Печать Индиго. Владыко Миров (3 книга)

Глава IV. Астрахань

Когда Слава очнулась, она почувствовала, как ее удерживают чьи-то заботливые руки. Мирное покачивание экипажа навеяло на девушку неприятное чувство тревоги. Она открыла глаза и увидела над собой опасное смазливое лицо Федора. Это был не сон, это была реальность пострашнее любого кошмара. Ненавистный Артемьев держал ее на своих руках, не спуская мрачного зловещего взгляда с ее лица. Вскрикнув, Слава быстро села и забилась в его руках, пытаясь отстраниться. Молодой человек нахмурился и сильнее прижал легкое тело девушки к себе, не позволяя ей высвободиться.

— Успокойся, не надо вырываться, — проскрежетал он глухо. — Я уже говорил тебе когда-то, что ты все равно будешь моей. Зря ты убежала от меня. Но теперь справедливость восторжествовала. Ты снова со мной. И отныне навсегда.

Она судорожно сглотнула и начала лихорадочно размышлять, как убедить молодого человека отпустить ее. То, что она сидела на его коленях, в кольце неумолимых рук, нервировало и вызывало тошноту.

— У меня есть муж, Владимир Соколов, — произнесла Слава глухо, пытаясь вразумить его.

— Он не муж тебе... Я знаю, что церковного венчания не было…

Слава прикусила губу, едва не заплакав.

— Я могу сесть одна?

— Нет, — отрицательно замотал головой Федор. — Отныне я ни на шаг не отойду от тебя.

Она отвернулась, чувствуя его непреклонность. За прошедший год она почти забыла Федора, его неуживчивый, напористый и необузданный характер, который еще с детства пугал ее. Раньше она была под защитой Тихона Михайловича, затем Семена, сейчас же вновь попала во власть этого страшного человека, в темных глазах которого отчетливо читались нескрываемая похоть и торжество.

Когда он провел рукой по ее распущенным волосам, в душе Славы поднялось такое яростное недовольство, что она собрала все свои физические силы и резко дернулась. Ее рывок увенчался успехом, и Артемьев, не ожидавший от хрупкой девушки такой силы, невольно выпустил ее из рук. Она тут же устремилась в дальний угол, но Федор резко дернул рукой и цепь, привязанная к ноге девушки, натянулась. Она упала на колени. При этом Слава заметила, что цепь, которая шла от железного кольца, сковавшего ее ногу, вторым концом намотана на руку Федора.

— Прытка ты, Светушка, — проворковал Федор, наклоняясь над девушкой и вновь сажая ее на свои колени. — Только я проворнее…

Вновь его неумолимая рука, словно железным кольцом, сковала ее талию, а вторая начала нагло оглаживать округлости пленницы, то и дело стискивая широкой ладонью ее грудь и бедра, наслаждаясь их полнотой через ткань платья. Похоже, он совершенно не собирался церемониться с ней и продолжал свои домогательства, не обращая внимания на ее протест.

— Куда мы едем? — глухо спросила она, отвернув от него лицо и стараясь не замечать, как его жесткие пальцы перебирают ее распущенные волосы.

— Домой, в Астрахань. Сразу же по приезду мы обвенчаемся с тобой, и ты станешь моей женой, как и было предначертано тебе с самого начала.

Немного помолчав, Слава повернула к нему лицо и попыталась воздействовать на него гипнотическим взором, которому немного обучил ее в скиту Владимир.

— Прошу, отпусти меня, Федор, — начала она увещевательно.

— Нет.

— Ты же понимаешь, что это дурно, удерживать меня при себе силой.

— Ничего не дурно. Вот еще выдумала.

Слава видела, что ее гипноз совсем не действует на Артемьева, а от напряжения у нее начала кружиться голова. И вообще, она ощущала, что ее существо как будто что-то гнетет. Это началось в то мгновение, когда кузнец Темных надел на ее ногу железный браслет, и девушка подозревала, что именно этот мерзкий «подарок» Темных угнетает ее ауру.

— Я не стану твоей женой! — прошептала она непокорно.

