Парадокс мудрости. Научное опровержение «старческого слабоумия». Революционный взгляд на мышление человека - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Элхонон Голдберг ( Глава 6. Приключения в воспоминания) #8

Глава 6. Приключения в воспоминания

Плата памяти Gauntlet

Как наш мозг, наделенный такими мощными, но неограниченными способностями, приобретает сложные психические умения через личный опыт и культуру? Каким является мозговой механизм «возникающих свойств», о которых мы говорили, включая мудрость, компетенцию и опыт?

Мы подойдем к вопросам, касающимся мудрости, но постепенно. Для того чтобы передвигаться по неизученной территории – а нейробиология мудрости такой территорией и является, – мы должны сначала связать ее с чем-то более известным и лучше понимаемым: приключением в воспоминания.

Одним из центральных вопросов этого изложения является то, что мудрость сложным образом связана с памятью – определенного вида памятью, видовой памятью. Прежде чем мы сможем держать курс на память, нам необходимо понять, как этот особый вид памяти работает и чем он отличается от других видов памяти. Как мы увидим, тесные и прямые взаимоотношения существуют между видовыми воспоминаниями и моделями и между процессами, лежащими в основе их формирования в мозге.

Все или, по крайней мере, большинство воспоминаний образуются и хранятся в самой молодой и самой сложной части мозга, неокортексе. Кроме того, некоторые воспоминания требуют поддержки различных субкортикальных (или, если говорить совсем педантично, ненеокортикальных) структур, в то время как другие воспоминания не требуют такой дополнительной поддержки. Те воспоминания, которые зависят от таких дополнительных структур, очень уязвимы по отношению к разрушению и влиянию неврологических заболеваний. В отличие от этого те воспоминания, которые зависят только от неокортекса и не зависят от дополнительных структур вне неокортекса, относительно неуязвимы к разрушению и могут противостоять атаке неврологического ухудшения, даже слабоумия, гораздо дольше. Большинство воспоминаний этого последнего вида являются видовыми воспоминания. Но что собой представляет видовая память? Чтобы понять это, нам необходимо рассмотреть некоторые основные факты запоминания и забывчивости.

Что вы ели на обед двадцать три года тому назад в этот день? Не волнуйтесь. Я просто пытаюсь доказать положение: было бы нелепо ожидать, что кто-то может помнить такие незначительные пустяки так много лет спустя. Если только обед не проходил в торжественной обстановке в Белом доме, на который вы были приглашены. Но если бы я задал вам этот вопрос после этого события, вы ответили бы на него точно и не колеблясь, был ли обед торжественным или нет. Некогда это событие было в вашей памяти, тогда как сейчас его нет; оно прошло, забыто. Воспоминания о тривиальных, незначительных событиях стираются очень быстро, каждый час после событий, и это разрушение характеризуется сильной экспоненциальной функцией. И слава богу, потому что, если бы вы постоянно хранили все воспоминания событий, которые когда-либо были, даже мимолетно, сформированные у вас в голове, ваша голова была бы ментальным эквивалентом такого города, как Помпея, погребенного под лавой и вулканическим пеплом. Фрагменты полезного знания были бы скрыты огромным количеством бесполезной информации – информационными помехами, информационным хламом.

Есть люди, обладающие необыкновенной склонностью помнить обо всем, ничего не забывать, хотя такие случаи очень редки. Являясь далеко не даром, это почти без исключения на практике оказывается подрывающей, парализующей напастью. Александр Лурия описал случай репортера из одной провинциальной газеты, считавшего, что ему повезло, что он мог удерживать в памяти до конца своих дней любое воспоминание, когда-либо сформированное, не важно насколько случайным и в целом не относящимся к делу оно было. Он описал невыносимое состояние саморазрушения, когда человек постоянно завален шквалом накладывающихся воспоминаний и образов. Большинство из нас избегают такой судьбы, потому что то, что поступает на хранение в нашу долговременную память, является очень избирательным и самые мимолетные воспоминания, сформированные в наших головах, не удостаиваются такой чести.

