63.

Мы вошли на кухню. Лампы под потолком шипели и мерцали, то вспыхивая, то угасая. Я прислонился к стене. Омерзительное настроение, возникшее, едва мы начали спускаться, сделалось ещё омерзительнее. Это было как похмелье, только без физиологии. И если меня и тошнило, так это от отвращения ко всему сущему.

Док осмотрел мертвеца. Сделал соскобы с губ и ушей. Попытался разжать ему кулак — и это оказалось очень непросто. Вообще труп производил впечатление замороженного — во-первых, чуть розоватой белизной кожи (только верхняя губа и кожа под носом были нормальной трупной синюшности), во-вторых — неестественной ригидностью тела. Я довольно много имел дела с трупами разных степеней окоченелости, но такого ещё не видел.

В кулаке оказалась смятая бумажка. Док вынул её, я думал, это записка, но нет — оказалась просто облатка. На ней оставались следы какого-то порошка. Док упрятал её вместе с соскобами в пластиковый мешок.

Скиф между тем обходил кухню, ко всему прикасаясь и принюхиваясь.

— Странно, — сказал он. — Сковородка тёплая, а хлеб высох в камень.

— И жратва пахнет нормально, — подхватил Люба. — Не протухла.

— Хочешь доесть? — спросил Фест. — Сытый человек — это звучит гордо.

— Хватит тебе его доставать, — сказал Спам.

— Да чего? Просто спросил.

— Не хочу, — сказал Люба. — Всё с кетчупом, а у меня от него изжога.

— Похоже, чайку мы тут не попьём, — сказал Спам. — Плита вдребезги. Ну что, командир? Дальше?

Я осмотрелся. Меня что-то беспокоило. Что-то мы оставляли в тылу.

— Ребята, — сказал док. — Кто мне поможет оттащить парня в холодильник?

— Это где? — спросил Люба.

— А вот…

Дверь в большой рефрижератор скрывалась между двумя холодильниками комнатными.

— Ага.

Док и Люба подхватили труп и понесли к рефрижератору.

— Лёгкий, — сказал Люба.

— Похоже на то… — в голосе дока звучала вся тщета познания.

Пай открыл перед ними дверь, посветил. Все замерли, как стояли. Потом Люба и док медленно опустили труп на пол.

Я подошёл, заглянул в камеру.

Камера была не слишком большая, два на два. На полках стояли всяческие коробки и контейнеры, под потолком на крюках висело несколько свиных полутуш. А рядом с дверью, на нижней полке и просто на полу, лежали два покойника. Один абсолютно голый, со связанными руками и ногами, второй — завёрнутый в простыню, из которой торчали только синие измазанные кровью ступни.

— Это кто? — спросил я.

Док ответил не сразу. Он сидел на корточках, придерживаясь за косяк двери, и думал. Слышно было, как у него скрипит в черепушке. Потом он подошёл (не вставая с корточек, в три утиных шажка) к голому и снял с его шеи жетон. Повернулся, стал распутывать простыню на голове второго. Он первым увидел то, что было под простынёй, и по его внезапно вспружинившим плечам я почувствовал, что там что-то особенное.

Он отодвинулся и дал мне увидеть прежде скрытое простынёй.

Голова и плечи. Угольно-чёрного цвета. Нет, не угольно — графитно. И — светлые спутанные волосы. Длинные. Женские.

— Господи, — сказал я. — Что это?

— Не имею ни малейшего представления… — проговорил док; голос у него был сдавлен, словно он сдерживал кашель.

— И… э-э… док, — сказал я. — Шесть человек. Это — все?

— В том-то и дело… — док встал. — Это ребята из смены «Вега». Я и подумать не мог, что они здесь.

— И вас не предупредили?

— Нет…

Подошёл Фест, заглянул в камеру.

— Негритянка, что ли? — спросил он с понятным интересом.

Док покачал головой:

— И никогда не была.

— И чем вы тут занимаетесь только… некрофилы-затейники… — Фест отошёл, неодобрительно ворча.

Загрузка...