Это заявление пленницы не понравилось Федору, и в следующий миг он жестко обхватил ее подбородок пальцами и, приблизив свое бородатое лицо, с угрозой прохрипел:

— Ты будешь моей женой. Я так решил, и так будет!

Его рука до боли сжала ее подбородок, и из глаз девушки брызнули слезы.

— Я люблю другого! — простонала она.

— Это неважно, — заметил почти безразлично Артемьев и отпустил ее лицо. Его собственнический взор впился в прозрачные озера ее глаз, и он добавил: — Я захотел тебя, и я тебя возьму. Пусть даже силой.

Последняя его фраза прозвучала зловещим пророчеством. В подтверждение своих слов Федор сильнее притиснул ее себе и нагло впился в губы. Слава начала вырываться, но он даже не напряг руки, поскольку ее сопротивление было слишком слабым для физически сильного и мощного Артемьева. Он целовал ее губы довольно долго, удерживая ее руки. Она пыталась отвернуться или отстраниться, избавиться от ненавистной ласки, но ему это было безразлично. Он был слишком авторитарным мужчиной, чтобы обращать внимание на желания женщин, а тем более на их недовольства. В мыслях Артемьев уже решил, что Слава немного попротивится ему, а затем смирится со своей участью, так как другого выхода у нее нет. Ведь именно это внушил ему тот мерзкий старик.

Спустя некоторое время молодой человек решил, что довольно насладился сладостью губ пленницы, и отстранился от ее рта.

— Ты забудешь его. И полюбишь меня. Иначе не может быть, — вынес вердикт Федор.

Слава хотела сказать, что никогда не сможет полюбить Артемьева, но поняла, что это бесполезно, потому что ее мучителя не интересовали ее чувства и мысли. Он слушал только свои доводы и только их считал правильными. Она лишь поджала губы от недовольства и терпела его объятья. Федор, довольный тем, что она успокоилась и, возможно, даже смирилась со своей участью, собственнически обнял девушку. Прижав ее к своей груди спиной, Артемьев размышлял о торжестве, которое устроит по случаю их свадьбы по приезде в Астрахань...

Казанская губерния, Астрахань

(Великая Тартария, Астрахань)

1718 год ( 7226 лето С.М.З.Х),

Сентябрь

Обоз Артемьева, состоявший из двух карет и трех телег, добрался до Астрахани в конце сентября. Все долгие две недели пути девушка неизменно ехала в карете вместе с Федором. Через день они останавливались на постоялых дворах, которых было множество по пути, и тогда Славе удавалось помыться и расчесать волосы. Однако Федор запрещал ей стирать платье, ибо за одну ночь ткань не высохла бы. И она по его приказу вновь облачалась в грязное, порванное , в котором похитили ее Темные.

Постоянное присутствие Артемьева действовало на Славу удручающе. Федор неотступно находился рядом. Часто он нагло притягивал сопротивляющуюся пленницу в свои объятья, насильно целовал ее, гладил волосы, мял гибкое тело. Она пыталась вырваться из его рук, но ее сопротивление его только забавляло. Не единожды она вспоминала ту лисицу, которую Артемьев когда-то мучил на дворе. Сейчас она чувствовала себя таким же загнанным зверем, как и та пойманная тварь. Но вместо веревки на шее у Славы на ноге поблескивала цепь, второй конец которой заканчивался на запястье Федора. Лишь при отправлении естественной нужды он отпускал цепь, но не отходил далеко от девушки и стоял за дверьми или деревом, следя за тем, чтобы она не сбежала.

Именно это Слава и попыталась сделать на пятый день невыносимого пути. В то утро Федор на некоторое время оставил ее одну в трактире, пока она завтракала, выпустив цепь из рук. Отмечая, что люди Артемьева также не обращают на нее внимания, девушка проворно вышла на двор и попыталась ускакать на одной из лошадей, которые были привязаны неподалеку. Ей почти это удалось, и она уже выехала за ворота, когда увидела, как Федор в бешенстве выбежал из трактира и, сыпля проклятиями, устремился за нею.