Итак, забывчивость как нормальный феномен является в конечном счете хорошей вещью до тех пор, пока она ограничивается незначительной информацией. Но забывчивость может стать аномалией, если ее причиной являются различные формы повреждения мозга, и тогда она называется амнезией. Как мы увидим позже, существуют различные формы амнезии, так же как и различные степени серьезности заболевания, которые классифицируются от относительно легких форм «провалов в памяти» до глобального катастрофического поражения, когда пациент теряет способность вспомнить, что произошло с ним или с ней десять минут тому назад.

Амнезия может вызываться рядом заболеваний мозга. Они включают травматическое повреждение мозга, перенесенное в результате автодорожного происшествия или на работе, нарушение подачи кислорода к мозгу, вирусные, бактериальные или паразитические инфекции мозга, болезни сосудистой сети мозга, хроническое злоупотребление алкоголем в сочетании с недостаточностью питания, приводящее к так называемому синдрому Корсакова, или тяжелая форма расстройства в результате внезапного обострения, если называть некоторые. Эти различные расстройства имеют общие черты: они, вероятно, препятствуют способности мозга формировать воспоминания, сохранять их и иметь доступ к ним, когда возникает необходимость. Мы вернемся к амнезии позже; а сейчас давайте обратим внимание на средства формирования нормальных воспоминаний.

Что мы подразумеваем, когда говорим, что некоторые знания стали частью долговременной памяти? Новое воспоминание начинает формироваться в тот момент, когда вы сталкиваетесь с тем, что вы узнаете: новое лицо, новый факт или новый звук. Ввод информации приводит в действие части вашего мозга, отвечающие за чувства, а затем мозговые системы более высокого порядка, отвечающие за анализирование и обработку новой информации и ее соотнесение с предварительно приобретенными знаниями. Эта деятельность изменяет сам нейронный механизм, занятый в процессе, и результирующее изменение в нейронных сетях, вовлеченных в получение и обработку новой информации, и есть воспоминание. Процесс формирования воспоминания начался. Синтезируются новые протеины, развиваются новые синапсы (области контакта между нервными клетками, нейронами), и другие синапсы укрепляются относительно близлежащих синапсов. В этом состоит суть формирования нового воспоминания[5].

Первый урок, который необходимо вынести из этого описания, состоит в том, что воспоминания формируются в тех же мозговых структурах и вовлекают те же нейронные сети, которые участвуют в обработке информации, куда она ранее поступает. В прошлом многие ученые считали, что в мозге существуют отдельные «склады памяти», отдаленные от областей мозга, изначально вовлеченных в обработку информации, которая запоминалась. Сегодня мы знаем, что таких отдельных «складов памяти» не существует, так же как не существует никаких нейронных «поездов памяти», доставляющих информацию из пункта А в пункт Б. Вместо этого новые воспоминания начинают свою нейронную жизнь в коре головного мозга и остаются на месте именно там на время их «жизни, заканчивающейся естественной смертью».

Иными словами, осмысление некоторой вещи и воспоминания этой самой вещи происходит на той же самой кортикальной территории; по сути, они делят те же самые нейронные сети. Это было с большим изяществом продемонстрировано Стефаном Косслином. Используя высокотехнологичный исследовательский инструмент, известный под названием PET (позитронно-эмиссионная томография), он идентифицировал области мозга, вовлеченные в психическое формирование изображений, области мозга, которые зажигались, когда испытуемых просили представить своим «мысленным взглядом» образы различных известных вещей. Активированные зоны оказались теми же, которые активировались, когда люди на самом деле наблюдали объекты.

