Парадокс мудрости. Научное опровержение «старческого слабоумия». Революционный взгляд на мышление человека

​ Мудрость и гениальность

Является ли мудрость даром или заслуженной наградой? Феномен мудрости внушал благоговейный страх поколениям философов, психологов, так же как и широкой публике. Ее особый статус был рано признан в истории, и восхищение мудростью пронизывает любую культуру и любой слой цивилизации, что зафиксировано в учениях Конфуция и афоризмах Соломона. В новейшие времена ведущие ученые и общественные деятели пытались постичь предмет мудрости как психологический и социальный феномен. Это привело к появлению нескольких книг под общим названием «Мудрость», но подходящих к изучению загадочного феномена с чрезвычайно разных точек зрения.

Среди них есть особенно содержательное и четкое собрание точных научных эссе, суммирующих исследования, проведенные рядом ведущих ученых, которые были собраны весьма уважаемым психологом Иельского университета Робертом Стернбергом. Эта книга была особенно полезной в исследованиях, проводимых мною для моей книги, и многие факты и взгляды на суть вопроса, содержащиеся в этих эссе, рассматриваются здесь.

Совершенно другая точка зрения предлагается в книге под тем же названием получившего шумное одобрение австралийского радиожурналиста Питера Томпсона, который попытался мельком взглянуть на таинственный феномен мудрости, проведя беседы с несколькими известными общественными деятелями, занимающими различное общественное положение и предположительно одаренными бесценным даром.

Всегда считалось общепринятым, что из всех умственных способностей мудрость является самой желанной: «Мудрость – это главная вещь, следовательно, приобрети мудрость» (Пословицы 4:7). Но как? И что точно она собой представляет? На личном уровне чувство достижения мудрости – это источник глубокого удовлетворения и выполнения. «Мудрость – это высшая часть счастья», – писал Софокл в трагедии «Антигона». Психологи Mihaly Csikszentmihalyi и Кевин Ратунде пришли к выводу о том, что среди «понятий, относящихся к оценке человеческого поведения», мудрость вызывала самый устойчивый интерес на всем протяжении тысячелетий записанной истории. Затем они указывают на то, что, хотя и являясь крайне интуитивным, понятие «мудрость» вбирало в себя определенную непрерывность значений на протяжении более двадцати пяти веков. Психологи Джеймс Биррен и Лорел Фишер связывают самое первое упоминание о мудрости с даже более далекими историческими источниками. Они цитируют Энциклопедию «Британника» как восходящую к древним египетским письменам, созданным около трех тысяч лет до нашей эры, обращая внимание также на первое упоминание об одном мужчине, прославившимся своей мудростью 600 лет после этого и бывшим визирем при дворе фараона и известного под именем Птаххотеп. В более поздние времена Древо Мудрости со своими семью ветвями познания стало одним из самых символических образов средневекового искусства американского Запада, а восточная традиция «Семи столпов мудрости» была прославлена в англоязычном мире Т. Э. Лоуренсом. До настоящего времени мы рассматриваем порядок и образование как торжество мудрости, а хаос и невоздержанность как результат отсутствия мудрости. На всем протяжении истории мудрость понималась как сплав интеллектуального и морального, духовного и практического.

Но несмотря на этот неизменный интерес к феномену мудрости, несмотря на тот факт, что природа мудрости обсуждалась с древности, он покрыт тайной даже сегодня. До недавнего времени не предпринималось серьезной попытки понять мозговые механизмы мудрости и почти ничего не было сказано или написано по этой теме. «Понять мудрость полностью и правильно требует больше мудрости, чем любой из нас имеет», – говорит Роберт Стернберг. Как выдающийся психолог и известный студент, занимавшийся этой темой, он должен знать.

Как подойти к этой, по-видимому, непостижимой теме? Один мой старый знакомый профессор, известный психолог и страстный любитель изысканных притч, Алексей Леонтьев, обычно говорил, что для того, чтобы сделать вещи более легкими для понимания, вам сначала необходимо усложнить их. Мы будем придерживаться этого дерзкого принципа. С этой целью, как если бы мудрость не была бы достаточно трудной для решения, мы также рассмотрим гениальность.

