принесенную собою кухонную утварь. Выскочив из еще не остановившейся повозки, Чан Мин, держась за свой меч, быстрым шагом подошел к сыну жреца. Люди, что попадались у него по пути, переставали бить в посуду и в удивлении расступались перед ним, неосознанно создавая дорожку к самому поместью. В самом конце, до принца стали доноситься шепотки местных жителей, что стали свидетелями его появления.

— Мин? — удивился Ю Ли, рассматривая своего давнего товарища по пьянкам и охоте, с которым провел немало приятного времени, обсуждая виды духов и методы борьбы с ними, поражаясь его глубоким знаниям. Их компания молодых парней очень неплохо проводила время, но затем Мин из Ю Дао, как он назвался, надолго исчез и теперь вновь появился.

— Здравствуй, Ю Ли, — поприветствовал он сына жреца. Когда его во второй раз изгнали, он провел в недавно построенном поместье недалеко от города всего пару дней, после чего отправился в свое путешествие по материку. Он не успел повидаться со старыми друзьями, о чем сильно жалел.

— Но… как… что ты тут делаешь? Здесь опасно! — сказал Ю Ли, посмотрев на давнего приятеля. Затем обратил внимание на стоящих неподалеку солдат и знаменосца с драконьим знаменем, и на его ошарашенном лице проступило понимание.

— Сейчас не время. Потом поговорим. Что за дух проник к молодой госпоже? — спросил Чан Мин строгим тоном, пытаясь вывести сына жреца из оцепенения. Тем временем стуки стали стихать, а любопытные горожане стали рассматривать новых действующих лиц, на минуту позабыв, зачем собрались. В эту же секунду из поместья послышался крик боли.

— ААааааааааааааааааа!

— Бейте! Бейте! Бейте сильнее! Дух не должен почувствовать слабину! — закричал вышедший из ступора Ю Ли и вновь обернулся к принцу. — Мы не знаем. Это точно один из старших духов, что был еще до появления Аватаров.

— А как вы поняли, что он здесь? — спросил подошедший к ним капитан Лианг, морщась от звуков ударов.

— Как только мы подошли сюда, услышали вой. Как будто кто-то кого-то режет. Я читал об этом. Одержимые духами терпеть не могут резких шумов, как и сами духи, — ответил сын жреца.

Тем временем, они услышали новый крик, но теперь он был женским. Побледневший Чан Мин, обернувшись к Линагу, сказал:

— Защитите людей, я иду туда.

— Мин, ты сдурел?! Поместье надо сжечь, им уже не поможешь! Если зараза вырвется, весь Хира’а погибнет! — закричал Ю Ли, встав перед Чан Мином. — Тут должен, по хорошему, быть Аватар, это его обязанность, разбираться с духами, но его нет. Это единственный способ! — продолжал тот кричать, перегораживая путь Чан Мину.

А принц с трудом сдержался, чтобы не зарубить сына жреца. Сжечь заживо его мать и сестру?! Как он смеет?! Но минутное бешенство, что подступило к нему, сразу пропало, когда он всмотрелся в глаза старого приятеля и отчетливо понял, что это единственный шанс спасти Хира’а. Сделав глубокий вздох и посмотрев на строение, он произнес:

— Если не выйду через час, сжигай, — и, не дожидаясь протестов капитана Лианга, ломанулся внутрь.

— Ваше высочество! — закричал Лианг и хотел было пойти за ним, но был удержан сыном жреца.

— Куда?! Нельзя! Он знает, что делает! Он знает о духах больше, чем я! — кричал тот, с невероятной для обычного ученика жреца силой удерживая капитана, готового ломануться за принцем.

— Но я должен…

— Хотите стать подкормкой для высшего духа? — спросил тот и, почувствовав, что энтузиазм капитана немного упал, отпустил его. Капитан, которого сразу же захлестнуло отчаяние, рухнул на колени, с бессильной злобой наблюдая за поместьем, что могло превратиться в могилу для большей части королевской семьи.