Также на протяжении многих лет считалось модным говорить о «системах кратковременной памяти» и «системах долговременной памяти», как если бы они находились в разных частях мозга. Это неправильное представление все еще продолжает существовать в различных профессиональных и любительских кругах, далеких от современной нейронауки. Но в действительности они являются двумя этапами одного и того же процесса, вовлекающего одни и те же структуры мозга, а не двумя отдельными процессами, вовлекающими различные структуры мозга.

Многое на светокопии мозга является очевидно бесполезным, что опровергает широко распространенное мнение о том, что ход эволюции так или иначе неумолимо и линейно направлен к усовершенствованию. Например, наш ствол головного мозга содержит некоторое количество ядер, отвечающих за возбуждение мозга и его активацию. Они упакованы так плотно в одной маленькой зоне мозга, что повреждение этой зоны может, в сущности, одним ударом уничтожить большую часть этих ядер, вызвав катастрофическое ухудшение возбуждения. Именно это и происходит при коме, что вызвано повреждением этой стратегической зоны мозга, ствола головного мозга. Светокопия настолько лишена избыточности, что резервные защитные средства были бы включены любой инженерной или конструкторской школой. Более «практичная» конструкция, ведомая эволюционной мудростью, была бы такой вещью, которая привела бы к гораздо более рассредоточенному расположению важнейших ядер, отвечающих за возбуждение и активацию, с достаточным резервом и избыточностью, для того чтобы не все из них заканчивались в нашей нейронной «корзине».

В отличие от этого, главная особенность нашего механизма памяти, тот факт, что воспоминания хранятся в тех же сетях, которые прежде всего получают информацию, понравилась бы любому ревностному поклоннику бережливости и экономии в конструкции и любому, кто преданно верит в «мудрость природы». Когда изменения в сети становятся длительными и прочными, информация надежно прячется в долговременное запоминающее устройство. Изменения, которые произойдут в сети, являются химическими и структурными. Синоптические контакты изменятся, и новые рецепторы образуются. Воспоминание, таким образом созданное, будет прочным и относительно неуязвимым к любому воздействию на мозг, травматического ли повреждения мозга, вирусной ли инфекции или слабоумия.

Не так быстро!

Эти изменения в формировании памяти в мозге не происходят мгновенно. На них требуется время, обычно много времени. Они медленно протекают, и им требуется много помощи. Для того чтобы память достигла стадии прочного кодирования, процесс должен поддерживаться некоторыми другими структурами мозга. Их роль состоит в продолжении реактивации важнейших нейронных сетей в неокортексе, где постепенно происходят химические и структурные изменения, даже после того, как раздражитель давно перестал воздействовать. Такие процессы непрекращающейся реактивации, также известные как «циркуляция возбуждения», являются электрическими по своей природе, которые вовлекают в процесс реверберирующие цепи периодически повторяющейся биоэлектрической деятельности в мозге. Эти реверберирующие цепи могут развертываться в различных масштабах и быть разных видов, которые обычно функционируют во взаимодействии. Некоторые из этих реверберирующих цепей являются обширными, вовлекающими в процесс ряд отдаленных областей, и эти процессы называются «реверберацией возбуждения» или «цикличной циркуляцией возбуждения». Дональд Хебб, который предсказал так много механизмов нейронного вычисления, был первым, кто говорил о том, что такие цепи играют определенную роль в памяти. Другие реверберирующие цепи являются локальными, распространяющимися там, где имеют место синаптические изменения. Процессы, опосредствованные такими локальными реверберирующими цепями, называются «длительной потенциацией», или LTP для краткости. Эти процессы были в центре внимания недавних исследований. Было обнаружено, что два вида химических веществ играют важную роль в LTP: возбуждающий нейротрансмиттер (химическое вещество, отвечающее за передачу информации между нейронами), называемый глютамат, и его рецептор, молекула с внушающим благоговение названием N-метил-D-аспартат, или просто NMDA.

