Патрис Лумумба

Брюссельские кружева

Почти три четверти века бельгийцы дотошнейшим образом изучали эту африканскую страну. Наука сказала свое веское слово во всех областях: в истории, географии, этнографии, социальной сфере. Бельгийцев, владевших конголезскими языками, было отнюдь не меньше, чем конголезцев, знающих французский. На библиотечных полках стояли тома о Бельгийском Конго. Была издана Конголезская энциклопедия.

Надо отдать должное бельгийским ученым: многие из них десятилетиями жили в колонии и опубликовали превосходные работы о Конго. Собран фундаментальный фактический материал. Диалекты племен, рост и вес африканца, его пища и род занятий — все было известно, ничто не укрылось от зоркого взгляда наблюдателя. Бельгийское правительство направляло в Леопольдвиль администраторов, которые знали страну не по книгам. Министр-резидент в Конго Вальтер Гансхоф Ван дер Мерш в начале 30-х годов принимал участие в бельгийской научной экспедиции на горы Рувензори. Он объездил всю страну, бывал в других местах Африки. Рассуждал трезво и выгодно отличался от тех иностранных послов, которых дружно называют «почтовыми ящиками» или еще более резко. «Почтовый ящик» не имеет своего мнения: он пересылает запрос президента или премьера страны пребывания своему правительству и ждет ответа. По получении соответствующей депеши посол едет с ней к президенту, премьеру или министру иностранных дел и излагает ее содержание. Отсюда — «почтовый ящик». Вместо чрезвычайного и полномочного посла — рассыльный, курьер, не имеющий своего мнения.

Вальтер Гансхоф Ван дер Мерш своей жизнью в Конго и своей деятельностью как бы опровергал суровый приговор некоторых критиков, суть которого в том, что классическая дипломатия умирает и ее место занимает импровизация на современные дипломатические темы. Нет, подождите ставить крест над старой буржуазно-колониальной внешней политикой!

Управляя Конго от имени Бельгии, Вальтер Гансхоф Ван дер Мерш издевался в душе над теми, кто определял бельгийскую политику за океаном. До поры до времени. С некоторых пор этот воспитанный и эрудированный человек, считавший Конго своей второй родиной, все больше и больше начал сомневаться в своих знаниях.

Внешне все осталось так, как было и раньше: Конго течет в прежнем русле, те же народности и языки, такие же бабочки и крокодилы, слоны и жирафы, такие же набедренные повязки в глухих провинциальных местах. Изменился сам конголезец, стал совершенно иным политический воздух, которым он дышит. Нет прибора, который бы зарегистрировал день и час этого очень важного превращения.

Конголезский толчок оказал влияние и на Брюссель: произошел раскол в правительстве, за которым последовало расхождение во взглядах на будущее Конго и среди колониальной администрации в Леопольдвиле. Из Конго шли донесения, свидетельствовавшие о разброде и отсутствии единства в оценке сложившейся ситуации. Министр по делам Конго Ван Хемельрайк предлагал отозвать генерал-губернатора. Летом 1959 года в Леопольдвиль был направлен помощник начальника кабинета премьер-министра граф Эспремон Лиднен. В его докладе, представленном после поездки правительству Бельгии, содержались рекомендации о максимальном сокращении сроков предоставления независимости и сохранения Конго в качестве унитарно-децентрализованного государства. В самом кабинете боролись два течения: некоторые бельгийские государственные деятели выступали за проведение более гибкой колониальной политики. Другие настаивали на усилении политики репрессий. Разногласия привели к отставке министра по делам Конго. Новый человек на этом посту — де Скрейвер — выступил вскоре с заявлением о создании правительственных органов в Конго не позднее 1960 года. Провозглашение независимости в плане де Скрейвера откладывалось на несколько лет.

Национальное движение Конго, АБАКО, Партия африканской солидарности и большинство других альянсов и объединений выступили с резкой критикой нового бельгийского курса, видя в нем уловку и стремление колонизаторов уйти от ответа на основной вопрос — о сроках и условиях предоставления Конго суверенитета. Осень и конец 1959 года прошли в колонии под знаком все усиливающегося политического кризиса. Не прекращались выступления африканцев в Стэнливиле и Матади. Крестьяне объявляли бойкот и не выходили на работу: урожай на плантациях стоял неубранным. Остановились маслобойные фабрики. По всей стране прокатилась забастовка транспортно-речной компании ОТРАКО. Губернаторство предложило провести политические консультации с руководителями конголезских партий. Последние выдвинули условие: они не возражают против обмена мнениями с колониальной администрацией, но только если все политические заключенные будут освобождены. «Шахматная игра, где фигуры черных не уступают фигурам белых» — так охарактеризовал положение в Конго известный политический комментатор из журнала «Пуркуа па?» Пьер Дэвистер.

