Городовой поднял мой револьвер, и прожектор переместился вперёд, осветив, наконец, палисадник. В нём один мужик лежал, схватившись за живот, а второй сидел, прислонившись к стене дома. Увидев, что попал в свет, он быстро поднял револьвер, засунул его себе в рот и выстрелил. Городовой аж подскочил от неожиданности. Бросился туда, и когда раненый в живот пытался достать револьвер из кобуры, быстро выхватил его. В лежащем и не успевшем покончить с собой я узнал большегубого здоровяка. Но вот смуглого горбоносого напарника среди раненых не оказалось. Значит, он убежал с кем-то по улице. Я приподнял голову и спросил:
— Господин полицейский, я могу встать? Я без оружия!
От прожектора подошла ещё одна фигура в белом мундире и с пистолетом в руке. Подошедший проговорил:
— Встаньте и представьтесь!
Я аккуратно поднялся, максимально вытянулся в фигуру, которую представлял себе, как «смирно» и также максимально бодро постарался отрапортовать:
— Писарь губернской управы Семён Петрович Пентюх!
— Пентюх? — переспросил второй городовой.
— Точно так, господин полицейский, Пентюх!
— Я фельдфебель Пётр Петрович Дрыглов. У фонаря наш околоточный — Марат Сергеевич Пельш.
— Будем мелодию угадывать? — ляпнул я, услышав такую знакомую фамилию. И от фонаря тут же раздался бас, который руководил городовыми:
— Попаданец в первом поколении?
— Точно так, господин Пельш, — виновато произнёс я.
— Ладно уж, — раздался этот бас, — Потрудитесь объяснить, что тут произошло!
— Мы с моей невестой гуляли по улице, и вдруг по нам начали стрелять! — стал объяснять я околоточному, которого так и не увидел. Возле меня маячил лишь городовой Дрыгалов, высокий, нескладный парень с пышными усищами. Я понимал, что всей правды полицейским рассказывать нельзя. Но и скрывать что-то — себе дороже. Потому говорил максимальную правду: — Мы упали, но тут в доме разбилось окно, оттуда выпрыгнули люди и стали тоже по нам стрелять. Невеста двоих ранила, а двое стали убегать. Она погналась за ними.
— Что? — околоточный вышел в свет фонаря, и я увидел здорового широкоплечего дядьку с широченной бородой и мясистым носом, — Невеста ранила двоих нападавших и погналась ещё за двумя? Кто у вас невеста, господин Пентюх?
— Ирина Викторовна Трунова, господин околоточный! — гаркнул я.
— Аа-а-а-а! Вон оно что, — усмехнулся в свою бороду Пельш, — Изыскательница!
Здоровенный околоточный подошёл поближе и спросил у первого городового:
— Что там раненый?
— Жить будет, ваше благородие, если быстро мага найдём! — отрапортовал Тянин.
— Спешит уже лекарь, — пробурчал околоточный, и спросил уже более доброжелательно у меня: — На той стороне улицы тоже Ирина Викторовна подстрелила негодяя?
— На той стороне улицы, наверное, я, — повинился я, всё так же пытаясь стоять по стойке смирно.
— Дрыглов, — охраняй раненого, а ты, Тянин, дай пистолет господина писаря!
Околоточный осмотрел мой револьвер и удивлённо поднял бровь:
— Вы сделали один выстрел, господин Пентюх?
— Точно так, господин околоточный, — максимально дисциплинированно ответил я.
Городовой Тянин наклонился к уху своего начальника и что-то быстро зашептал, поглядывая на меня. Околоточный выслушал, покивал и проговорил задумчиво:
— Вон оно что! Так это вы убили враря?
— Я, господин околоточный! — я уже замучился повторять, что сделал это случайно. Потому последние пару месяцев просто подтверждал информацию и не более.
— И стрелка Эдди, мир его праху?
— Точно так, господин околоточный! Но он сам вызвал меня на дуэль-с! — я тяжело вздохнул и переступил с ноги на ногу. И подумал, что сейчас вспомнят ещё троих убитых офицеров в городе Лесок. Я не ошибся, потому как охраняющий раненого городовой Дрыглов подал голос из палисадника:
— Там ещё история была, господин Пентюх вступился за офицера и убил на дуэли троих других офицеров!
— Гхм, да уж, — откашлялся околоточный и повернулся к Тянину: — Верни господину писарю его револьвер. Я думаю, действительно могли в них с невестой стрелять. Видишь ты, есть из-за чего.
Потом отошёл на ту сторону улицы и повернул голову к фонарю:
— Федя, подсвети-ка чуть в эту сторону! — околоточный Пельш присел над трупом, посмотрел на труп, потом на нас. Прикинул расстояние и крякнул удивлённо: — С тридцати шагов! В темноте! Одной пулей! В глаз!
Я хотел было опять ответить, что совершенно случайно, но понял, что никто тогда не верил, а теперь и подавно не поверит. Потому обречённо вытащил пустую гильзу, и вставил заряженный патрон. А пустую гильзу, как и учил Иваныч, поместил в карман, чтобы потом зарядить самому. Так выходило намного дешевле, чем покупать уже готовые патроны. А Пельш собрал оружие убитого, проверил его карманы и опять воскликнул удивлённо:
— Чёрт меня возьми! Запрещённый медальон! — околоточный тяжело распрямился и проговорил: — Господин Пентюх, подойдите, пожалуйста и скажите — знали ли вы покойного?
В это время в свет вышел сухонький пожилой человек с небольшим чемоданчиком в руках. Он спросил у Пельша:
— Марат Сергеич, кого лечить?
— А вон, того гражданина в палисаднике, — произнёс околоточный. Подумал немного и добавил: — Его ещё вешать, судя по всему!
И расхохотался сам своей собственной шутке. Да так, что я аж вздрогнул, так как уже совсем близко подошёл. А околоточный ткнул пальцем в труп убитого и спросил:
— Узнаёте?
Я посмотрел на бледного белобрысого человека, достаточно приличной наружности, и покачал отрицательно головой. И тут же поспешил добавить:
— Первый раз вижу, господин Пельш!
— Вполне может быть, — кивнул бородатый полицейский, — Судя по винтовке, он мог быть исполнителем убийства, которому просто назвали вашу фамилию!
Я вздохнул тяжело и принялся выслушивать домыслы околоточного, который разглагольствовал о наёмниках, сошедших с пути праведного. К счастью, как раз когда лекарь помог раненому и подошёл к нам, из темноты выскользнул Порфирий Петрович в сопровождении двоих подручных и моей Ирины. Чтобы вы понимали — Порфирий Петрович был начальником вронжского охранного отделения. И его, как раз, знали все от мала до велика в губернском городе. Он неспешно подошёл к околоточному, также неспешно пожал ему руку и проговорил тихо:
— Марат Сергеич, место оцепить и никого сюда не пускать! Дело государственной важности!
И хотя выглядел начальник охранки совсем непредставительно — невысокий, пухленький, средних лет, да и говорил тихим, будто задумчивым голосом, его распоряжения выполнялись всегда чётко и безукоризненно. Вот и сейчас околоточный вытянулся во фрунт, старательно втягивая пузо и гаркнул:
— Сделаем, ваше превосходительство!
От громкого баса Порфирий Петрович поморщился, но лишь вяло махнул в ответ рукой.