Итак, процесс формирования памяти вызывает взаимодействие между биоэлектрическими, биохимическими и структурными изменениями в мозге. Для того чтобы лучше понять взаимодействие между этими процессами, представьте, что вы идете по улице и замечаете полезный номер телефона на доске объявлений. Вы хотите его записать, но на улице слишком много людей и у вас нет при себе ни ручки, ни клочка бумаги. Поэтому по дороге домой вы продолжаете повторять номер, и, делая это, вы, таким образом, сохраняете его ментальную репрезентацию, несмотря на тот факт, что доска объявлений давно исчезла из вашего поля зрения. Вы пытаетесь удостовериться, что, будучи вне поля зрения, номер не забыт. Но процесс сопряжен с большим риском, и ментальная репрезентация, которую вы пытаетесь сохранить, является хрупкой. Любой уличный шум, любое отвлечение внимания, любой прохожий могут прервать ваше бормотание номера телефона, и воспоминание испарится. Но чуточку удачи, и вы добираетесь до дому, все еще повторяя номер до тех пор, пока не записываете его в свою записную книжку, и теперь в конце концов воспоминание в безопасности.

Биоэлектрические реверберирующие цепи в вашей голове поддерживают воспоминание почти так же, как это делает повторение номера вслух, в то время как вы идете по улице: они обеспечивают, чтобы источник информации фактически присутствовал в течение длительного времени после того, как он в действительности исчез. Как повторение вслух, реверберирующие цепи очень хрупкие, нестабильные, подвержены разрушению любым количеством психологических процессов в мозге. Это своего рода неврологическая полоса препятствий.

В отличие от этого, как только вы записали телефонный номер, вы создали гораздо более стабильную и прочную структурную запись. Отдельные порядки величины более устойчивы к распаду, чем хрупкие нервные узлы, которые мы только что обсудили. Структурные энграммы (следы памяти) могут тем не менее разрушаться. Вы можете потерять свою записную книжку или она может сгореть, но вероятность того, что это произойдет, относительно мала. Образование воспоминания в форме структурного изменения в мозге подобна записи телефона. Воспоминание стало гораздо более прочным, более неуязвимым к любому нападению на центральную нервную систему, к любому эффекту разрушения мозга.

Распространение реверберирующих цепей зависит от ряда мозговых структур, находящихся вне неокортекса. Они включают гиппокампы и прилегающие структуры, а также мозговой ствол головного мозга. Мозговой ствол обеспечивает общий уровень возбуждения в мозге, необходимый для продолжения реверберирующих цепей. Гиппокампы выполняют более сложные функции, и их роль пока еще окончательно не понята. В данный момент, допустим, что они отвечают за то, чтобы несогласующиеся кортикальные зоны, где хранится энграмма, активизировались одновременно.

Рискуя вам надоесть, я тем не менее повторю более ранний пункт, потому что он очень важен: эти структуры не являются местом хранения, им является неокортекс. Но гиппокампы и другие структуры чрезвычайно важны для формирования долговременной памяти до тех пор, пока реверберирующие цепи должны оставаться активными.

Эти зоны, в особенности гиппокампы и прилегающие структуры, исключительно уязвимы к воздействию слабоумия, и было давно замечено, что повреждение этих зон, вероятно, является причиной ухудшения памяти. Это как раз то, что дало начало убеждению о том, что гиппокампы являются место нахождением воспоминаний. Но этот «скачок умозаключения» выдает логику, содержащую изъян. По этой логике можно было бы считать батарею местонахождением информации, которая хранится в вашем компьютере. Но мы знаем, что это не так, им является жесткий диск. Однако, если батарея разряжается, вы не сможете сохранять новую информацию на жестком диске.

Как только воспоминание надежно спрятано в долговременном запоминающем устройстве, роль гиппокампов в поддержании его сильно уменьшается. Предположительно это происходит потому, что кортикальные проводящие пути между обширными компонентами энграммы настолько хорошо упрочились, что внешний связующий механизм больше не нужен. Но процессы передачи информации на долговременное хранение сопряжены с большим риском для нового воспоминания, что-то вроде полосы препятствий, и они мучительно медленные. Насколько эти процессы медленные, мы смогли оценить только в последнее время.