О мудрости и гениальности часто говорят на одном дыхании. Так, в названии своего плодотворного труда Стернберг соединяет воедино «мудрость» и «креативность». Но природа гениальности (или креативности) является такой же необъяснимо мистифицирующей, как и природа мудрости, если не больше. «Начиная с далекой древности до начала того, что считается современной философией, мудрость, как и гениальность, объяснялась как ниспосланная богами, астрологическими силами, шестым чувством, как щедрый генетический подарок, или случайности природы», – пишет Робинсон. Гениальность занимает место среди наиболее почитаемых и еще недоступных особенностей человека, так же как и мудрость. Обе особенности являются ценным качеством немногих, и большинство из нас не претендует или даже не стремится к тому, чтобы иметь какую-либо одну из этих черт.

Гениальность и мудрость делят присущий им парадокс, так как являются крайними проявлениями человеческого разума. Они, вероятно, существуют среди нас незамеченными. Парадокс состоит в том, что как гениальность, так и мудрость могут привести к умозаключениям, настолько не совпадающим с принципами и убеждениями, преобладающими в обществе в определенную эпоху, что они отвергаются как сумасшествие или даже полностью игнорируются, как бормотание на иностранном языке.

Следствием этого парадокса является то, что для того, чтобы оказывать влияние, гениальность и мудрость должны быть впереди общества, но не настолько далеко впереди, что быть непонятыми. Они должны бросать вызов доминирующим убеждениям и в то же время иметь с ними связь. Военный историк Д. Ф. К. Фуллер писал: «Гениальность может быть непостижимой». По определению она таковой и является. Но она не должна быть слишком непостижимой, чтобы не быть проигнорированной или осмеянной как глупость. Это превосходное равновесие было подмечено Уильямом Водсворфом, который писал: «Никогда не забывайте о том, что любой великий и оригинальный писатель пропорционально своему величию и оригинальности должен сам создать стиль, благодаря которому им будут наслаждаться».

Слишком опережать свое время – это, вероятно, более судьба гениальности, чем мудрости. В итоге мы можем определить мудрость как способность соединять новое со старым, использовать прежний опыт для решения новой проблемы. А гениальность мы определяем как способность открыть и постичь неразбавленную новизну в ее наичистейшей форме. Гениальность, слишком опережающая свое время, вероятно, будет проигнорирована ее современниками и, вероятно, будет утрачена для поколений, которые последуют, хотя трудно осуждать общество за это пренебрежение. «Самая сущность креативного состоит в его новизне, поэтому у нас нет стандартов, по которым судить о нем», – сказал психолог Карл Р. Роджерс.

Означает ли это, что выдающиеся умы, символы культуры, великие ученые и философы, чьи теории и открытия стимулировали прогрессивное движение вперед цивилизации и озаряли ее путь как маяки в ночи – Аристотель, Галилей, Ньютон, Эйнштейн, – были, по сути, интеллектами второго сорта, что страстный любитель вина назвал бы «вторичным продуктом»? Так наша история периодически нарушалась забытыми «гениями крайностей», чьи имена и идеи навсегда были утеряны обществом, неспособным понять их в свое время? Эта мысль интриговала, занимала мое внимание и беспокоила меня некоторое время, менее всего из-за ее неясно богохульного культурного подтекста отказа от действительно лучшего и принятия второсортного лучшего. Но думать об этом больше само по себе немного оксиморонно, так как их имена были забыты века тому назад, и откуда сегодня мы можем знать, что эти гении когда-либо существовали?

Тем не менее иногда почти забытый гений спасен для истории благодаря интуитивной прозорливости, случайному стечению обстоятельств, делу случая или тяжелому труду историка культуры. Я называю это «феноменом Леонардо». Сегодня Леонардо да Винчи признается как гений первого порядка дважды: как гениальный художник и как гениальный изобретатель и инженер. Именно его художественный гений обеспечил его бессмертие и таким образом поддержал постоянный интерес к любому другому аспекту его наследия, включая инженерные рисунки в его рукописях. Но позвольте мне задать этот вопрос: «Если бы не было Леонардо, гениального художника, и только жил бы Леонардо, гениальный инженер, знали ли бы мы его имя сегодня?» Думаю, нет. Его инженерные идеи были настолько вне его времени, настолько опережали его, что вероятность их влияния на его современников была крайне отдаленной. Память о Леонардо как о гениальном инженере была бы безвозвратно утрачена, если бы она не была спасена Леонардо гениальным художником! Но образ мудреца, презираемого и высмеиваемого недальновидными современниками, также часто встречается. Известно, что жизнь «пророка, который не почитается на собственной земле», это также судьба мудрецов. Назовем это «феноменом Кассандры», если хотите. Подумайте о Мохандасе Ганди, избитом полицией в Южной Африке, или Андрее Сахарове, сосланном в изгнание в Советском Союзе.