Но «фигуры черных» брали инициативу и одерживали успех даже… пассивностью. В декабре 1959 года губернаторство с одобрения Брюсселя решило провести «пробные выборы», правда, неизвестно во что. Предлагалось создание советов, состоящих из представителей администрации, вождей племен и населения. Функции задуманных органов были неясны. Ведущие партии бойкотировали выборы.

В отсутствие Патриса Лумумбы руководство Национального движения Конго занимало непоследовательную позицию: НДК призвало своих членов принять участие в голосовании. Выборы показали полное банкротство замыслов колонизаторов. В Леопольдвиле голосовало немногим более 30 процентов избирателей. Проколониальная группировка — Партия национального прогресса — потерпела поражение. В Стэнливиле внушительное число голосов получила партия Лумумбы. В Катанге на первое место вышла партия Моиза Чомбе. Формировать советы при таком разнобое было рискованно.

Вальтер Гансхоф Ван дер Мерш, учитывая мнение ведущих лидеров конголезского национального движения, предложил провести в Брюсселе Конференцию круглого стола. В Бельгии одобрили эту идею. Последовало указание: освободить всех лидеров политических партий перед самым открытием конференции — проведение ее было назначено на январь — февраль 1960 года. В январе начальник жадовильской тюрьмы сам вошел в камеру заключённого Лумумбы и сообщил о декрете. Лумумбу поджидала автомашина, которая доставила его в аэропорт. С машины — на самолет, взявший курс на Леопольдвиль. Невообразимая спешка! Не с кем поговорить, обменяться мнениями, проинформироваться. И какое превосходное обслуживание! Какая деликатность сопровождавших его бельгийцев, одетых в гражданскую форму! Они спросили его, где он может приодеться, а когда приземлились в Нджилли, то сразу же повезли его в африканский квартал. И все на скорую руку: Лумумбу ожидает сам Вальтер Гансхоф Ван дер Мерш, с которым они много раз встречались и до этого.

Машина подкатила к генерал-губернаторству: оно находилось в новом шикарном здании на берегу Конго. Стоявший в воротах бельгийский офицер отдал честь. На широкой лестнице Лумумбу встретил один из секретарей генерал-губернатора. Вот и второй этаж. В приемной из-за стола привстала секретарша и мило улыбнулась. Словно все были несказанно рады его освобождению! И это беспрерывное повторение: «Пройдите, пройдите, пожалуйста». Генерал-губернатор стоял посередине кабинета: он улыбался.

— Очень рад, мой дорогой Лумумба! — начал он. — А что я вам говорил? Бельгия в высшей степени демократическая страна. И ваше появление здесь — лучшее тому доказательство. У нас есть и прогрессивные деятели, и консерваторы. Уверяю вас, они появятся и у вас по мере развития просвещения и образованности. Впрочем, оставим в покое политику и все наши прошлые недоразумения. Вы знаете, что летите в Брюссель? Желанная мной и вами конференция открылась… то есть открывается.

— Впервые слышу об этом…

— Ваше присутствие там необходимо, господин Лумумба. Вы это отлично понимаете. Ваш ум, ваш опыт, ваше мнение, как я надеюсь, будут способствовать успешному исходу конференции. В ней примет участие и король.

— Но я там буду присутствовать не как частное лицо, а как один из руководителей известного вам движения в Конго. Не так ли? Я нуждаюсь в консультациях с моими коллегами. Мне нужны советники. Прошло немало времени, и я даже не знаю, остался ли я президентом партии…

— Смею вас уверить: остались, остались! Понимаю и ценю вашу иронию, господин Лумумба. На сборы остается совсем мало времени. Побудьте с семьей, отдохните. Если нужна какая помощь, я к вашим услугам.

— У меня к вам единственная просьба, ваше превосходительство: в состав делегации от нашей партии должен входить Финант из Стэнливиля. Надо, чтобы он прибыл вовремя.

