— Любу не пускайте сюда, — сказал я, но было уже поздно: Люба успел в дверь заглянуть и сейчас, чуть отбежав в сторонку, блевал.
Девушка с голубыми волосами снова встала с койки, деревянным движением поправила волосы, шагнула вперёд, врезалась коленом в столик, отшатнулась. Вернулась на койку, села. Помахала руками, словно отгоняя мух. Снова встала, поправила волосы, шагнула вперёд, врезалась коленом в столик. Замерла. Снова шагнула, её развернуло немного, следующим шагом она проскочила мимо столика и врезалась в стену. Её отбросило назад, она снова шагнула, ударилась сильнее, док поймал её за плечо, она все теми же движениями, словно отгоняя мух, помахала руками. Расслабилась, опустила руки и плечи, ссутулилась. Вернулась к койке, села, потом легла. Долго искала простыню, нашла, натянула, укрылась с головой.
Док сделал знак: выйдем. Я с готовностью вышел.
— Что это? — спросил Пай. Он вроде бы слегка оклемался.
— Она сгорела, — сказал док. — От мозга остались ошмётки… В фигуральном смысле, — добавил он, подумав. — Но изменения всё равно необратимы.
— Как это у вас говорят — «овощ»? — спросил Скиф напряжённым голосом.
— У нас говорят «растение»… — протянул док, глядя куда-то мимо. — Нет, это не совсем растение, двигательные функции не затронуты. Но в поведенческом плане это даже и не животное…
— Тогда, может, продадим её на органы? — хихикнул Фест.
Док странно посмотрел на него, а Скиф врезал по шее, но Фест, похоже, не заметил ни того, ни другого.