— Бейте! Бейте! Сильнее бейте! Чем сильнее будем бить, тем быстрее уйдет дух! И несите хворост с маслом! — кричал тем временем Ю Ли, с трудом сдерживая слезы. Он знал, что надо делать, но от этого ему, знакомому с тем, как поступают зловредные духи с людьми, посягнувшими на их обед, было еще горше. Либо жизнь молодой госпожи, ее воспитанницы и Мина, что оказался принцем Чан Мином, либо жизни всего Хира’а. И теперь все зависело лишь от Его высочества. Он же лишь мог помочь, создавая шум и мешая зловредному духу закончить свое дело. Вдруг, шальная мысль пронзила его разум, и он, схватившись за голову, побежал в храм, отчетливо понимая, что надо делать.

center***/center

Ворвавшись в особняк, Чан Мин сразу же достал свой меч и стал зачитывать выученные когда-то наизусть сутры защиты от зловредных духов. Так, осматривая все попадавшиеся на его пути комнаты и читая сутры изгнания духов про себя, он подошел к гостиной, расположенной внутри поместья, и посмотрел в щелку приоткрытой двери. Снаружи доносились звуки, издаваемые толпою, и в унисон с ними на полу корчился мужчина в возрасте его отца, Озая. Казалось, от каждого изданного звука одержимый получал неистовую боль и мучения, но не это удивило Чан Мина. Напитанные энергией ци глаза рассмотрели в углу слабые очертания какого-то существа, что постоянно перемещалось от одного края комнаты к другой. Чан Мин не мог понять, что же за дух решил закусить его семьей, но был твердо намерен избавиться от него.

— Господин, — хрипло произнес одержимый, с мольбой в голосе смотря на него, — прошу…

— Жалкий червь! — услышал Чан Мин противный скрипучий голос не оформившегося в реальном мире духа. — Ты ни на что не годен! — со злостью прогнусавил дух, обвиваясь вокруг одержимого. — Делай свое дело, иначе не получишь ее! НИКОГДА! — закричав последнее слово, дух дернулся и упал на землю, словно кто-то ударил его чем-то тяжелым. Снаружи стали раздаваться громкие хлопки взрываемых петард и фейерверков, от которых духу стало гораздо хуже, чем было до этого. Одержимый же словно позабыл о мучениях, услышав слова духа, встал со своего места и побрел к кушетке, на которой лежала Азула. Все это время Урса, с заткнутым кляпом ртом и привязанная к креслу, мычала и старалась вырваться, но ничего не могла сделать. Одержимый же, пытаясь не упасть, медленно брел к кушетке, доставая из-за пояса изогнутый нож с золотой рукояткой. Чан Мин понял, что либо он сейчас войдет, либо его сестра станет кормом для духа, и в ту же секунду, ворвавшись внутрь, бросил метательный кинжал в сторону одержимого. Тот, однако, легко уклонился от него и с нечеловеческой яростью посмотрел на Чан Мина.

— Ублюдок Озая! — злобно оскалившись, закричал он, на секунду перекричав тот шум, что раздавался снаружи, и тут же ринулся на Чан Мина, на ходу достав свой меч-дао. Он добежал к нему с такой скоростью, что принцу стоило больших усилий вначале даже не отбить атаку одержимого, а просто отпрыгнуть. Снаружи раздались очередные хлопки, и одержимый упал на колени, заскулив. — Господин!

— Все вы, люди, черви, — услышал Чан Мин голос духа, и неожиданно одержимый забился в судорогах пуще прежнего, а когда наконец-то успокоился, то посмотрел на принца совершенно другими глазами. Окрасившиеся в красный цвет глаза валявшегося на полу человека смотрели на Чан Мина не с ненавистью, а с предвкушением. Пытаясь не потерять инициативу, принц нанес удар своим мечом, чтобы обезглавить одержимого, но тот с нечеловеческой скоростью и силой отбил его атаку и вспрыгнул на ноги, словно не он только что корчился от боли, вызываемой шумом.