— Никакой проблемы нет. Ваше пожелание будет исполнено. На всякий случай оставьте ваш столичный адрес. Вас отвезут. Сейчас я распоряжусь…

Суматоха продолжалась и в Брюсселе: словно кто-то незримо стоял за конголезскими событиями и без устали подгонял их, чтобы поскорее разделаться с неприятным и надоевшим всем вопросом. Есть государственные деятели, обязанные позаботиться о благополучии своих подданных, выполняющих возложенную на них миссию по подготовке конголезцев к самостоятельному существованию. Кажется, теперь всерьез взялись за Конго: подготовкой конференции занимались кабинет министров, королевский двор, все политические партии. Бельгийская печать словно забыла, что в громадном мире, кроме крошечной Бельгии с ее запутанными африканскими делами, есть и другие проблемы. Газеты и журналы обсуждали конголезский вопрос, печатали статьи бельгийских и конголезских авторов, интервью с прибывшими из Конго.

Брюссель переживал нашествие африканцев. Они заполняли гостиницы, устраивали пресс-конференции, проводили встречи, знакомились и обсуждали план общих действий. Между ними сновали бельгийцы: они выясняли позиции делегатов, консультировались с лидерами политических партий, узнавали мнение вождей. А потом сравнивали точки зрения, согласовывали и докладывали организаторам конференции о расстановке сил. Однако докладная записка, составленная сегодня, после только что состоявшихся многочисленных бесед с конголезцами всех рангов, назавтра уже не отражала существующей ситуации, меняющейся как никогда быстро и не поддающейся точной оценке.

Бельгийцы исходили из того, что многие политические партии в Конго значительно ослаблены репрессиями. Им казалось, что в колонии дело еще не дошло до создания общенациональной партии с четко выработанной программой. Зато со всей силой проявились региональные образования, охватывающие определенный этнический район или часть провинции. Ни одна из существующих партий Конго не была в состоянии выступать от имени всей страны, опираясь на большинство народа. Касавубу с его АБАКО имеет сильные позиции в Нижнем Конго, но и он все чаще и чаще прибегает к тактике компромисса с другими партиями. На почве федерализма АБАКО во время прошлогодних выборов кооперировалось с Партией африканской солидарности, Партией народа, с калонжистским крылом Национального движения Конго. Моиз Чомбе в своих заявлениях от имени КОНАКАТа приветствовал и поддерживал АБАКО, хотя позиция ведущей партии Катанги на данной стадии развития конголезского кризиса не имела серьезного практического значения.

Касавубу, отстаивая идею о создании Нижнего Конго, встретил противников в самом Леопольдвиле, а также в районах Среднего и Верхнего Конго. В столице объединились мелкие картели, в которые входили трибалистские организации: ЛУКА — Объединение жителей Кванго в борьбе за независимость (племя баяко), ЮНИБАТ — Объединение племени батеке, ПУНА, партия Боликанго, включавшая племена бангала и нгомбе, а также Партия национального прогресса, всегда служившая опорой бельгийцев. Создав единый фронт, все эти партии выступили против АБАКО. Бельгийцы направляли свои усилия к тому, чтобы подорвать влияние региональных партий, каковой зарекомендовало себя АБАКО, и противопоставить им более мелкие, трибальные образования, охватывающие порой всего несколько деревень.

Четырнадцать партий Конго прислали сюда своих представителей. От НДК в конференции участвовали Патрис Лумумба, Жозеф Касонго, Жан Мари Юмба, Жан-Пьер Финант, Себастьян Иколо и Бруно Букаса. Делегацию АБАКО из семи человек возглавлял Жозеф Касавубу. Партия национального прогресса была представлена 22 членами. Самыми многочисленными были делегации вождей от всех шести провинций Бельгийского Конго: в их симпатиях к Бельгии не было никаких сомнений.

Катангскую шеферию представлял верховный вождь племени баеке Антуан Мвенда Мунонго. Наиболее влиятельным партиям Конго колониальные власти противопоставляли дробные организации из провинций, а также вождей племен. Положение националистов осложнилось еще больше в связи со странной тактикой, применяемой АБАКО. Жозеф Касавубу, выступавший ранее за созыв брюссельской конференции, вдруг начал резко критиковать ее. За этим последовал демонстративный уход делегации АБАКО с заседаний уже открывшейся конференции. В одном из отелей Брюсселя Касавубу вы ступил с заявлением, раздав присутствовавшим журналистам несколько документов партии. В так называемых тезисах АБАКО говорилось: «Единство Конго, которое мы допускаем в принципе, было бы желательным в виде какой-либо федерации автономных провинциальных образований. Это единство, которое не должно быть ни хрупким, ни искусственным, можно облегчить формированием провинциальных правительств в январе 1960 года и конголезского правительства в марте 1960 года».

