Параграф 78

0.

За условное начало я решил взять тот случай, после которого группу «Мангуст-4/4» расформировали, бойцов поувольняли как бы по сокращению, а я огрёб полный ящик помидоров.

То есть на самом-то деле можно было взять некий момент раньше: когда в группу перевелась Лиса, например; или когда Скиф, ещё только-только лейтенант, вдруг почувствовал в промежности зуд, а в РК-54 — маршальский жезл. Я в тот раз просто начистил ему рыло — с глазу на глаз. Хорошо, что он не успел наворотить ничего непоправимого.

А главное: никто, кроме меня, ничего в тот раз не понял. И не надо.

А можно — взять немного позже. Когда мне поставили диагноз и сказали примерный срок. Когда с объекта «304» пришёл странный сигнал. Когда…

Это пропустим.

В общем, я подумал и решил взять за отправную точку тот дурацкий со всех точек зрения случай. Нипочему. Просто решил.

Mea vole, mea culpa.

Что в переводе означает: я начальник, я и отвечу за всё.

Ещё: разумеется, я не мог знать всё онлайн. Я многое знал — больше, чем это положено командиру моего весьма среднего звена, — о многом догадывался и ещё больше — тупо вычислял. Так вот, то, что я буду рассказывать, состоит примерно на треть из того, что я прямо и непосредственно знал в момент событий, на треть — из того, что смог вычислить, вспомнить и сопоставить позже, но ещё будучи в… как бы правильно сказать?.. — в неизменённом состоянии. Наконец, последняя треть — это то, что я вычленил из того массива знаний, который стал доступен мне позже, в самом начале вечности. Может быть, я вычленил не всё, может быть, до чего-то просто не дотянулся… Но не думаю, что там, в далёких уголках памяти, за прикрытыми (хотя и не запертыми) дверями, в ненадписанных коробках и безымянных папках, хранится нечто такое, что сильно повлияло бы на смысл этой истории. И я бы охотно обошёлся вообще без этой последней трети, но — не получается, слишком много белых пятен и непонятных связок. То есть если рассказать только то, что было, почти всё останется не только непонятным, а — неправильным, кривым, нелогичным.

Собственно, таким оно мне долго и казалось…

Это я сейчас всеведущ. Тогда я таким не был.

Сейчас я бессмертен, тогда я умирал. Я не показывал виду, но знал, что умираю.

Наконец, тогда я ещё никого не простил.

И последнее: я буду стараться делать вид, что не знаю настоящих имён ребят (потому что так положено по инструкции: только оперативные псевдонимы и личные номера), что я не имею права разглашать тайны, что я связан инструкциями и уставами. Метод Станиславского: сами придумайте себя и потом живите строго по придуманному, а иначе получится лажа.

Впрочем, лажа получится в любом случае. Никогда ещё жизнь человека — любого — не заканчивалась как-то иначе. Человек проигрывает всегда.

Закон сохранения смерти.

Всё. «Время. Начинаю про Гудвина рассказ…»

Гудвин — это я.