— А, жалкое зрелище, — пробормотал одержимый, в которого, как понял Чан Мин, окончательно вселился дух, — но симпатичное лицо, оно станет хорошим дополнением моей коллекции, — зловеще сказал он, вперившись взглядом в принца, который собою прикрыл привязанную к стулу мать.

— Похититель лиц, — в ужасе прошептал Чан Мин, понимая, что ему придется иметь дело с одним из сильнейших духов мира.

— Да, жалко, что я не могу взять его сейчас. Это тело слишком ограничено, — прогнусавил тот и накинулся на Чан Мина, атакуя того со всей силы. Шум снаружи теперь мало беспокоил духа, ведь вселившись в тело, он мог довольно долго сопротивляться столь простому способу изгнания. Но так он не мог занять новое тело, то, которое хотел. Он бил своим дао по мечу принца с неистовой силой, тратя ресурсы организма своего последователя и изнашивая его до состояния тряпичной куклы. Но и Чан Мин с трудом отбивался от всесильного духа, что совершенно не заботился о здоровье своего тела. Чан Мин, отбиваясь от атак сверху, снизу и сбоку, с ужасом смотрел, как волосы здорового мужчины в расцвете сил постепенно седеют, а лицо покрывается морщинами. Но Кох и не думает останавливаться, он вновь и вновь атакует его, нанося удар за ударом, самым краешком дао доставая его и нанося увечья. Вот порезана его щека, получившая кровоточащую рану, вот дао прохаживается по его левому плечу, а вот и удар по ноге. Казалось, что Кох наслаждается мучениями, написанными на лице принца, и играется с ним, чтобы вновь и вновь всматриваться в его лицо и видеть боль от ран. В конце концов, Кох наносит удар по его правому плечу, и меч выпадает из рук Чан Мина и падает рядом с креслом Урсы. К тому моменту одержимый уже полностью поседел, а лицо покрылось глубокими морщинами, словно ему было больше семидесяти лет.

— Да! Как же я давно так не развлекался! — закричал Кох устами одержимого. — Сколько эмоций! Твое лицо станет украшением моей коллекции, как и лицо твоей мамаши. Но вначале, я получу то тело, которое мне нужно. Тело сильного покорителя королевской крови, — сказал тот и пошел к все еще бессознательной Азуле. Чан, обескровленный и ослабленный, с трудом воспринимал происходящее, но понимал, что нужно что-то делать. Он выпрямился и стал нашаривать за спиной последний из оставшихся ножей. Достав его, он стал резать веревку, которой была связана Урса. Кох, занятый своим делом, не обращал на него внимания, приблизившись к Азуле и рассматривая ее с восторгом. Чан Мин же, освободив Урсу, попытался кинуть нож в одержимого, но каким-то образом дух понял, что тот задумал и, обернувшись, отбил брошенный кинжал, резко подошел к успевшему преградить ему путь к Урсе Чан Мину и пронзил его изогнутым кинжалом с золотой рукояткой.

— Ты умрешь, а я заберу твое лицо и душу, маленький червь, — прошептал он и толкнул кровоточащего Чан Мина в сторону Урсы, и они оба упали на пол. Придя в себя, Урса, испытывая ужас от такого знакомого и незнакомого ей Икема, крепко обняла своего сына, прижимая страшную рваную рану на животе, пытаясь остановить кровь. Урса не могла думать ни о чем ином, кроме как попытаться спасти своего старшего сына, что проиграл, вступив в страшный бой с одним из сильнейших духов мира.