Старые абаковские тенденции федерализма приобретали в настоящих условиях характер непосредственной угрозы национальному движению. Теперь уже поздно бойкотировать конференцию — она идет. Задача состояла в том, чтобы объединиться, создать на конференции единый блок партий, общее наступление которых опрокинет расчеты бельгийского правительства на провал конголезского освободительного движения.

Касавубу всегда переоценивал значение своей партии. Он ошибался, подчеркивая исключительное положение провинции Леопольдвиль в колонии. Касавубу был одержим идеей немедленного сформирования провинциального леопольдвильского правительства, во главе которого стоял бы он. Касавубу считал само собой разумеющимся тот бесспорный, по его мнению, факт, что править страной будет тот, кто возьмет власть в провинции Леопольдвиль. Лумумба решил с ним объясниться. Они встретились в ресторанчике около отеля «Метрополь».

— Многие из политических лидеров только и говорят о борьбе с бельгийским колониализмом, особенно когда они находятся за пределами Конго, — начал с обвинения Касавубу. — Почему вы не поддерживаете нас? Надо сорвать конференцию или же перенести ее на другое время. Разве вы не видите, что бельгийцы растеряны? После нашего бойкота они пойдут на уступки. Теперь мы хозяева положения, мы! И какой благоприятный момент мы упускаем!

— Ты не прав, Жозеф, — спокойно сказал Лумумба. — Своим уходом с конференции ты ослабил позиции конголезских националистов и предоставил хороший козырь бельгийцам. Они обрадовались твоему шагу. У них двойное представительство: если политическая партия исключает себя из дискуссий, то остается провинциальный вождь, с которым они договорятся. За спиной АБАКО сидит леопольдвильский вождь Мишель Мпутела. У меня положение лучше, чем у тебя: из Касаи прибыл Пене Сеньха. Мы с ним, как ты знаешь, заключили союз и выступаем единым фронтом. Присутствие АБАКО сдерживает действия Мишеля Мпутелы. Без вас он примет бельгийскую сторону.

— Бельгийцы обходят АБАКО, они сбрасывают со счетов нашу партию, которая длительное время одна во всем Конго вела борьбу с бельгийцами. Это политическая расправа! Вы представляете, каков будет эффект, если лидеры АБАКО возвратятся домой? Мы вышибем бельгийцев из провинции, пусть они отсиживаются в джунглях…

Куда девался всегда сдержанный, спокойный и рассудительный Касавубу! Лумумба видел его впервые таким возбужденным и обиженным.

— В холодном Брюсселе ты более горяч, чем в жарком Конго, Жозеф, — пошутил Лумумба, продолжая разговор. — Твое возвращение домой будет означать усиление террора. Ты вызовешь новую волну репрессий и арестов. Этого надо избежать. Я полностью согласен с тобой, что бельгийцы заколебались. Не от хорошей жизни привезли они ораву подкупленных африканцев из Партии национального прогресса. Нам надо объединенными усилиями вырвать независимость. Так что ж ты хочешь? Чтобы лавры предоставленной независимости приписала себе пенепе, партия продажных негров? Потом ты забываешь, что, кроме провинциальных правительств, будет создано центральное. АБАКО по праву может выдвинуть своего кандидата на пост президента страны. Посты будет определять не Бельгия, а мы, конголезцы. Откровенно скажу, Жозеф, без твоей партии нам здесь диктовать свою волю трудно или почти невозможно. Тебе говорит это человек, который никогда не питал к тебе враждебных чувств…

Лумумба умолк. Касавубу не прост, с бельгийцами он хитрит. Но как за это осуждать: в отношении колониальных агентов все методы и приемы хороши и оправданы даже с моральной стороны. Бельгийцы несколько раз меняли о нем свое мнение. Одно время его считали одним из верноподданных колониальной короны. Потом он выбрался из-под этого бельгийского головного убора. Слыл умеренным конголезским националистом, то есть вполне приемлемым, устраивающим власти. Противопоставлялся другим — неумеренным, к разряду которых относили Патриса Лумумбу. В связи с запутанной позицией АБАКО в канун конференции лидера Нижнего Конго кое-кто стал называть «конголезским алжирцем», сторонником чуть ли не революционных, насильственных действий.

А он, как и прежде, оставался себе на уме и был ни тем, ни другим, ни третьим, а единственным в своем роде Жозефом Касавубу, некоронованным королем Нижнего Конго, которому мешают вступить на престол интриги и бельгийцев, и своих политиканов. Аббат Юлу опередил его, став во главе Браззавильского Конго. Но разве это страна? Пятьсот тысяч населения. По сравнению с Браззавилем левобережное Конго будет империей и объединит три миллиона жителей баконго. Не большое тянется к малому, а малое примыкает к большому! Потом присоединятся браззавильцы, Кабинда, часть Анголы. Нижнее Конго — магнит, сплоченный, сильный, самостоятельный.