Более ранние предположения, основанные на изучении животных, приблизительно подсчитали период времени, необходимый для формирования постоянного воспоминания, как дело часов и дней. Эксперименты, которые привели к этому убеждению, кажутся простыми. Подопытную крысу обучали навыку передвигаться по лабиринту. После того как навык осваивался в достаточной мере, голова крысы «поражалась» электрошоком. Предполагалось, что эта неделикатная процедура разрушит реверберирующие электрические цепи, необходимые для формирования воспоминания в мозге, и таким образом вмешается в процессы памяти, еще зависящие от таких цепей. В отличие от этого воспоминания, уже перешедшие в долгосрочную память и ставшие частью структурного хранения, не будут больше зависеть от реверберирующих электрических цепей и не будут разрушаться электрошоком. Принимая это во внимание, исследователи использовали запаздывание во времени между приобретением навыка и применением электрошока, пытаясь определить задержку во времени, в пределах которой шок вмешивался в предшествующее приобретение умения и после него он не имел эффекта. Предельная задержка во времени у крыс оказалась длительностью от нескольких часов до дней.

Рисунок 7. Области мозга, отвечающие за память. Неокортикальные зоны, где хранятся воспоминания, – светлый тон. Мозговые структуры (гиппокампы и ствол головного мозга), способствующие формированию памяти и вспоминанию, – темный тон.

Но несмотря на излюбленное высказывание генетиков: «мушки – это мушки, а мышки – это люди», мыши не являются людьми. Да, фундаментальная биология всех относящихся к млекопитающим видов очень похожа, но не полностью идентична. Это подразумеваемая посылка, что «мыши были людьми», привела к крайне неточным предположениям по поводу периода времени формирования памяти в нашем биологическом виде.

Один из ранних беглых взглядов на истинный период времени формирования памяти у человека пришел из исследования «permastore» (постоянного хранения информации). Этот термин был введен психологом Х.П. Бахриком, который обнаружил, что быстрое разрушение воспоминания сразу после начального запоминания сопровождается долгим периодом относительного небольшого дальнейшего разрушения. Те воспоминания, которые довольно хорошо сохранились в течение трех лет после запоминания, будут показывать только минимальную величину дальнейшей потери. Они вошли в «permastore», вероятно, в результате формирования структурной эн-граммы (следов памяти). Таким образом, оказывается, что у людей интервал времени для формирования такого следа измеряется годами, а не днями, не говоря уже о часах.

Интересно, что воспоминания, которые достигли «permastore», не распределяются равномерно в течение всей продолжительности жизни. Распределенность такой памяти характеризуется образованием «шишки» (отдела мозга), соответствующей возрасту от десяти до тридцати лет. Возможно, что этот период человеческой жизни особенно богат приобретением самых важных знаний, которые служат основой способностей распознавания образов в течение всей жизни в самом широком смысле.

Но чтобы совершенно правильно представить факты, было необходимо изучить влияние повреждения мозга на память человека и посмотреть, какой вид воспоминаний потерян, какой вид воспоминаний не затронут, а какой вид сначала потерян, а затем восстановлен. Необычный феномен, называемый «дегенеративной амнезией», оказался наиболее удобным для того, чтобы пролить свет на период времени, необходимый для формирования долгосрочной памяти у людей.

Понимание амнезии

Нарушения памяти, известные на техническом языке как «амнезии», всегда занимали центральное место в нейропсихологии. Неудивительно, что настолько сложный процесс, как память, может раскладываться на составляющие самым разнообразным образом. Нарушение памяти почти никогда не бывает всеобъемлющим. Оно почти всегда частичное и порождает целый ряд различных форм амнезии.