***

Старый жрец храма Агни, сидел перед каменным изваянием тигра и читал молитвы, призванные вызвать хранителя долины Хира’а из мира духов. Он читал их уже несколько часов и все больше убеждался, что с хранителем что-то случилось. Ведь он не раз видел того золотистого тигра, прохаживающегося по холмам, когда мучимый бессонницей, смотрел на окрестные леса и холмы. Старый жрец и Мудрец Огня прекрасно разбирался в духах и не ждал ничего хорошего от их вероятного противника. Ведь высшие духи всегда отличались извращенной логикой, и никто не мог предугадать, кого и почему решит наказать или наградить какой-либо из них.

Вдруг старик услышал звуки шуршания травы за своей спиной и, обернувшись, обомлел. Перед ним стоял тяжелораненый броненосный тигр, с трудом удерживающий свою тушу от падения. Окровавленный и слабый, он смотрел на Мудреца Огня с тихой мольбой в глазах, полных боли.

— Хранитель? — в шоке спросил он у тигра и медленно подошел к измученному зверю. Тигр утробно зарычал, но не было в этом рыке угрозы. Жрец услышал в ней лишь мольбу о помощи.

— Как? — спросил он, надеясь понять, что задумал дух-хранитель. Броненосный тигр посмотрел на него усталым взглядом и боднул головой руку жреца. Затем, он улегся на траву и вопросительно взглянул на жреца. Тот медленно присел и положил руку на голову телесного воплощения духа. Моментально он почувствовал, что тело хранителя гор буквально ходит ходуном от дрожи и горит от температуры. Жрец сразу все понял. Тело хранителя умирало.

— Нужно новое тело, — в шоке прошептал мудрец огня. О таком он лишь читал, но никогда не доводилось быть свидетелем. В те моменты, когда старое земное воплощение духа начинает умирать, хранитель ищет себе новое воплощение. Но откуда найти здесь другого броненосного тигра?

В эту секунду, словно прочитав его мысли, тигр зарычал и мотнул головой в сторону Хира’а. Старый жрец встал со своего места и посмотрел на единственную часть городка, что была освещена. Место, где стояло поместье молодой госпожи.

— Туда? — спросил он полным сомнениями голосом, на что тигр лишь один раз кивнул головою и попытался встать с места, но быстро рухнул на землю.

— Я сейчас, — сказал Мудрец Огня и побежал в город за телегой. Теперь нужно было успеть доставить хранителя на место, указанное им.

center***/center

Урса прижимала к себе тяжелораненого Чан Мина, стараясь как-то зажать рану, нанесенную одержимым, чтобы замедлить потерю крови. Из ее глаз текли слезы, а на лице в течении секунд отчаяние сменялось скорбью, а затем гневом и наоборот. Она зажимала раны сына и смотрела на хохочущего в безудержном веселье Икема, лицо которого теперь было покрыто глубокими бороздами шрамов и пигментных пятен, а волосы стали полностью седыми. Снаружи продолжали раздаваться громкие звуки, но духу, объединившемуся с человеком, было плевать на это.

— Как прелестно, — прогнусавил он, рассматривая их, — сколько эмоций. Жаль, мы не в мире духов, очень жаль, — пробормотал он и хотел было повернуться к Азуле, чтобы наконец-то докончить свое дело, но был остановлен.

— Зачем?! Что плохого мы тебе сделали?! — закричала Урса, вперившись в одержимого духом Икема.

— Зачем? Ответ прост. Рава и Вату присвоили себе этот мир, но ведь мы тоже хотим поиграть их игрушками, — сказал Кох голосом Икема, чье лицо исказилось, мышцы его хаотично сокращались без остановки, словно дух пытался поменять лицо одержимого по своему усмотрению, но не мог. — Это сильное тело, полное ци, даст мне возможность не быть ограниченным вне мира духов. Я смогу вновь красть лица здесь! — торжествующе улыбнулся он и развернулся к Азуле и, подойдя к ней, стал покидать тело одержимого, который, лишенный поддержки духа, рухнул на землю.