Однако свобода Славы длилась недолго. Не успела она проскакать и минуты, как у нее сильно закружилась голова, и она едва не потеряла сознание. Девушка не поняла, что с ней, и отчего она, едва не выпав из седла, была вынуждена резко осадить коня, чувствуя, что руки невозможно ослабли и не могут удержать вожжи. В полуобморочном состоянии мутным взором она отметила высокую фигуру Артемьева, который подбежал к ее коню. Почти на скаку, схватив под уздцы ее жеребца, он резко вытянул девушку с седла. Подхватив Славу на руки, утащил ослабевшую пленницу обратно в трактир, громко изрыгая проклятья и угрожая расправой своим людям, которые не уследили за ней.

В этот миг Слава была так слаба, что не могла даже поднять руки, в ее ушах шумело, а перед глазами плыли круги. Она не понимала, что с ней, ибо никогда раньше подобного не случалось. Но она осознавала одно, что ее аура как-то болезненно светится и словно на мгновения пропадает. Именно в эти моменты, когда злой Федор давал своим людям указания собираться в дорогу и в то же время накручивал на ладонь цепь от ее кандалов, Слава осознала, что ее состояние очень похоже на то, что испытывал Владимир, когда носил браслет Темных и его мучили ежедневные боли.

Она была в полуобморочном состоянии и хватала ртом воздух не в силах нормально дышать. Федор, заметив, что девушка никак не может прийти в себя, повернул камень на своем перстне, надетом на правую руку, и голова Славы перестала кружиться. Когда он перенес девушку в карету, она уже чувствовала себя вполне сносно и лишь думала о том, что ее недомогание как-то связано с перстнем Федора. Последние дни она ощущала, что железный обруч на ноге подавляет ее энергетику, и она не может воспользоваться своими энергетическими навыками и даже поставить защиту, а теперь перстень Артемьева стал очередной удавкой Темных, с помощью которой Федор, видимо, наученный Верховным жрецом, собирался подавлять вспышки ее непокорства.

Когда обоз тронулся в путь, молодой человек все еще был в бешенстве после ее дерзкого побега и долгое время увещевал, пытаясь заставить ее смириться. Слава исподлобья смотрела на Артемьева, не собираясь подчиняться этому ненавистному красавцу с маслянистыми распутными глазами и думая о том, что при очередной возможности вновь попытается сбежать. Когда же в конце своей речи Федор спросил, все ли пленница уразумела, Слава в неистовстве процедила сквозь зубы, что ненавидит его. Он вконец разозлился и в наказание, притянув девушку к себе, начал насильно целовать ее, бесцеремонно сминая и оглаживая ее нежное тело руками.

Спустя некоторое время этого ему показалось мало, и он, хрипло дыша, задрал ее юбку, сильной рукой шаря по ее бедрам, которые только до коленей были прикрыты чулками. А после полез в своей дерзкой ласке дальше, запустив ладонь в ее промежность и вытворяя пальцами яростные непотребства. В истерике Слава пыталась сопротивляться, отталкивая его руками и сжимая бедра, не позволяя наглой руке ласкать ее интимные места, но Федор не обращал на это внимания и долгое время продолжал свои гнусные домогательства, явно получая физическое удовольствие от ее мучений. Лишь спустя полчаса, вдоволь натешившись губами и другими пикантными частями тела пленницы, он позволил ей сесть на противоположное сиденье.

Только однажды по дороге она еще раз попыталась сбежать. Но Федор уже был начеку, и едва она вышла на двор одна, почувствовала, как закружилась голова. Девушка мгновенно обернулась и увидела, как Артемьев, смотря ей вслед, вновь поворачивает камень на своем перстне. Окончательно убедившись в том, что именно перстень на его руке заговорен Темными и влияет на ее сознание, Слава поняла, что, благодаря кольцу, ей становиться плохо. Она осознала, что теперь надо не только избавиться от кандалов на ноге, но и выкрасть у Артемьева перстень, чтобы попытка бегства удалась.