Одним из главных различий, проводимых в нейропсихологии, является различие между «антероградной амнезией» и «ретроградной амнезией». Антероградная амнезия – это потеря способности запоминать новую информацию после повреждения мозга. Ретроградная амнезия – это неспособность вспомнить информацию, приобретенную до того, как произошло повреждение. Кто-либо, кто перенес повреждение мозга при автомобильной аварии в прошлом году и теперь не способен вспомнить, что он вчера читал в газете, может страдать антероградной амнезией. А если этот человек не помнит название компании, в которой он работал на протяжении пяти лет до автомобильной аварии, он, вероятно, страдает от ретроградной амнезии. Нередко можно встретить одновременное развитие обеих форм амнезии в результате повреждения мозга, и наш бедняга может быть неспособен как вспомнить, что он узнал недавно, так и иметь доступ к информации, приобретенной до автомобильной аварии[6].

Различие между антероградной и ретроградной амнезией зависит от нашего знания о точном времени, когда произошло повреждение мозга, что не всегда легко вычислить. Если до этого здоровый индивид пострадал от травматического повреждения мозга в результате автомобильной аварии, точное время события обычно легко установить. Но в случае слабоумия это невозможно, так как при слабоумии ухудшение происходит постепенно, развертываясь с течением лет. К тому времени, когда пациенту ставится диагноз слабоумия, он или она уже болен на протяжении долгого периода времени, часто измеряемого годами, а не месяцами.

Несмотря на эту диагностическую трясину, различие между антероградной и ретроградной амнезией было очень полезным для нейропсихологов и неврологов на протяжении лет. Эти две формы амнезии часто обнаруживаются вместе, но по причинам скорее идиосинкратическим, нежели логическим антероградной амнезии всегда уделялось больше внимания и считалось, что она более распространена и является более тяжелой формой, чем ретроградная амнезия.

Мой собственный клинический опыт противоречил этому широко принятому предположению. Я считал, что мы видим результат общей логической ошибки, отсутствие подтверждения ошибочно принятого за подтверждение такого отсутствия. (Так как исследователи почти не уделяли так много внимания ретроградной амнезии, как они уделяли антероградной амнезии, они не нашли этого подтверждения.) В своей работе я всегда был особенно заинтригован ретроградной амнезией, так как я чувствовал, что она предоставляет единственную лазейку того, как знания организуются и хранятся в мозге.

Среди прочего ретроградная амнезия указывает нам на период времени формирования долгосрочной памяти. Когда память о прошлом нарушается в связи с повреждением мозга, не все воспоминания разрушаются в равной степени. Практически без исключения относительно недавние воспоминания будут более повреждены, чем воспоминания об очень удаленном прошлом. Этот феномен известен как временный градиент ретроградной амнезии.

Кто-либо, кто перенес ушиб головы в ужасной автомобильной аварии, может утратить воспоминания о событиях, произошедших за месяц или два месяца, даже за год или два года до аварии, но он, вероятно, будет помнить о событиях, произошедших за десять лет или двадцать лет до этого. То же касается и пациентов, страдающих слабоумием. Поэтому аргумент, опирающийся на здравый смысл, что чья-либо память не может быть совсем плохой, если он помнит имена своих учителей начальной школы, в реальности ничего не доказывает. Пациент, страдающий болезнью Альцгеймера, будет иметь такие воспоминания об очень далеком прошлом, которые будут сохраняться вплоть до поздних стадий заболевания, в то время как воспоминания о более недавних событиях будут утеряны относительно рано в ходе болезни.