Каково значение, если только образное, фразы «отмеченный богом»? (Как агностик с атеистическими склонностями, я, однако, употребляю это выражение сам, когда сталкиваюсь с индивидом, обладающим необычными способностями.) Стоят ли особняком эти утонченные особенности, такие как гениальность и мудрость, от нас, простых смертных? Если да, то тогда что мы делаем здесь, пытаясь понять непостижимое, пытаясь дать определение гениальности и мудрости, хотя нам может недоставать даже умения распознавать настоящих гениев и мудрецов среди нас? И как мы можем соотносить эти дарования полубогов, мудрость и гениальность, с жизнями и реальностью умных, но, посмотрим правде в глаза, ординарных людей, какими являются большинство читателей этой книги, так же как и сам автор?

Отличаются ли эти одаренные мудростью или гением люди фундаментально и по сути от нас? Сделаны ли они из качественно другого материала, так сказать, как мраморная статуя Давида на пьедестале Микеланджело качественно отличается от толпы восхищенных во плоти и крови туристов, глазеющих на нее? Или есть непрерывность между этими сильно желанными, но по большей части недостижимыми чертами и более скромными чертами, которыми многие из нас обладают или к которым, по крайней мере, могут реально стремиться? Иными словами, может ли быть так, что мудрость и гениальность – это крайние высшие формы некоторых чрезвычайно желанных, но гораздо более общих черт? Раскрывая такую непрерывность, мы продвинемся на шаг ближе к разгадке тайн гениальности и мудрости. И идентифицируя и исследуя лежащие в основе умственные особенности, мы сделаем эти понятия более относящимися к жизням большинства людей, которые могут быть как одаренными, так и интеллектуальными, но не гениальными или мудрыми.

​ Талант и опыт

С этой целью давайте рассмотрим два чрезвычайно желанных, но менее олимпийских качества: талант и опыт. Предположим, что гениальность – это крайняя форма таланта и что мудрость – это крайняя форма опыта и компетенции. Подумайте о гениальности как о таланте, возведенном в энную степень. Или если это полностью перевернуть, талант – это гениальность в социальном масштабе; а компетенция – это мудрость в социальном масштабе. Гениальность и талант – это две точки одной кривой когнитивной черты. Подумайте о мудрости как о компетенции, возведенной в энную степень. Мудрость и компетенция – это две точки одной кривой другой когнитивной черты.

При этом подходе мы, несомненно, исключим что-то из гениальности и мудрости. Что-то будет утрачено из этих важных понятий при анализе, но будет введен критерий ясности, который будет эквивалентен дающему результат компромиссу. И, проясняя их, мы сделаем их поддающимися исследованию, что, по крайней мере, отчасти является научным, а не полностью поэтическим.

Талант и опыт являются также крайне ценными чертами, но они находятся в досягаемости большинства нас. Означает ли это, что многие из нас могут достигнуть гениальности или мудрости? Конечно нет. Но многие из нас обладают талантом и опытом (или компетенцией) – чертами, приближающимися к этим двум, хотя в более скромном масштабе.

Учитывая убедительное замечание Стернберга, в этом отношении мы не будем стремиться к полному пониманию гениальности и мудрости или таланта и компетенции. Нас здесь интересует главным образом их нейробиология, когнитивный и мозговой механизм. Это, конечно, ограниченная перспектива, исключающая этический, социальный и, возможно, другие факторы. Но это ключевая перспектива, и одна по существу неиспользованная.