Следуя по заполненным людьми знакомым улицам Астрахани в трясущемся экипаже, Слава, как и множество раз за эту мучительную дорогу, думала о своей горькой судьбе. Настоящее было для нее унизительно, мрачно и зловеще. Безысходность, которую предрекал старик Верховный постепенно заполняла сознание. Поначалу она надеялась быстро сбежать от ненавистного мучителя, ибо чувствовала в себе необходимые силы, но сейчас ощущала, что будет не так просто улизнуть из рук ненавистного Федора. Ко всему прочему добавлялось осознание того, что Владимир даже не ищет ее и не поможет, так как думает, что она мертва.

Обоз Артемьева подъехал к знакомому высокому частоколу, и Слава несчастно выдохнула. Наконец тяжелая, утомительная двухнедельная дорога была закончена. Цепь на ее ноге дернулась, и девушка невольно посмотрела на мужчину, который сидел напротив. Артемьев с густой короткой бородой, темными горящими глазами и нагловатой ухмылкой на красивом лице чуть отпустил цепь, видя, что пленница, обратила на него внимание.

— Отныне это вновь твой дом, — произнес он.

Не успели молодые люди переступить порог просторных хором, им навстречу попалась Марфа. Как и год назад, все такая же высокая, красивая и статная дворовая баба показалась на верху резного дубового крыльца. Злым взором окинув сначала Славу, затем Федора, Марфа что-то пробормотала себе под нос и вихрем унеслась в женский терем наверх.

Артемьев не обратил никакого внимания на появление любовницы, на ее стремительный уход и явное недовольство, которое Слава отчетливо отметила на лице молодой бабы. Крепко держа ее за плечо, Федор направился с пленницей в горницу. Усадив Славу на скамью, велел подоспевшему слуге позвать Корнея и Марфу. Девушка же, устало облокотившись о стену, мрачным взором осматривала красивую комнату, в которую привел ее Федор. Комната почти не изменилась с тех времен, как были живы Тихон Михайлович и ее матушка Мирослава. Вспомнив о дорогих сердцу людях, она горько вздохнула. В этот момент в горницу вошли низкий бородатый мужик и Марфа.

— С возвращением, Федор Тихонович, — поклонился вошедший слуга.

Молодая баба, как и четверть часа назад окинула недобрым взглядом Славу и поклонилась Федору. Артемьев, развалившись на кресле, приказал:

— Марфа, приготовь Светославе Романовне лазоревую горницу, что на западной стороне терема, она будет жить там до свадьбы. Найди для нее самую красивую одежду и обувь. Если…

— До свадьбы? — воскликнула истошно Марфа, и ее глаза дико округлились.

— Не перебивай! — гаркнул на нее жестко Федор, окатив свою полюбовницу колючим взглядом. Та вмиг замолчала, прикрыв рот рукой. — Так вот, если чего не сыщешь красивого и дорогого в доме, сходи с бабкой Прасковьей на базар да купи, чего надо. Будешь ухаживать за Светославой Романовной как за барыней. А ты, Корней, будешь ежечасно следить за ее комнатой, чтобы она никуда не выходила. Назавтра тебя сменит Емеля. Как только я договорюсь о венчании, будет свадьба. И Светослава переедет в мои покои, как моя жена.

— Но Федор Тихонович... — начала несчастно Марфа. — Как же это?

— Прекрати выть, я сказал! — оборвал ее грубо Федор. — Все ступайте.

Спустя час, когда Славу проводили в ее новую комнату и дворовые вышли, она, отвернувшись от Артемьева, ощутила, как от безысходности на глазах выступили слезы. Она с печалью оглядела ненавистную спальню. Раньше здесь жили приезжие гостьи. Федор же, задорно рассмеявшись, произнес:

— Слава Богу, мы дома. Ты дома, Светушка.

— Бог не может быть причастен к злу, которое ты творишь, Федор, — попыталась образумить его Слава, оборачиваясь к высокому Артемьеву. Она видела, как он нахмурился и, набычившись, спросил:

— Творю зло?! — Он приблизился к девушке. Та чуть попятилась. — Во все времена девки выходили замуж, за кого им укажут. А ты больно расхрабрилась, раз спорить со мной вздумала. Твое дело — молчать да волю мою исполнять.