Временный градиент является трудным для понимания. Много лет тому назад я провел случайный опрос среди нескольких друзей разных профессий, я просил их рискнуть предположить, какие воспоминания вероятнее всего пострадают от заболевания мозга: относительно недавние или очень давние. Руководствуясь своим здравым смыслом и не обремененные техническим знанием науки о мозге или нейропсихологии, они все без исключения неправильно предположили, что более давние воспоминания пострадают в первую очередь. Эта противоречащая здравому смыслу особенность ретроградной амнезии может служить великолепным клиническим инструментом для отличия потери памяти, вызванной повреждением мозга, от потери памяти, вызванной психологическими факторами, такими как истерия или простая симуляция.

Но временный градиент учит нас не только тому, как смущать ничего не подозревающую публику. Он говорит нам красноречивее всяких слов о том, как долгосрочные воспоминания в действительности формируются. В самом деле, если воспоминания остаются уязвимыми до тех пор, пока они зависят от реверберирующих моделей активации, тогда размер временного градиента позволяет нам оценить количество времени, необходимого для формирования долговременной памяти, должным образом. И оказывается, что эта ретроградная амнезия может затрагивать воспоминания, уходящие вглубь годов и даже десятилетий.

Например, известно, что удаление гиппокампа может привести к ретроградной амнезии, затрагивающей воспоминания пятнадцатилетней давности. Это означает, что может потребоваться так много времени для того, чтобы постоянная, структурная, относительно неуязвимая долговременная память сформировалась в мозге.

Процесс является постепенным и действующим по нарастающей, а не внезапным, стремительным появлением следа в долгосрочной памяти, в которой ничего не было еще секунду назад. На постепенный характер формирования долгосрочного следа указывает другая необычная особенность временного градиента – его «усадка». Как мы уже знаем, нередко пациент, который только что пострадал от повреждения мозга при аварии, характеризуется потерей памяти о событиях, произошедших годы и даже десятилетия тому назад. Но со временем некоторые воспоминания возвращаются, и восстановление воспоминаний идет в течение обычного периода времени.

Период времени потери памяти будет «давать усадку». (Это случайное и отчасти неизящное слово было в действительности принято в качестве технического термина в исследованиях памяти, и ученые пишут об «усаживающейся ретроградной амнезии» или «усаживающемся временном градиенте».) Как многие другие особенности ретроградной амнезии, этот загадочный процесс не поддается здравому смыслу. Усадка разворачивается в обратном направлении, память о более давних событиях возвращаются до памяти о более недавних событиях. Но усадка является обычно неполной, и воспоминания о самых недавних событиях так и не восстанавливаются. Насколько обширной является потеря постоянной памяти, варьируется от одного пациента к другому и зависит от тяжести черепно-мозговой травмы. Эта потеря постоянной памяти является подлинной и трудноизлечимой. Ни гипноз, ни «сыворотка правды» не помогут восстановить потерянные воспоминания, и любая попытка сделать это будет просто отражать недостаток нейропсихологической искушенности.

Проходящий должным образом и постепенный процесс, посредством которого воспоминания возвращаются при «усаживающейся ретроградной амнезии», говорит нам о постепенном характере формирования долгосрочной памяти. Чем отдаленнее процесс, тем быстрее возвращается память. Но воспоминания, формирование которых было нарушено повреждением мозга на очень ранних стадиях, являются слишком хрупкими, чтобы быть возобновленными. Они будут потеряны навсегда.

Таким образом, самым важным препятствием на пути воспоминания в долгосрочное хранилище является само время. Для формирования долгосрочной памяти в мозге требуются годы или, вероятно, даже десятилетия. Так как в физическом мире не существует perpetuum mobile (вечного двигателя), реверберирующие цепи имеют все шансы на то, чтобы угасать самостоятельно, и большинство из них угасают сами по себе. Большинство реверберирующих цепей угасает до того, как структурная энграмма получает шанс сформироваться. Природа предохраняет хранилище постоянной памяти в мозге, и планка, чтобы быть принятым в хранилище, очень высока. Итак, какого вида воспоминания получают преференциальный режим в этом трудном нейронном процессе прослушивания? Это будет обсуждаться в следующей главе.