— Нанеси удар, Норен. Нанеси удар, и Урса будет твоей, — сказал Кох, когда покинул его тело. Норен, хрипя от усталости и слабости, вновь подпал под влияние шума, что раздавался снаружи. К кухонной утвари присоединились хлопушки и петарды, так что и Коху очень быстро стало тяжело переносить свое пребывание в обычном мире. Преодолевая себя, Икем встряхнул головой и, несмотря на чудовищную боль и слабость, стал подниматься с пола, нависая над Азулой.

— Икем, он врет тебе, не делай этого! — прижимая к себе Чан Мина и зажимая его рану, крикнула Урса, но Норен не слушал ее, готовясь нанести удар кинжалом с кривым лезвием прямо в сердце принцессы. Как раз в эту секунду шум снаружи утих и оттуда стали раздаваться крики, полные удивления, но Икему было все равно. В его воспаленном мозгу звучал лишь голос Коха: «Бей, бей. Бей отродье Озая. Убей ее. Убей. И Урса будет твоей».

— Урса будет моей, — пробормотал он и замахнулся, чтобы ударить принцессу ножом в сердце. И в эту секунду что-то острое впилось в горло, пробив его насквозь.

— Неееееет! — закричал Кох, видя, как одержимый, булькая кровью, падает на землю. Отвлеченный решающим моментом, Похититель Лиц не заметил, что казалось бы поверженный принц Чан Мин встал со своего места и бросил метательный нож в Икема, пробив тому горло. Но стоило Коху вглядеться в его лицо, как тот сразу же понял, что это не совсем принц. Раны на нем затянулись, оставив лишь багровые шрамы, а глаза из янтарных превратились в насыщенно желтые, золотые.

— У тебя здесь нет власти, Кох, Похититель Лиц. Убирайся в мир духов! — закричало нечто голосом принца Чан Мина.

— Ни за что! Я заберу это тело и буду творить… — начал было говорить Кох.

— А я тебя и не спрашивал! — прервало его нечто и бросилось в ту сторону, где притаился Похититель лиц. Кох ожидал, что удары пройдут через его тело, не нанеся увечий, ведь он был бесплотным духом в реальном мире, невидимым для людей, но неожиданно меч принца вонзился в его тело, нанося тому тяжелую рану, из которой стала вытекать зеленоватая жижа, испаряясь, как только касалась пола. Затем последовал второй, третий, четвертый удар, от которого Похитителю Лиц с трудом удалось увернуться. Кох наконец-то осознал, что оставаться здесь опасно и попытался выскочить из дома через окно, чтобы добраться до Долины Забвения и оттуда уйти в мир духов, но напоследок, последним ударом нечто в теле принца отрубило одну из его ног, заставляя Коха взвыть от боли так громко, что все окружающие поместье люди услышали его.

— Поклянись, Кох, Похититель Лиц, что больше никогда не будешь вмешиваться в дела этого мира без дозволения духов-хранителей! Иначе даже под кронами твоего древа, ты не обретешь покоя! — сказало нечто голосом принца Чан Мина, указывая мечом на поверженного духа.

— Клянусь, дух-хранитель. Клянусь в этом! — выпалил обессиленный дух и выскочил в окно, скрываясь в предрассветных сумерках. В эту же секунду из носа принца тонким ручейком полилась кровь, тело обмякло и грохнулось о пол. Урса, что все это время в оцепенении рассматривала бой, рванула к старшему сыну.

— Чан! Чан, проснись! Сынок, проснись! Прошу тебя! — кричала она, пытаясь дозваться до сына, но тщетно.

Ворвавшийся в комнату жрец Агни и его сын увидели лежащую без движения тушу бронированного тигра, плачущую молодую госпожу, прижимающую тело принца Чан Мина к себе и бессознательную принцессу Азулу, рядом с которой лежал кривой ритуальный нож с золотой рукояткой и непонятными письменами.