Он чуть потянул цепь на ее ноге и кровожадно усмехнулся, когда Слава, будто собака на привязи, была вынуждена подойти к нему, подчиняясь его силе. Едва она достигла его вытянутой руки, Федор быстро схватил ее за талию и притиснул к себе. Поняв, что он хочет поцеловать ее, Слава отвернулась. Но молодой человек, хищно ухмыльнувшись, обхватил ее голову ладонью и, насильно повернув ее лицо к себе, жадно поцеловал в губы. Затем, отпустив ее, открыл цепь на своей руке и пристегнул к крюку, торчащему в полу, недалеко от кровати. Слава с несчастным видом следила за каждым его движением, ощущая, что ее жизнь отныне станет еще ужаснее, чем прежде. Довольно ухмыляясь, Артемьев вышел из спальни Славы, заперев ее снаружи на ключ.

Уже к вечеру комната Славы засверкала всевозможными тканями, обновками и зеркалами. Артемьев, поначалу приказав слугам, решил сам поехать купить вещи для обожаемой девушки. В спальню доставили новые сундуки, полные сарафанов, домашних платьев, летников, сапожек на все сезоны, головных уборов, платков, несколько шуб. Там же были повешены три зеркала, одно в полный рост. Приторные духи, яркие краски для лица, помады и кремы, которые были куплены у единственного парфюмера в Астрахани, тоже были привезены в дом Артемьева. Федор не пожалел денег и купил все самое дорогое и модное. Он надеялся снискать этим расположение Славы.

Едва в ее спальню стали доставлять все эти красивые вещи, Слава обреченно села в углу горницы на скамью, чувствуя себя словно птица, посаженная на цепь в золотой клетке. Некогда Владимир тоже одаривал ее, но делал это так ненавязчиво и незаметно, будто вовсе не рассчитывал на ее взаимность. Артемьев же старался на показ, хотя попросту не знал, как ухаживать за девицами. Дворовые девки сами вешались на него и отдавались лишь за одно красивое словцо. А Славу, единственную возлюбленную сердца, он не знал, как привлечь к себе. И оттого Федор хотел умилостивить ее, прельстив красивыми нарядами и драгоценностями, ведь из рассказов знал, что женщины падки на подарки.

С последним небольшим ларцом, в котором лежали украшения из каменьев и золота, в спальню к Славе проследовал и сам Артемьев. Почти неучтиво выпроводив купцов, доставивших товар, он захлопнул дверь. Довольный проделанной работой и предчувствуя благодарность девушки за свою щедрость, он довольно улыбнулся. Открыв первый сундук, стоявший у окна, молодой человек начал перебирать наряды, которые лежали в нем. Он уже успел побриться после долгой дороги, и лицо его, хоть теперь и выглядело соблазнительно и молодо, все же вызывало неприязнь в сердце пленницы.

— Посмотри, сколько всего, — обратился он к Славе, так и сидевшей в углу на деревянной скамье. — Вот шубка соболья, вот сапожки красные, белые. Вот сарафаны, золотом расшитые. Чего ж тебе еще надобно?

Слава вдруг вспомнила покойницу мать, которая любила ее и хотела, чтобы она жила в тайном скиту Тихона Михайловича, который всегда оберегал ее от Федора, словно родную дочь, и Владимира, дитя которого она носила под сердцем. Как же она хотела в этот миг убежать из этого высокого терема и немедля поехать к любимому, сказать ему, что она жива.

— А может, тебе наряды надобны, кои в столицах носят? Платья по немецкой моде и шляпки дамские? — вдруг выпалил Федор, ибо он отчетливо видел безразличие к его подаркам со стороны возлюбленной. — Ты скажи. Я все куплю.

Отрицательно помотав головой, она тихим печальным голосом озвучила единственное желание, которое занимало все ее мысли в эту секунду:

— Отпусти меня на волю...

Федор тут же взвился, как ужаленный, и, разозлившись, с грохотом захлопнул сундук. Угрожающе смерив ее взором, приблизился к пленнице в дорожном грязном платье и угрожающе навис над нею.