Чтобы продолжить дальше, нам необходимо дать рабочие определения таланта и компетенции. Предположим, что мы определяем талант через новизну и креативность. Талант – это особая способность создавать в выбранной кем-либо сфере деятельности совершенно новое содержание, которое радикально отличается от ранее созданной основной части труда: новаторские идеи, новаторское искусство, новаторские промышленные продукты, новаторские социальные структуры и т. д.

Предположим, что мы определяем компетенцию через способность соотносить новое со старым. Компетенция – это особая способность распознавать сходные элементы между на вид новыми задачами и предварительно решенными задачами. Это, в свою очередь, предполагает, что компетентный человек имеет в его или ее распоряжении значительный набор умственных образов, каждый из которых фиксирует сущность широкого диапазона специфических ситуаций и самые эффективные действия, связанные с этими ситуациями.

Непрерывная связь между компетенцией и мудростью не ускользнула от внимания психологов. Согласно Стернбергу мудрый индивид воспринимается другими как кто-то, кто наделен «уникальной способностью смотреть на проблему или ситуацию и решать ее». Заметьте, что как формальные определения, так и интуиция на основе здравого смысла компетенции и ее высшего проявления мудрости подчеркивают не только глубокую способность проникновения в суть природы вещей, но также – и даже больше – острое понимание того, какое действие необходимо предпринять, чтобы изменить их. Общераспространенным образом является образ людей, принимаемых за мудрецов из-за умения руководить, а не объяснять. Как мудрость, так и компетенция ценятся за их предписывающие возможности. Пока запомните это, а мы вернемся к предмету предписывающих знаний позже.

Талант и его крайняя форма гениальность, так же как компетенция и ее крайняя форма мудрость, существуют в единстве и в противоположности. Они представляют собой две стадии одного жизненного цикла. Талант – это обещание. Компетенция – это осуществление. Гениальность (и талант) обычно связываются с молодостью. Мудрость и компетенция – это плоды зрелости. Проказливое лицо Моцарта – это лицо гения. Неуступчивое лицо Толстого – это лицо мудрости. Компромисс между мудростью и молодостью был отмечен философами, психологами, а также поэтами. Мудрость и компетенция – это награды старости.

Хотя существуют исключения и в том и другом направлении, оба утверждения точны, по крайней мере, в широком статистическом смысле. У ученых возраст новаторских открытий достигает своего пика в тридцать лет, а затем уменьшается. Эйнштейну-гению было двадцать шесть лет, когда он сформулировал открытие, являющееся символом двадцатого века, специальную теорию относительности. Эйнштейну-мудрецу было шестьдесят лет, когда он консультировал президента Рузвельта по вопросам войны, мира и ядерной энергии, главной угрозе двадцатого столетия.

В творческом путешествии гения, благословленного на долгую жизнь, часто трудно сказать, где заканчивается гениальность, а где начинается мудрость. Они идут равномерно вместе, чтобы стимулировать творческий процесс замечательных достижений в старости. Когда величайшая работа Микеланджело, потолок Сикстинской капеллы, был завершен, художнику было за тридцать; он руководил реконструкцией собора Святого Петра в Ватикане и разработал его великолепный купол, когда ему было далеко за семьдесят.

Такое однородное продвижение вперед и сочетание гениальности и мудрости повергает в трепет и добавляет законченное качество, удовлетворяющую кульминацию великой жизни.

Но это не всегда достижимо. История полна примеров «незаконченных гениев», которым не удалось эволюционировать в мудрость. Спорно, но вероятно, что короткие и страстные жизни великого художника эпохи Ренессанса Караваджо и бунтарского французского поэта Артюра Рембо не демонстрировали видимого движения к мудрости. Духовный приятель и любовник Рембо, великий символист Поль Верлен сумел прожить, несмотря на свою скандальную невоздержанность, в некоторой степени более долгую жизнь гения, но также умер среди пьянства и распутства, без малейших признаков движения в сторону мудрости. О великом афинском генерале Фемистокле говорили, что «он был более великим в своей гениальности, чем по характеру». То же самое можно было бы сказать о Караваджо, Верлене, Рембо и, вероятно, Моцарте, они были более великими в гениальности, чем в мудрости.