Лумумба знал цену этому магниту. Народность баконго ближе всех подошла к процессу формирования нации: здесь нет такой невообразимой россыпи племен и народностей, как в Касаи, на экваторе, в северных районах и Восточной провинции. Понятие «конголезец» — скорее географического порядка, а не национального. Пигмей никогда не назовет себя конголезцем. Националисты взяли на свое вооружение это слово, исходя из соображений борьбы за будущее единое Конго, которого пока нет в действительности и которое еще необходимо создавать. Сепаратизм абаковцев, если дать ему волю, вызовет цепную реакцию в других частях страны. Отделится Катанга. После Южной Африки провинция Киву может назавтра превратиться во второе государство Африки с правлением расистского белого меньшинства. Налицо сепаратистские устремления в Лулуабурге и Стэнливиле. И тогда — прощай единое Конго! Национальное движение будет потоплено в крови. Правители карликовых государственных образований попадут в еще большую зависимость от Бельгии и других империалистических держав. Нет, с Касавубу надо договориться.

Лидер АБАКО длительное время не присутствовал на конференции. Наконец появился и сел бок о бок с катангским вождем Мунонго. Делегация Национального движения Конго всегда соседствовала с группой Моиза Чомбе…

Вначале была путаница из-за нечеткой повестки дня. Ораторы устремлялись в дебри истории, используя возможность высказать наболевшее. Рисовали светлое будущее Конго, идущего вместе с Бельгией к прогрессу и процветанию. Подчеркивали выдающуюся роль миссионеров, которые принесли в Конго свет христианства. Анализировали экономическую ситуацию. Благодарили короля и бельгийское правительство.

— Мы, вожди и представители правящего класса, — заявил Мвенда Мунонго, — питаем надежду, что престолонаследник короля Леопольда II, который придал Конго его нынешние очертания, согласится вести нас и дальше так, чтобы мы смогли использовать все новые институты для фундамента рождающейся нации. Я не могу удержаться от того, чтобы не сказать несколько слов о наших европейских помощниках и советниках. Я выражаю глубокую благодарность этим господам…

Даже Унисет Кашамура, не без основания слывший экстремистом, сказал на конференции, что его партия пересмотрит свои позиции: она готова сотрудничать с бельгийцами и жить с ними под одним конголезским небом. Ясон Сендве призвал всех конголезцев выступить единым фронтом с требованием независимости. То и дело брал слово бельгийский премьер-министр Гастон Эйскенс, повторявший: «Я полагаю, господа, что успех конференции будет обеспечен…» Моиз Чомбе выразил пожелание подписать специальную декларацию о правах человека в Конго, которая бы гарантировала его безопасность, его вложения, его движимое и недвижимое имущество…

Опять сенсация: лидер АБАКО Жозеф Касавубу отказался обсуждать вопрос о будущности Конго, потребовав передачи всей полноты власти конголезцам без всяких дебатов и проволочек. И опять недоумение на лицах конголезцев…

Конференция круглого стола прояснила обстановку. Позиции партий, как и позиция бельгийского правительства, определились более четко. Можно подводить итоги. Националистические силы, колеблясь и временами расходясь, все же выработали единую платформу в определении даты провозглашения независимости: торжество было назначено на 30 июня 1960 года. Конголезцы одержали верх в очень деликатном вопросе: они отказались признать молодого и всеми уважаемого короля Бельгии хотя бы номинальным главой нового африканского государства. Обсуждение этих вопросов дало новые стимулы к перегруппировкам, к пересмотру ранее занятых позиций. Кашамура сблизился с Лумумбой. Калонжи продолжал колебаться между АБАКО и партией Лумумбы. Иногда он присоединялся к Партии африканской солидарности, однако этот союз не был прочным — он возник без лидера ПСА — Антуан Гизенга не присутствовал на конференции. Федералистский картель АБАКО становился порой на точку зрения унитаризма, затем отмежевывался от достигнутой договоренности и искал контактов с сепаратистами.