— Смирись! Тебе мой совет, — приказал он жестко. Однако, увидев слезы в ее глазах, уж более спокойно и даже ласково произнес, проведя рукой по ее длинной золотой косе. — Смирись, тебе же легче будет, Светушка. Все равно у тебя нет выбора, как только под венец со мной. Сгубила ты душу мою, сожгла. Полюби меня, зазноба моя, и заживем с тобой в радости и счастье...

— Ты считаешь, что невольница, сидящая на цепи, может полюбить своего тюремщика? — воскликнула Слава в исступлении. Артемьев мрачно посмотрел на нее и твердо произнес:

— Что ты заладила, тюрьма да тюрьма. Жить тебе здесь со мной, Светушка. Так что привыкай. А с цепи спущу, когда венчана со мной будешь, именно так мне наказал жрец.

— Жрец тьмы, — выплюнула она, вперив в него лихорадочный золотой взор, и глухо добавила: — Ты знаешь, кто помог тебе? Кто отдал меня тебе? Знаешь?

— Что, пугать меня вздумала? Так я не боюсь, — храбро сказал Федор.

— Ты в сговоре с силами тьмы! — процедила Слава, пытаясь испугать и образумить Артемьева. — Если не отпустишь меня, послужишь козням тьмы и навсегда проклянешь свою душу!

— И что же? Да я свою душу за тебя демонам продам! Уже продал! Лишь бы ты была рядом!

Напряженно посмотрев на него, она сжалась всем телом. Этот человек был безумен, и вразумлять его бесполезно. Она стремительно встала и, отвернувшись, отошла к окну. После чего услышала его твердый голос:

— Двадцатого октября свадьба. А уже после переедешь в мои хоромы.

Слава напряглась, осознавая, что всего три недели осталось до ее силков. Скоро она, словно пойманная птица, будет навсегда во власти Артемьева. Удрученная своим невыносимым будущим, она не заметила, как молодой человек приблизился к ней сзади. Когда его широкая горячая рука прикоснулась к ее волосам, она вскрикнула и отшатнулась. С ненавистью, посмотрев на него, прошипела:

— Я не стану покладистой, Федор, ибо ненавижу тебя!

Он зло зыркнул на нее и медленно произнес:

— Ничего, я подожду, Светушка. Время до свадьбы еще есть. Надеюсь, ты одумаешься и не станешь позорить меня.

Он развернулся и, бросив отчаянный взгляд на девушку, вышел прочь. Заперев дверь, оперся о дверной косяк и горестно вздохнул. Федор не знал, что еще сделать, чтобы Слава хоть немного смягчилась к нему. Он уже исчерпал всю свою небогатую фантазию, а пленница была холодна и неприступна.

— Полюби меня, лебедушка, — повторил он глухо и ласково провел рукой по двери. Затем вновь тяжело вздохнул и пошел прочь.

Слава, естественно, не слышала последних слов Артемьева. Однако их слышала другая женщина. Спрятавшись в темном углу сеней, скрытая от глаз недалеко от горницы, в которой томилась пленница, Марфа отчетливо расслышала слова Федора. А также его горестные вздохи у двери. Дворовая баба зажала рукой рот, чтобы сдержаться и из ревности не устроить сцену обожаемому полюбовнику. Она знала, что у нее еще будет возможность отомстить этой нахалке, которая, едва вернувшись, заставила Федора вмиг позабыть о ней, Марфе. Столько лет она была любовницей Федора, а сейчас по приезде он даже не наведался к ней в горницу. Даже Мишуткой она не смогла завлечь его хоть на минуту.

Ястребиным ревнивым взором Марфа следила за каждым действием Федора. Она видела, что молодой человек из кожи вон лезет, чтобы понравиться этой смазливой девице. И нарядов ей накупил и самоцветов, и ходит вокруг нее, будто павлин, боясь притронуться. А Слава, словно ледяная царевна, гонит его и ломается. Она же, Марфа, столько сделала для него, любила его беззаветно, ребеночка родила, да и второго носила под сердцем, а он этого как будто не замечал. А теперь еще на этой разлучнице жениться задумал. И в этот миг, смертельно возненавидев Светославу, молодая баба решила дождаться только случая, чтобы очернить образ Славы в глазах Федора, чтобы тот отказался от женитьбы.