В отличие от этого некоторые индивиды имеют относительно неопределенное начало – в крайних случаях даже заурядное или хуже, – однако позже демонстрируют бесспорную мудрость. Так часто происходит с политическими лидерами. Римский император Клавдий, первый послевоенный канцлер Западной Германии Конрад Аденауэр и убитый египетский президент Анвар Садат могут служить примерами, относящимися к рассматриваемому вопросу.

Если говорить о более мирских вещах, мы все знаем людей типа «осечка» нереализованного блеска, и мы все знаем людей, которые являются отчасти ординарными, хотя в высшей степени компетентными в том, что они делают в своей спокойной манере.

​ Мудрость и принятие решений

Итак, гениальность и мудрость и в дополнение талант и компетенция не всегда идут вместе и на самом деле часто не идут вместе. Кажется, что многие люди осознают разницу между этими чрезвычайно желанными свойствами. Стернберг изучал, как люди различных профессий воспринимают взаимосвязь между креативностью и мудростью. Оказалось, что многие из изучаемых им людей оценивали эти свойства как позитивно, но очень слабо связанные, и в некоторых случаях даже как негативно, обратно пропорционально связанные. Интересно, что то же исследование показывает, что «мудрость» и «креативность» оценивались людьми как более соотносимые с «интеллектом», чем друг с другом. Это наводит меня на мысль о том, что истинная структура «интеллекта» – это в умах большинства людей попытка уловить общую совокупность многих аспектов ума, чем особый, отличительный аспект ума.

Вера в то, что стремление к новшеству – это атрибут молодости и что мудрость – это атрибут старости, кажется разделяется многими людьми. Психологи Дж. Хекхаузен, Р. Диксон и П. Болте провели увлекательный эксперимент, во время которого они спрашивали у участников эксперимента, какие неотъемлемые признаки появляются у людей в разном возрасте. Большинство опрашиваемых считало, что любопытство и способность думать, очевидно, становятся доминирующими атрибутами людей в возрасте двадцати лет и что мудрость становится доминирующим атрибутом людей пятидесяти лет. Когда их попросили классифицировать различные признаки с точки зрения их желательности, мудрость была расположена среди самых желанных черт. В похожем исследовании Мэрион Перлматтер и ее коллеги обнаружили, что большинство людей ассоциируют мудрость с пожилым возрастом более чем с чем-то другим. Это сводится к интересному силлогизму: если люди верят в то, что мудрость – это привилегия старости, и также рассматривают мудрость как одну из самых желанных черт, тогда они также должны верить в то, что старение имеет свои преимущества, свою позитивную сторону и свои уникальные и ценные активы.

В умах большинства людей компетенция, как мудрость, также является плодами зрелости. Понимание мудрости как крайней степени компетенции созвучно с подходом, принимаемым психологами Полом Болтсом и Джеки Смитом, которые определяют мудрость как «экспертное знание», сильно развитая способность иметь дело с «фундаментальной прагматикой жизни», затрагивающей «важные, но неопределенные вопросы жизни». Они ставят «богатые фактические знания» и «богатые процедурные знания» среди важных предпосылок мудрости и указывают на то, что накопление таких знаний по определению требует долгой жизни.

Следуя благоразумному (и мудрому!) замечанию Стернберга, я воздержусь от исследования понятия мудрости во всем его богатстве. Я откажусь от экзистенциального, самореализующегося и морального аспектов мудрости, так убедительно обоснованных Эриксоном, Юнгом, Кохутом и другими. Я ограничу рамки данной книги одним аспектом мудрости: улучшенная способность решения проблем. Этот безусловно узкий, нравственно агностический подход позволяет рассмотреть несколько злодеев в книге и много героев. Понимая ограничения такого подхода, я чувствую, что это достаточно большой срез безгранично богатого понятия, чтобы быть решенным в одной книге. Принятие решений – это один аспект мудрости, который мы наиболее подготовлены исследовать через неврологию.

Если мудрость и компетенция (или опыт) увеличиваются с возрастом во всех своих аспектах, тогда как согласовать это с общим предположением, что умственные способности ухудшаются с возрастом? Или если посмотреть на это с другой стороны, если наша память и умственная сосредоточенность ухудшаются с возрастом, тогда как возможно, что наша мудрость и компетенция растут? Что ставит мудрость и компетенцию отдельно от других проявлений ума и позволяет им переносить разрушительное действие старения?