По существу, бельгийское правительство согласилось с конголезскими националистами, выступавшими за единое Конго. Бельгия не была заинтересована в расчленении колонии по разным причинам, и одна из них — давление монополий, компании которых в Конго разрослись, вышли за пределы какой-либо одной провинции и охватывали всю территорию страны

Экономически Катанга связана с Родезией и Южной Африкой. В провинции сильны проанглийские тенденции. Сепаратистская Катанга может ускользнуть из рук Бельгии и переметнуться на сторону англичан. Моиз Чомбе близок Брюсселю, но логика толкала бельгийское правительство на то, чтобы поддержать националистов в их стремлении сохранить целостность Конго. Вот почему, доставив в Брюссель местнически настроенных вождей и руководителей трибальных партий, официальная колониальная Бельгия не стала подогревать их настроения. Но Бельгия и не отталкивала их: резервы всегда пригодятся.

На заключительном заседании Конференции круглого стола Патрис Лумумба выступил с речью. Он сказал:

— В эту минуту, когда закрывается Конференция круглого стола, мы просим разрешения выступить от имени Национального движения Конго и выразить наши чувства и чаяния.

Мы очень удовлетворены результатами переговоров, которые мы только что вели с представителями бельгийского правительства.

Мы требовали немедленного и безоговорочного предоставления нашей стране независимости. И мы именно этого добились.

Мы требовали, чтобы эта независимость была полной и абсолютной. В соответствии с этим требованием бельгийское правительство заверяет нас, что после 30 июня 1960 года Бельгия отменит все меры контроля. В этот день Конго получит международный суверенитет. Конголезское и бельгийское правительства с гордостью будут сидеть бок о бок на заседаниях международных организаций, где они будут защищать свои общие интересы.

Мы требовали, чтобы в промежутке между сегодняшним днем и 30 июня конголезцы были тесно связаны с правительством страны. И наше требование было удовлетворено посредством создания постоянных коллегий при министерстве по делам Конго, генерал-губернаторе и губернаторах провинций. С нынешнего дня вплоть до объявления независимости политическое и административное управление в Конго будет осуществляться через эти коллегии совместно — конголезцами и представителями Бельгии. Без общего согласия не будет принято ни одного решения как со стороны Бельгии, так и со стороны Конго.

Мы исполнены радости в связи с этими великолепными результатами, достигнутыми путем мирных и дружеских переговоров…

То, что Бельгия освободила Конго от колониального режима, который мы не могли больше выносить, завоевало ей дружбу и уважение конголезского народа.

Мы хотим, чтобы эта дружба была длительной и свободной от всех форм лицемерия. Этим мы докажем всему миру, что принцип дружбы народов имеет вполне реальное значение…

Независимость нашей страны, которая будет провозглашена через четыре месяца, является только первым шагом по пути нашего освобождения. Завоевав политическую свободу после длившейся многие месяцы борьбы, мы не должны пренебрегать никакими усилиями, чтобы достичь:

1) создания во всех частях Конго обстановки доверия и спокойствия, чтобы новые институты могли быть созданы и в духе братского сотрудничества;

2) искоренения всех остатков колониализма, в частности — немедленного уничтожения всех следов расовой дискриминации и несправедливых законов, принятых в условиях колониального режима;

3) немедленного прекращения мер угнетения, широко применявшихся против местного населения в некоторых районах Конго;

4) укрепления национальной независимости путем создания устойчивой и процветающей национальной экономики. До тех пор пока наша независимость не будет способствовать поднятию уровня жизни рабочих и крестьян, она не будет иметь никакого значения.

Мы будем также бороться против всяких попыток раздробить нашу национальную территорию. Величие Конго основывается на сохранении его политического и экономического единства.

Что же касается европейцев, живущих в Конго, мы будем просить их остаться и помочь молодому конголезскому государству в строительстве его национальной мощи. Мы нуждаемся в их помощи. Мы гарантируем им безопасность для их имущества и их самих…

Мы по-братски обращаемся к демократической молодежи Бельгии с просьбой приехать и служить молодому конголезскому государству.

Что же касается вождей племен, мы попросим их осознать необходимость эволюции и сотрудничества с политическими лидерами в деле строительства нашей страны. Мы предоставим им почетное место в наших будущих учреждениях.

Граждане Конго, мы просим вас объединить ваши усилия ради построения великой, единой, трудовой и процветающей нации в сердце Центральной Африки.

Таким языком никто не говорил на конференции. У некоторых делегатов не было и попытки анализа сложнейшего конголезского кризиса, который мог вылиться в международный. Они как бы состязались в изящных комплиментах по адресу высоких и высочайших бельгийских особ: заметно было, как они стеснялись и волновались перед знатными сановниками. Конференция, созванная в Брюсселе, рассчитывала и на психологический эффект. Одно дело митинговать в конголезской провинции или в Леопольдвиле, другое — произносить речь в обществе изысканных господ, которые привыкли издеваться над французским произношением конголезцев.

Выступая, Лумумба видел одно перед собой — свое многострадальное Конго. Он не высказал всего того, что наболело на душе, что просилось в речь и будоражило мозги. Пришлось сдерживать себя, и он снова и снова испытал мучительное чувство упрека самому себе. Кто же выскажет боль конголезской тюрьмы, кто покажет этим выхоленным господам рубцы на спине, кто превзойдет их интеллектом? Много ли ума надо, чтобы славить сотни раз прославленное! Славить безобидно, а иногда и выгодно для продвижения по служебной лестнице: опасно критиковать, разоблачать, уличать фальшивых. Но все впереди, и не стоит расстраиваться. «Независимость везем в чемоданах…»

Конференция завершилась. Ее продолжением явилась экономическая конференция: лидеры партий не могли принимать участия в ее работе — им надо было выезжать в Конго и вести подготовку к предстоящим выборам, к провозглашению независимости. Экспертов по экономическим проблемам у конголезцев не было.

В Брюсселе делопроизводством партии Национальное движение Конго занимался 29-летний студент Жозеф Дезире Мобуту. Возраст для студента несколько обременительный. До этого Мобуту служил в «Форс пюблик» и работал в оперативном отделе штаба генерала Янсенса. В армии он и стал пробовать свои силы в журналистике, сотрудничая в газете, издававшейся для солдат и печатавшей в основном бельгийских авторов. После демобилизации Мобуту поступил на работу в газету «Авенир».

В апреле 1958 года его приглашают на Всемирную выставку в Брюссель, где он выступает в роли пресс-атташе конголезского павильона и гида. Посетителям надо было подробно объяснять, из какого дерева изготовлена пирога, как охотятся на крокодилов, из каких шкур сделан барабан, как приготовить пищу из банановой муки и т. д. В парке Хейсель, что на северной окраине Брюсселя, было оборудовано семь просторных павильонов, экспонаты которых были доставлены из Бельгийского Конго. Знаменитый Атомиум, сооруженный бельгийским архитектором Ватеркейном, представляет собой в 160 миллиардов раз увеличенную молекулу железа. Об этом говорится в путеводителе и в статьях о брюссельской выставке, публикуемых в энциклопедиях. Во сколько раз были раздуты успехи Бельгии в специальной выставке под названием «50 лет социальной, экономической и миссионерской работы в Конго», подсчитать никому не удалось…

Жозеф Мобуту показывал посетителям настоящий тропический сад с искусственным обогревом почвы, водил по «типичной» конголезской деревне. Чем-то он себя зарекомендовал, кому-то понравилась его выставочная деятельность. Его определяют в Бельгийский институт журналистики с намерением устроить потом в информационном агентстве Конго. Однако, не окончив курса, Мобуту переходит в Институт социальных наук. В это время он вступает в партию Патриса Лумумбы. Мобуту и представлял Национальное движение Конго на экономической конференции.

Экономические переговоры велись весь апрель и май. Бельгийская финансовая олигархия одержала полную победу над «студентиками», как пренебрежительно называли в Брюсселе конголезских делегатов. Будущему конголезскому правительству вменялось в обязанность строгое соблюдение всех заключенных ранее соглашений с иностранными компаниями. Иными словами, власти независимого Конго в экономических вопросах должны были выполнять функции генерал-губернаторства. За Бельгией сохранялось право на свободный экспорт и импорт. Не исключалась возможность ограниченной экспроприации при условии полного выкупа отдельного предприятия или целой компании. Бельгийские советники предложили создать «Общество развития», с чем согласилась конголезская сторона. Новая организация наделялась необычайно широкими полномочиями в области контроля за всей экономической деятельностью в стране. Капитал общества должен состоять из бельгийских и конголезских вкладов. Но правительство Конго не располагало никакими капиталами. Выход был найден в том, что будущее суверенное Конго передаст «конголезский портфель» в распоряжение вновь создаваемой финансовой организаций. После этого бельгийские монополии сняли все свои претензии к своему правительству, которое декларировало предоставление независимости Конго. То, что, казалось, было проиграно бельгийскими политиками на Конференции круглого стола, с лихвой компенсировано на экономических переговорах в Брюсселе. Это был реванш деловых кругов. Движимое благороднейшими побуждениями, как отмечала колониальная печать, бельгийское правительство решило принять на себя все расходы, связанные с торжествами по случаю независимости Конго…

Какая маленькая страна! Лумумбе захотелось поездить по Бельгии перед отъездом на родину. Он пригласил с собою конголезского студента Кордозо, у которого была автомашина. Отправились в путешествие. За один день успели побывать в Дамме, Генте, Брюгге, Антверпене. В крохотном городке Дамме задержались. Лумумба долго не отходил от памятника Тилю Уленшпигелю, стоящего напротив собора. «Во Фландрии, в Дамме, — читал по памяти Патрис, — когда май уже распускал лепестки на кустах боярышника, у Клааса родился сын Уленшпигель. Повитуха Катлина завернула его в теплые пеленки и, осмотрев головку, показала на кожицу:

— В сорочке родился, под счастливой звездой! — весело сказала она. Но тут же заохала, увидев на плече ребенка черное пятнышко…»

— Ты о чем, Патрис? — спросил Кордозо.

— Это священное место для Бельгии, — отвечал Лумумба. — Да и для нас тоже. Тиль — народный герой Фландрии. Борец за свободу. И Бельгия когда-то была в нашем положении — угнетенной. И у нее во времена оккупации были свои лесные братья — гёзы. Они сопротивлялись испанскому господству, уходили в лес и партизанили. Наши касайские симба, львы, похожи на них. У нас есть свои конголезские гёзы свободы. Тиль бродил по стране, сочинял песни и сам распевал их. Вот, послушайте:

— Браво, браво, — воскликнул Кордозо. — Вы поэт, Патрис, настоящий поэт!

— Я люблю эту изумительную легенду о Тиле Уленшпигеле. В Брюсселе я приобрел новое издание книги Шарля де Костера. Советую и вам купить. Бейте в барабаны скорби и радости, конголезцы!

В Брюссель они возвратились вечером. Мобуту уже не в первый раз уверял Лумумбу, что большинство конголезцев, обучающихся в Бельгии, поддерживает Национальное движение Конго. И он рад представлять свою партию в метрополии. Просил об одном — дать ему возможность работать в новом правительстве Конго. Учебу он готов бросить хоть завтра: надо служить своей стране…

В газетном киоске при отеле Лумумба купил две открытки: «Головы негров» Рубенса и цветную фотографию пожилой кружевницы. Он рассматривал их в номере, намереваясь послать в Конго, семье.

Неожиданно вошел Виктор Нендака, а за ним и Жозеф Касонго. Расселись. Говорили о партийных делах — Нендака был вице-президентом партии Национальное движение Конго. Он, Финант, Касонго и другие требовали освобождения Лумумбы и прибытия его в Брюссель. Вспоминали подробности, связанные с началом конференции. Нендака неодобрительно отзывался о Жозефе Касавубу.

— Я думаю, — излагал он свое мнение, — что абаковцы не были заинтересованы в твоем прибытии сюда.

— Почему? — спросил Лумумба.

— Твое освобождение не входило в их планы. Касавубу намеревался вести переговоры с бельгийским правительством один на один. Огромный политический эффект: Бельгия передает всю власть АБАКО. Касавубу хотел быть центральной фигурой на конференции, но этого не произошло. От имени Национального движения Конго мы потребовали твоего немедленного освобождения. Первые заседания были посвящены обсуждению «дела Лумумбы». Мы заявили, что покинем Брюссель, если наш лидер не прибудет сюда. Касавубу и АБАКО отошли на второй план. Вот почему я уверен, что временный и ненужный бойкот конференции преследовал одну цель — набить цену президенту АБАКО…

— Виктор, — строго сказал Лумумба, — об этом не стоит больше говорить. Область психологических догадок — самая темная. Важно вовремя отбросить все лишнее, мешающее нашему объединению. Наша партия — общенациональная, и мы не можем допустить, чтобы нас кто-то втянул в нелепую ссору. Касавубу был и остается убежденным противником бельгийской колониальной системы, что он доказал, кстати, и во время работы конференции.

— Я знал, что ты именно так и скажешь, Патрис! — с непонятной радостью воскликнул Нендака, — Еще раз убеждаюсь, как много ты можешь простить человеку, которого иногда обвиняют, критикуют, уличают…

Тогда Лумумба не знал еще, что Нендака взял из партийной кассы солидную сумму денег, истратил ее на личные нужды, что этот его поступок обсуждали руководители партии, когда Патрис находился в заключении, но окончательного решения не приняли в ожидании возвращения своего президента. Зато Нендака с особой силой клеймил бельгийских колонизаторов, заточивших в тюрьму Лумумбу. Вот и сейчас он так кстати обратил внимание на замечательное качество Лумумбы — всепрощение: оно пригодится самому Нендаке…